Пещера

Он очнулся в момент, когда ему выжигали родничок последнего большого тентакля. Маленькие, панически извивающиеся на крестце, оставили, жестоко ущипнув напоследок. Кляп не давал орать, и Джаред корчился от боли. Пульсировали огромные ожоговые ямы на выходах тентаклей, разламывала острая боль в вывернутых на разрыв суставах. Он не мог сориентироваться в пространстве и сообразить, отчего так больно и плохо. Он весь был растопырен и вывернут, почти задохнулся от давления на грудь и живот. И ему нужно было хоть немного комфорта и тишины, чтобы понять что происходит. Но те, кто его захватил, тоже это знали. И им он в сознании был не нужен. Треск шокера и судороги, рвущие перетянутые мышцы, — вот его единственный отдых. *** Ведро ледяной воды тоже не лучший способ проснуться. Похитители были безжалостны. Джаред кое-как проморгался от воды, ожоги снова начали рвать ему нервы пульсацией. Но он теперь понял — распят на каком-то столе, руки и грудь на столешнице, живот упирается в край, а задницу и ноги он почти не чувствует и даже не знает, радоваться этому или нет. А перед носом — тот самый уродец-жирдяй, что подсунул проклятую флешку Дженсену. Рожа лоснится от удовольствия. Через наплывы боли Джаред понимал: другой клан намерен отнять у Эклзов добычу, идеального носителя. И ему сейчас придётся за свою уникальность сполна расплатиться. Как Дженсен заплатил своей жизнью за легковерие. В нос ткнули планшетом, на фото — окровавленный Дженс, в боку дыра с обугленными краями. Урод прокрутил картину то в один ракурс, то в другой, демонстрируя иссиня белую кожу, развороченные внутренности, безвольно раскинутые руки. Глумливо захихикал, когда Джаред попытался отвести глаза. — Сдох рыжий. Готовься, красава, мы тебе нового привезли. Пока до Падалеки доходило, про что это он, выродок ушёл из поля зрения. Зазвякал металл, где-то сбоку заскрипело заевшее нечто… Джаред обнаружил, что кляп ему так и не вытащили, иначе визжал бы он сейчас, как мультяшный поросенок на бойне. К нему выбрался, потрясая шерстистым загривком, на четырёх — ногах? лапах? — зверь. Регерец в монстроформе. Джаред отчаянно задёргался. В глазах этой твари не светилось даже искры разума. Память услужливо подсунула строку из однажды наспех прочитанного документа — ни один до Дженсена из монстроформы обратно не вернулся. Глупый интерес — сколько же лет он так обретается — Джаред моментально засунул туда, где таким вопросам и место. Ему было не интересно. Ни капельки. Только хотелось знать, что хоть какая-то соображаловка там осталась, и монстр его не сожрёт в первый же заход, как обычный, изначально безмозглый обитатель пещер. Оказалось, что это только Джаред такой умный. Похитители об этой простой вещи задуматься не соизволили. Монстр раззявил полную клыков пасть и сомкнул челюсти на запястье. Кости хрустнули, брызнула кровь, Джаред заметался насколько верёвки позволяли. Кисть безвольно повисла на оставшихся сухожилиях, тварь не смогла оторвать только потому что ей стол помешал. Но идею сожрать монстр не оставил и надолго откладывать не стал. Приподнялся над полом, обнаружил, что Джареда, большого и вкусного, там ещё много и вгрызся в плечо другой руки, дёрнув так, что сустав тренькнул, а Джаред завыл через затычку и вырубился. *** Сдохнуть наконец и больше не просыпаться, не так уж и многого Джаред хотел, проваливаясь в темноту. Но, видимо, провидение имело на него свои планы, и Джаред в душе не чаял, когда ему так задолжал. Снова ледяная вода прямо в морду. За лицо дёрнули, грубо приоткрыли глаза, болезненно режущий яркий свет вызвал слёзы потоком. Одно счастье, кляп вынули, и только теперь Джаред понял, что почти задохнулся. Едва перед глазами просветлело, дошло, что лучше бы он не приходил в сознание. Всё те же твари, и он в их полной власти. — Видишь, заждался тебя женишок, запамятовал, что с такими как ты делать надо, — его снова потрепали по щеке. Язык опух и ответить не получалось, хоть ты плачь. — Но ничего, сейчас мы тебя подлатаем, чтоб деткам ты более целый достался, и покажем братишке, что делать с тобой. Боль во вправляемом суставе снова отправила Падалеки в астрал. *** Он больше не был растянут и распят. Изверги его отвязали, дав призрачную свободу. Куда он от них денется, уродец безрукий и покалеченный. Прокушенное запястье заковано в наспех налепленном куске пластика, а правое плечо примотано к телу. Беспомощный и безопасный. Глаза слезились от боли и яркого света, теперь он на израненной спине был разложен на столе, а судя по харе, нависшей над ним и рвущей боли в паху, очнулся он в самый разгар процесса. Джаред вырос в приюте и знал, что такое насилие. Помнил, как Чад в детстве до истерики боялся, что старшегруппники заловят в тихом углу и распечатают задницу. Сам он был слишком рослым и ловким, чтобы быть лёгкой добычей, и слишком любопытным, чтобы не сходить с кем-то из опытных «цветочки понюхать». И не сильно понимал, чего Чад боится. Ну, выебут. Ну, даже по кругу пустят. Скрыть этого не получится, Джаред отлежится неделю в медблоке, а наглецов скопом отправят в лагерь для малолетних, где ни перспектив, ни свободы. Сами же будут с зашитыми жопами гарцевать. И не боялся. Сейчас, растянутый поперёк стола, примотанный как попало, прямо по ожогам, ферроскотчем, он Чада впервые понимал. Дело не в боли, не в рваной заднице. Он ненавидел ублюдков, трахающих его напоказ перед тварерождённым, рычащим и гложущим решётку. Бешенство заставляло доламывать кости, рваться прочь. Он никогда не позволял считать себя вещью, чьей-то собственностью. А сейчас его не спросили. Рожи менялись, Джаред не мог и не хотел их считать. Но эти четыре морды он до конца своей жизни запомнил. Выворачивало от омерзения и боли. Но ни вырваться, ни сблевать он не мог. Это окончательно добивало. Демонстрация секса произвела на монстра должное впечатление. Сначала он притих и молча наблюдал из-за решётки. Потом стал взрыкивать, недвусмысленно тянуть тентакли и размахивать возбужденным монстрочленом. Джареду очень хотелось перестать жить, дышать и особенно - чувствовать. После слов: «Сдох рыжий» и наглядной демонстрации любой смысл пропал. Но тело ещё держалось, и даже сознание никак не хотело уходить или позволить рехнуться и уплыть в далёки дали, пока тело тут не дотерзают до конца. Оказывается до этого Джареду было ещё вполне комфортно. Монстр выбрался из застенков, облизал ему ноги и промежность и теперь подошёл к делу с нужной стороны. И вот тогда-то и пришла БОЛЬ. А крыша наконец-то поехала. Джаред умирал. Корчился в бессильной злобе, хрипел и умирал как человек. Что за тварь вырастала внутри его кожи — он понятия не имел. Дженсен, растерзавший его в пещерах, был ласков и осторожен по сравнению с тем, что происходило сейчас. Если бы не изменения в органах, он бы сдох под тварью в первые минуты. В последние он мог только жалеть, что не сдох. Кормящий тентакль прокусил, под кончившим монстром едва не задохнулся. И выглядел достаточно умирающим, чтобы его оставили на минуту. Шлёпнулся подыхающей медузой со стола, стёк на пол. Рядом отлёживался в полубеспамятстве кончивший монстр. Джареду было насрать. Болело всё. Начни ему сейчас яйца наживую откручивать, не заметил бы. Минуты отдыха ослабили ещё сильнее. Он терял кровь, слабела воля. Придавливало осознание того, что произошло. Рабство. Изнасилование. Твари внутри. И всё только началось. Пиратам с чего-то показалось, что ему не достаточно. Или их возбудили картины монстроебли. Падалеки взвыл, едва почувствовав, куда его волокут и для чего его раскладывают. Он как в воздухе нуждался в отдыхе, в анальгетиках, а лучше в забытьи медкапсулы. Четверо уродов, которым весело, — для него слишком. Гордость давно подохла и злоба отползла на последний план. Тварь, что была у него вместо сердца, отчаянно цеплялась за жизнь. Джаред подвывал от боли, его вертели, пользуясь слабостью, специально лапали, тревожа раны, и насмехались, предлагая продолжить «оплодотворение» уже сейчас. Сгорая от стыда, он умолял дать ему в рот, не трогать растерзанную задницу. Это мерзко. Но Джаред уже не отвечал за себя, твари внутри было насрать, она лизала протянутые руки, обещающе косила глазами и ловила губами пальцы. Слов кроме «пожалуйста» в голове не осталось. Он выглядел столь достоверно поломанным и растоптанным, так преданно слюнявил всё что протянут… И так упоённо сосал всё предложенное. Устоять невозможно. Джаред стал для них лучшим развлечением года, и только последний из четверых мучителей понял — что-то не так, отскочил, а не занял место отвалившегося. В него тварь, которая сейчас была вместо Джареда, метко плюнула. Все лежали неподвижно. Четверо ублюдков-людей и один всё ещё не переродившийся тварерождённый в монстроформе. Парализованы. Когда последний перестал дёргаться и замер, испуганно вытаращив глаза, Джаред сплюнул приторно-сладкой от яда слюной. Он будто издалека наблюдал, как его тело подтягивает ноги, раскоряченно, с трудом, поднимается с пола и идёт плевать каждому из насильников прямо в рожу. Для надёжности в рот, в глаза, на любую слизистую, чтобы побольше впиталось. И не выяснив — удалось ли, вырубился. Сполз в небытие в надежде не проснуться.