Пять сладких мгновений

      — Я все слышу, мой воин: ты идешь мимо, — раздалось через весь коридор голодное рокотание главной самки. Сумрак замер на лестнице. Можно было проигнорировать, но… Наверное, не стоило. Он отозвался умиротворяющим ворчанием и, спустившись к началу пролета, завернул к покоям Прорвы.       — Я здесь, моя прекрасная Госпожа, — смиренная фигура охотника показалась в дверях. — Но прояви немного терпения, твой самец только с дороги. Позволь, я прежде оставлю броню и омою тело, а уже потом войду к тебе, дабы не оскорблять своим видом…       Он поднял на супругу вопросительный взгляд. Прорва, вальяжно раскинувшаяся на своем обширном темном ложе, лишь молча сделала повелительный знак рукой, четко давая понять, что она не намерена ждать и хочет близости немедленно.       — Как пожелаешь, моя грозная жена, — склонив голову, Сумрак переступил порог, и тяжелый занавес, с тихим шорохом опал за его спиной. В покоях Главы гарема всегда царила полутьма и прохлада, даже сейчас, когда за окном играл всеми возможными красками яркий летний день, сюда, точно в глубокую пещеру, проникало ничтожно мало света.       Самец медленно подошел к партнерше, что всем своим видом не уставала демонстрировать себя хозяйкой положения, и на мгновение вновь испытал под ее внимательным и требовательным взором знакомую оторопь. Все было почти, как тогда, год назад…       Прорва уже успела скинуть доспехи, и в настоящий момент величественную наготу ее большого, мощного тела прикрывала лишь длинная, ниже щиколоток, юбка с запахом — традиционная одежда Матриархов. Прежде Сумрак не видел старшую самку в подобном облачении, и, надо сказать, оно делало ее еще внушительнее и старше. Рядом с Прорвой сын Грозы чувствовал себя вечным мальком. Даже теперь, со статусом Высшего, с невероятной победой за плечами, с достойными трофеями, принесенными в дар гарему. И это чувство… Его слишком сложно было выразить словами. Перед Сумраком была самка, намного крупнее его, такая особа могла легко его изувечить или даже убить, будучи в дурном настроении. Он, разумеется, знал, что подобного не случится, однако ощущение опасности в присутствии суровой дочери Свободы, все равно не покидало ни на минуту. И одновременно он ощущал ее возбуждающий запах, теряя волю, разум и страх от все больше разгорающегося с каждой минутой желания. Эти две, на первый взгляд, прямо противоположные стороны одних и тех же отношений заставляли всякий раз словно бы просить у Прорвы милости, надеясь, что Госпожа будет снисходительна и допустит к себе, но, при этом, не ожидая от нее ни уважения, ни, тем более, нежности. А Прорва, в большинстве случаев, полностью оправдывала производимое впечатление. Спаривание с ней несло унижение и боль, но, вместе с тем, воспринималось как высочайшая награда. Точно так же сражение с Королевой улья, представляя собой смертельную опасность, являлось великой честью для любого из воинов… И, точно так же, как Священную Дичь, Прорву можно было победить, если достаточно набраться смелости. С той разницей, что в схватке с Жесткачом единственным возможным исходом была смерть: дичи или охотника. В схватке с Главой гарема исходов имелось два: полное и безраздельное удовлетворение самки либо ее безграничный гнев. И второго иногда приходилось опасаться больше, чем смерти, ибо смерть от удара Священной Дичи наступает быстро и навсегда, а гнев Матриарха, чьи знаки оказались неверно истолкованы, может длиться, длиться и длиться…       Тем не менее, воин был обязан рисковать каждый раз, и каждый раз прилагал все усилия, чтобы старшая самка оставалась довольна, ибо Глава гарема обладала исключительным правом на доступ к его телу. Только после того, как ее потребности утолялись сполна, остальные жены могли рассчитывать на внимание самца — разве что, сама Прорва могла распорядиться иначе, а она это делала нечасто. Вот и теперь, после всех выпавших на долю молодого охотника испытаний, он даже не мог сразу воссоединиться со своей возлюбленной, так как на пути, будто последний рубеж, высилась властная фигура старшей дочери Свободы…       Остановившись перед ложем супруги и стараясь не делать резких движений, дабы не провоцировать самку раньше времени, Сумрак аккуратно положил свою маску в стенную нишу и потянулся к нагруднику доспехов. Внезапно Прорва издала низкий грудной рык, одновременно начав неспешно и угрожающе подниматься. Самец на мгновение застыл с крепежным ремнем в руках, а затем покорно отпустил его. Глава гарема встала с ложа и подошла к воину вплотную. Тому ничего другого не оставалось, кроме как вытянуться перед ней, будто перед командиром на корабле, и ждать…       Прорва взяла его за горло над горжетом — неожиданно легко, не пытаясь, по своему обыкновению, сдавить или поранить — и приподняла голову самца, вглядевшись в те изменения, что произошли с его лицом. Ее выражение при этом оставалось непроницаемым, не виделось в нем ни презрения, ни одобрения, ни разочарования, ни сострадания. Но и безразличием то, что отобразилось в светло-желтых, чуть мерцающих глазах, назвать было нельзя.       — Ты прикончил Королеву, чтобы впечатлить меня? — первые слова прозвучали от нее, спустя достаточно долгое время. Голос самки был ровным и спокойным, и сказанная фраза являла собой даже больше не вопрос, а констатацию.       — Я обещал добыть для тебя достойный трофей, и я исполнил свое обещание, — ответил сын Грозы, не отводя от супруги прямого взгляда.       — И не испугался?       — Настоящий охотник не ведает страха.       — Это было слишком опасно.       — Ты опаснее Королевы, моя Госпожа…       На этот раз Прорва промолчала, лишь в мимолетной улыбке шевельнула максиллами и, склонившись над самцом, жарко выдохнула ему в лицо.       — Я готов выполнить все твои желания, — рука Сумрака осторожно поднялась, и пальцы слегка коснулись груди самки, медленно соскользнув вниз. Хватка на горле нехотя разжалась, и Прорва отступила назад.       — Я помогу тебе снять доспехи, — внезапно заявила она.       Не дожидаясь согласия самца, дочь Свободы принялась с поразительным знанием дела отцеплять с него элементы брони и без всякого почтения бросать их вниз. Сумрак продолжал стоять, не шелохнувшись. Второй раз в жизни его раздевала самка… Но тогда, с Грезой, ощущения были совершенно иными. Грезе он поддавался, великодушно позволял играть с собой, направляя ее действия и контролируя ситуацию, Прорва же сейчас снимала с него защиту быстро и уверенно, точно шкуру с добычи спускала… Молча, сосредоточенно, лишь прирыкивая при дыхании и, как бы случайно прикасаясь к зарубцевавшимся ранам. Создавалось впечатление, что самка вспоминает прежние шрамы охотника и пытается понять, как сильно увеличилось их количество за год.       Особенно долго Прорва изучала спину супруга. Надо сказать, медики с «Зенита» неплохо поработали, залечив не только травмы, полученные на «Острове», но и заодно подлатав шкуру в целом. Следов от кнута теперь было намного меньше, чем имелось до Большой Охоты, хотя, самые глубокие все равно остались в виде напоминания о коварстве Великой Матери и внезапно приобретенном кровном братстве…       Вот последняя пластина верхней части доспехов стукнулась об пол, и циновка послушно приглушила удар. Тогда Прорва присела перед воином на корточки и начала отстегивать броню с его ног. Но даже сейчас, оказавшись ниже супруга, она не перестала доминировать, фактически ставя его в положение малька, по какой-то причине нуждающегося в помощи старших. Наконец, пришел черед набедренной повязки. Когда самка расстегнула пояс и стянула с Сумрака влажную от пролившегося семени, остро пахнущую грубую ткань, самец тихо заурчал в предвкушении, и попытался опуститься вниз рядом с партнершей, однако та остановила его чувствительным укусом в живот, после чего развратно провела кончиком языка вдоль приоткрытой клоакальной щели, попробовав на вкус остатки загустевшей желтоватой субстанции, и быстро встала.       Глава гарема вновь нависла над своим партнером, и тот мгновенно понял, что теперь требуется от него. С утробным звуком он скользнул вниз, к ногам своей повелительницы, и встав перед ней на колени, возложил руки на массивные бедра самки, украдкой подбираясь к поясу ее одеяния. Прорва не препятствовала ему. Вот ткань свободно поддалась и съехала вниз, обнажая могучий стан. Тазовая часть Прорвы была намного шире, чем плечи ее супруга, и сейчас коленопреклоненный воин смотрелся подле дочери Свободы особенно маленьким, даже почти жалким. Впрочем, самку это не смущало, ей, похоже, даже нравилось подобное несоответствие габаритов. А Сумрак просто старался не думать о том, как все это выглядит со стороны.       Мельком охотник успел заметить на теле жены несколько свежих шрамов — явно от оружия… Это было странно… Но она не спрашивала его о том, откуда взялись его новые шрамы, и он спрашивать тоже не стал.       Прорва с одобрением поглядела вниз и, дождавшись, когда почувствовавший ее взгляд самец поднимет голову, вдруг резко толкнула его ногой в грудь, заставив потерять равновесие. И сын Грозы послушно откинулся назад, упершись в циновки руками, чтобы не упасть на спину. Как ни странно, сегодня старшая жена отлично соизмеряла свои силы. Создавая видимость обычной своей несдержанности, она, тем не менее, не причиняла боли. Прежде бы она отбросила самца так, что он, падая, снес полкомнаты, ныне же действовала почти мягко, неужто, и впрямь берегла его изломанные ребра?..       Сумрак вновь издал мурлычущую трель и протянул к самке одну руку, но Прорва внезапно проворно отошла, и прикосновение лишь успело скользнуть по ее ягодице и ноге. Уже от дверей самка позвала:       — Хватить валяться на полу, пойдем в купальни, ты и впрямь весь грязный.       Не дожидаясь, пока самец поднимется, Глава гарема вышла, и ему ничего иного не оставалось, кроме как встать и отправиться следом.       Свет в купальнях был приглушен. Раньше Сумрак воспринимал его, как белый, но теперь, благодаря глазному имплантату, различал какой-то дополнительный спектр, как ему объясняла Тучка, длинноволновую часть. И эти новые оттенки самцу даже начинали нравиться… Сейчас ими было наполнено все помещение. Волнующаяся водная гладь бросала прозрачные блики на каменные стены и потолок, и абсолютную тишину нарушал лишь нежный плеск. Прорва уже зашла в самую глубокую купель, скрывшись по пояс, и теперь выжидающе смотрела на медленно спускающегося по уходящим под воду ступеням воина.       Наконец, его ноги коснулись чистейшей колышущейся поверхности. Боги, как же это все-таки было приятно! После возмутительной антисанитарии на Охоте, после почти трех месяцев гибернации, после нескольких недель хилого душа в медблоке… Да только ради этого стоило сейчас выполнить все желания Прорвы!       Купель оказалась прохладной, но достаточно комфортной температуры. Вода пахла свежестью… И пряный запах доминирующей самки так резко и возбуждающе контрастировал с этим тонким, едва различимым ароматом, что…       Сумрак замер на секунду, и взгляд его, обращенный к супруге, сделался каким-то излишне таинственным. В следующее мгновение клокочущее рычание вожделения разорвало царящее в купальнях безмолвие, и самец внезапно ринулся вперед, бросившись на неподготовленную к подобной решимости партнершу. Два тела страстно сцепились и, подняв оглушительный фонтан искрящихся брызг, канули на глубину, где охотник немедленно овладел своей опасной добычей, опрокинув ее спиной вперед.       Каскады пузырей взметнулись вверх, и застигнутая врасплох самка попыталась скинуть с себя наглеца, извернувшись, точно гигантский плывун, однако самец обхватил ее крепко, прикусив жвалами за плечо, и его пришедший в боевую готовность мужской орган уже нащупал желанный вход, такой горячий, по сравнению с окружающей водой. Прорва дернулась еще пару раз и затихла, прогибаясь и обхватывая бедра Сумрака ногами. Тогда самец оттолкнулся от дна и поднялся вместе с ней, чтобы сделать вдох, а после, погрузился вновь, приступив к осуществлению любовного акта. Его вторжения были плавными и глубокими, как будто подстраиваясь под мерное колыхание текучей среды, удобно поддерживающей тела супругов. Глава гарема, неожиданно поддаваясь напору своего охотника, откинулась назад и выгнулась в пояснице. Тогда самец перекинул ее внушительные бедра себе на плечи, что на суше бывало сделать проблематично, и в несколько фрикций довершил процесс.       Ненадолго разъединившись, они всплыли, чтобы отдышаться. Прорва выглядела благосклонной, из чего Сумрак заключил: продолжать следует в том же духе. Это было хорошо, так как организм воина еще не полностью окреп, и вода сейчас очень помогала справляться с тяжелой партнершей.       Покуда настрой самки не изменился, сын Грозы вновь поспешил увлечь ее на дно. Скопившееся за долгий период воздержания семя еще не было израсходовано полностью, а потому восстанавливать силы долго не пришлось. Прорва, глотнув воздуха, лениво позволила себя утопить и медленно повернулась перед самцом на бок, делая вид, что разворачивается, дабы уплыть. Сумрак немедленно догнал ее и, вклинившись между ног супруги, проворно зажал одно ее бедро своими бедрами, другое же обхватил обеими руками и поднял вверх, освобождая для себя пространство. Наконец, самцу удалось занять наиболее удобную позицию по отношению к самке, совместив свою клоакальную щель с ее. Сам процесс проникновения был ему особенно приятен, хотя, партнерша начинала испытывать удовольствие чуть позже, когда пенис восставал уже внутри нее во всю свою мощь, начиная давить на семяприемник.       Теперь они спаривались не спеша. Сумрак сжимал ноги Прорвы и совершал редкие, сосредоточенные толчки. При этом он неотрывно смотрел на супругу сквозь толщу воды, и неожиданно для самого себя понимал, что ему нравится открывающееся перед ним странное зрелище. Лицо самки было запрокинуто, и из пасти периодически вырывались порция пузырей. Ее грива, подхваченная незримыми потоками, колебалась вокруг головы подобно черным щупальцам хищного глубоководного анемона. На напряженной груди четко проступил мышечный рельеф. Прорва казалась теперь почти покоренной, хотя, конечно, это впечатление было обманчиво: одно неверное движение, и…       За время второго спаривания супруги всплывали уже несколько раз, но затем неизменно продолжали свою любовь под водой. А с началом третьего акта самец оказался уже за спиной самки. Он крепко обнял партнершу и перевернулся вместе с ней на спину, переплетясь конечностями; пара, практически не двигаясь, плавно коснулась дна. Задержав дыхание и экономя кислород, Сумрак, находящийся сейчас в положении снизу, точно завороженный наблюдал, как светлые блики с поверхности полосатят темно-серую кожу его крупной партнерши, в данный момент также замершей и, очевидно, прислушивающейся к непривычным ощущениям. Легкий толчок, и медленный ток семени из резервуара в сосуд… Пауза… Толчок, и новый выброс густой, теплой субстанции… Долгая пауза… Если замереть, орган начинает работать сам. Спариваться можно даже в состоянии полной неподвижности, просто это немногим нравится, и выходит дольше. Но сейчас, в условиях возрастающей нехватки воздуха, нещадно терзающей легкие, в этих мягких, обманчивых объятиях глубины… Совершенно иные ощущения.       Сумрак прижался к самке плотнее и сосредоточился на перетекании себя в нее. Брюшные мышцы вновь содрогнулись, выгоняя из подбрюшья содержимое, и новый поток устремился вниз. Чувствовалось, как он проходит по каналу, щекоча стенки небольшими сгустками, и покидает тело, принося непередаваемое чувство освобождения. Самка тем временем начала дрожать — с каждой секундой все заметнее. Ей хотелось кричать в подступающем мучительно медленно экстазе, но под водой она не имела такой возможности… Впрочем, не одна она…       «Страдай… Страдай, моя Госпожа! И я пострадаю вместе с тобой…»       Когда возможности терпеть больше не осталось, пара поднялась на поверхность, бурно завершая молчаливый на всем своем протяжении акт. Громовые перекаты их дружного рыка на миг сотрясли стены купален и протяжными отголосками отправились блуждать по всему зданию.       Оторвавшись от своей партнерши, Сумрак за насколько гребков подплыл к бортику. Теперь ему требовался отдых. Слишком большая нагрузка… Увы, он до сих пор не восстановился до конца. Подтянувшись на руках, самец уселся на край купели и, тяжело дыша, прикрыл глаз. Изображение от имплантата тут же послушно угасло… Хотя бы пять минут…       Плеск воды и ощущение приближающегося тела вывело Сумрака из релаксации. Прорва покинула купель и теперь надвинулась на своего партера, возжаждав продолжения. И опять, поразительным образом, догадавшись обо всем без слов, она легонько подтолкнула уставшего самца, укладывая его на спину.       — Это еще не все, мой воин, — перекидывая ногу через его бедра, пророкотала Глава гарема.       — Так забирай остальное, — выдохнул сын Грозы, привлекая супругу ближе к себе и невольно любуясь бликами на ее влажной чешуе. Самка повелительно рыкнула и, сгорбившись над обмякшим, внезапно перешедшим в ее полное распоряжение самцом, укрыла его тяжелой мокрой гривой, начав перебирать жвалами по шее и иссеченной шрамами груди.       Они спарились еще несколько раз — сколько именно, точно сказать было нельзя, так как Сумрак позволил себе полностью расслабиться, и занявшая руководящую позицию Прорва овладевала им в устраивающем ее темпе. Наконец, самка мерно застрекотала, давая понять, что на сегодня насытилась. Тогда партнер поднялся вместе с ней и проводил к греющей каменной плите, на которой Глава гарема изъявила желание отдохнуть после любовной игры. Постепенно переходя в дремотное состояние, Прорва вяло попыталась разместить супруга рядом с собой, но он ограничился несколькими ласковыми прикосновениями к ее телу.       Лишь, когда партнерша окончательно успокоилась, блаженно растекшись по теплой поверхности, закрыв глаза и в остаточном возбуждении медленно растирая ладонями свой живот, сын Грозы потихоньку ее оставил и с чувством исполненного долга покинул купальни, прихватив на ходу полотенце.