***
Он очнулся под завалом из человеческих тел, и при любых других обстоятельствах подобный расклад весьма сильно потревожил бы Руфуса. Хотя на самом деле Шинре и впрямь было не по себе: он не знал, живы ли все эти люди или мертвы, когда пытался выбраться, цепляясь за чьи-то руки, ноги, поразительно реальные для дурного сна. Ужасные эпизоды из прошлого всплывали в голове, подобно трупам, иллюзорным смрадом опутывая мысли. Память шептала ему о прежнем заточении, о больных Геостигмой людях, которые так и не выбрались из злосчастной пещеры. Шинра упорно отгонял ужасные мысли, намерившись выбраться любой ценой. Всё это больше походило на кошмар, чем на действительность: будь их и впрямь так много, Руфус не остался бы в живых — или то действительно было лишь больным воображением? Ему не хотелось думать; не хотелось анализировать те ощущения, что накинулись всепожирающим, уносящим дыхание шквалом. То и дело он ощущал слишком близкий контакт с собственным телом, и удушающее тепло делало пытку невыносимой. Даже отдавая себе отчет в том, что это не настоящие люди, Шинра едва удерживал панику от слепых соприкосновений: как чьё-то лицо упиралось ему в бок, как путались ноги в чьих-то конечностях, как собственная голова то и дело принимала удар от нового тела… Когда разорвалась сфера, Шинра не нашел ничего мудрее, как устроить себе укрытие, отойдя как можно дальше. Сильная ударная волна, впрочем, задела и его — что случилось со Страйфом, даже думать не хотелось, — так что какое-то время Руфус, скорее всего, провел без сознания. Из этих мгновений он помнил только, как в груди скреблось некое подобие совести за очередную волну — в самом буквальном смысле — разрушений. Не хотелось укореняться в подозрении, что Вайсс спровоцировал их на подобный шаг, но и объяснения его нынешнему положению не находилось. Дыхание сбивалось; несмотря на кажущуюся легкость, двигаться среди всей этой груды было поистине тяжело. Тусклый свет, наконец, достиг наследника, означив конец пути, и Руфус задвигался быстрее. Кто-то схватил его за руку. Без того пребывавший на грани, Шинра резко вскрикнул, постаравшись тотчас же высвободиться. Но хват был слишком крепким, и вскоре наследнику показалось, будто десятки рук сейчас тянутся к нему, чтобы вот так же схватить, чтобы утащить обратно, разорвать в клочья… Движения его стали хаотичными и отчаянными; дыхание участилось. Руфус всё ещё двигался к источнику света, когда понял вдруг: тот, кто схватил его, пытается протолкнуть его туда же. Будучи по натуре упрямым и непокорным, Шинра порешил, что вовсе не стремится к иллюзорной свободе… Но было уже поздно. Освещение конференц-зала и впрямь было не самым ярким, но взрезало глаза до страшной боли. Руку выпустили; он почувствовал, что катится по наклонной, пока не приземлился на ковровое покрытие, шершавое и пыльное — довольно болезненно. Шинра издал слабый стон облегчения, выдыхая, выгоняя из себя ужасные ощущения от горы трупов. Глаза постепенно привыкали к свету. — Руфус. Тот испуганно вздрогнул, не в силах совладать с собой. Голос был холоден и удивительно знаком. Наследник быстро метнул взгляд в нужную сторону. Шелке дышала не менее тяжело; она выглядела усталой и жалкой, но даже при этом лицо её не выражало и малейших признаков эмоций. В этом деле, горько думал Руфус, ему не мешало бы поднабраться мастерства. Синие глаза девочки смотрели как всегда пронзительно, но, к удивлению его, она первая отвела взгляд, пораженчески выдыхая. — Шелке, — только и выдохнул Шинра, начиная догадываться, кто именно вцепился в него. Тенденция к спасению жизни представительницами прекрасного пола виделась ему совсем не утешительной. — Где Вайсс? Спасительница явно не стремилась к разговору, но и куда-то торопиться не собиралась, а это по меньшей мере озадачивало. — Что с ним случилось? — теряя без того малое самообладание, вопросил Шинра. В голосе сами собой проскользнули приказные нотки. Шелке по-прежнему молчала. Руфус наблюдал, как она медленно приподнялась и приблизилась; выражение лица, без того лишенного эмоций, сейчас являло жуткую смесь безразличия и холодной ярости. Рука наследника сама собой дёрнулась к пистолету — мимо. Больше не было при нём оружия. — Погружение в сон может по-разному воздействовать на закрытые реальности, — девочка сделала очередной шаг в сторону Шинры; говорила она так, будто шептала молитву. — Неизвестно, какие последствия себя проявят — реальность может исчезнуть на какое-то время, но может и углубиться в Лайфстрим, делая невозможными любые попытки выбраться. Наследник в несколько резких движений приподнялся, ощущая боль во всём теле. Да что же с ним произошло, чёрт побери? Где Страйф? Что вознамерилась сделать эта перебежчица? — Рив Туэсти не хотел бы твоей смерти, — взгляд девочки вдруг стал потерянным, будто она не знала, к кому обратиться. — Но Рива Туэсти больше нет. Винсента Валентайна больше нет. Даже в тусклом свете Руфусу удалось разглядеть редкие, почти высохшие дорожки слёз, что немало поразило наследника. — Вайсс, — черты лица оживились; чёрная злоба, порывавшаяся наружу, исходила от неё почти осязаемыми волнами. — Он заставил меня создать образ — а потом вырвал из моей головы. На секунду Шинра растерялся. По меньшей мере нелепо и неловко было наблюдать, как медленно приближается к нему девятилетняя девочка, намерения которой говорили сами за себя — но при этом холодные когти ужаса нависли над сердцем, готовые вот-вот вцепиться. — Образ?.. Ответом ему послужил грохот и противный скрежет. Совсем рядом — Руфус и забыл, в какой секции надумал укрыться! — сиденья раздвинулись, и один из многочисленных завалов резко и громко сменил очертания. — Он никогда не имел над ним власти — иначе мог бы себя убить, — несмотря на грохот, Шелке продолжала изъясняться тихим, но звенящим голосом. — И всё равно ему удалось добиться своего… Девочка сделала несколько неуверенных шагов вперед, точно пыталась удержать равновесие, и осела на землю. Грохот стих. Шинра бросил торопливый взгляд в ту сторону: всё замерло. Среди завалов по-прежнему виднелся знакомый силуэт, такой же мёртвый и неподвижный, каким был раньше. Шелке трясло от плохо скрываемой злости. — Так вот что Вайсс говорил, когда назвал его мёртвым, — кулачок в сердцах стукнулся о бархатистый пол. Руфус слышал её, словно сквозь преграду; в голове, хаотично меняясь, пыталась выстроиться полная картина происходящего. Он слышал разговор Вайсса, он видел необъяснимую злость, охватившую тогда Шелке — но причина ускользала от него, одно короткое имя всё никак не могло прийти ему в голову и связать все факты воедино: Шинра не знал, кто именно пал от его руки. — Ты говоришь о Генезисе? — он подошел поближе, присел рядом. Шелке рассеянно кивнула. — О другом Генезисе — тот, кто не знал ни Анджила Хьюли, ни Зака Фэйра, — избегая его взгляда, девочка повернула голову, внимательно всматриваясь в огромную дыру в потолке, посреди зала. Руфус проследил за её взглядом и похолодел. Пролом в самом центре означал только одно: им не удастся вернуться обратно. Устройство безвозвратно повредилось, если не уничтожилось вовсе, и Шелке, очевидно, тоже об этом знала. …Но где тогда Вайсс? — Они придут, — Шелке нетвердо поднялась на ноги; посмотрев вдруг на Руфуса холодно и спокойно. — И Клауд, и Генезис, и… Вайсс. — Клауд? — Он справится, — твёрдо, почти машинально заявила девочка, возвращая себе прежнее безразличие. Шинра мельком взглянул на гору из человеческих тел, с благодарным облегчением подмечая, что помощь пришла вовремя. Некоторых он узнал; это были сотрудники, сидевшие в зале, когда Руфус разговаривал с Туэсти несколько дней назад… и с удивлением наследник подметил, что было их значительно меньше, чем представлялось ему вначале. Он всё ещё смотрел на тела, когда, неведомо для Руфуса, Шелке стала приближаться к нему медленным, осторожным шагом. — Скажи мне, Руфус Шинра, — ледяным тоном отчеканила она; Шинра при этом обращении невольно вздрогнул. — Где настоящая Тифа Локхарт? Руфус медленно повернулся и посмотрел на неё снизу вверх. Лицо девочки горело странной решимостью. Он ожидал этого вопроса — но далеко не от Шелке. Вопрос этот, однако, породил цепную реакцию; догадки обрушились на него подобно карточному домику — вдруг всё и сразу всплыло в памяти: и звонок Клауда, и его просьба, и те странные слова, которые он сказал о Шалуа. Шалуа. Девочка нависала над ним угрожающей тенью; как он раньше не догадался? Как он раньше не заметил?! Всегда уверенный в себе, расчетливый и проницательный, Шинра почувствовал себя беззащитным и недалеким. В короткие секунды тишины Руфус чувствовал на языке неприятную шершавость — в голове не было слов оправдания или обвинения, и единственное, что смог сказать наследник, было короткое: — Шелке… По залу прокатился страшный грохот; Руфус видел, как за мгновение до этого в проломе мелькнула тень. Шинра решительно поднялся, вновь потянувшись за пистолетом — тщетно! Ему оставалось только смотреть. В облаке пыли, среди обломков кафедры, наследник приметил светлые волосы — и офицерский меч, выставленный вверх. Руфус еле слышно выдохнул — от облегчения. Короткий взгляд в сторону Шелке — черты лица её смягчились, словно бы на секунду она позабыла об их разговоре. Шинра двинулся было к Страйфу… Дальнейшие события происходили слишком быстро. В центр аудитории приземлился второй человек; он быстро приблизился к лежавшему в обломках Клауду, занёс огромный двуручный меч над головой — и раздались выстрелы. Наследник, пораженный таким поворотом событий, метнул взгляд в сторону дверей. У Руфуса, ослабленного без того странными злоключениями, от перенасыщенности событий закружилась голова; он едва удержал равновесие, чтобы продолжить осознание того, что видел. Руд, Цон и Елена, появившиеся словно из небытия — с того света! — открыли огонь по второму человеку — человеку, которого признали бы Заком Фэйром. Во вспышках выстрелов промелькнули два красных всполоха — Шинра не уверен был даже, что ему не привиделось — и бывший Солдат Первого класса рухнул навзничь.***
Тщетно Цон пытался унять дрожь в пальцах; примечательно, что дрожь эта появилась только после того, как Зак, изрешеченный новой порцией пуль, упал плашмя на пол, выронив меч. Елена и Руд были более решительны: они всё ещё целились в поверженного противника — то ли не сообразили, кто это, то ли не придали тому значения — в такое-то время, в таком-то месте. Нетвердым шагом Турк направился туда, к центру; Генезис и Винсент уже склонились над Клаудом, свалившимся как раз в момент их появления. Его обогнали коллеги, проявив большую расторопность — а Цон всё шёл, намерившись приблизиться вовсе не к Страйфу. Детали становились чётче, укрупнялись, пока он не подошел вплотную. Зак Фэйр. Какое-то подобие горечи застыло на языке, пока взгляд запоминал мельчайшие детали потрепанной внешности Солдата. Он никогда не видел его после той роковой и бессмысленной битвы — ни тела, ни малейшего упоминания — кроме сухой строчки в личном деле; никогда не видел, но именно таким себе и представлял. Зак не был первым и не был последним в череде неугодных — но для Цона он всегда был уникальным. Их неудачная попытка помочь двум беглецам еще долго отзывалась неприятным комом в горле. Цон догадывался, что представлял собой этот Зак — но всё-таки стоило проверить. Как в тумане, он приопустился на одно колено и осторожно потрогал руку, скривленную судорогой; пальцы по-прежнему были сжаты так, словно держали рукоять меча. Ощущение холода и твёрдости от прикосновения принесло невероятное облегчение Турку — облегчение, которого впору стыдиться, но сейчас ему было всё равно. — Цон! Турк в первую очередь слушался собственного тела. Когда мужчину окликнул знакомый голос, тот сначала устремил своё безраздельное внимание на начальника — и только потом понял, к кому обратил взгляд. Шинра приближался к нему быстрым шагом; взгляд его горел смесью неверия и радости — впрочем, мало кто кроме четверых Турков мог разглядеть подобные эмоции. Чувства, охватившие Цона, начались яркой вспышкой ответной радости — и закончились холодным, почти ледяным неодобрением. — Что ты здесь делаешь? — вырвалось у Турка вместо приветствия. Руфус, чей пыл вмиг умерился от высказанного вопроса, остановился — достаточно близко, чтобы разговаривать, но весьма далеко для неформальной беседы. Быстрым движением он пригладил рассыпавшиеся пряди — которые, впрочем, тут же вернулись на место — и Цон понял, насколько рад он был видеть Шинру. Наследник явно собирался с мыслями, чтобы парировать какой-нибудь колкостью, но другие радостные возгласы прервали его начинания. — Шеф! — Босс! Руд и Елена оказались рядом так быстро, что Цон и заметить не успел. Выглядели они примерно так же, как он сейчас: уставшие, измученные — но невероятно довольные. Елена смотрела на президента детским преданным взглядом — разве что не расплакалась! — а Руд без толку пытался скрыть совершенно непрофессиональную ухмылку. Судя по лёгкой улыбке, посетившей Руфуса, он был явно удовлетворен подобным исходом. — Изволили три недели не понять где прохлаждаться, — Шинра иронически выгнул бровь. — Рено за четверых старался. Вот он за четверых жалование и получит. Елена, ошарашенная новостью, округлила глаза и попыталась что-то возразить, но искорки веселья, плясавшие в бледных глазах начальника, заставили её замереть на полуслове. — Экономите на жаловании подчиненных, господин вице-президент? В разговор совершенно неожиданно вклинился пятый участник, разбавив чёрно-белое — или чёрно-серое — общество ярко-красными и оранжевыми оттенками. Генезис вступил в беседу в той манере, которая всегда была ему свойственна — будто бы участники только и ждали его появления. — Всё же две недели, а не три, — Рапсодос весело ухмылялся. — Стоит быть осмотрительнее со своими средствами. Цон с осторожностью подметил, что Шинра явно общался с Генезисом не в первый раз: несмотря на то, что поначалу он несколько напрягся, к концу насмешливой реплики Руфус почти расслабился — но следующие слова стали для Турка полной неожиданностью: — Благодарю вас, — наследник коротко, вполне серьезно кивнул Рапсодосу. Пока ещё Турк не понимал, что именно связывает Руфуса, Генезиса и Рива — да и не стремился понять. О том он подумает чуть позже — во всяком случае, после того, как узнает, почему Шинра вновь предельно сосредоточился и теперь опасливо поглядывал в сторону Валентайна…***
Винсент помог Клауду подняться. Тот в знак благодарности одарил спасителя глуповатой улыбкой, и взгляд, ненадолго задержавшийся на стрелке, принялся бесцельно блуждать по аудитории, подмечая интересные изменения, здесь произошедшие. — Я рад, что ты живой, Винсент. Валентайн одарил Страйфа престранным взглядом: были там и неверие, и удивление, и щепотка насмешливости. — Я почему-то рад, что ты не прав, — его левая рука сама собой сжалась-разжалась, напоминая о том, что было бы, будь Винсент смертен — и жив. Клауд слабо усмехнулся, отстраняясь. Чувствовал он себя вполне сносно, хотя от лишних резких движений порешил воздержаться. И он, и Винсент собирались присоединиться к остальным, когда Валентайн резко остановился, всматриваясь во что-то. Страйф повернулся. В тусклом свете от пасмурного дневного неба стояла Шелке. Совсем детский и открытый взгляд впивался в Винсента, словно девочка не могла насмотреться. Тонкие губы поджались, брови чуть нахмурились… — Ты в порядке? — Валентайн вновь примерил выражение строгости — Клауд уверен был, так он пытался скрыть собственную радость. Вопрос подействовал на неё странным образом. Нетвёрдыми, неуверенными шагами она приблизилась к Винсенту — и остановилась. Дышала она мелко и часто, словно боялась спугнуть собственное видение. Клауд торопливо обратился к Валентайну, так тихо, чтобы слышно было только ему: — Шалуа погибла. Винсент посмотрел на Страйфа долгим и проницательным взглядом. Клауд редко мог угадать мысли, терзавшие стрелка, и этот раз не оказался исключением. — Погибла… — повторил тоненький голосок. Шелке, к ужасу его, услышала сказанное, и теперь её охватила мелкая дрожь. Не дожидаясь развития, Винсент быстрым движением опустился рядом с ней, так чтобы мог заглянуть в глаза, и опустил тяжелую руку ей на голову. Девочка сорвалась с места и обхватила ручками его крепкую шею, носом утыкаясь в плечо. Плечики сотрясались то ли от дрожи, то ли от беззвучных рыданий. Судя по растерянному выражению, на мгновение проявившемуся на лице Валентайна, тот никак не предвидел подобного поворота. Клауд всё ждал, что Винсент вот-вот ответит на объятия, но стрелок оставался неподвижным. Горькая картина.***
Тишину, воцарившуюся вдруг в аудитории, разорвал громкий треск. Звуки мелко и часто барабанили по перепонкам. Воздух сгустился; казалось, ещё немного — и напряжение, воцарившееся в конференц-зале, можно будет резать ножом. Невольные и вольные участники событий беспокойно переглядывались — но никто не мог сказать наверняка, что же происходит. На миг всё стихло — и воздух взорвался оглушительной волной, силой своей чуть не сбившей их с ног. В том же центре, на тех же обломках в рассеивавшемся облаке пыли виднелся человек. Форма пехотинца была по-прежнему изорвана, широкой багровой полосой на ней застыла чья-то кровь — Руфус был уверен, что к тому причастна разорвавшаяся сфера; снежно-белая непослушная шевелюра обрамляла лицо, скрытое в тени. Турки схватились за оружие. — Стоять! — с неожиданной силой рявкнул Винсент, сверкнув на них злым взглядом. Цон торопливо приказал убрать пистолеты. — Его не убить, — спешно добавил Клауд, наблюдавший за этой небольшой сценой. Император, припавший на одно колено, окинул цепким взором присутствующих. Теперь не оставалось никаких сомнений: черты потеряли болезненную тонкость и обрели совершенно новую форму. На них не смотрел Неро — но на них не смотрел и Вайсс. — Все в сборе, какая прелесть, — Цвет злорадно ухмыльнулся, обнажая зубы; в ту секунду он уподобился хищному зверю, в любой момент готовому к нападению. Остальные в безмолвной тишине наблюдали. Все ждали, что именно скажет Император, что именно сделает — и только некоторые имели вполне определенное представление о дальнейшем развитии. Генезис украдкой убрал второй «фантом» под полы плаща, покрепче сжав рапиру. В нём сидело жгучее нетерпение, и Рапсодос надеялся лишь, что Цвет не разглядит этого чувства. — «Фантом» в центре зала — до чего же хитро! — голос громовыми раскатами разносился по залу; Вайсс двигался оживленно, с какой-то неизъяснимой легкостью. — Как неудачно он сломался, да?.. Что ж… — Император медленно и задумчиво скрестил руки на плечах, совсем как Неро, склонив голову набок. Вайсс сосредоточился, как делал множество раз до этого. Он закрыл глаза и представил, как переносится в настоящий конференц-зал, несомненно, полный военных ОВМ. Осталось совсем немного. Пойманная Минерва сделает своё дело — печально, что здесь останутся и единственные свидетели… Император ощутил волны тепла, проходящие через его тело — и когда тепло исчезло, открыл глаза. «Какого чёрта?!» Перед ним по-прежнему стояли те же семеро человек. Цвет вновь зажмурился, вновь открыл глаза. Без толку. Внутри забурлила злость. — Что же, Вайсс, не получается? — с напускным сочувствием заявил Рапсодос; голос его звонко отскакивал от стен, и только теперь Император увидел веселые огоньки во взгляде Солдата. — Экая досада. Шинра метнул осторожный взгляд в сторону Генезиса; он явно считал подобную браваду излишней. Впрочем, без собственного оружия Руфус считал любую браваду излишней в данных условиях. Вайсс собрался с силами — и глубоко выдохнул, возвращая себе спокойствие. — Что это значит? — деловито поинтересовался он; во взгляде метались молнии. Очередной порыв ледяного ветра встрепал испачканную одежду и волосы. Генезис молчал, ожидая правильного момента; с ним молчали и остальные. Расклад был слишком очевиден: Вайсс не мог выбраться — не могли выбраться и они; Вайсс не мог причинить им вреда — а они не могли причинить вреда Вайссу. Когда красивое лицо Императора в очередной раз исказилось гримасой ярости, в их небольшое общество совершенно непостижимым образом ворвался девятый участник. Мониторы, до того черневшие, вдруг заполыхали мутно-серым светом, зорко всматриваясь в присутствующих. Изображение, появившееся на них, напоминало очертаниями чей-то силуэт; многие участники событий невольно застыли, вглядываясь в проступающие знакомые черты человека с экранов. — Довольно, Вайсс, — взорвались динамики невероятно громким голосом. — Ты проиграл. Клауд не мог своим глазам поверить — ведь совсем недавно, у всех на виду!.. — Мне стоило догадаться! — лицо Императора загорелось небывалой ненавистью. Страйф нервно усмехнулся, не в силах совладать с собой. Изображение, наконец, стабилизировалось. Действительно: изборожденное преждевременными морщинами, уставшее, но более чем сосредоточенное — на них смотрело лицо Рива. — Я не нашел иного способа, — сокрушенно пробормотал глава ОВМ. — Генезис, если ты слышишь меня — приступай. Рапсодос оживился; изящным движением выудив «фантома» из-под пол плаща, он ненадолго задержал свой взгляд на Вайссе, который с каждой секундой выглядел всё более растерянным. — В самом деле, Безупречный Вайсс, как ты мог не предусмотреть второго устройства? За его спиной уже собрались остальные шестеро. Цвет в исступлении укрыл лицо ладонью, издав непонятный, полный гнева и негодования стон. Глупцы решили запереть его — в собственном мире! Насколько недалекими и наглыми нужно быть!.. Рапсодос потянулся включить устройство, как вдруг Вайсс вновь заговорил: — Я не понимаю, Генезис Рапсодос, как ты не предусмотрел третьего устройства, — маска добродушия вернулась на его лицо, словно и не было той вспышки гнева. — О чем ты говоришь? — бывший Солдат обратился так, будто знал обо всех его козырях. По лицу Императора расплылась улыбка — чересчур довольная для человека, который только что потерпел поражение. — Не о чем — о ком, — рука его добела сжалась в кулак; прежний оскал вернулся. — Знал ли ты, что был всего лишь в шаге от своей Богини? Рапсодос замер. — Ты блефуешь… — А ты пропустил основное веселье, — всё больше распалялся Вайсс; глаза его азартно блестели. — Знаешь ли ты — догадываешься ли, где теперь твоя Минерва? Взгляды устремились на Генезиса. Тот выглядел потерянным; весь его лоск вдруг куда-то пропал — остался только человек, которого ранили слишком глубоко, так что он даже не чувствовал боли. Всё было словно в тумане; он даже не расслышал, как очередной грохот пронёсся по помещению. Клауд, до того сосредоточенный на странном диалоге двух Солдат, готов был сложить воедино случившееся — но первым обратил внимание на шевеление, прокатившееся по залу. Сначала даже неясно было, что шевелится — и шевелится ли, но чем больше их поднималось, чем ближе они подходили — тем тверже становился ком у горла. — Что здесь происходит? — тихо пробормотал Страйф; к его замешательству присоединялись и остальные. Мониторы погасли. Вайсс, поглощённый беседой, тоже не сразу заметил того, что происходит. Люди, окровавленные и безликие, поднялись все как один и теперь медленным шагом приближались к центру площадки. Без лишних шорохов, без лишних слов; взгляды их были направлены на Вайсса; движения казались резкими и ломаными. Шинра подхватил под локоть Клауда, уняв первые волнения. — Страйф, нам нужно уходить отсюда, — голос был раздражающе спокоен. — Ты что, не видишь, что здесь… — Это марионетки, — продолжил Руфус. — Риву удалось подключиться. Оба бросили опасливые взгляды на Генезиса. Тот крепко держал устройство, но активировать его, по всей видимости, не собирался. «Чёрт побери, о чем он думает!» — пронеслось искрой в голове Шинры. Неужели Рапсодос надеется остаться тут и вернуть Минерву? Не много ли он на себя берет? Так размышлял Руфус, пока в памяти не всплыла проклятая ночь, когда прогремел взрыв. Это воспоминание настолько ошеломило его, что Шинра не в силах был что-то возразить. Клауд, стоявший рядом с ним, только усугублял положение. Миг, приближавшийся вместе с их спасением, вдруг показался ужасным, нежелательным — словно до того момента можно было отрицать всё, что произошло. — …знаешь, как им пользоваться? — донёсся до них баритон Винсента. Дальнейшие события произошли с молниеносной быстротой. Перед ними мелькнула красная вспышка — на мгновение Клауду показалось сосредоточенное, серьезное лицо Винсента. Мелькнувшая рыжая тень девочки подобралась к Рапсодосу, ловким движением отобрала устройство — и запустила его. — НЕТ! Истошный рёв Вайсса прервался ярко-голубой вспышкой, в отголосках которой проступили очертания конференц-зала — на этот раз настоящего.***
Падший Император не мог совладать с собственными мыслями; их вдруг стало слишком много — и теперь, когда все эти люди продолжали приближаться, на секунду в голове воцарилась пустота. Он остался здесь один, марионетки — всего лишь попытка напасть на него… Но ведь Рив знает, чем рискует! Почему он делает это?! Вайсс не мог поверить, что его так просто обставили — что он сам себя завел в подобную ловушку. Всё ещё он верил, что всё можно исправить, что выбраться отсюда — проще простого… Тем не менее, хладнокровие, доставшееся ему от надоедливого братца, сделало своё дело, возвращая мыслям порядок и стройность. Один из них подошел слишком близко; Вайсс приготовился к битве, но атаки так и не последовало. С виду это был обыкновенный мужчина — таких сотрудников десятки, сотни; костюм с одной стороны был опалён, на лице — кровь. Он неестественно изогнулся и замер, чудно повернув голову к Вайссу. — Что это, Рив Туэсти? — горько усмехнулся Цвет. — Даришь мне игрушки, чтобы не скучно было? Сотрудник долго молчал. С ним замерли и люди, собравшиеся вокруг, окружив Вайсса плотным кольцом. — Сколько их здесь? — Пятьдесят семь, — отчеканила марионетка; голос был искажен сильными помехами. — Они свою роль исполнили. Свою роль… Создать видимость, чтобы у Вайсса не возникло подозрений. Чтобы уберечь остальных участников, когда он попадет в закрытую реальность. Чтобы смутить его, когда настанет решающий момент. Никогда ранее Цвет так не сокрушался по поводу излишней самоуверенности. Его намеренно загнали в эту ловушку. — Что теперь? — презрительно процедил Вайсс. — Изоляция. На слова марионетка больше не расщедрилась; помехообразный звук продолжал исходить от мужчины еще несколько минут, прежде чем окружившие его люди свалились на пол, все как один — только говоривший с ним сотрудник остался на ногах. Его трясло. Изоляция. Какой-то жалкий кукольник говорит ему об изоляции! Туэсти не подозревал, что времени более не оставалось — и при том умудрился поставить его в самую невыгодную ситуацию из возможных! Был выход. Был только один выход. Вайсс внимательным взглядом осмотрел свои невольные владения — в последний раз. Довольный своим наблюдением, Цвет закрыл глаза и сосредоточился; в руке чувствовалось что-то металлическое, холодное. Вайсс опустил взгляд — пистолет. Запоздало он подумал об обладателе — ему стоило сразу догадаться, кто именно стрелял в Шалуа — и кто прострелил сферу… Что было — то прошло. Цвет судорожно выдохнул, готовясь к неизбежному; рука предательски задрожала. На мгновение его глаза встретились с марионеткой-сотрудником; снова в душе вскипела злоба. Император зло оскалился, глядя прямо в глаза безвольной кукле. — Лучше уж умру, чем буду в чьей-то милости, — тихо процедил он, надеясь, что Рив его услышит. Быстрым движением он поднёс пистолет к виску — и спустил курок. Раздался выстрел. За ослепляющей болью, которую Вайсс никогда не решался переступить, было что-то ещё. Порываясь к этой грани теперь, он отстраненно думал, что не стоило вовсе бояться. Желтоватая вспышка от выстрела быстро обратилась в безупречную белизну; висок всё ещё хранил память о приставленном к нему оружии, но боли уже не чувствовалось. Он вырвался! Вырвался!.. Белое полотно взрезали чёрные нити, тугие, крепкие и проворные. Тщетно Вайсс пытался отогнать их от себя; они вплелись в руки, ноги, туловище, стремясь разорвать его, причинить как можно больше боли; Цвет стиснул зубы, пытаясь терпеть, пытаясь убедить себя, что всё идёт по плану. Но боль сводила с ума — не телесная, Вайсс чувствовал, что настоящее тело осталось где-то позади… Чёрных сгустков становилось всё больше; вскоре окружение почернело, заполнившись бесконечными потоками — и все они норовили пройти сквозь него, запятнать, подчинить. Цвет потерял счет времени; когда это всё началось? Сколько продолжалось? Он помнил только, как тьма пыталась опутать его сознание, но с прежней ясностью отгонял наваждения. «Минерве достанется куда больше», — эта мысль грела душу мстительным огоньком, заставляя его переносить всё, что происходило. Он не помнил, когда всё закончилось; просто однажды не стало невыносимой боли, однажды тьма отступила, и, открыв глаза, он увидел ровное зеленоватое сияние, окружавшее бездонный чёрный мир. «Лайфстрим», — неверующе прошептал Вайсс, всё ещё не понимая, приблизился ли он к цели или безвозвратно проиграл. Яркая вспышка разорвала привычный круговорот, и перед ним выступила, сияя белоснежными одеждами и сверкающими золотыми доспехами, Богиня. Лицо её, как и в первую их встречу, было закрыто массивным шлемом. Бывший Император взорвался небывалой яростью; он готов был сыпать проклятьями, рвать в клочья, готов был тотчас же броситься на неё — понимая даже, что это Лайфстрим, — но вырвалось только злое и отчаянное: — Это невозможно!.. Минерва не нападала. Её неподвижность исчезла только в тот момент, когда руки потянулись к шлему и медленно его сняли. И вместо россыпи золотистых волос на плечи упали длинные каштановые локоны; красивый изгиб коралловых губ был незнаком Вайссу, и зелёные глаза, смотревшие серьёзно и укорительно, внушали ему странные мысли. — Твоя правда, Вайсс, — строго, почти зло ответила Айрис, разнося свой голос по Лайфстриму. — Это невозможно.***
Конференц-зал носил в себе следы пожара и паники, но теперь пустовал. Генезис в два шага повалил Шелке на пол и навис над ней, держа у горла рапиру. Девочка смотрела на него безразличным, почти незаинтересованным взглядом; в его же глазах бушевало горькое негодование. — Что ты наделала?! Девочка чувствовала, как быстро греется металл лезвия. Если она останется в живых — на шее будет тот же шрам, что и у Туэсти. Впрочем, о таких вещах ей даже задумываться не стоило. — Отпусти, — тихо пробормотала Шелке. Рапсодос хотел сказать что-то ещё: лицо горело болезненным оживлением, губы дрожали — но кто-то быстро и резко оттащил его со спины, отбросив на пол. Генезис метнул негодующий взгляд: Валентайн, спасший от него девочку, был удивительно спокоен. Шелке присела, рассеянно потирая обожженное и поцарапанное горло. Она ничего не говорила — никто ничего не говорил, и в этой тишине сам Генезис задумался: стоило ли что-то говорить? Стоило ли кого-то упрекать?.. Двери в зал открылись, и туда ворвались служащие ОВМ под предводительством Рива. Туэсти на ходу подсчитал количество человек, и ноги чуть не подкосились от облегчения. Все на месте. Все живы. В носу предательски защипало от переполнивших его вдруг эмоций. Стресс, пережитый в последние недели, казалось, наконец разжал свой крепкий хват — и отпустил его сердце. Разговоры были коротки, но доброжелательны. Винсент, Цон, Руд, Елена — люди, которых он почти не надеялся увидеть. Почему-то казалось, что им удалось совершить невозможное — не иначе как высшие силы помогли!.. После долгих и горячих приветствий глава ОВМ убедился, что никто из них не нуждается в помощи — и все они покинули злосчастное место. Все, кроме Клауда, Рива и Руфуса. Оставался еще один вопрос. Вопрос этот был настолько очевиден, что до сих пор никто не решился его озвучить. К Риву уже закрались смутные подозрения по поводу ответа, и только поэтому он всё же решился спросить. — Ну вот, — выдохнул Туэсти, будто вознамерился начать издалека. — Теперь тебе не надо её укрывать, да? Руфус, до того бледный, сделался бледнее. Клауд, стоило ему заслышать сказанное Ривом предположение, вмиг обратился к Шинре, вознамерившись что-то сказать; он вспомнил странный взгляд Руфуса перед конференцией… то есть всё это время тот знал, где Тифа! В груди разлилась теплота; мысль о том, что он вскоре увидит её, была настолько приятной, что на мгновение позабылись перипетии и огорчения, что они пережили за эти несколько недель. Руфус не отвечал. Не отвечал довольно долго. Молчание его неприлично затягивалось; ни осторожные оклики Рива, ни требовательное выражение Страйфа не могли побудить его к ответу. Когда он, наконец, пошевелился, рука скользнула в нагрудный карман и вытянула оттуда что-то небольшое, тряпичное. Чересчур спокойным шагом Шинра подошел к Клауду; взгляды их ненадолго встретились, и Руфус быстрым движением вложил предмет в руку Страйфа. В ладони его теперь лежал платок из тонкого белого шелка, и непонятно было, то ли он аккуратно сложен, то ли небрежно скомкан. Довольно быстро Клауд развернул кусочек ткани. Предмет, черневший на поразительно белой поверхности, он узнал не сразу. Кольцо, покоившееся в его руке, не было результатом самой изящной работы, да и утратило прежний матовый серебристый блеск. Мутное, почерневшее, оно виделось немым свидетелем чего-то невыразимо страшного для Страйфа. Голова волка, с немалым тщанием отлитая на поверхности, угрюмо тускнела, лишь усиливая беспокойное чувство. Рив подошел поближе к Клауду, заглядывая через плечо. Узнали ли они это кольцо? Без сомнения. — Мисс Локхарт погибла при взрыве в Космо Каньоне. Руфус даже удивился, как легко ему дались эти слова. Страйф смотрел прямо на него, когда Шинра это говорил, и потому наследник видел, как в тот момент что-то сломалось во взгляде. Клауд медленно сжал руку, в которой держал кольцо, безжалостно сминая шелковый платок, заставляя неровности украшения впиваться в кожу сквозь тонкую ткань. Пустующее выражение на его лице не говорило ни о чем — и кричало о многом. Шинра смотрел и невольно вспоминал себя: как его таким нашел Рено, как события скрутились в болезненный тугой водоворот, как долго ещё звучали отголоски взрыва и обрывочные воспоминания о её последних минутах. Туэсти заговорил первым — но сказал немногое: — Как так получилось? — выражение горечи застыло на его лице. — Подорвали ведь твою комнату… Эти слова подействовали на Клауда, как стимулятор. Он резко вскинул голову, зажигая опасный блеск в глазах. Руфус редко боялся чьих-то взглядов, но от этого взгляда ему даже через пелену сожалений стало совершенно не по себе. — Что она делала в твоей комнате, Шинра? — ровным голосом вопросил Клауд. Тон был фальшиво спокоен, но Шинра знал, сколько ярости готово было выплеснуться на него… и был к тому готов. На вопрос его Руфус, однако, не ответил. Не мог. — Что она делала в твоей комнате?! — вскричал Страйф, чувствуя, как участилось дыхание, как в груди образовался огромный твёрдый ком, о который стучало сердце, как земля ушла из-под ног — только голос остался. — Отвечай, Шинра!.. Руфус не проронил ни слова. Он просто развернулся и неспешно покинул роковое помещение, будто бы этим мог стереть всё, что случилось за последние недели; в какое-то время туманящее сознание горе, напополам разделенное со Страйфом, даже убедило его в правдивости собственных убеждений. Он шел с гордо поднятой головой, отстраненно подмечая маленькие силуэты Турков и остальных, шедших далеко впереди. Никто не остановил его, и только гневные упрёки Клауда преследовали его даже там, где самого Клауда уже не было.