***
Клауду Страйфу было не по себе. Этот странный каламбур вряд ли кого-нибудь рассмешил бы, потому что, прямо скажем, прошлое, скрывающее целый период чужой жизни и чуть не сыгравшее роковую роль в минувших событиях, — не самая подходящая тема для шуток. К тому же, Клауду было действительно не по себе — неловко, немного страшно и совсем совестно. Вечно юная, вечно оживленная шантажистка Юффи соизволила покинуть их дом через пару часов, сославшись на строгость Рива и обменявшись со Страйфом теплыми, душевными угрозами, и тот впервые за долгое время был не рад её уходу. Тифа закрыла бар и ушла проводить девушку, чтобы та снова не заблудилась, и Клауд остался один на один с догоравшим солнцем и постепенно сгущавшейся темнотой. Фенрир осматривать не было необходимости, и он стал ждать. Секунды складывались в минуты, минуты — в часы. Страйф знал, что впереди долгий разговор, и ожидание раздражало. Вдруг он вскочил с места и стал расхаживать по комнате мерными шагами. Взял телефон, позвонил Тифе. Включился автоответчик. Клауд решил оставить ей всего два слова: «Нужно поговорить». Темнело. С момента ухода девушек прошло полчаса, и странное беспокойство только усиливалось. Тифа, он был уверен, могла о себе позаботиться, как и Юффи, и беспокоило его совсем не это. Резким движением он повернулся к барной стойке, приблизился к шкафчику, где девушка держала выпивку, и взял первую попавшуюся бутылку, даже не взглянув на этикетку; кажется, Тифа поставила её туда как раз перед тем, как проводить Юффи. Плеснул немного в стакан и залпом осушил. Из глаз брызнули искры, во рту как будто что-то взорвали. Клауд убрал бутылку обратно, от греха подальше, и твердо для себя решил: если еще захочется выпить что-то не глядя, для профилактики огреть себя по голове сковородкой; ощущения примерно те же, а удар по голове с его метаболизмом будет эффективнее алкоголя. Что-то было не так с этим напитком, понял Клауд, когда его стало пошатывать, взгляд ненадолго затуманился, и он свалился бы на пол, если бы не ухватился за столешницу. Зато волнения стали постепенно пропадать, и он, успокоившись, присел у барной стойки. В самом-то деле, кто она такая, чтобы её бояться? Когда она вернулась, совсем стемнело, и Страйф прищурился от яркой вспышки: Тифа включила свет. Комнату сковывала тишина. Он не увидел на её лице никаких эмоций, и только ее беглый взгляд убедил его, что она нервничает. — Я получила твое сообщение, — тихо сказала Тифа. — Хотя была уверена, что здесь тебя не найду. «Думает, я бы убежал при первой возможности», — с нескрываемым неудовольствием подумал Страйф. — Это и мой дом тоже, — неожиданно едко для себя процедил Клауд. — Разве? — девушка судорожно выдохнула, будто всхлипнула. Страйф украдкой взглянул на неё: по-прежнему никаких признаков эмоций. — Ты прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь, — она встретилась с ним взглядом. — Мог бы рассказать мне сам. Я не знаю, что мне думать. Я не знаю, что мне делать. Мы же… мы же были семьей. От её слов у него сначала пересохло во рту, но потом внутри стало подниматься раздражение. — Ты должен остаться здесь, хотя бы ради детей, — продолжала она. — Они ведь… — Я заберу детей с собой в Кальм, — он ее прервал уверенно и громко, — и ты можешь больше не беспокоиться. Тифа в буквальном смысле застыла. Вид у неё был такой, будто её окатили ледяной водой. — Клауд… — Прекрати! — отрезал он. — Мне надоело. Тот не в силах был смотреть, как она что-то лопочет. Он ожидал от неё скандала, криков, но эта кротость его выводила из себя. Он и сам не понял, как вдруг стал говорить: — Я очень хорошо знаю, как ты ко мне относишься. И я хочу услышать от тебя: почему вдруг? Почему столько внимания? Ты меня столько лет с землей равняла, словно меня и не было, когда весь Нибельхейм меня ненавидел. Так почему сейчас? Локхарт побледнела и раскрыла было рот, чтобы что-то ответить, но не находила слов. Страйф терпеливо ждал её ответа, но так его не получил. — Внимания захотелось. Всю жизнь ты себя мнила… — он осекся. Ему совсем не хотелось говорить то, что он говорил. — Моё счастье совсем не здесь и не с тобой. Надеюсь, я выражаюсь ясно? — Клауд, я не верю, что это ты… — Я ясно выражаюсь? — повторил он с нажимом. — Мы были детьми, Клауд! — вскрикнула Тифа, едва сдерживая слёзы. — И я до сих пор об этом сожалею! Дыхание её стало частым и прерывистым. — Ты много о чем сожалеешь, — съязвил он и вскочил с места. — Например, что так и не сказала мне правду о том, кто я такой. Пока не стало слишком поздно. Тифа окончательно смешалась. Его поведение было странно, и он говорил вещи, которые доставали слишком глубоко, словно знал, куда нужно бить. — А как бы ты поступил на моем месте? — тихо спросила она. — Что бы ты делал, если бы сам был не уверен, чьи воспоминания настоящие? — Всё это одни отговорки, — проговорил Клауд. — Из-за твоего молчания Айрис… — Замолчи! — …из-за тебя она погибла. Да лучше бы вместо неё… Тифа застыла. Этих слов она боялась больше всего и больше всего надеялась, что он их никогда не скажет. Казалось, что её окунули в какой-то дрянной кошмар. Но рот Клауда открывался, и до неё доносились одни из самых неприятных слов в её жизни. Словно во сне, она сократила расстояние между ними и залепила Страйфу звонкую пощечину. Клауд стоял, ошарашенно глядя на Тифу, словно видел её впервые. Никогда прежде он не получал от неё пощечины. — Я, — тихо сказала Тифа, — не отдам детей человеку, который способен на такую низость. Ни тебе, ни твоей… Страйф не успел дослушать. «Кто-нибудь, убейте меня за то, что я натворил…» Его посетило чувство, что всё это — сон, и вот-вот он проснётся, и что проснуться он должен был ещё на том месте, где Тифа залепила ему оплеуху. «Ведь от такого и просыпаются, верно?..» Клауд закрыл глаза; его тело обмякло, и он бы свалился там же, но в последний момент почувствовал, как его подхватили чьи-то сильные руки. Тифа нашла это положение столько же удручающим, сколько забавным. Шальная мысль ослабить хват и отпустить Клауда поспать на земле все-таки промелькнула, но надолго не задержалась. В том, что он вдруг уснул, она рассудила по его глубокому и спокойному дыханию, но испугаться успела. Девушка глубоко вздохнула и только тогда поняла, что от Клауда несет спиртным — это, может быть, могло объяснить некоторые его реплики, но вызывало и свои вопросы, над которыми ей сейчас не хотелось думать. Тифа взглянула на лестницу, ведущую на второй этаж: путь представлялся длинным и неловким, но другого выхода ей не виделось. «Когда он придет в себя, тогда и поговорим, — думала Тифа». Клауд не был пушинкой, но и она не всю жизнь таскала перины, и собравшись с духом начала подниматься, с определенным трудом поднимая Страйфа на каждую следующую ступеньку. Его спокойному и беззаботному состоянию девушка могла только позавидовать, самой ей было все еще горько и противно, и спать совсем не хотелось. Когда они все-таки добрались до комнаты и оказались внутри, Клауд зашевелился, чем застал её врасплох. Стараясь удержать равновесие, она сделала несколько шагов вместе с ним, а потом поняла, что падает. Падать оказалось не так уж больно — ей повезло, и она приземлилась на кровать вполуобнимку с Клаудом. Похоже, ему в своём полузабытьи это понравилось, и он притянул девушку поближе к себе и нежно провел рукой по ее спине. На секунду Тифа забыла, как здесь оказалась и что ей нужно делать, но только на секунду. В голову быстро пришли отрезвляющие мысли о том, что он видит во сне совсем не то, что происходит наяву, и на глазах выступили слёзы. Резко, не церемонясь, она отстранилась от него, встала и вылетела из комнаты.***
Ах, скандал. Все-таки от мыслезаписи он ожидал чего-то большего. Икэй снял очки, вытащил наушники и вынул диск, сложив все обратно в конверт. На целый ряд выводов наталкивали его эти сведения. Более запутанного и в то же время все проясняющего результата трудно было бы добиться. Нарочно, иными словами, не придумаешь. О чем же позволяла эта запись судить? Во-первых, Домини повезло. Домини повезло настолько, насколько никто не рассчитывал. Не без помощи Шелке, не без его помощи — но ничем кроме как удачным стечением обстоятельств это было назвать нельзя. Эти данные, если не знать всей подоплеки — о чем Валентайн даже не догадывался — можно было толковать настолько неоднозначно, что подозрения можно отвести куда угодно. Изначально полагалось начать атаку только со следующей стадии — с подмены документов, о которой было написано в письме. Во-вторых, Винсент сразу поймет, что препарат в тот день принял Клауд — и когда об этом узнает Рив, бывшему Турку с его упертостью несдобровать. Икэй ни за что не стал бы работать на Домини, если бы не обстоятельства, но на крах Винсента посмотреть был не против. Жаль только, что это не входило в его планы. Чьи же данные подложить вместо найденных Валентайном в нулевом секторе? Ансем не зря прислал ему документы двух людей — он понимал, что в каждой из дальнейших ветвей развития были свои достоинства и свои недостатки. Икэй думал долго, сложив руки в замок и нахмурившись. Потом взял конверт A и поднялся, все остальное сложив в бумажный пакет и выбросив в измельчитель мусора. В своей машинке Икэй не сомневался — справится и с пластмассой, и с металлом. «К Седьмому небу подтягивается все больше людей. Кажется, наша Тифа сама выкопала себе яму», — не без облегчения думал Икэй, открывая дверь и выходя из кабинета в ярко освещенный коридор. Его этаж уже давно опустел — люди торопились домой, им было куда торопиться. Его окликнул знакомый голос: — Господин Корнуолл, постойте, — сочные звуки стука каблука ботинка о глянцевый пол раздавались по всему холлу. О, этот человек в неизменном темном костюме, с этими неизменно идеально зачесанными назад длинными черными волосами. Цон, значит. Правая рука Руфуса Шинра, заместитель начальника подразделения административных исследований некогда существовавшей корпорации. Неглупый, немногословный, проницательный. Ходили слухи, что родом он из Вутая, что делало их давнюю операцию на этом западном острове в ходе войны с Шин-Ра особенно пикантной. Вот только Руфус уже давно не при делах, выступает только в роли инвестора ОВМ, и не совсем понятно, что он здесь забыл — а в том, что Турк представляет интересы наследника, сомнений не было. — Добрый вечер, Цон, — вежливо поздоровался Икэй. — Что вы здесь делаете в столь поздний час? Цон смерил его холодным взглядом своих черных глаз. — Добрый вечер, — он подошел поближе. — Вижу, вы уходите… — Икэй легко сжал в руках конверт. — Боюсь, вынужден вас задержать. Страх разоблачения, до того холодивший внутренности, горячей волной прокатился от сердца по всему телу, так что Корнуолл чуть не покраснел. Цон немногим лучше Винсента. Если это его новый потенциальный противник, дела плохи. Если Винсент с ним объединит усилия — тут Икэй не уверен даже в Домини. — Что ж, — блондин усмехнулся, устало прикрыв глаза. — Прошу в мой кабинет. Икэй пропустил Цона вперед, а сам, включив основное освещение, стал быстро оглядывать комнату, выискивая что-то подозрительное. Свет делал кабинет теснее и уже, заметил он отстраненно. Еще немного — и стены двинутся и сдавят обоих мужчин. Темноволосый Турк неторопливо прошел к столу, отвратительно медленно проводя пальцами по деревянной поверхности. — Вы хотели что-то отнести? — его черно-белый профиль отчетливо виднелся на фоне окна. — Это подождет, — Икэй удостоверился, что конверт повернут надписью вниз, и бросил его на стол. Он дружелюбно улыбнулся мужчине: — Не каждый день заходят представители нашего благодетеля. — Не знал, что у вас мерзнут руки, — похоже, теплой обстановкой Цон не проникся — он по-прежнему неотрывно следил за движениями Икэя, даже когда присел. Корнуолл спохватился. Горячая волна страха снова пробежала по всему телу. Он быстро снял перчатки и бросил их на конверт. — Иногда бывает, — он рухнул в свое кресло и вжался в мягкую спинку. — Так что вас сюда привело? Цон не торопился с ответом, лениво осматривая его рабочий стол. — Я бы хотел позаимствовать пару прототипов Фантома, — проговорил Турк медленно, смакуя каждый слог. -…О, — только и смог выговорить Икэй. — Я знаю, что его не внедрили в производство, — продолжал Цон, — но надеюсь, у вас осталось несколько моделей. Корнуолл пытался сообразить, чего именно хочет Турк: проверить или пользоваться? Цон счел его молчание по-своему: — Мы ведем собственное расследование, и нам очень нужно путешествовать незамеченными. У Икэя от сердца отлегло. Кажется, сама судьба им благоволила. — Ну, я не могу раздавать такие приборы направо и налево, — он почувствовал себя хозяином положения, — но вы не человек с улицы. И я почему-то вам верю. На этот раз на слабую улыбку блондина ответил и Турк. — Мне придется лично установить фантомы, — продолжил Икэй. — Сколько летательных аппаратов? — Два боевых вертолета, — без заминки ответил брюнет, порядком расслабившись. — Очень хорошо, — он встал, и его примеру последовал другой мужчина. — Оставьте свои координаты, я свяжусь с вами завтра же. — Большое спасибо, — Цон пожал ему руку. — Больше не смею вас задерживать. Когда за ним закрылась дверь, Икэй стоял еще пару минут. Как-то все слишком хорошо складывалось. Он рухнул в кресло, и по лицу расплылась глупая широкая улыбка. Цон оказался таким недалеким, что становилось смешно. Смех уже пузырился, грозя раздаться на весь кабинет, но Корнуолл все-таки себя сдержал. Теперь, когда Тифу задержат, а документы будут лежать в нужном месте, все пойдет своим чередом. Он был уверен: еще удастся использовать Клауда, Домини не зря считает его одним из самых сильных участников ЛАВИНЫ. Наконец Корнуолл снова надел перчатки, взял конверт и выключил свет, одарив помещение прощальным взглядом. Наверняка Ансем подготовил для Икэя безопасный маршрут к пятой лаборатории.