***
Яркое свечение монитора заставляло прищуриваться; черневшие на экране буквы сменялись друг за другом, строки широкой лентой двигались вверх, вверх, вверх… Фотографии, выдержки из отчетов, схемы – всё это мелькало перед глазами, как могло врезалось в память, пытаясь пробиться дальше, глубже. Генезису пришлось собирать по крупицам всё известное и неизвестное; Метеор, Геостигма, Дипграунд – как много случилось за годы сна! Солдат поразился бесстрастности излагаемых в отчетах суждений, освещавших вероятные промахи и невероятные результаты того или иного человека, явления, события. Рапсодос кинул расторопный взгляд назад, примечая женщину в регенерационной капсуле, едва работавшей на последних источниках. Тело по-прежнему живо, но когда незнакомка придет в себя, придет ли – неясно. Неясно также, зачем он попытался её спасти и принёс в полуразрушенную лабораторию, вызволив из другой, разбитой капсулы. Глаза вновь сверкнули в сторону луны, заглядывавшей в помещение через проломы в потолке. Руины Мидгара – кто бы мог подумать! Пробуждение, вестимо, настигло его на закате катастрофы, придумать объяснение которой Генезис был не в силах. Он узнал Вайсса – и не узнал Мидгар. Встретить заброшенные руины вместо пульсирующего жизнью города оказалось выше его сил; теперь Генезис занят был тем, что пытался найти любые сведения о произошедшем, но что делать дальше и как мириться с жизнью, потерявшей прежнюю опору? Одно дело – желать мести, и совсем другое – стоять в развалинах, будучи не то отмщенным, не то проклятым. Всё то время, что он успел провести в полуразрушенной лаборатории, Солдат изучал документы и следил за состоянием двух своих новоявленных подопечных – таинственной женщины и названого брата. И если пробуждения первой он ждал, то разговора со вторым начинал всё больше опасаться с каждым следующим отчетом. Из документов Генезис узнал, что забравший его в Дипграунд Вайсс осуществил задуманное: Рестрикторы, цепные псы Нулевого Сектора, были повержены, а неконтролируемое, бесчеловечное войско получило свободу. В своеобразной летописи Рапсодос нашел даже подробные записи о последней схватке с предводителем Затерянного войска. Эти записи особенно привлекли внимание Солдата: в них негласно крылась какая-то страшная разгадка о природе Сети – быть может, потому Генезис и откликнулся на зов Богини? Погружение. Шелке Бесцветная. Фальшивые воспоминания, подключение к сознанию, создание образа из Сети по крупицам данных – всё это особенно запомнилось, и детское личико главной сообщницы Императора запечатлелось в памяти само собой. Едва он увидел фотографию Шелке, слабая догадка мелькнула в мыслях, и Рапсодос сорвался с места, приблизившись к регенерационной капсуле. Действительно: даже если позабыть об огненно-рыжем оттенке волос, некоторые черты лица носили определенное сходство – но женщина была много старше, а отчеты твердили, будто Шелке обречена на существование в теле девятилетней девочки… и женщина эта претерпела слишком много травм, самым ярким свидетелем которых был протез вместо левой руки. Казалось, с каждой новой крупицей информации вопросов становилось всё больше. Генезис рассеянно провёл рукой по мутному стеклу, огорченный тем, что очередная нить завела его в тупик. Он повернулся к плите, где лежал Вайсс – по-прежнему недвижно, только широкая грудь мерно вздымалась и опускалась. Солдат невольно позавидовал подобному спокойствию.***
Лаборатория, в которой оказался Вайсс, была ему знакома. Голой спиной ощущалась твердая холодная поверхность; занемевшее тело едва слушалось. Сначала он пришел в себя… и только потом понял, что не должен был приходить в себя: Омега, Хаос, Ходжо, Неро – воспоминания хлынули потоком и пылающе слились воедино, заставив Императора сорваться с места. В нависшем полумраке взгляд выхватил мерцание регенерационной капсулы. Следующим его внимание привлек яркий квадрат монитора, у которого сидел какой-то человек, не отрываясь от бумаг, раскиданных по столу. Тусклый свет настольной лампы скользил по тёмной одежде, выдавая крепкую спину, стянутую перекрестными ремнями. Рыжие короткие волосы, разлетавшиеся в стороны – Вайсс почти узнал его. Бросив последний взгляд на плиту, где лежал – там покоился алый плащ Рапсодоса, который Солдат, видимо, услужливо подложил, чтобы он не замерз, – Цвет нетвердым шагом приблизился к Генезису. Тот почувствовал приближение и медленно повернулся, встретив его холодным взглядом. Внешняя безмятежность скрывала недоверие и готовность к действию, что не ускользнуло от цепкого внимания Вайсса. Тем не менее, он оказался здесь по воле Рапсодоса – вряд ли тот бросится в атаку… первым. – Я всё ждал, когда ты проснешься, – Солдат улыбнулся уголком губ, спрятав поглубже собственную настороженность. Проворным движением он поднялся и обошел собеседника, вознамерившись забрать свой плащ. – Что здесь произошло? Вайсс предпочел не отвечать. В голове мерными ударами с самого пробуждения слышалось биение, и далекий, но знакомый голос пытался воззвать к нему с необычайной настойчивостью. Хотелось отогнать это странное ощущение, да только чем яростнее он пытался, тем сильнее погрязал в звуках ударов. Затуманенный взгляд снова уцепился за капсулу, за стеклянной стенкой которой лежала женщина. Голос в голове усилился – и Вайсс узнал его. Каким всё-таки странным способом брат нашел путь к его сердцу… «Это Шалуа Руи, – шептал Неро, – сестра Шелке». Генезис подошел к нему, застывшему подле капсулы. – Вижу, и ты ей заинтересовался, – тон был серьезен. – Потому ли, что она связана с вашей Цвет? Вайсс, наконец, посмотрел на Рапсодоса, и с губ сорвалось только выражение, полное недоумения и замешательства: – Почему ты не цитируешь поэму? Несколько секунд Солдат смотрел на него растерянным взглядом – и вдруг звонко, от души захохотал. – А почему я должен её цитировать?.. – он так сильно смеялся, что пришлось утирать слёзы. – С другой стороны, эти отчеты… весьма увлекательное чтение! Цвет не понимал, над чем так потешался Рапсодос… и это его совершенно не интересовало. Уже когда он двинулся к черневшему проёму выхода, чтобы покинуть обезумевшего Солдата, рука, облаченная в холодную кожаную перчатку, крепко схватила его плечо. – Ты никуда не пойдешь, пока не ответишь мне, – Генезис вмиг стал серьезным; плащ был отброшен на стул, как ненужное, мешающее обстоятельство. – Каковы твои намерения? Ненадолго Вайсс задумался; нужно было понять, что преследует Рапсодос – менее всего он хотел поединка сразу после пробуждения. – Я собираюсь вернуть то, что потерял, – без колебаний ответствовал Вайсс, предчувствуя надвигающееся противостояние. – Как и ты. Бывший Солдат лишь кивнул, отступая на несколько шагов. – Так давай вернем это вместе, – Генезис заходил полукругами, не отрывая глаз от Императора. – Вернем этой Планете и себе долгожданный мир и покой. Гул в голове Вайсса усилился; голос внутри него отчаянно запротестовал, и зрение помутилось чернотой. Знакомое и потому приятное чувство невероятной злости вырвало его из тумана, из цепких лап собственного брата, и Цвет ядовито оскалился, протяжно складывая слова: – Мир! В самом деле? Годы отшельничества ничему не научили тебя, Генезис Рапсодос, – имя Вайсс словно выплюнул, ударив по каждому слогу. – Думаешь, познав однажды войну, я смогу жить в мире? Познав однажды власть, я смогу пресмыкаться? Что знаешь о Планете ты, когда я был средоточием мироздания? Я был сердцем Омеги. Генезис не удивился; того, что он узнал о Чистейшем Вайссе, достаточно для подобных заявлений – но последние слова не смутили – насторожили Рапсодоса. Катастрофа, случившаяся на руинах Мидгара – неужели это был призыв Омеги? Недаром в отчетах Дипграунда так много ссылок на исследования Потока! «Натворил же ты дел, Вайсс», – тень невеселой улыбки легла на лицо Солдата. – Тебе придется смириться, – осторожно начал он, – смириться с собственными пороками. Коль ты пойдешь против воли Потока – тебе не суждено выжить. Для того ли ты помог мне пробудиться, для того ли ты был отвергнут смертью? Падший Император криво ухмыльнулся, освобождаясь от остаточных ощущений холода, липнущего к телу. Жар предстоящего сражения теперь был приятен и предвкушаем. Руки и ноги налились привычной силой, что успокоило и с тем раззадорило его. Мягко ступая по холодному полу, Вайсс присоединился к осторожному танцу, обводя следами круг, означенный Рапсодосом. – О, поверь, я изменился, – Цвет тщетно пытался заглушить беспрестанный голос в голове. Генезис держал руку на рапире, готовый к выпаду в любую секунду; сам Вайсс лишен был роскоши оружия. – Что ж, – Рапсодос презрительно сощурился, – тогда только один из нас выйдет отсюда. Несколькими широкими шагами он ретировался к столу и медленно достал оттуда офицерский меч. Вайсс подозрительно окинул взглядом оружие, которое Генезис кинул к ногам оппонента. – Сразись, как подобает Солдату, Безупречный Вайсс, – нараспев произнес Рапсодос, деланно неторопливым движением вытаскивая рапиру. – Пусть честный поединок нас рассудит. Гордость и честь – Вайсс много сказок слышал о бесполезном морализаторстве Солдат с поверхности. Слишком уверенные, слишком принципиальные, они совершали ошибку за ошибкой, погибая от собственной глупости. Такую же ошибку совершил и Генезис – а ведь Цвет в самом деле думал, что сон заставит его изменить собственные убеждения. Теперь, однако, эти убеждения лежали у ног Императора, являя собой залог успешного исхода. Вайсс в очередной раз криво ухмыльнулся, предлагая Генезису жалкое подобие оправдания и благодарности, пока поднимал меч: – Наши миры до боли разнятся. Мне никогда не понять понятного тебе, а тебе никогда не познать познанного мной, – он разрубил воздух свищущим движением и выставил меч перед собой, азартно сверкнув взглядом. – Нападай, Генезис Рапсодос! Рапира в его руке заалела, и Солдат подлетел к оппоненту, делая первый удар. Вайсс успел уклониться, кожей чувствуя тепло окружавшего лезвие воздуха. Генезис, увлеченный вперед тяжестью удара, быстро развернулся и устроил серию молниеносных атак, каждую из которых Цвет танцующе парировал, лишь изредка используя меч для особенно быстрых ударов. Генезис, осознав тщетность нападения, остановил натиск и отступил. Воздух врывался в легкие жгучей волной; рапира в руках недовольно дрожала. Вайсс, к его удивлению, стоял неподвижно, не делая попытки напасть – даже не поворачиваясь к Солдату; на лице играла легкая улыбка. Что-то скрипнуло – и Цвет внезапно исчез со своего места. До Генезиса донесся легкий шорох, и в следующее мгновение меч со знакомым свистом мелькнул там, где миг назад был Рапсодос. Солдат стиснул зубы, обрушивая рубящий удар, но Вайсс вновь испарился и атаковал, и вновь Генезис смог лишь в последний момент увернуться. В следующий раз их клинки скрестились, скрежещущим звуком нарушая напряженную тишину; взгляды встретились, впитывая настроения противника. Вайсс злорадно скалился, точно чувствовал превосходство, и на секунду Генезис увидел в нем себя – того себя, до боя с Заком, до Нибельхейма… до смерти Анджила. Что-то похожее на злость зародилось в душе, и устремление изничтожить себя прошлого плотным саваном укрыло мысли о честном поединке. Рапира полыхнула ярче прежнего, явив причудливые письмена на лезвии, и клинок жадно впился в оружие противника. Не ожидавший того Вайсс метнул яростный взгляд на свой меч, прежде чем опасливо отскочить. Посреди лезвия дымилась глубокая зазубрина, грозившая каждый следующий удар обратить против владельца. Разъяренный Император готов был забрать назад свою благодарность; всё обернулось слишком неожиданно. – Ну что, названый брат, – тяжело дыша, проговорил Генезис, – теперь по силам тебе меня понять? Ведомый ещё не погасшим огнем битвы, Цвет со звоном отбросил меч, освобождая руки. Кулаки крепко сжались, и мышцы рук оживленно задвигались в предвкушении нового испытания. Рапсодосу пришлось сосредоточиться: не ожидал он, что Вайсс вознамерится идти до конца. – Решил использовать прием, который положил начало твоей Деградации? – костяшки пальцев лениво шевелились, предчувствуя скорую встречу с противником. – Как это по-твоему, Генезис Рапсодос. Как и ожидал Цвет, замечание это ударило по больному месту, заставив Генезиса резко сорваться. Вновь посыпались атаки, которые Вайссу слишком легко было парировать, и в очередной раз уклоняясь от атаки, он успел обрушить удар в висок. Рапсодос пошатнулся, на доли секунды теряя ориентацию, но пришел в себя куда быстрее, чем того хотелось Императору: очередной, решающий удар был уверенно отбит, а раскаленная рапира с вожделением полоснула гладкую кожу на животе. Вайсс застыл от ужаса; на какое-то время для него перестал существовать бывший Солдат – только тонкая полоска тепла, приправленного ненавистной болью. Открывшаяся рана дала волю голосу Неро, который шептал и шептал, царапая голову изнутри: – Тебе больно! Давай уничтожим его, брат! – Замолчи! – взревел Цвет, стискивая голову, подставляясь под удары Генезиса. Но Рапсодос был слишком сконфужен резким вскриком Вайсса и потому лишь принял защитную стойку, ожидая дальнейшего развития. – Позволь мне помочь! – молил голос, продолжая скрежет в голове, ненавистный, отвратительный скрежет. – Тьма уже ждет его – только скажи! Вайсс зажмурился до цветных кругов перед глазами; удары в голове становились сильнее, необъятнее – как и настойчивый голос Неро. Он стиснул зубы, но и это не сняло непосильного напряжения… А Генезис стоял и смотрел, имея полную над ним власть. «Нет уж – лучше сам по себе, чем в чьей-то милости!» – стоило ему так подумать, как сознание ненадолго отступило, и Вайсс мог только наблюдать то, что случилось дальше. Ослепительно-голубая вспышка разнеслась по лаборатории, на мгновение обездвижив Генезиса. В обрушившейся темноте зароились смольно-чёрные нити, молниеносно укрыв Рапсодоса в плотном веретенообразном коконе. Напрасно тот пытался вырваться – тёмные узы лишь туже стягивались вокруг Солдата, стремясь лишить жизни и воли к жизни. Потом снова случилась яркая вспышка – и Генезис исчез. Исчезли и удары в голове, и назойливый голос. Вайсс задышал полной грудью, будто впервые в жизни насладился воздухом. Кровь алой тесьмой сочилась из раны, негласно напоминая: он всё ещё жив!.. Но секунды эйфории быстро улетучились, когда пришло понимание случившегося. Он только что отправил Рапсодоса во Тьму – в то место, что хуже ада. В его теле – Неро. И теперь Вайссу по силам всё, что мог их отряд. Головная боль возвращалась… – Неро, – прохрипел он, двинувшись в сторону стола, подле которого был брошен плащ Генезиса. Рука прижалась по животу, обагрившись кровью, и заскользила взад-вперед, словно пыталась убаюкать свежую рану. – Повтори-ка то, что сделал, – другой рукой Вайсс подхватил кожаный плащ. Не дожидаясь ответа, он сам сосредоточился, пытаясь воскресить события, унесшие Рапсодоса. Вновь в глазах полыхнуло ярким светом, и настольная лампа погасла. Вайсс сверкнул взглядом в сторону капсулы – и обомлел. Пусто! Из темноты снова поползли длинные чёрные тени, обретая объём и форму, и Цвет, не дожидаясь желавших напасть чёрных лап, резким движением кинул им алую приманку. Ещё одна вспышка – и снова зажегся свет – и Шалуа была на месте. По лицу расплылась злорадная ухмылка. Но и ей не суждено было надолго задержаться: волна нестерпимо яркого света взрезала полумрак лаборатории и тонким гребнем прошла сквозь Вайсса. В груди словно что-то взорвалось. Он пошатнулся и упал навзничь, не чувствуя более своего тела. Яростное недоумение с каждым вздохом подпитывалось окружающей тишиной; пропали мельчайшие звуки – зато удары в голове вернулись. Лаборатория взорвалась ослепительным сиянием, что оставило в своих отголосках лишь огромный сгусток света. На секунду Цвет увидел полыхающий золотыми доспехами силуэт; безупречно-белые одежды, перемежаясь с прекрасным золотом брони, слепили глаза. Шлем был склонен в его сторону, точно палач намерился самолично убедиться в исполнении приговора. Чувствовал ли он благоговение? Раскаяние? Страх? Вовсе нет. В тот момент лишь Вайссу показалось, что время остановилось. Как интересно! Невероятно интересно складывались события! Минерва – неужели она пришла мстить за своего павшего рыцаря?! Несмотря на недвижность, сковавшую всё его тело, Императору удалось коварно осклабиться и твёрдо посмотреть в лицо Богини, спрятанное где-то за прорезями шлема. «И что ты сделаешь?!» – мысленно скандировал Вайсс, жалея лишь о том, что не в силах сказать это вслух. Рука, облаченная в массивные доспехи, тяжело поднялась и проворно ухватила что-то в воздухе, заставив окружение мелко зарябить. Потрескивание, неслышное для Вайсса, становилось отчётливей и уже проявлялось в мелких белёсых вспышках. Вскоре разряды молнии заполнили всё пространство, что отделяло Цвета от воительницы; жар обжигал раскрасневшуюся кожу, раскалял одежду. Богиня отвела руку в сторону, и из воздуха с оглушительным разрядом вырвалось массивное копьё; Вайсс мог только додумывать все эти звуки, потому как продолжал слышать лишь отчаянное биение в голове, делавшее пытку невыносимой, но ни кричать, ни сдвинуться был не в силах – а кривая улыбка продолжала стынуть на губах. Лезвие копья, добела раскалённое, взметнулось вверх, застыв над его лицом – и опустилось, пронзив мгновение безумием, бесконечным умопомрачительным безумием. Вайсс не знал, кричал ли он – наверняка кричал. Стенал. Ревел. Даже когда перед глазами сгустилась тьма, Цвет продолжал вытягивать из легких воздух – или испытывать иллюзию чего-то подобного, и сколько вечностей промелькнуло до тех пор, пока не исчезло абсолютно всё, он не помнил.***
Просыпаться во второй раз после тесного контакта с высшими формами жизни было всё так же холодно и больно. Тело словно чужое. И мысли… мысли тоже чужие. Вайсс медленно приподнялся с холодного пола – двигались и руки, и ноги, и спина. По-прежнему мерцала капсула жизнеобеспечения, по-прежнему оттуда выглядывало мирное лицо рыжеволосой женщины. В окружении не было ни Генезиса, ни Минервы. Он осторожно посмотрел на живот – от раны ни следа. Рука метнулась к лицу – всё цело. Но как же тогда копье, широким лезвием врезавшееся в переносицу и глаза?.. Неужели всё это – сон? Цвет осторожно подошёл к капсуле, охладевшей спиной ожидая чьего-то явления. Тщетно. Лицо Шалуа выражало не то беспокойство, не то умиротворение; Вайсс не сразу понял, что в стекле слабым призраком висит его собственное отражение. Всё потому, что это не было его отражением. Не должно быть. Не могло быть! Черты лица стали меньше, тоньше, глаза – бледнее, волосы… Некогда белые, теперь – иссиня-чёрные. В тех закоулках сознания, что люди звали душой, неотвратимо похолодело. На коже выступил холодный пот. Вайсс сорвался с места и побежал, отдаляясь от страшной иллюзии. Дебри Нулевого сектора уводили его всё глубже, во тьму, где Цвет надеялся забыться – если то были его стремления, а не того существа, чьё лицо смотрело на него со стеклянной плёнки. Когда бежать надоело, Вайсс с силой рухнул на колени, запрокинув голову к небесам. Здесь на него тоже смотрела луна, огромная, белая, зловещая. С шумом вдохнув пропахший гарью воздух, Цвет взревел так, что стайка перепуганных птиц с ближайшей крыши испуганно взметнулась, усиливая рёв собственным карканьем. – НЕРО!!!