Я бы в сон ушла танцевать, да реальность ухватила за руки...

      Листья степенно и неспеша падали с веток деревьев, обнажая их серые и тонкие стволы. Осень все ещё радовала человеческий глаз своим ярким и цветастым нарядом, но скоро и он пожухнет, превратившись в обыкновенный серый саван. Но никто об этом особо не задумывался, предпочитая наслаждаться красотами нынешнего дня.       Хельга сидела на лавочке и созерцала всё это осеннее великолепие. Солнце ласково трогало своими лучами её лицо, худые плечи, руки, а ветер зарывался своими руками в ее распущенные волосы. Так, даже её больная и воспаленная душа разомлела и теперь находилась в состоянии покоя. Как ни крути, природа умиротворяет человека, заставляя на время позабыть о своих печалях и невзгодах. Казалась, она говорит: «Дорогой мой, что же ты печалишься? Посмотри, какую красоту я для тебя создала, а ты смеешь не любить эту жизнь!».       Пока Хельга имела счастье хоть немного побыть вдали от своих тяжелых ядовитых мыслей, за ней внимательно следили. Она этого не замечала, но в тени деревьев скрывались две фигуры.       В них, дорогой читатель, ты сможешь узнать наших ночных друзей. Одной из них была молодая девушка, похожая на маленького фарфорового ангелочка. У неё были светлые вьющиеся волосы, милые и аккуратные черты лица, хрупкое, но точеное тело. Она куталась в светлое пальто, при этом часто подёргивая плечами. Она вообще не могла вести себя спокойно, все время беспокоилась и мельтешила — чего нельзя сказать о даме стоявшей рядом.       Та, напротив, была крупной женщиной, уже в годах, но бывалая красота всё ещё проглядывала под маской прошедших лет, темноволосая, со странными янтарными глазами. Её образ напоминал портрет знатной дамы, который вы наверняка можете встретить в коридорах музея. Спокойная, гордая и властная. Ей разве что не хватало короны и пышного платья.       Девушка всё время бросала вопросительные взгляды на даму и ещё больше беспокоилась. Ей отчаянно хотелось что-то сказать, но она никак не могла на это решиться.       — Ева, душа моя, прекрати мяться и мельтешить. Спрашивай уже, а то тебя сейчас разорвет на части.       — Фрау Ингрид, это же та, о ком вы говорили? Это она, да? — прощебетала юная особа.       — Да, ты совершенно права, это та самая девица, — и совсем тихо: — Неужели Гер был прав?       — Но она не выглядит такой уж умирающей. Я чувствую, в ней еще много жизненных сил, только они спят, или она их спрятала… — озадачено произнесла Ева.       — Ни то, ни другое, моя девочка. Она от них отказалась, а это ещё хуже. Именно это и нужно нашему давнему знакомому.       — Странная девочка. У неё столько энергии, а она торопится на тот свет. Разве это не должны предотвращать там? — девушка многозначительно указала пальцем в сторону неба.       — Святая простота. Поверь, им нет особого дела до каждого отдельного человека. Да, иногда они проводят рейды, спасая заблудшие и больные души, но это бывает не так часто. На этой планете развелось слишком много народу, так что хранителей на всех не найдешь. Эдем и так уже перенаселён.       — Но как-то это всё неправильно. В книжках пишут совсем про другое… — сказала девушка поникшим голосом.       — В книжках много что пишут, точно так же как и на заборах, и на стенах. Привыкай, тебе ещё предстоит постичь множество несправедливостей этого мира.       Ева хотела что-то возразить, но промолчала и задумчиво посмотрела на Хельгу. В её груди шевельнулось странное чувство, которому она не знала названия. Ей стало грустно, захотелось немедленно подбежать к этой девушке, обнять её, дать понять, насколько этот мир прекрасен, разбудить в ней жизнь.       — Даже не вздумай этого делать, — резко сказала дама, — её удел уже предрешен. А жалость — это самое паршивое чувство из всех имеющихся у человека. Она губительна и для его носителя, и для человека, к которому направлена.       — Жалость… — задумчиво произнесла девушка. Это слово для неё было новым, и она пыталась понять, какое оно на вкус.       Вновь воцарилось молчание, нарушаемое только шелестом листвы и пением какой-то птички. Каждый в этот момент думал о своем. Мысли тяжело волочились в головах, приобретая разные окраски и формы. Им некуда было особо спешить.       — Фрау Ингрид, а кто второй человек? Если я правильно услышала, то их должно быть двое, — нарушила молчание Ева.       — Ты как всегда внимательна, душа моя. Их действительно двое. Думаю, если мы постоим тут ещё минут десять, то сможем наблюдать очередной его гениальный побег, — на лице дамы появилась улыбка. Мысли о предстоящем зрелище забавляли её.       — Они познакомятся? — в голосе её был неподдельный интерес.       — О, непременно. Им просто необходимо это сделать. Ведь он будет именно тем, кто окончательно должен утащить её на дно.       — Но как? — изумленно воззрилась Ева на свою собеседницу.       — Увидишь, девочка моя, увидишь. Твоя задача будет в том, что бы небеса ничего не заподозрили. А ты со своим даром походишь для этого как нельзя лучше, — немного отстранённо произнесла дама.       При этой фразе Еву кольнуло нехорошее предчувствие. Ей вообще не очень нравились мысли и идеи её окружения, но спорить она с ними никак не могла. Впрочем, девушка быстро отогнала от себя призраков сомнения и стала наблюдать.       Действие не заставило себя долго ждать.       Через пару минут из здания больницы донесся звук падающей мебели, крики, ругательства и звон бьющегося стекла. Из дверей вылетело нечто, перескочило через лестницу и повалилось в клумбу, придавливая своим телом остатки осенних цветов. Этим нечто оказался парень в изорванной, когда-то белой пижаме, с длиннющими темно-фиолетовыми волосами, и кипой каких-то бумажек в руках.       Он быстро вскочил на ноги, смачно выругался и рванул в стороны леса. На крыльцо выбежало несколько санитаров и бросилось ему вдогонку. Он бежал легко, без особо труда преодолевая стоящие на его пути клумбы и живые изгороди. Его единственным спасением было пересечь затейливый сад и спрятаться в небольшом лесу, который примыкал к больнице.       — Уйдёт же! — вскрикнула Ева.       — Не уйдет, — загадочно улыбнулась Ингрид.       Тем временем, один из санитаров запутался в кустах, а второй зарылся в очередной клумбе. Парень что-то крикнул им вслед и рванул в сторону самой высокой изгороди. Он оттолкнулся от земли, точно кошка, грациозно и легко. Но эта самшитовая преграда оказалась слишком широка даже для него, да и невдомек ему было, что там может оказаться лавочка, на которой сидела Хельга.       Парень зацепился ногой о спинку лавочки, и рухнул перед ногами девушки. Бумаги из его рук тут же рассыпались и, подхваченные ветром, разлетелись на все четыре стороны. Удар о землю выбил воздух из легких парня, а заодно и часть сознания. Он не чувствовал боли в разодранном спине и плече, а, лишь жадно глотая воздух, смотрел широко раскрытыми глазами на светловолосую девушку.       Хельга же была в полной растерянности, не зная, что делать со своим новым гостем. Она чисто машинально протянула ему свою руку. Парень же, немного придя в себя, схватился за неё, пытаясь подняться. Но девушка была слишком слаба чтобы даже усидеть на месте и свалилась прямо на бедолагу. Тот никак не ожидал такого поворота событий и лишь в очередной раз грязно выругался.       К этому времени уже подоспели два санитара и, так сказать, взяли дело в свои руки. Двое здоровяков подхватили парня под локти и потащили обратно в здание. Он вяло брыкался, но это мало что меняло. Третий мужчина усадил Хельгу обратно на лавочку и стал вкрадчиво о чем-то её спрашивать. Весь инцидент был исчерпан.       Ева удивленно наблюдала за всей этой сценой. Она была уверена, что парню удастся прорваться в лес. В глубине души она даже болела за него, желая, что бы его побег увенчался успехом.       — Неужели ты удивлена, моя хорошая? — насмешливо поинтересовалась Ингрид.       — Да, и не мало. Я была уверенна, что он достигнет леса. И почему он стал прыгать именно через эту часть изгороди?       — Наивная ты девочка. Он смог добежать до этого места, только потому что Герберд позволил это ему. Без его воли он даже за пределы своей палаты бы не вышел. А прыгнул он здесь, потому что я так захотела, — менторским тоном разъяснила дама.       — Но зачем так всё усложнять? Неужели нельзя сделать всё проще? И зачем вообще веся это постановка? — вопросы ручьём полились из уст Евы.       — Нельзя, дорогая моя, нельзя. Весь смысл и есть в этой, как ты выразилась постановке. Как завещал великий классик: «Весь мир — театр». А мы всего лишь его сценаристы. Но если сценарий будет неинтересный и тривиальный, тебе будет неинтересно смотреть спектакль. Нельзя пренебрегать законами человеческого бытия в пользу простоты. Да и актеры сами должны жить в своей роли, иначе это будет паршивая постановка.       — Но все же… Я маленько не понимаю, зачем издеваться над людьми? Возможно, было бы лучше сразу прекратить их мучения?       — Так просто ничего не бывает в этом мире, душа моя. Я уверена, что скоро ты это осознаешь. Хватит на сегодня глупых вопросов.       — Да, Фрау Ингрид.       — А сейчас пойдем от сюда. Я думаю, что господину Геру есть, что нам рассказать.       Ингрид исчезла за ближайшим деревом. Ева же задержалась на пару минут, разглядывая всё ещё сидящую на лавочке Хельгу. Противоречия захлестывали её юный мозг, оставляя отпечаток задумчивости на её лице.       — И все же я не понимаю… — прошептала девушка самой себе, и тоже исчезла за тонким стволом дерева.