***
Для равнин Западного континента наступили последние солнечные дни. Бескрайние поля желтели уже отжившей растительностью, редкие леса залились золотом и румянцем, словно стыдились зашедшей в гости осени. Часто мелькали у деревень и городков высокие колосья, которые торопились скосить комбайны — словом, несмотря на всё, что творилось в мире, природа отживала очередной год, а люди наслаждались самой обыкновенной жизнью. …Да уж, обыкновенной. Отвернувшись от окна, Руфус стал свидетелем очередной перепалки. — Я тебе говорю, направо надо поворачивать! У Рено из-под носа вмиг пропала дорожная карта. Тот зло повернулся к Кисараги, но юная синоби уже с невозмутимым видом изучала трофей, не обращая никакого внимания на пышущего огнем водителя. — Чё-то я не понял, Кисараги. Машину водить ты, значит, не умеешь, а командуешь — так будь здоров! Юффи продолжала героически не замечать Турка. Тот, осознав тщетность своих стараний — страданий? — откинулся на спинку сиденья, бормоча под нос всяческие неприятности. Кисараги, очевидно, почуяла, что внимание ей больше не уделяют, и сама обратилась к Рено: — Смотри, мы сейчас на запад едем. Так? — Турк в подтверждение откинул маленький экран, чтоб солнце в глаза не светило. — Ну, а Космо Каньон на северо-западе! Север, понимаешь? Это как раз направо! Рено недобро сверкнул взглядом на неё. — Кисараги, — прогремел он, — а ты вообще с чего с нами едешь? Синоби, как бывалый специалист по перепалкам, почувствовала подвох в вопросе, а потому от ответа воздержалась. Тифа и Руфус с интересом наблюдали за развитием событий. Рено терпеливо подождал, прежде чем продолжить: — Черным по белому на указателе написали, куда ехать — вот я и еду. А если удумала к благоверному своему в Нибельхейм наведаться — так вылезай с машины да топай на своё, блин, право! Юффи — Юффи! — промолчала. Турк отделался болезненным щипком в предплечье, но стоически стерпел, решивши загасить пожар ссоры. Шинра, впрочем, обеспокоенно переглянулся с Локхарт, ожидая неминуемого продолжения. — Эй, ты! На закатном горизонте начертался миниатюрный профиль Кисараги. Девчушка обращалась к Тифе — так он заключил, потому что к Руфусу она обращалась крайне редко и исключительно на «вы». Пока еще. Локхарт ласково ей улыбнулась. — Рено прав, Юффи. Та разочарованно фыркнула и уставилась на лобовое стекло, тоскливо разглядывая узор из пыли. Карта волшебным образом вернулась обратно к Турку, и конфликт был исчерпан… до поры до времени. — Вот! Видишь! — торжествующе возгласил Рено. — Тифа дело говорит. Руфус вновь принялся наслаждаться живописной природой за окном. Его терзали вопросы об их дальнейших действиях: куда им податься после Космо Каньона? Что делать с ОВМ, которая идет по пятам? На короткую секунду голову посетила ослепительно приятная мысль о лидерстве — ведь с властью приходит и ответственность? — но довольно быстро пришлось её отогнать: женская половина их группы с радостью настучит по голове за подобные заявления. Шинра чувствовал острую необходимость связаться с Туэсти и объясниться как следует, но странное предчувствие останавливало наследника. То же самое предчувствие толкнуло его вступиться за Локхарт в Коста дель Соль — теперь, правда, Руфус не был так уверен в надежности своих ощущений. Правильно ли, неправильно он поступил? Неизвестно, что учудила бы Локхарт, в её-то состоянии: Шинра не понаслышке знал, какие картины может рисовать больное сознание… Признаться, когда мысли его спотыкались об это чудное обстоятельство по имени Тифа, Руфус ничего не мог сказать наверняка. — Что-то не так? Оказалось, смотрел он не в окно — и уже довольно долго. Наследнику ничего не осталось, кроме как устало помотать головой… Но когда он снова отвернулся, Локхарт вдруг склонилась к нему, осторожно дотрагиваясь до больной руки. Руфус вмиг сделался неподвижным, стерев с лица малейшие признаки эмоций: по его мнению, лучшим способом реагировать на подобные прикосновения было простое игнорирование… Хотя со стороны это больше напоминало паралич ужаса. — Не рассказывайте им, пожалуйста, — и Тифа отстранилась, оставив только догорать пожар, вспыхнувший на щеках и ушах. Шинра выдохнул. Нет, все-таки не пожар. Так, огонёчек — наверное, не видно даже. Локхарт что, решила тактику поменять? Не кнутом, так пряником? Проклятье. Как только всё закончится — как только он избавится от её назойливого, удушливого общества! — непременно заведет себе пассию. Понятное дело: четыре с лишним года!.. Кто хозяин-то, в конце концов: разум или тело? — Оставьте свои маневры для тех, на кого они действуют, — неожиданно зло отцедил Руфус, с облегчением наблюдая, как меняется в лице Тифа. Подумать только: еще недавно он хотел добиться её расположения, а теперь с превеликой радостью от него отказывался. Конечно, подобным вариантом развития событий мужчина порой озадачивался, но только мимолетно: для него это была такая же крайность, как и сценарий, в котором Локхарт порешила бы злосчастного наследника. Сейчас он был невероятно зол на себя, что позволил случиться случившемуся. Помимо всего прочего, сердце еще с утра крепкими когтями сжимало что-то неизвестное, дурное, и Руфус, недолго думая, успешно заключил, в чем дело. Касательно того, о чем просила Локхарт… Действительно, Шинра никому не рассказал… да и не собирался. Если так и дальше пойдет, они сами узнают. Тифа, конечно, держалась молодцом, но взгляд его, отравленный знанием, то и дело вылавливал лишний вдох, или жесткость в движениях, или — когда было совсем невмоготу — напряженные кулаки, крепко прижатые к груди. Как ей удавалось от бинтов избавляться?.. На них уже любопытно косились, оторвавшись от дороги, Юффи и Рено. Руфус раздраженно вздохнул и вернулся к созерцанию пейзажа за окном, тем самым приглашая двух горе-путешественников следить, куда едут.***
Когда на горизонте разлились вечным огнем далекие красные горы, голые желтоватые земли сменились буйно цветущими лугами; в воздухе стоял запах пьяняще сладких полевых цветов, и путешественникам показалось даже, что осень, зима и весна каким-то чудом обходили это место стороной. Юффи за последние четыре года здесь бывала и не раз. Чаще всего её в эти края заносило по работе, вместе с Винсентом (который, строго говоря, всячески выступал против её компании), но иногда девушка заезжала проведать Нанаки сама по себе… и если там случайно уже гостил Валентайн, её это вообще не касалось! Вот так вот! Может быть, этот странный престарелый стрелок и вовсе за ней следил? Точно, извращенец… …Как же сильно Юффи соскучилась. Да, Винсент предпочитал одиночество и беседы беседовать не любил, но он ведь все равно оставался Винсентом, к которому Кисараги так сильно привязалась, и тишина вместе с ним была много лучше, чем тишина без него. «А Рено — дурак!» В последнее время у Турка все подшучивания свелись к исчезнувшему Винсенту, и это немножко раздражало… Вообще, Рено и без того её раздражал, но тут раздражал чуть больше. Кисараги искоса глянула на водителя, в который раз оценила его неряшливую внешность и в который раз окрестила про себя дураком. …И лишь иногда, в минуты просветления, она догадывалась, насколько симметричны их мысли. Тифу юная синоби так и не смогла простить. Даже узнав, как все на самом деле было, Юффи продолжала винить её в случившемся. Не мудрено: Локхарт последняя видела Винсента, последняя с ним разговаривала… и единственная могла остановить роковую цепь событий. Удивительно при этом было обстоятельство, что Кисараги совсем не обижалась на самого Винсента, даже когда узнала, чем он с Туэсти занимался и как они использовали её, чтобы провести первый эксперимент. Под такие невеселые мысли она следила, как приближаются к ним далекие горы.***
Ступеньки. Ступеньки-ступеньки-ступеньки! Рено уже счет им потерял. Еще и ветерок нетеплый подул, пыль поднял… чувствовал он, пока они дойдут, одежда и кожа станут одного с волосами оттенка. Дышать как-то надо, помимо всего прочего… В поднявшемся вихре едва угадывались силуэты остальных — хоть бы не смело кого, что ли… Или смело Кисараги. Турка устраивали оба варианта. Он даже не сразу понял, когда лестница закончилась — разглядел только дозорного, потому и опознал, что вход. При таком-то ветре бедняга и сам едва заметил путников; завидев Кисараги, он горячо поприветствовал девушку и отступил, указав дорогу. Песок вдоволь наигрался с новыми гостями: залез под одежду, исцарапал кожу, — но расставаться не хотел — даже когда путники нашли укрытие в каменных сводах причудливой скалы, мелкие крупицы продолжали ссыпаться с погрубевшей ткани. В поселении было привычно темно, тепло и уютно; воздух заполнял терпкий запах сушеной травы, а редкие лампы приглушенным светом разукрашивали ручной работы пестрые ковры, устилавшие пол тонкими полотнами. Из темневших закоулков поселения то и дело выныривали местные жители, с любопытством разглядывая путников. С недоверием косились только на Рено, и то больше по привычке. Не сказать, что Турка радовало это обстоятельство, но отсутствие повышенного внимания к Руфусу несколько успокаивало. Без своего белого костюма ходить ему было определенно безопасней. «Только от похищений не спасло». Редко он бывал в Космо Каньоне, а в сокровенные глубины городка заглядывал вовсе впервые. Всё казалось каким-то диким, самобытным, но при том селило в душе удивительное умиротворение. По натуре своей не привыкший к покою, Турк находил место странным, даже пугающим — что сравнить он мог лишь с сильным снотворным, медленно, но верно подавляющим насущные, жизненно важные тревоги. Бесконечные каменные лестницы, наконец, закончились, и вновь хлестнул в лицо пыльный ветер. Теперь Рено плёлся где-то позади, потому как совсем не знал, куда идут остальные. Руфус — видимо, утомленный женским обществом — решил составить компанию своему подчиненному. По-видимому, Шинра-младший ещё не отошел от недавних приключений. Не мудрено: всего-то два дня прошло с тех пор, как случилось нелепое происшествие, чуть не оставившее Рено без работы — иной бы разговаривать перестал после всего, что вытворилось. И спрашивать не хотелось, и оставлять все на самотек… — Не поспеваешь за дамами? — Шинре пришлось повысить голос, чтобы слышно было. — Теряешь хватку. В очередной раз коготок сомнений царапнул у Турка в груди. Он остановился, как вкопанный, и Шинра тоже остановился, хоть и не выразил особой радости от перспективы оставаться на ветру. — Босс, — синие глаза Рено блеснули искренним беспокойством; как и Руфуса, с утра его мучило дурное предчувствие. Но Турк о внутренних настроениях начальника не догадывался — он просто понять пытался: что таким странным образом селило в душе еле сдерживаемый страх? Что ни говори, а теперь, когда остальные исчезли, их осталось только двое — и бояться было хоть глупо, но вполне объяснимо. Шинра смотрел на него как-то спокойно, даже немного устало, ожидая вопроса, или замечания, или… ну, Рено, скажи что-нибудь уже! — Какой-то вы добрый, что ли, — невпопад выпалил Турк и зашагал вперед, мысленно себя пиная за дурацкий ответ. И не суждено ему было узнать, как поразило Руфуса сказанное.***
Обсерватория на вершине когда-то была домом для Бугенхагена, человека небывалых лет, которого чтили и каньонцы, и люди из внешнего мира. Он стоял у истоков учения о Планете, что пустило корни в Космо Каньоне, и он когда-то поведал Лавине много истин о Древних и Лайфстриме. Но Бугенхагена не стало, и дом-обсерватория, ранее не чуждавшийся пришлых путников, теперь, стараниями жителей, превратился в поистине диковинное — даже дикое — место, словно через вещи люди пытались рассказать гостям о чудаке-старце, открывшем так много лишь для того, чтобы внушить, сколько всего еще осталось непознанным. — Юффи! С крутой винтовой лестницы, звонко шагая по ступенькам, сбежал молодой парнишка-вутаец. Двигался чересчур быстро — только хвост темный и мелькал — и вот уже предстал перед ними, мельком оглядывая каждого. Взгляд его ненадолго встретился с Турком — и парень чуть прищурился… впрочем, неудивительно: до того жители тоже косо посматривали на Рено. Когда безмолвная конфронтация завершилась, вутаец повернулся к Кисараги: — Ты какими тут судьбами? Ветер тебя занес в края эти, не иначе! Турк покосился на девушку: та и слова не выговорила, и на лице застыло удивление. — Ты сам-то как очутился в Космо? — нашлась она, наконец. — К Нанаки в гости напросился по старой дружбе? Парень добродушно рассмеялся. «Странный какой-то», — заключил для себя Рено. — Я вроде как у родственников гощу, — незнакомец привычным жестом взъерошил волосы. — Нанаки сейчас-то и в каньоне нет — путешествует, знаешь… Юффи озадаченно скрестила руки на груди. Притопнула ногой пару раз. Развернулась, подошла к стене, включила свет. — Странноватый у тебя медовый месяц, в обсерватории-то, — угрюмо пробормотала Кисараги: если она и рада была видеть своего знакомого, то вида не показывала. Парень покачал головой. — Да какой месяц? Я один приехал, — лицо его сделалось серьезным. — Опять в Вутае Геостигма разбушевалась. Кисараги не заметила, как вдруг переглянулись Тифа с Шинрой… а Рено заметил. Юффи же накинулась на недоброго вестника, крепко схватив за плотную куртку: — Ты шутишь, верно! Ты же шутишь, Юри, да? — девушка мелко покачала головой, пытаясь разувериться в том, что сказал приятель. Юри с невозмутимым видом отстранил её от себя — да успокаивать принялся: — Да лечимся потихоньку, Чехов-то слегла когда, её в два счета на ноги поставили. Отец твой места себе не находил поначалу! Сама-то ты уехала, ни слова не сказала — ни ласкового, ни худого, а тут ещё невеста… Просто давно уже такого не было, вот я решил съездить сюда — дознаться, причина ли какая есть. Сказать по правде, сам я думал, ты потому и сорвалась из дома. Кисараги молча отошла к стене, на которой висела пёстрая вязаная торба, и принялась теребить большую пушистую кисточку-завязку, то ли показывая, что это её не касалось, то ли будучи искренне взволнованной. — На континенте-то та же беда, — продолжил Юри, оживленный завязавшейся беседой; видно было, не терпелось ему рассказать всё, что знал. — Но это я уже потом выяснил. Мне тут, в Каньоне, всё хорошо так объяснили, обстоятельно — таких людей к нам, ни за что не проиграли бы в Вутайской войне! Последнюю фразу он сказал с таким неподдельным одушевлением, что Юффи, Рено и Тифа со смешанными чувствами обратили взгляды к Руфусу. Тот был невозмутим, и только промелькнувшая искорка интереса несколько оживила его черты. Удивительно: из всех присутствовавших лишь Рено знал о том, насколько щекотливую тему поднял друг Кисараги, и больше других догадывался, как неправ был Юри… Но делам прошлых лет впору оставаться в прошлом. — Видишь… — парень осекся, цепляя взглядом остальных, — видите ли, картина такая сложилась, будто в одной половине Лайфстрима больше, а в другой — меньше. На Восточном почти иссякло все на поверхности, даже в Мидиле на Южном обмелело, а там-то будь здоров! То ли насовсем потоки эти пропадают, то ли кочуют в другие места… А наследие Дженовы — это Лайфстрим зараженный — оно определенно никуда не девается, а просто уходит из тех мест, да и понятно куда… Вообще сложно мне всё как-то объясняли, но смысл такой, примерно… Юри устало, но довольно выдохнул, чувствуя, что больше не стесняется обращенного к нему внимания. — Поговаривают, всё это творит Генезис Рапсодос — мол, не погиб он тогда, десять лет назад, а теперь здесь бесчинствует, — голос его вдруг перешел на шепот. — В Кореле будто бы видели его, недавно совсем… Шинра долго молчал, а с ним молчали и остальные. В воздухе повисло немое согласие, что первым должен ответить именно Руфус. Рено угрюмо наблюдал за тяжелыми раздумьями начальника, а сам пытался переварить всё, что наговорил этот странный вутаец. Серьезно: не знал бы он Цона, так убедился бы с этой парочки, какой странный народ в Вутае. — Что ж, — легким штрихом проступила профессиональная улыбка, и Руфус обратился к Юри. — Вам известно ведь, что Западный континент испытывает острую потребность в лекарстве от Геостигмы? Юнец не преминул ответить: — Не скажу за весь Вутай, но посильную помощь мы окажем, — он принялся рассеянно теребить хвост, — да только проблему этим не решим. Я бы посоветовал вам до утра подождать, с ночлегом мы придумаем что-нибудь…***
Юффи задумчиво разглядывала причудливые движения заварки на донышке кружки. Жуть как клонило в сон: дорога, конечно, долгая выдалась. Старые деревянные часы, которые, видимо, достались родственникам Юри ещё от дедов и бабушек, строгим цоканьем отмеряли время, уже задевая часовой стрелкой красивую размашистую десятку. Сам парень выглядел таким же уставшим, хотя от чего, казалось бы? Кисараги смачно зевнула, так что слезы на глазах навернулись. — Пойду-ка я, — рука, потяжелевшая от обрушенного уюта, поднялась и тут же опустилась. Полузакрытые веки норовили сомкнуться, и Юффи, ведомая сладкой усталостью, поддалась искушению, проваливаясь в блаженную тьму. Юри еще несколько минут наблюдал за девушкой, вознамерившись убедиться, что та действительно уснула. Потом встал, стряхивая с себя напускную усталость, и взглянул на Юффи цепким, долгим взглядом. Немного беспокоило, что чай она так и не допила, но и того должно было хватить. Бесшумно, как только умел, он проскользнул к двери и осторожно повернул ключ. Металл укорительно холодил пальцы, но Юри был неестественно спокоен — просто задержался немного у двери, задумавшись. За тем занятием его застал дядя, тихо пробравшийся в комнату из соседней. Его карие, чуть прищуренные, как и у племянника, глаза осторожно наблюдали за невольным соучастником. — Зря ты приехал, — говорил он в голос, не стесняясь уснувшей гостьи. — Да и девочку зря привел. Юри вздрогнул, заслышав дядю, но когда обернулся, на лице не было и малейшего признака сомнения. — Она мой друг. Хороший друг. Мужчина мельком взглянул на часы, подсчитывая оставшееся время. Кулак сам собой сжался от очередного порыва бессильного негодования. Что ждет их через четыре часа? Страшный, но очевидный ответ: время покажет… Тяжелая тьма перед глазами рассеивалась. Кисараги с трудом приподнялась, утопая в мягком диванчике, и осоловело осмотрелась. Темно было. Знакомый цокот часов считал секунды, призывая погрузиться обратно в сон… но Юффи больше спать не хотела. Поежившись от ночной прохлады и зевнув как следует, она нашла взглядом хронометр и разглядела на светлевшем в ночи циферблате время: почти два часа. Пора бы двигаться в гостиницу… — Спи. Синоби испуганно вздрогнула. В кресле напротив все так же сидел Юри. Разглядеть, в каком тот настроении, было трудновато, но голос — единственное слово — выдал что-то протестующее, отчаянное. Может быть, то было совпадением, что всего лишь прорезонировало с нехорошим предчувствием, преследовавшим еще с их встречи в обсерватории. А может быть, и нет. — Сам-то чего не спишь? — ворчливо буркнула Кисараги, подымаясь и направляясь к двери. — Не пустят тебя уж в гостиницу, — послышалось из-за спины. Ощущение нереальности происходящего все никак не могло покинуть Юффи, и разговор этот казался продолжением сна. Ноги заплетались, слушаться не хотели. — Не пустят, как же, — девчушка добралась до двери и с силой налегла на ручку, намерившись открыть. — Я-то сама тут не в первый… Она осеклась, обнаружив дверь запертой. Вопросительный взгляд в сторону Юри вызвал лишь ответный, полный беспокойства и мольбы. От получившего силу предчувствия её замутило. Стараясь того не показывать, она строго, как могла, поинтересовалась: — Чего это ты закрыл? Давай, мне идти надо, — в подтверждение Юффи затопала ногой, грозно скрестив руки на груди. Друг её сидел не шелохнувшись. Губы зашевелились как-то нехотя, словно вопреки воле хозяина: — Здесь сиди, ночь поздняя. Кисараги зло выдохнула, пораженная несговорчивостью приятеля, и метнулась к нему, вознамерившись выудить ключ: наверняка ведь спрятал где-то, поганец! Пока еще Юффи не понимала, зачем всё так происходит, но дожидаться милости объяснения — кажется, проигрышный расклад. Юри, к ужасу её, даже не сопротивлялся, когда её цепкие пальцы принялись общупывать его многослойную осеннюю одежду, шарить по карманам, порой легко касаясь холодной кожи. Говорило то лишь об одном: проклятый парнишка уверен был, что Юффи ничего нужного не отыщет. Их взгляды встретились. — Отдай ключи! — тявкнула Кисараги, всеми силами стараясь спрятать испуг. Вдруг парень оживился и схватил её за плечи, силой отстраняя от себя. Теперь синоби не скрыть было беспокойства. — Кисараги Юффи, сказано тебе сидеть, послушай меня хоть раз! — губы задрожали, лицо потеплело. — Велено не выходить, ну? Сиди! — Да что это значит ещё! — вспылила девушка, выпрямившись во весь рост. — Сначала в гости позвал, теперь выпускать не хочешь… — Юффи вдруг припомнила небывалую усталость, занявшую сознание после кружки крепкого чая; рот её приоткрылся от страшного озарения. — Да ты усыпил меня?! Какого черта тут происходит?! Юри из последних сил старался сохранить спокойствие духа, и её возгласы оказали неожиданную помощь. Он решил промолчать, хотя нелегко было скрывать правду от девчушки, с которой столько всего пережил. Про себя парень только просил, чтобы вопросы прекратились — иначе расскажет, иначе непременно расскажет, и что тогда будет? — Ты! — вскрикнула Кисараги, переворачивая в комнате все возможные и невозможные вещи, пытаясь отыскать ключ. — Что ты наделал? Почему запер? Почему оставил тут? Как же другие… — Сядь! — грозно взревел он, удивляясь собственной силе. Юффи остановилась на мгновение, окруженная сотворенным бедламом. Ей показалось, что прикрикнул на неё не друг детства, а суровый предводитель Вутая, Годо. Отец. Ведомая этой иллюзией, Кисараги действительно села, не произнеся и слова. Приятель её тяжело выдохнул, спрятав лицо под скривленными пальцами. — Скоро бомба рванет. В Каньоне заложили бомбу. Людям сказать должны, где именно, чтобы уйти успели. Пружинка паники, сжатая до предела, распрямилась где-то в душе, так что Кисараги послышалось её весёлое позвякивание. Вместе с ней подскочила и Юффи, готовясь сказать что-то — вот только что? В голове творилась сумятица, не имело ничего смысла: ни бомба, ни снотворное, ни злой, растерянный Юри. Но голова все же вскружилась, когда до Кисараги доходить стало, что больше никто: ни Рено, ни Шинра, ни Тифа, — никто не знает. — Если кто-то проболтается пришлым, по Каньону разольют чёрную воду, — Юри продолжал, сотрясаемый мелкой дрожью. Он-то знал, что такое чёрная вода. — Такой был уговор. Мне дядя рассказал, а я вот — тебе. Так что сиди, помалкивай! — Да ты сдурел! Сдурел! — Кисараги вновь кинулась к двери, принялась барабанить кулаками, жалея больше всего на свете о забытом сюрикене. В голосе появились истеричные нотки, которых боялся Юри. — Зачем вы согласились?! Хотели бы расплескать Геостигму, давно бы расплескали! Дверь ожидаемо не поддавалась, будто её нарочно обили чем-то крепким да подперли с другой стороны. Юффи от души пнула ненавистную преграду и с удивлением почувствовала, как что-то крупное в кармане шорт протестующе надавило на живот. «Мобильный!» — Кисараги разом достала спасительное устройство и набрала Рено. Юри, ужаснувшийся своей оплошности, устремился к ней, намерившись исправить ошибку, но девчушка была быстрее.***
Турку не спалось. Пару раз он уже отмерил шагами путь от своей комнаты до той, где устроили Шинру, чтоб запомнить маршрут. Рено в обычаях местных не сильно разбирался, но подобное расселение показалось ему крайне подозрительным, ведь получалось, что их, четверых, устроили весьма странной группой. То и дело по пути в темных коридорах попадались люди, которые весьма странно глядели на него, но не произносили и слова. Какое-то время он лежал в своей комнате — подумать только, каньонцы по гостеприимству даже не пожалели таких-то мест! — и пытался понять, что не так; сон, конечно же, не приходил. Тогда Турк решил прогуляться по ночному городку. Впрочем, темно здесь было круглые сутки, так что изменилось немного. За Кисараги он как-то не переживал: ту приятель позвал чаи гонять, чуть Турка не затащил на посиделки, а вот двое других спутников… Когда зазвонил телефон, Рено довольно быстро взял трубку, но и слова сказать не успел, как услышал: — Рено. Рено! Каньон заминировали. Где-то бомбу подкинули! — из крикливого голоса Кисараги ему удавалось расслышать только половину. Девчонка явно была не в себе, а это выводило из себя самого Турка. — Надо остальных найти, вдруг… Разговор прервался, оставив Турка в положении, полном замешательства и оживления. Былую дрёму сняло как рукой. — Юффи! Эй, Кисараги, ты слышишь меня?! — но в телефоне уже было тихо. Выходило всё донельзя паршиво. Чем он думал, когда позволил случиться такому странному расселению? Чем он вообще думал? Рено понёсся по заученному пути, с удивлением подмечая, как из некоторых дверей начал брезжить свет, которого не было еще час назад. Ночь уходила все глубже, а с ней — и паника, охватившая Турка, ставшая кульминацией утренних треволнений. На очередном повороте Турка что-то остановило. До ушей дошел небывалый грохот, убивший и панику, и страхи. «Вот черт. Вот черт!» Он вознадеялся, что взрыв не пришелся на комнату Руфуса. Если так… Если так…! Рено снова побежал, углубляясь в проклятые затхлые каменные коридоры. Если бы не тусклые лампы, он бы запнулся еще пару раз, как, например, за очередным поворотом. Тут Рено и впрямь чуть не налетел на что-то очень непохожее на камень или предмет мебели. Знакомая клетчатая рубашка выдала обладателя с головой, пусть и лежал он лицом вниз. Турк остановился, пригвожденный смесью облегчения и ужаса. Он бы и хотел опуститься, помочь, но мужчина зашевелился, поднимаясь на четвереньки, и слабо потряс ушибленной головой, освобождая, очевидно, собственный обзор от непослушных светлых прядей. За ним рыжели языки пламени, пожирая то, что на несколько часов стало его комнатой. — Босс! Руфус был весь в пыли; кое-где под одеждой начинали расплываться красные пятна, но это не помешало ему встать на ноги и сделать несколько неуверенных шагов вперед — в сторону пожарища. «Какого черта?..» — Рено подхватил начальника, только чтобы тот с силой оттолкнул его. Турк, немало ошарашенный, вновь подступился, но, встретившись с исцарапанным лицом Шинры, замер. Никогда он еще не видел подобного взгляда от Руфуса. Устрашающего, странного… Рено тряхнул головой, избавляясь от наваждения, и снова взвалил его руку себе на плечо, разворачивая обоих. В душе у Турка пузырилось эйфорическое облегчение, так что даже вопреки произошедшему он нервно улыбнулся. — Вы как, босс? — попытался он разговорить начальника. — Кисараги позвонила мне, блин… Я… я рад так, что… Как вы узнали-то про бомбу? В конце концов, Шинра был довольно далеко от места взрыва — только поэтому у Рено еще осталась работа. Останься он в злосчастной комнате — и… Нет, не время об этом думать. Надо срочно найти Локхарт — поди, проснулась уже от взрыва такого! — да Кисараги: чудом он запомнил, где живет странный вутаец. Шинра хранил гробовое молчание. Ногами он передвигал будто бы нехотя. На лице застыла маска безразличия, которую Руфус так любил примерять перед подчиненными и — особенно — коллегами… Но сейчас ведь главное, что выжил он, так? Они шли по усеянному камнями коридору, тишина в нем нарушалась только потрескиванием рыжего пламени да тяжелым дыханием Рено. Руфус почти не дышал. Что-то было не так: место было населенное, времени от взрыва прошло порядочно — а им по пути так никто и не встретился. Почему? Телефон снова зазвонил. Юффи. — Я взрыв слышала, — голос синоби дрожал ещё сильнее, чем прежде, — ты живой же? Живой?! В сердце что-то сжалось и потеплело от её искреннего беспокойства. — В порядке я, — Рено выдохнул, присматриваясь к Шинре, который до сих пор не сказал ни слова. Приложило его, должно быть, сильно. — Босс тоже в порядке. Подорвали как раз его комнату, но… в порядке он. В динамике послышался судорожный выдох. — Это хорошо. Хорошо… — Турк с удивлением отметил, что рад был слышать её голос. — Меня Юри, дурак, запер, я… Я не нарочно! — послышался тоненький всхлип. — Выпустили меня, как прогремело — а то бы я им руки-ноги пооторвала! Сейчас до Тифы доберусь, и мы уже к вам. — …Хорошо, — признаться, Рено считал Тифу причастной к случившемуся. Если она нарочно к ним в доверие втерлась? С тяжелым сердцем Турк обратился к боссу: — Кисараги жива-здорова, сейчас Тифу приведет. Босс, не мое это дело, конечно, но нечисто что-то с этой Локхарт!.. Заслышав её имя, Шинра резко оживился. Взгляд стал осмысленным, а в теле разлилась болезненная сила. С легкостью, которой сам Турк поразился, он оттолкнул помощника и развернулся, двинувшись в обратную сторону. — Эй! — Рено кинулся за ним, все меньше и меньше понимая логику начальника… А потом он вспомнил, куда первым делом Руфус отправился — в горящую комнату! Туда, где всё разнесло к чертям! Идти туда не было смысла — разве что Шинра оставил там какую-то вещь. Но не вернуть же её! Его надо образумить как-то. — Босс!.. — телефон снова зазвонил. — Слушай, нет её в комнате, наверное, выбежала уже к вам. Я сама скоро подоспею! — и Кисараги в очередной раз бросила трубку. Он видел спину начальника, с каждым шагом покачивавшуюся то в одну, то в другую сторону. Ревниво Турк подумал, что, быть может, объявившаяся Локхарт как-нибудь его образумит. Осталось подождать только… И тут Руфус споткнулся — споткнулся нелепо, даже обломков поблизости не было. То ли упал, то ли присел. В душе похолодело. На языке зародился кислый вкус, давший ему больше, чем сбивчивые речи Юффи. — Руфус, — забыв всю субординацию, Рено догнал начальника и осторожно опустился рядом с ним. Так же осторожно, затаив дыхание, он задал вопрос. — Где… Локхарт? Шинра, казалось, обрел, наконец, ясность ума. В движениях, с которыми он сел на полу — чересчур правильно, отточенно, — промелькнуло что-то странное. Дыхание его стало тяжелым, словно теперь он смог, наконец, насладиться воздухом. — Тифа?.. — Руфус устремил свой взгляд туда, куда всё намеревался дойти. Довольно долгое время они пытались выйти на Локхарт, и никогда — никогда Шинра не называл её по имени. Рено нервно усмехнулся. — Да нет, — даже улыбка проступила, чтобы тут же погаснуть. — Нет…