***
Безумные, будто «сошедшие с ума» или переевшие сладкого, дети носились по всему дому, то и дело давая повод взрослым упрекнуть тех в «плохом» поведении. Но на этом их «прокази» не заканчивались… их ручки только и успевали тянуться за кусочками «чего-нибудь аппетитного», а крики, издаваемые ими создавали впечатления, будто шла «война» не на жизнь, а на смерть. Кто-то был одет в костюм индейца, издавая оповещающие возгласы, а кто-то играл роль «летчика», расставляя руки по обеим сторонам и представляя себя летящим в небе. Из гостиной «на весь дом» играл старенький патефон. Но несмотря на это, ему не удавалось «перекричать» играющих «в войну» детей. Так что представшее моему взгляду и слуху, больше походило на настоящий, бодрящий «душу» рок-концерт… Сняв и повесив промокшее от начинающих таять снежинок пальто, я прошла на кухню. Еще в «передней» я почувствовала запах чего-то соблазнительно «звучащего» для моего обоняния аромата, но не предала этому большое значения, «списав» все на накатившийся голод. Но пройдя на кухню, я поняла, что это не было иллюзией или каким-либо фокусом моего «органа», происходящее было на яву… Мистер и миссис Скарсгорд со своими «старшими» детьми вели приготовления к рождественскому ужину. Девочки только и успевали «шушукаться» между собой, параллельно демонстрируя «результат» своих трудов матери. Старшие братья: Александр и Билл… Да, вы не ослышались, они то же были на кухне и «вели» приготовления к празднику. Двое братьев резали овощи, попутно переговариваясь между собой и отцом, кидающим в их стороны «фразы» о том, чтобы те резали продукты тоньше. Миссис Скарсгорд «пыхтела» над фаршированной уткой, непрестанно начиняя ее разнообразными фруктами. В то время, как глава семейства ежесекундно посматривал в запотевшее стекло в духовке, проверяя все ли в порядке с его, как он часто говорил фирменным блюдом, яблочным пирогом. Я оставшись незаметной, продолжала наблюдать за действиями домочадцев, пока меня не окликнул чей-то голос: – Грэтта, – я стала «вертеть» головой в поисках источника звука и наткнулась на сияющего улыбкой мистера Скарсгорда. – Проходите. Все семейство Скарсгордов обратило на меня свои взоры, отчего я смущенно улыбнулась и прошла внутрь кухни. На кухне аромат стоял еще сильней, чем в других комнатах дома, отчего у меня кружилась голова. Все продукты были на стадии «приготовления», но от этого не становились менее аппетитными, ну конечно кроме сырых «деликатесов». Весь мой преодоленный «путь» от конца прихожей и до центра кухни, за мной наблюдали маленькие и «большие» дети Скарсгордов, отчего по спине бегали мурашки, а щеки начинали становиться «пунцовыми». Не выдержав такого «напора» со стороны семьи и решив, что те не будут уделять мне столько внимания, если я займусь делом, я обратилась к присутствующим: – Могу ли я чем-нибудь вам помочь? И да, хочу сказать сразу, что отказы не принимаются т.к., я не намерена питаться за чужой «счет», – улыбнулась я и посмотрела на семейство. Мягко говоря, семья была немного поражена моим высказыванием. Конечно, мне была отделена «роль» гостя, но это ничего не меняло. Я хотела посодействовать в чем-либо семье, хорошо относившейся ко мне на протяжении того времени, что я находилась здесь. Может быть это было малое, что я могла сделать, но это было хоть что-то, потому что навряд ли они разрешили бы мне «делать» что-либо большее в их доме. Родственники начали переглядываться между собой, а кто-то даже улыбнулся. Раздался смех, это был Александр: – Я еще не видел тебя настолько «властной», Грэтта, – сказал он, посмотрев на меня. – Ты еще не видел меня в гневе, – ухмыльнулась я. – И надеюсь не увидеть, – сказал он, дорезая морковь и смотря на меня «исподлобья». Комната наполнилась смехом, отчего на душе стала «легче». Этот смех… он напомнил мне «прошлые» года моей жизни… Отец с матерью ведут приготовления к рождественскому ужину. Кухню переполняет запах ягодного пирога и запеченного под апельсиновым соусом кролика. Уилл сидит за столом, перечитывая отцу рецепт, приготавливаемого им гарнира из овощей. Мать смеется, одновременно формируя лимонные пирожные и упрекая отца в том, что тот уже несколько лет подряд готовит овощи и все никак не запомнит их рецепт. Лучи зимнего солнца проскальзывают сквозь окно на кухне, слепя глаза. По радио «крутят» какого-то известного саксофониста, а в камине трещат дрова… Мои размышления прервал мистер Скарсгорд: – Грэтта, если вы не против, то я хотел бы поделиться с вами рецептом приготовления своего пирога, как вы на это смотрите? – Да, конечно, – спокойно улыбнулась я, и прошла к духовой печи, где стоял облокотившись о стол мистер Скарсгорд. – Итак, Грэтта, знаете что самое главное в приготовлении пирога? Он посмотрел на меня так, как будто я действительно уже «шеф-повар» со стажем. – Возможно это консистенция теста? Я видела, как лицо мистера Скарсгорда расплылось в широкой улыбке и он засмеялся. – Хм… – задумчиво промычал обладатель секретной «формулы». – Все в вашем возрасте отвечают именно так. Билл, например, ответил, что нужно смотреть на качество ингредиентов, используемых в приготовлении пирога, а Александр… Александр предложил во время процесс размешивания теста добавить вина… – Ну же, отец, раскрой нам секретную «формулу»! – улыбнулся Билл и передал тарелку с нарезанной морковью миссис Скарсгорд. – Александру ты еще десять лет назад обещал рассказать. – Да, отец! – Эх вы, дети мои, «главное»… – он сделал явный акцент на этом слове. – Это то, как ты относишься к приготовлению, а именно любовь и душа! Душа, мисс Деверпонт,понимаете? – Стеллан, хватит нагружать их мозги! Они ещё дети, чтобы понять такое, поэтому просто расскажи им, как делать этот пирог, а с возрастом они все сами поймут! – улыбнулась Мю, передавая пару яблок Биллу. – Какие дети, Мю! Самому старшему «ребёнку» скоро уже сорок! – мистер Скарсгорд облокотился о столешницу. – А я вот, например, уверен, что Грэтта все прекрасно поняла, просто не говорит тебе, чтобы нас не обижать. Так ведь, Грэтта? – сказал Александр, доставая мешок муки с самой высокой полки, до которой я не смогла дотянуться, даже встав на стул. – А именно так и есть! – повысил голос мистер Скарсгорд. – Она, с такой профессией, явно уже ощутила на себе все трудности жизни, а ты и Билл, как сыр в масле катаетесь и ничего вокруг не видите. Было бы хорошо, если бы вы хоть один день проработали в отделе хирургии, тогда бы я посмотрел на вас! – сказал Стеллан. – Знаешь, быть знаменитым человеком тоже не легко и не мне тебе об этом говорить, отец, – сказал с наигранной обидой Александр. – Я и не говорю, что легко, но ты попробовал бы хотя бы один день прожить её жизнью… – Так, мы пирог печь будем сегодня? – в разговор вмешался Билл. Мне было интересно наблюдать за их эмоциями, действиями, жестами, со стороны. Они – актёры, но сейчас они такие открытые, такие настоящие, но все ли? Я заметила, что Биллу сегодня стало намного лучше. Может быть, он действительно счастлив сейчас в этой домашней «суматохе» событий и негромких замечаний со стороны Стеллана и, наконец, когда появилась возможность побыть в кругу семьи и отпустить все проблемы и невзгоды хотя бы на один день? – Итак, пирог будем готовить все вместе! Грэтта, берите тесто и кладите его сюда, – Стеллан указал на столешницу. – Билл, насыпай туда муки, но только равномерно! А ты, Александр, раскатывай тесто, и не забывайте, главное в приготовлении – душа. – Мистер Скарсгорд, вы не могли бы обращаться ко мне на «ты»? – вмешалась в разговор я. – Конечно, я только за. Так, вы с Биллом возьмите тарелку яблок и нарежьте их! – Есть, капитан! – сказал Билл, показывая жест, будто он отдаёт честь. Я решила не затягивать с нарезкой яблок, и пока Билл что-то обсуждал с Александром начала чистить их. Билл присоединился ко мне, когда в тарелке осталось только три яблока. Я потянулась за одним, но Билл не дал мне этого сделать, перехватив мое запястье: – Дальше я сам, Грэтта, ты и так уже сделала большую часть моей работы! – Это была наша общая работа, Билл. Он отпустил мою руку и на свитере остался белый след от муки. – Ох, Грэтта, извини, я не хотел… – Да что ты там опять натворил? – в разговор вмешался Александр. – Ничего страшного, это всего лишь одежда, не берите в голову, – сказала я, стряхивая с одежды крупинки муки. – Ну что, Александр, Билл и Грэтта, как успехи? – сказал Стеллан, подходя вплотную к столу. Билл наклонился ближе ко мне, и прошептал на ухо: – Главный «надсмотрщик» пришёл, – рассмеялся он.***
– А теперь настал самый ответственный момент, – сказав это, Стеллан взял форму для выпекания в котором находилась «жидкая» консистенция и поставил в разогретую духовку. – Черед за ожиданием. Комнату наполнил звук чего-то вибрирующего. Почувствовав «жужжание» в кармане брюк, я достала телефон и посмотрев на дисплей, сказала: – Извините, – с этими словами я покинула комнату. Найдя хотя бы одно тихое место (гостиную), в которое не может попасть «бомба замедленного действия» в качестве детей, я взяла трубку: – Алло, Стив? – Великодушно приветствую вас мадмуазель, – сказал Стивен наигранным голосом. – Рада вашему звонку месье, – сказала я, повторив его манеру. – Как вы поживаете? Я давно вас не видел и хотел бы с вами повидаться, естественно при свидетелях, – сказал он слегка учтивым голосом. Я «прыснула» в мобильный: – Все прекрасно, а как поживает месье? – Неплохо, если не считать того, что мне через несколько дней выступать на конференции по нейрохирургии, – ухмыльнулся в трубку Стив. Не выдержав больше его «речей», я не переставая улыбаться, сказала: – Стив, не хватает только костюмов «викторианской» эпохи и бала, на котором все решают «продемонстрировать» себя и набить свои желудки содержимым! Хватит меня смешить! – сказала я, пытаясь немного успокоиться. – Почему у тебя сложилась такая точка зрения насчет такого рода мероприятий? – сказал он, возвращаясь к своему обычному голосу. – Я как раз по этому поводу и звоню, что ты думаешь насчет «закрытой» вечеринки на Рождество? – О, даже не знаю… – сказала я, прикидывая возникшую ситуацию. – Ты же знаешь, что сейчас я нахожусь вне дома, и я не знаю, как отреагирует семейство на подобное… они надеются, что Рождество я буду справлять вместе с ними, понимаешь? – задумалась я. – Нет, не понимаю, – твердо сказал он. – Твое Рождество, ты имеешь право выбирать, как справлять его, не руководствуясь ничьим мнением. Почему тебя всегда, в первую очередь, волнует мнение окружающих, а в последнею, свое? – Стив, все ты понимаешь, и ты знаешь, что это будет выглядеть не красиво с моей стороны, – спокойно сказала я. – Знаю, просто я забочусь не о них, а о тебе, и не они мне, как семья, а ты! – искренне недоумевал Стив. – Стив, ты точно, как ребенок, ревнуешь меня к ним? – сказала я, начиная смеяться над его выдумками. – Я очень ценю твое отношение ко мне, поэтому всегда прислушиваюсь к твоему мнению, слышишь? Я подумаю, над предложением. – Хоро… – он не успел договорить т.к., его перебили. На том корце трубки послышался чей-то голос: – Мистер Филипс, через несколько минут начинаем, – обратился незнакомый голос к Стиву. Понимая, что остается мало времени, чтобы закончить диалог, я быстро проговорила слова и отключилась: – Стив, я слышу, тебе пора, я позвоню… удачи и передавай «привет» Кристин. Стив и Кристин мои коллеги по работе и по совместительству лучшие друзья. Наше знакомство со Стивом произошло в первый день моей стажировки. Как сейчас помню… Стоял морозный февральский день. Яркий свет заходящего солнца освещал окна регистратуры. Пациенты данной больницы сновали от одного кабинета к другому в поисках нужного им специалиста. Студенты, сплоченные плотной «кучкой» (дабы не заблудиться) и прибывшие на экскурсию по отделению, озираясь по сторонам шагали за своим преподавателям. Работники регистратуры быстро переговаривались по служебному телефону, принимая звонки. Санитары носились по всему отделению с «каталкой» в поисках пациентов, находившихся в тяжелом состоянии. Одним словом, не смотря на то, что был конец рабочего дня, жизнь в поликлинике, не переставая кипела, давая возможность нуждающимся получить помощь. Я шла по коридору, направляясь в кабинет за документами по одному из пациентов поликлиники. Был конец дня, и дабы не задерживаться на рабочем месте, я решила доделать все возникшие дела и отправиться домой. Задумавшись о первом рабочем дне, я совсем не заметила, как в кого- то влетела… – Эй, аккуратней, – проговорил мужской голос. Подняв голову, я увидела улыбающегося мужчину. Темные волосы развивались на голове, непослушными прядями. На месте рядом с висками, волосы приобретали слегка седоватый оттенок. Серые с отливом голубого глаза смотрели на меня с любопытством и интересом. Придя в себя я улыбнулась и проговорила: – Извините, я задумалась. – Ничего, – сказал он, задумавшись. – Вы новенькая в отделе хирургии!? – вспомнил он. – Да, вы то же там работаете? – Да, Стив Филипс, – мужчина протянул руку для рукопожатия. – Грэтта Деверпонт, – улыбнулась я, протягивая руку. Поднявшись в спальню я быстро поменяла одежду, скинув с себя покрытые мукой брюки со свитером и надев темного оттенка майку на тонких бретелях с теплой кофтой и светлой юбкой, я отправилась на первый этаж. Спускаясь по лестнице, я услышала, как из одной из комнат доносятся звуки – кто-то пытался «расстроить» фортепиано. Подойдя к двери, так чтобы меня не возможно было заметить, я заглянула внутрь…POV Билл
Красота – проклятье мира, она не позволяет нам увидеть истинных монстров. Когда мы говорим, что человек красивый, то рассматриваем его лишь как оболочку, не больше. Но что же там, внутри? Возможно, это сад, где чувства подобно цветам распускаются благодаря проявленной по отношению к ним заботы или же это заполнившая собой некогда “живое” пространство пустота? Но способна ли красота, нет, скорее оболочка, залечить боль? Нет. Внутреннюю боль может залечить лишь наполненная страданиями душа… И душевную боль не сможет залечить светлая и «поющая» душа… Мрак должен быть подавлен мраком и тогда, эта сила осветит все вокруг, она будет самой сильной и светлой энергией, и я чувствую, что этот мрак находится рядом со мной. Он может перерасти во что-то большее… большее, чем просто разрушительная сила. Как я забрел сюда? Ведь место в которое я направлялся находилось совершенно в другом крыле этого дома, но не может же быть так, что ноги сами привели меня к двери этой комнаты? Подходя все ближе к двери, я все отчетливее слышал голоса, которые доносились изнутри. Я мог чётко слышать голос Оссиана, этот мальчишка всегда разговаривал слишком эмоционально и не умел скрывать своих чувств, что характерно для большинства детей. Но кому принадлежал второй голос, я не мог понять, может быть из-за музыки, доносившей изнутри, а может быть мой слух, впервые в жизни стал подводить меня. Встав рядом с дверным проемом, я понял кому из обладателей дома принадлежал голос. Атмосфера комнаты, да и вообще всего дома, была наполнена Рождеством. За окном падал снег, покрывая поверхность земли большого размера хлопьями. Ночь начинала вступать в свои права, покрывая неба темной пеленой. На стене висела, горя разными огнями гирлянда. На круглом столе стоял небольшой снеговик, мама всегда доставала его на Рождество, как сейчас помню. Тепло и свет, исходящие от камина позволили мне оглядеть комнату и увидеть ее обитателей. За стареньким фортепиано сидел Оссиан, раскачивая своими маленькими ножками, а напротив него, на кресле-качалке сидела Грэтта. Они не видели меня, и я услышал их разговор: – Грэтта, а ты умеешь играть на этом инструменте? – спросил Оссиан и указал на фортепиано, находившееся позади него. – Да, Оссиан, мой отец научил меня играть на этом прекрасном инструменте… Я услышал, как в её голосе проскочили нотки грусти. Неужели все мои догадки подтвердились и все, что её терзает – это семья? – … когда был в хорошем настроении, – наконец продолжила она. – А какое настроение было у твоего папы? – Оно всегда было разное, Оссиан. И я понял, что действительно открыться кому-то она сможет лишь детям… Грэтта никогда бы не рассказала этого, будь в ее видимости я или Александр, но сейчас она откровенна перед Оссианом. Я почему-то решил нарушить их идиллию и постучал в деревянную дверь: – Разрешите? – улыбнулся я. – Билл! – крикнул Оссиан, спрыгнув со скамьи и подбежав ко мне. – А мы тут разговариваем с Грэттой, она сказала, что умеет играть на этой «штуке», – сказал Оссиан, указав маленьким пальчиком на фортепиано. – Вот эта «штука» называется фортепиано, Оссиан. И нельзя его называть так, иначе оно обидится, ты разве не знал? – Нет, я больше не буду, – сказал Оссиан и прикрыл двумя ручками свои ротик. – Ну, если ты больше так не будешь, то оно не обидится, – сказал я и поцеловал его в лоб. Я заметил, что Грэтта внимательно наблюдает за всем этим. О чем же она думает сейчас? Эти вопросы всегда настигали меня, когда я видел людей, которые ушли в свои мысли с головой. Но ответы никогда не находил. Я услышал, как Мю звала Оссиана: – Оссиан, милый, спускайся вниз. – Уже бегу, – крикнул он, а затем посмотрел на Грэтту. – Я скоро приду. – Я буду ждать тебя, – сказала она, улыбнувшись, когда Оссиан покинул комнату. Теперь мы одни. Это очень странное чувство, потому что это стало повторяться довольно часто. Я заметил, что на ее запястье находится тонкая красная нить и вопрос возник сам собой: – Ты не родилась в Швеции? – Нет, моей родиной считается Россия, но я никогда не воспринимала ее так. С этой страной связаны плохие воспоминания. – Но что же сподвигло тебя на переезд? – А тебя, Билл? По словам твоих родителей, ты очень редко приезжаешь в Стокгольм... На самом деле, я и сам часто задавался этим вопросом, но все же… – Грэтта, у меня нет ни дорогой одежды, ни автомобилей, у меня в принципе не имеется никакой собственности. Я путешествую с одной дорожной сумкой и в смысле материальных ценностей гол, как сокол, но каждый раз, возвращаясь в Стокгольм, меня не покидает мысль приобрести здесь жилье. Так, ты не ответили на мой вопрос. – Я уехала из России по двум причинам. Во-первых, это повышение квалификации, а во-вторых, это возможность познать мир, и… в некоторой степени возможность забыться. – А семья? Как же дорогие тебе люди? Черт, черт, зачем нужно было задавать этот вопрос, Скарсгорд?! – Ты не знаешь и половины того, что знаю я, чтобы в праве осуждать меня. Она выдала это все с пустым взглядом и холодным, нет, скорее даже безразличным тоном, указывая мне на то, что я не должен лезть не в свое дело. – Прошу, прости меня, если это выглядело, как осуждение. Я не должен был упрекать тебя в этом, потому что сам поступил так же… – проговорил я и решил перевести тему, когда моему взгляду попался инструмент. – Я хочу искупить сказанное мной игрой на инструменте, если мои слова еще подлежат прощению? Но в две руки, – я одарил ее «безумной» улыбкой. Ее голова покоилась на с трудом вздымающейся груди вздымающейся груди. На ее бледных щеках стал проявляться румянец. Губы были слегка приоткрыты, выдыхая воздух из легких. Положив руки и слегка сжав шероховатую поверхность подлокотников кресла, она встала и выпрямившись, сказала: – Билл, я не держу на тебя зла, – она посмотрела на меня с теплотой в глазах. – Со всеми такое бывает, не стоит извиняться. А на фортепиано я сыграю с тобой просто так… – на последних словах, Грэтта улыбнулась мне и направилась в сторону инструмента. Я отодвинул скамью и позволил Грэтте присесть первой. Я присел рядом. – Что будем играть? – первой нарушила, возникшую тишину Грэтта. Она проговорила фразу немного запнувшись, но я не обратил особого внимания на это. Жилка на ее бледной шеи запульсировала с большой скоростью, нежели тогда, когда она сидела на расстоянии от меня. Руки пробила мелкая дрожь, она поднесла их к крышке инструмента и аккуратно приподняла ее, зафиксировав в устойчивом положении. Заметив, что я наблюдаю за ней, она подняла на меня свои большие глаза. – На твое усмотрение, – сказал я, стиснув зубы, пытаясь унять этот жар, этот ярый пыл, что сейчас так обжигал что-то там, внутри. Я видел, как её взгляд метался по клавишам фортепиано, а пальцы пытались вспомнить былые ноты. Она заиграла знакомую мне мелодию* и подхватив, ее мои пальцы опустились на клавиши... Её ресницы дрогнули, под светом уходящего солнца. Смеркалось, но это не помешало мне рассмотреть её силуэт, который представлялся мне, как произведение талантливого художника, который так и не смог выйти в свет. Ее волосы струились, задевая шею и опадали на оголенные ключицы, которые привлекали к себе столь пристальное внимание с моей стороны, это стройный, но в то же время «строгий» стан, который с первого взгляда может оттолкнуть… Но стоит лишь присмотреться, узнать её и перед вами откроется безграничный мир, полный доброты и внутренней борьбы, которую она так пытается скрыть… Это отточенность тонких пальцев, хрупких рук, спасшие несчетное количество жизней… Я впервые смог рассмотреть её настолько близко… И впервые смог рассмотреть в человеке не только внешнюю оболочку. Её пальцы стали перебирать клавиши, а руки передвигаться с большой точностью и уверенностью, создавая иллюзию «безудержного танца». Грэтта закрыла глаза, и напряжение спало, теперь я не чувствовал себя маленьким мальчишкой рядом с ней. И руки наши сплелись в едином танце, иногда соприкасаясь, и сердце пропустило удар, и что-то приятно стало греть в области солнечного сплетения, и кислород перестал поступать в мои лёгкие, но мне не нужно было этого. Я был очарован её отдачей и удалённостью от этого мира, что глыба льда в моей душе дала «треск». Музыка проникла в самые отдаленные части нашей души, и больше ничто не могло спасти нас. И я готов был отдать все, чтоб этот момент не заканчивался. Момент, когда душа её открыта передо мной и я могу прочесть ее, как открытую книгу. Но я этого не желаю, потому что хочу, чтоб она рассказала мне об этом сама, а это случиться, чувствую, что случиться… Её голова опустилась на грудь, когда её руки легли на колени. Я слышал её равномерно дыхание, а затем… Послышались хлопки за нашими спинами. Я не спешил оборачиваться. Её глаза распахнулись и она сразу обернулась назад. Грэтты «залилась краской» и мне пришлось обернуться. Позади нас стояла вся моя семья и «одаривала» нас аплодисментами…***
Я, поправляя маленький галстук на костюме Оссиана, заметила, что он внимательно наблюдает за моими действиями. – У тебя очень красивые руки, Грэтта. – Спасибо, – улыбнулась я, мимолетно взглянув на него. Он сжал мою ладонь, а после сказал: – Я так рад, что ты с нами, Грэтта, и я так не хочу, чтоб ты уходила из нашего дома. Я улыбнулась и погладила мальчика по голове. – Всё будет хорошо, Оссиан, – присев на колени, сказала я. – Зато ты теперь здоров и больше не нуждаешься в постоянном осмотре... а теперь, давай ты улыбнешься и мы отправимся к твоей семье на ужин, хорошо? – Ты очень хорошая, Грэтта, я бы хотел, чтобы ты была вместо тёти Алиды, вместе с Биллом и тогда тебе не пришлось бы уходить! Я опешила. Быть с Биллом… Глупость какая-то… Нет, это не по мне. Я не должна забывать с какой целью нахожусь здесь и… Билл все ещё любит Алиду, его сердце ещё обливается кровью по ней и больше всего мучает меня то, что будучи врачом я никак не могу ему помочь… Никак. – Пойдём, – сказала я, выходя из комнаты. Подходя к гостиной, я все чётче слышала голоса, доносившиеся оттуда, лучше улавливала запахи, и чувство тревоги и беспокойства нарастало во мне с большей силой. – Не бойся, – сказал Оссиан и потянул меня за руку. – Я буду рядом. Он… Он чувствует мой страх? Мою боль? Моё опасение? Маленькая душа имеет большую силу, скрывающуюся в маленьком тельце. Я присела с краю стола, чтобы привлекать к себе меньше внимания и заметила в помещении пару незнакомых мне людей. Я только хотела спросить у Оссиана кто они, когда почувствовала, что тёплая рука ложится на мои плечи. Как хотела бы я посмотреть, кто является обладателем таких длинных и аккуратно отточенных пальцев, но словно какая-то невидимая сила не позволяла моей голове повернуться. Я почувствовала, как чье-то горячее дыхание обожгло мою кожу, как бьется сердце этого человека, ведь он был непозволительно близко, как большое количество мурашек сначала покрыли мою шею, за ним руки, как приятно кольнуло в области солнечного сплетения, когда его голос донесся до моего уха. – Прекрасно выглядишь, Грэтта. Пойдем со мной, я познакомлю тебя с моей сестрой и братом, – сказал он и отдалился. Я наконец повернула голову и увидела… Билла. Увидев на нем белую рубашку, которая подчеркивала всю мощь его тела и темные брюки, мне захотелось нарисовать эту красоту, передать эту эстетику, прочувствовать его... Разглядеть все его малейшие черты... Узнать о чем он на самом деле думает, и какие мысли лишают его сна по ночам. – Конечно, Билл, – сказал я и подала ему руку. – Эйя, Вальтер, знакомьтесь, это Грэтта –лечащий врач Оссиана. Если бы не она… – Билл, слишком преувеличивает, – сказала я и протянула руку для ответного рукопожатия. – Грэтта, просто врач. Познакомившись с Эйей и Вальтером, я вернулась на свое место, когда Оссиан потянул меня за руку. – Они хорошие, правда? – Вы все хорошие, Оссиан, – улыбнулась я. Мальчик улыбнулся и обратил внимание на своего отца, который привлек внимание семьи, стуча по бокалу с шипучим напитком. – Попрошу внимания, дамы и господа, – начал Стеллан и почему-то посмотрел на меня. – Сегодня в этот весьма заснеженный день, мы празднуем Рождество с одним особым человеком, которому я выражал, выражаю и буду выражать огромную благодарность. Теперь я поняла к чему был этот взгляд… – Грэтта Деверпонт, за две недели, проведённые в нашем доме, вы стали неотъемлемой частью нашей семьи и наши двери всегда открыты для вас. Я заметила пристальный взгляд Билла и едва заметную ухмылку. – Спасибо, мистер Стеллан, да и не только, – теперь стала говорить я. – Ваш дом – самое уютное и тёплое место, в котором я могла бы побывать и это большая честь для меня, находится сейчас здесь. – Так поднимем наши бокалы за то, чтобы так было всегда, – сказал Стеллан и протянул свой бокал вперёд, после чего вся семья повторила его действие. Весь вечер проходил тихо и размеренно. Семейная обстановка, приятное потрескивание камина, теплота душ, собравшихся рядом. Все это не могло не радовать, и отгоняя грустные мысли от себя, я старалась отдаться атмосфере праздника. Весь вечер, я ощущала на своей шее, то горячее дыхание и то приятное покалывание в области солнечного сплетения. Новое чувство, неизведанное мною... – Грэтта, – обратился ко мне Стеллан, отвлекая от воспоминаний. – Да, мистер Скарсгорд. – Вы ведь врач со стажем работы, и наверняка у вас есть пара, тройка историй для нас? Я задумалась. В действительности, я знала только продолжающие болью и страданиями истории и что рассказать им сейчас я не знала. И я решила рассказать им все, как есть на самом деле… – Да, есть, – начала я, и заметила, как весь дом замер в ожидании. – Случилось это год назад, когда я только приехала в Швецию. Мэри – героиня моего рассказа, была моей второй пациенткой. Мэри попала в ДТП и в тяжёлом состоянии была доставлена в больницу с опасением на разрыв внутренних органов. Операция длилась около шести часов, у неё были сломаны два ребра, разрыв слезёнки и самое страшное – повреждение печени и одной из почек. Шансы на её выживание были ничтожно малы, но она выжила. Она пришла в себя и доказала всем, что достойна места в этом мире. Девочке было четырнадцать лет и я видела, что ей очень одиноко и почему-то родители навещали её очень редко. Я, сама не замечая того, сблизилась с ней, всего за пару дней, я узнала, как зовут её любимого домашнего кролика, какой фильм она предпочла бы посмотреть в ночь перед Рождеством, какие плакаты висели у неё дома на стене и как она любила своего старшего брата... И не было даже намека на то, что что-то может пойти не так, но в одно утро она не открыла глаза. Она впала в кому. Я поддерживала в ней жизнь, разговаривала с ней, но все было тщетно. Родители узнали об этом сразу же, но появились на пороге отделения лишь через сутки. В этот день они четко дали понять, что хотят отключить дочь от искусственного источника жизни, а дальше я ничего не помню. Помню лишь отрывки фраз и то, как меня «проедала» боль от собственного бездействия, меня съедала совесть оттого, что я ничего не могу сделать в этой ситуации… Мэри скончалась через сутки, после отключения препаратов. Я подняла голову и увидела серьёзный вид Стеллана. – Люди часто совершают необдуманные поступки, мисс Деверпонт, и это не ваша вина, я уверен, что вы сделали все, что было в ваших силах. А что о вас и о вашей семье? Семья… Отец, мать, Уилл, скандалы и побои матери. Рассказать то, что происходило в действительность я не могла, придётся немного приукрасить. – Я родом из России, северной столицы – Санкт-Петербурга. Мои родители сейчас не живут вместе, мать – живёт в Австралии, а отец остался в России. Жили мы в достатке и… – я не знала, что ещё можно было сказать, чтоб это не было обманом, но все что приходило мне в голову это то, что было счастье, благополучие и т. д, но этого не было. – ... и у меня были тёплые отношения с моим братом, Уиллом. – Грэтта, у вас есть брат?! Вы не рассказывали, он тоже врач или решил уйти в другую сферу? Что же, что же мне делать? Солгать и сохранить себя в надёжном панцире или же рассказать правду и... Раскрыться? – Он ушёл в другую сферу, он художник, – сказала я, вспоминая стоящий в его комнате мольберт, его рисунки, краски, кисти… Стоп, нужно остановиться… Я поняла, что ком подступает к моему горлу, не позволяя мне дышать. Слезы готовы наполнить мои глаза, а тело забьёт дрожь. Я ощущала на себе лишь два пристальных взгляда, в то время как вся семья отвлеклась на другую тему. – Извините, я отойду на секунду, – сказала я и поспешила, как можно скорее покинуть гостиную.POV Билл
Я видел, как глаза Грэтты стали метаться по всей комнате. Я заметил, что разговор про семью задел её, и когда она решила отойти, во мне проснулось чувство... сожаления? Я догадывался, что её проблемы связаны с семьёй, но теперь я уверен в этом, и в том что должен догнать её и все обсудить. Я был уверенно настроен в своих действиях и Александр по-моему то же, ведь мы встали из-за стола в одно время. Повисло неловкое молчание, все семейство Скарсгорд смотрело на двух братьев, которые сейчас прожигали друг друга взглядами. Напряжение наросло, хоть ножом режь, но мне было все равно, сейчас меня волновала только Грэтта. – Я справлюсь, – сказал я так, чтобы только Александр мог меня услышать и покинул гостиную вслед за Грэттой. Мне было все равно, что подумает обо мне семья. Сейчас главное – помочь Грэтте так же, как она помогла мне.***
Не рассчитав силу, я что есть мочи хлопнула дверью и оказалась в ванной. Щеки налились кровью, отчего лицо приобрело “пунцовый” цвет. Дыхание стало прерывистым, из-за распространяющего внутри “пожара”. Слезы обжигали щеки, отчего те становились еще более разгоряченными. Соленые капли струились по контуру лица, опускаясь все ниже и ниже. Очутившись у уголка губ, капелька проскользнула в рот, оставляя соленый привкус во рту. Потресканные, готовые свернуться в “трубочку” губы были приоткрыты в немом “крике”. Нижняя челюсть “ходила ходуном”, напоминаю неваляшку, а руки тряслись, будто у их обладателя обнародовали горячку. На трясущихся ногах, я подошла к белоснежной раковине. Над предметом располагалось круглой формы зеркало. Не решившись взглянуть в него, и опершись сосудистыми руками о раковину, я «вперилась» взглядом в водосток… Отец… никто не виноват в том, что он оказался в лечебнице. Его недуг развивался самопроизвольно, никого не спрашивая и не оповещая о своем присутствии. Он старался бороться с этим, но никто не мог давать гарантии, что он обязательно справится с ним. Это, как продукт новой компании, завезенный и находившийся небольшое количество времени в магазине, не знаешь к чему приведет его покупка, окажется ли он качественным или нет? Так и с болезнью, прогрессирующей не смотря ни на что – не знаешь каков окажется конечный результат лечения… Через некоторое время я все же решилась взглянуть на свое отражение в зеркале. И что же я увидела? Усталого человека, загруженного работой и заботами? Слишком легко. Убитого горем? То время, когда я «убивалась», прошло. А что же? Ничего, крупицу в огромном мире, не способную справиться с нападками жизни… Внезапный стук в дверь отвлек меня от размышлений...