***
Солнце пробивалось сквозь цветные стекла витражей, оставляя на полу комнаты разноцветные блики. Темноволосый мальчик лет четырнадцати сидел на одном конце длинного стола, заставленного всевозможными пузырьками с зельями, ядами, снадобьями и другими жидкостями и порошками, и смотрел на стоящее ближе к краю стола боком к нему зеркало в металлической оправе. — Пап, а как это зеркало работает? Ты никогда не показывал мне его. Отец, стоящий возле другого конца стола и склонившийся над листом пергамента, на котором что-то было написано мелкими неровными буквами, поднял голову и посмотрел на сына. — Я купил его не так давно у торговца антиквариатом. Он сказал, что через него можно наблюдать за любым человеком, даже если он находится на краю света. И это действительно так, если, конечно, он не надул меня. — Может, проверим? Валтасар подошел к зеркалу. — Да, можно попробовать. Он осмотрел зеркало со всех сторон, потом провел пальцами по стеклу. Зеркальная гладь пошла волнами, и перед ними постепенно стала проявляться карта Подземья. — Выбирай, что мы будем смотреть, — сказал Валтасар, взглянув на сына. Бернард привстал и нажал пальцем туда, где кривыми буквами было написано «Угрюмый Брег». Карта испарилась, и через секунду перед ними стало проявляться изображение светловолосой девушки, сидящей на сером пятнистом звере. Позади них виднелся большой замок с красными шпилями, и зверь мчался прочь от него, по пустынной, покрытой пожухлой травой равнине.***
— Тогда я впервые и увидел тебя, — Бернард скрестил ноги и сел ровнее. — Мы с отцом потом еще много раз пользовались им, наблюдали за разными людьми, но, когда он уходил, я тайком пробирался в его лабораторию и все пытался найти тебя, но безуспешно. Как я потом узнал, ты покинула Подземье. Я не видел тебя почти четыре года, а через четыре года узнал, что мой отец пал от твоей руки. Меня тогда не было в королевстве, я уехал на границу, взяв часть армии, чтобы подавить восстание солдат в пограничной крепости. Когда я узнал об этом, я подумал, что никогда в жизни еще так не ошибался. Я поклялся отомстить тебе и хотел вернуться в тот же день во дворец, но новость о поражении войска моего отца воодушевила восставших, и они перебили весь отряд, с которым я прибыл, а меня посадили в темницу. Хотели казнить, но потом решили, что сидеть до конца своих дней за решеткой — наказание куда худшее, чем смерть, и оставили в живых. Я тогда еще плохо владел магией, поэтому сбежать мне удалось нескоро. Но я все же сбежал, спустя долгое время, и, вернувшись в замок отца, стал готовить план мести, попутно упражняясь в магии. Дальше ты все знаешь. Алиса вздохнула, сжав губы, и отошла к противоположной стене, прислонившись к ней. — Хочу спросить кое-что. — А чем ты сейчас занимаешься? — Просто это…не совсем… В общем… Тогда, когда ты впервые увидел меня…что заставило тебя делать это еще и еще раз? Ты что… Бернард усмехнулся, продолжая смотреть на девушку. — Не думаю, что это была любовь, — уклончиво ответил он. — Скорее, подростковая влюбленность. Алиса кивнула и опустила взгляд, глядя прямо перед собой и замолчав на какое-то время. — Мне не следовало убивать его, — наконец, сказала она. — Теперь я вижу это. Убийство — слишком рискованный шаг, даже для тех, кто освобождает свой мир от захватчиков. — Мы жили в нем на правах, не менее действительных, чем все вы, — Бернард слегка повысил голос. — Но напали без видимой причины! — Алиса вновь приблизилась к решетке на несколько шагов. — Зачем? Зачем было захватывать мир, если у вас и так было целое королевство, с которым вы могли делать все, что угодно?! — А зачем, по-твоему, люди захватывают территории? — Бернард встал и обеими руками взялся за решетку. Цепи на его запястьях громко зазвенели. — Зачем идут против таких же как они? Почему начинают войны, обрекают массу жизней на гибель? Они хотят власти. Им всегда мало, они никогда не довольствуются тем, что у них есть. — Если ты это знал, зачем было уподобляться другим? Почему ты не остановил своего отца, почему пошел вместе с ним? — Потому что захотел, — яростный тон Бернарда сменился донельзя холодным. — Я хотел того же, чего и он, мы всегда были едины в наших желаниях. Поэтому он был единственным человеком, кому я был предан и кого уважал. Алиса вновь отошла к стене и прислонилась к ней, согнув одну ногу и опершись ее подошвой о поверхность стены. Наступило непродолжительное молчание. — Но…как же твоя мать? Вопрос вырвался сам собой. Алиса вдруг поняла, что ей нужно знать это. Быть может, это была всего лишь ее личная прихоть, но она подумала, что должна знать, как Бернард стал таким. Что именно его вынудило к этому. Алиса никогда бы не смогла забыть того, что он сотворил с ней: до сих пор ей снились кошмары с воспоминаниями о тех ужасных днях. Правда, теперь уже реже. В какой-то момент она поняла, что не сможет избавиться от них, если не примет произошедшее как данность и не отпустит прошлое туда, где ему и положено быть: в прошлом. И теперь она старалась не дать ненависти и отвращению по отношению к Бернарду заполнить всю свою душу. — При чем тут это? — Ты все время говоришь только об отце. Что стало с твоей матерью?***
В королевском саду всегда было очень красиво и хорошо. Особенно в солнечные дни на закате. Трава и листья деревьев, подсвеченные солнцем, будто светились, небо окрашивалось в оранжево-желтые цвета, а сад благоухал всевозможными запахами и ароматами, которые только и хотелось, что вдыхать, не переставая. Маленький мальчик лет четырех-пяти сидел на коленях у темноволосого мужчины в королевской мантии и, щурясь, смотрел, как заходящее солнце просвечивает сквозь ветви высокой яблони, стоящей в нескольких метрах от них, рядом с садовой дорожкой. Ему нравилось смотреть на солнце. Оно казалось ему очень добрым — ведь оно всегда согревало теплом, когда это было так нужно. И оно всегда было близко, рядом. Даже, когда отец был занят, и не мог поиграть с маленьким Бернардом в его комнате — а такое случалось частенько — солнце всегда радостно светило в окна, будто желая заполнить своим теплом и светом всю комнату. И Бернард охотно открывал окно — это было нелегко, но он уже научился это делать, взбираясь на стол, стоящий рядом с окном — и пускал яркий солнечный свет в комнату. Ему казалось, что солнце светит специально для него, чтобы ободрить и согреть его тогда, когда отца нет рядом. Правда, недавно Бернард узнал, что, оказывается, для этого существует специальный человек, у которого столько же прав на то, чтобы находиться с ним, сколько и у отца. Раньше он никогда не слышал про то, что у него должна быть мама, но, узнав про это, сперва обрадовался, а потом огорчился, узнав, что ее нет. — Пап, а почему у меня нет мамы? — спросил мальчик, на секунду оторвавшись от созерцания любимого солнца. — Она есть. — Правда? — огорченный тон тут же сменился радостным. — Почему же ее тогда нет с нами? — Потому что она не захотела жить с нами. — Она ушла? — Да. — А почему? Валтасар не отвечал некоторое время. Он не мог сказать сыну правду. — Ей показалось скучным жить здесь, во дворце. Она бросила нас, Бернард. — Бросила? — Да. Я не хотел, чтобы она уходила, но она ушла, бросив нас с тобой вдвоем. — Но почему же ей было скучно здесь? — Этого я не знаю.***
— Так значит, ты рос без матери? — Да. Алиса вздохнула. — Я знаю, каково это. Мой отец умер, когда мне было четырнадцать лет. Я очень болезненно переживала его смерть… И мне до сих пор не хватает его. — Нет, не знаешь, — в тоне Бернарда вновь появилась ярость. — Твой отец, как ты сама сказала, умер. Он не бросил тебя, не ушел к другой, а именно умер. А моя мать бросила меня, как только родила! И всю жизнь я задавался вопросом: почему? Почему она отказалась от меня?! Видимо, он действительно думал то, что говорил, потому что с размаху ударил обоими кулаками по решетке и, не обратив особого внимания на боль, опустился на пол, облокотившись о прутья. — Ты не знаешь, каково это, — произнес он уже более спокойно. — Ты никогда не была брошенной. Бернард был прав, и Алиса не могла это не признать. Как бы ни была для нее тяжела потеря отца, он любил ее и уж умирать не хотел никогда. В том, что у него было слабое сердце, не было ничьей вины, и никто не мог предвидеть, что внезапно случившийся сердечный приступ окажется смертельным. — Но все же…кем была твоя мать? Ты так и не узнал? Бернард усмехнулся. — О нет, через какое-то время мне все же удалось выяснить это. Не так давно, кстати, как раз незадолго до того, как ты убила моего отца. Я узнал это от него самого и не особенно удивился, когда узнал, что он солгал мне насчет нее тогда, в детстве.***
Дождь лил как из ведра, раскаты грома за окном раздавались все громче, изредка вовсе оглушая, и иногда ей казалось, что замок может обрушиться, хоть она и знала, что это невозможно. Сон не шел, испарившись словно по волшебству, когда ее разбудил очередной особенно громкий раскат грома, но она упорно пыталась заснуть. Однако детский плач, раздавшийся из маленькой кроватки рядом с ее кроватью, заставил ее встать и окончательно проснуться. Королева никогда не умела обращаться с детьми, но, едва она родила этого ребенка, она сразу же поняла, что любит его всем своим сердцем, настолько сильно, насколько может. Поэтому, следуя инстинкту, она взяла младенца на руки и начала укачивать. Гроза не утихала, но, несмотря на это, через некоторое время ребенок заснул. Королева уже хотела положить ребенка обратно в постель, как вдруг услышала стук оконной рамы, а затем голос за своей спиной. Слишком знакомый: — Добрый вечер, Ирацибета. Она тут же развернулась полностью, становясь между невидимым из-за полумрака, царящего в комнате, обладателем голоса и спящим младенцем, будто защищая его. Очень скоро из дальнего угла комнаты послышались шаги, и в свете вспышки блеснувшей молнии она увидела лицо Валтасара. Он стоял возле ее кровати, положив обе руки на рукоять меча. — Что тебе нужно? По-моему, мы уже все решили, и разговаривать больше не о чем. Да и что такого могло случиться, что надо было вваливаться ко мне посреди ночи? Мужчина чуть приподнял уголки губ в улыбке. — Ты права. Кое-что действительно случилось, кое-что крайне важное, — он медленно стянул перчатки и встал в прежнюю позу. — Ребенок. — Что? — Ты знала, что он мой. Знала, что беременна от меня еще тогда, когда покидала мой дворец, и не сказала мне об этом ни слова. — И не сказала бы сейчас, не явись ты в два часа ночи, — отрезала Ирацибета, по-прежнему стоя между Валтасаром и спящим младенцем, уперев руки в бока. Тот вскинул брови. — Он мой. Я пришел, чтобы забрать его. Сощуренные глаза Ирацибеты расширились. Теперь ее взгляд источал живую ненависть — это можно было заметить даже в темноте. — Я не отдам его тебе! — почти закричала она. Валтасар приложил указательный палец к губам. — Тише, ты разбудишь нашего сына, — он сделал несколько шагов по направлению к ней, и королева напряглась всем телом. — Не бойся, я буду заботиться о нем как настоящий, любящий отец. Но вот ты… Кто может поручиться, что в порыве гнева ты не прикажешь отрубить ему голову? Или не отдашь на растерзание этому чудовищу, в которое ты теперь безответно влюблена, Валету? — он говорил медленно, слегка растягивая слова и гипнотизируя ее взглядом, словно змея. — Ты ведь непредсказуема, милая, уж мне ли не знать. Ведь в один из приступов ты чуть было не убила меня. Но, если я могу себя защитить, что может ребенок, родившийся всего полгода назад? Ты опасна для него, дорогуша. Ты сама прекрасно знаешь это. Ты — монстр, если тебя разозлить. Каждое его слово будто заползало в черепную коробку и накрепко поселялось там, разъедая мозг и все остальное, словно назойливый маленький жучок. И каждое слово — правда. Ирацибета это знала, помнила и прекрасно понимала. Она сглотнула подкатившие к горлу слезы. — Хорошо. Тогда…я хочу все забыть. Я хочу забыть его. Валтасар ухмыльнулся. — Это не проблема. Вот, держи, — он достал из кармана пузырек с голубоватой жидкостью. — Выпей, как только я уйду, — и забудешь и его, и наш разговор.***
Алиса потрясенно смотрела на сидевшего к ней спиной Бернарда. Она не могла поверить в то, что Ирацибета была его матерью. — Этого не может быть… — прошептала она. — Почему? Только потому, что человек, которого ты знала достаточно давно и хорошо, открылся тебе с другой стороны? — мужчина усмехнулся. — Алиса, тебе ли не знать, что невозможное возможно. — Но как? — Разве Стейн тебе не рассказывал, что они с моим отцом одно время были очень хорошими друзьями? И не только друзьями, как видишь. Жаль, мне казалось, он должен был сделать это. Кстати, именно у отца он служил до того, как перешел к Ирацибете. И этого он тебе тоже не говорил? Алиса была настолько потрясена внезапной новостью, что не скоро переключилась в реальность и не сразу поняла, о чем он. Поэтому между репликой Бернарда и ее ответом прошло довольно-таки много времени. — Нет, кажется, что-то из этого он говорил мне. Еще во время войны, когда я его только оживила. — Вот видишь, — Бернард неопределенно махнул рукой. — Надеюсь, больше вопросов у тебя нет? По крайней мере, это все, что тебе следует знать обо мне. Ничего больше я все равно не расскажу. Алиса, все еще не оправившаяся от шока до конца, не ответила и направилась к двери. Все, что она узнала за последний час с лишним, было слишком неожиданным, удивительным и странным, и теперь ей нужно было все это переварить, прежде чем узнавать что-то еще. Хотя большего она и не хотела — после последней новости девушка решила, что с нее хватит.