Haunting

Думал ли Зак когда-нибудь о смерти? Наверное, спроси его кто, он ответил бы нет. Никогда. Он был юн, беспечен и полон надежд на будущее. Хотя, возможно, он и лукавил. Иногда, сидя дома в своей комнате и лелея мысль о работе полицейского, Зак представлял, как он умирает, закрыв девушку от пули собственной грудью, или как он бросается на гранату, жертвуя собой ради других. Это были лишь мальчишеские мечты, которые Зак никогда бы не озвучил своим друзьям или родителям, навеянные комиксами о героях, вроде Капитана Америки или Супермена. Зак представлял красивую смерть. Смерть героя в глазах окружающих, смерть человека, внесшего свою лепту для мира. Но он никогда не представлял такую смерть. Это было нереально, словно дурные сны, которые снились в особенно темные ночи, когда мрак окутывал землю, не пропуская бриллиантовый свет звезд и сизую ясность луны. Да, именно так. Это был просто плохой сон. Зак сейчас проснется в своей кровати от звонкой трели будильника, и, как всегда, посмеется над нелепицей, что снилась ему ночью. Он проснется от резкого момента во сне, после которого всегда подскакиваешь на кровати, словно ужаленный, и, восстановив дыхание, завалится обратно на мягкие, мятые подушки, хранившие запах мятного шампуня. Он проснется от звонкого голоса мамы, доносившегося с первого этажа, и, подтянувшись всем телом, неохотно и немного лениво встанет с кровати, слегка пошатываясь. Зак проснется от чего угодно. Еще чуть-чуть и он откроет глаза. Но время шло, а Зак все так же продолжал бродить по бесконечным тоннелям, не чувствуя своих ног, не чувствуя холода вод, не чувствуя жизни внутри себя. Он был мертв. Он дышал, он двигался, но внутри не было ничего. Лишь зияющая пустота, черная дыра, которая засасывала всего его, все его чувства и эмоции, оставляя на поверхности лишь одну — страх. Всепоглощающий, безжалостный, он толстыми щупальцами сковывал все тело, перекрывая кислород, заставляя Зака беспомощно хватать ртом воздух, надеясь урвать хоть глоточек. Заку было страшно. Ему было так страшно, что он готов был рухнуть на колени, горько рыдая и во весь голос моля о пощаде. Схватиться за голову в бесполезной попытке избавиться от страха, что обрел физическую форму и сейчас тихо-тихо таился где-то под водой, иногда двигаясь, чтобы Зак, услышав робкий всплеск воды, резко дергался, даря монстру еще одну порцию страха. Он снова и снова повторял про себя, что это все нереально, что все эти мерзкие, склизкие змеи, таящиеся в тишине канализации и сверкающие своей чешуей, что мерно переливалась с изумрудного в трилистник Крайола, лишь плод его воображения, всего лишь иллюзия его разума. Его мозг — кукла, а Пеннивайз — кукловод, что умело дергает за ниточки, добиваясь своего не прилагая особых усилий. Это было не по-настоящему. Но вот кое-что другое было. Его друзья, не успевшие сбежать от клоуна. Кровь, которая окрашивала воды канализации в сочный кармин, а сырые стены — в темный рубин. Крики, что застряли в голове, эхом отдаваясь каждый раз, стоило Заку прикрыть глаза. Безумная улыбка клоуна и его белоснежные, острые зубы, перепачканные алой жидкостью. А следом и дикий смех, доносившийся в спину Заку, бежавшему прочь, подальше от этого чудовища, подальше от изуродованных друзей. Зак пробирался сквозь мусор канализации, щурясь от бликов воды, что весело танцевала на серых, покрытых мхом стенах, причудливой тенью играясь в волосах мальчишки. Он бежал вперед, не оглядываясь, прикрывая глаза от капель воды, брызгами разлетающихся в разные стороны, попадавших и в рот, и в уши. — За-а-а-ак, — звонкий голос весело протянул его имя, что эхом отразилось от стен, доходя до него приглушенной весточкой. Мальчишка дернулся и ринулся вперед, путаясь в ногах и заваливаясь вперед, подставляя руки, смягчая удар. Вода залила уши, и Зак зажмурил глаза и плотно сжал губы в тонкую линию. На мгновенье все звуки стали доноситься до него словно из толщи воды, и он нервно облизнул губы, пытаясь вытряхнуть воду, попавшую в уши. Зак чувствовал низом прохладу бетонного пола, он по пояс сидел в сточных водах и моргал часто-часто, вытирая тыльной стороной ладони глаза, начинающие щипать. — Зак, Зак, Зак, — весело повторял голос, но его обладателя не было видно. Денбро затаился, впиваясь ногтями в ладони до крови. Страх безудержной волной разрастался в груди, превращаясь в настоящее цунами, сносящее все на своем пути, смывая остатки разума и внутреннего голоса, кричащего: «Беги, Зак! Вставай и беги!». Но куда бежать? Это место — настоящее воплощение лабиринта Минотавра, нет ни выхода, ни входа, сплошные коридоры, ведущие в никуда. Как бы ты ни старался, все равно попадешься в лапы людоеда. Зак загнанно оглядывался по сторонам, мотая головой, ожидая появление Пеннивайза откуда угодно. Это конец. Вот здесь и закончится короткая, но яркая жизнь Зака Денбро, в этой чертовой канализации, далеко от родных, и Зак был уверен: если Пеннивайз хоть что-нибудь оставит от него, то останки не найдут. Они будут гнить здесь, в воде, пахнущей отходами, плавая среди остального мусора. — Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать! Вновь безумный смех, заставляющий кровь застыть в жилах. Следом послышались всплески воды, и Зак отчаянно замотал головой, прикусывая губу, в глупой попытке заглушить рвущиеся наружу рыдания. Он не был готов. Он не был готов к встрече с монстром. Он не был готов к смерти. Всплеск стал громче, а из-за поворота показалась тень, удлиненная и падающая почти на всю стену из-за преломления света и играющих бликов воды. Уродливая, нечеловеческая тень. Она приближалась все ближе, и с каждым новым шагом сердце Зака гулко билось о ребра, посылая волну адреналина по телу. — Кто не спрятался, я не виноват. Зак всхлипнул и дернул ногами, отползая назад, отчего всплеск воды оглушил узкое пространство тоннеля. Пеннивайз возник в конце коридора канализации, останавливаясь, будто специально давая Заку время рассмотреть себя. Полумрак скрывал его лицо, отчего Денбро не мог прочитать эмоции клоуна. Пеннивайз был непредсказуемым, оттого еще более опасным. Он стоял на месте, не двигаясь, слегка ссутулившись, его неестественно длинные руки свисали по обе стороны от тела, голова была немного наклонена вниз, отчего Зак мог разглядеть высокий, широкий лоб и торчащие в разные стороны гранатовые волосы, огненным росчерком полыхающие на фоне серых и выцветших оттенков канализации. Пеннивайз медленно ступил вперед. Затем еще и еще. Вода под ним волновалась, ровными кругами расползаясь по поверхности, доходя до ног Зака. Лицо клоуна все еще было спрятано во мраке, и Денбро против воли сглотнул, чувствуя нарастающую тревогу, пытающуюся вытеснить страх, что поселился в каждой клеточке тела. Под ложечкой сосало, а в животе образовался тугой ком, сворачивающийся сильнее с каждым новым шагом клоуна. Пеннивайз вытянул руку в сторону, обнажая острые, как клинки, когти, и нарочито медленно провел по стене, широко усмехаясь, наблюдая, как Зак поежился от скрипучего звука, ударяющего по ушам. Клоун продолжал приближаться, оставляя на стене кривые полосы от когтей, белеющие на фоне перламутровой мышино-серой стены, а Денбро все так же неловко отползал назад, царапая ладони об острые камни на дне. В конце концов Зак уперся спиной в железную, пропитанную холодом осени решетку, и задушенно всхлипнул, одной рукой хватаясь за прутья в бесполезной попытке заставить их исчезнуть, а сам смотря на монстра в упор, каким-то отдаленным уголком мозга понимая, что клоун в трех шагах от него. Три. Два. Один. Стоп. Все остановилось. Дыхание, время, мир. Все перестало существовать в тот момент, когда холодные, длинные пальцы монстра коснулись лица Зака, захватывая его в чашу безобразно больших ладоней. Когти, под которые забились песок и галька, эфемерно касались щек, то поднимаясь, то опускаясь, оставляя белесые полосы после себя. — Пожалуйста, — тихо прошептал Зак, шмыгая носом. — Пожалуйста, не надо. Пеннивайз тоненько захихикал, наклоняясь к Денбро ближе, отчего парень мог видеть вязкую, прозрачную слюну, тянущейся струйкой капающую вниз, скрывающуюся в затхлой воде. — Не надо? — весело спросил клоун. — Просишь не убивать тебя? Зак закивал, скашивая глаза на когти, все еще находившиеся возле его глаз. — Да. Пожалуйста. Не надо. — И какой мне от этого прок? Что я получу, если не убью тебя? Глаза Зака нервно забегали по помещению, словно ища ответа у тихой воды или каменных стен. Он нервно облизнул губы и сглотнул, стараясь не встречаться взглядом с клоуном. Вдохнул глубоко и загнано прошептал: — Чего ты… хочешь? Пеннивайз захохотал, дергая головой в разные стороны, отчего слюна попала на лицо Денбро, что заставило того поморщиться и попытаться отвернуть голову — попытаться, потому что сильные руки монстра все еще крепко держали голову Зака, не позволяя тому даже шелохнуться. Пеннивайз оскалился. У него было кое-что, чего он желал. — Чего я хочу? — низко прорычал клоун. — А ты уверен, Зак, что ты сможешь дать мне то, чего я хочу? — Назо… — Денбро запнулся, чувствуя, как сердце пропустило холостой удар. — Назови. — Твоих детей. Зак уставился на монстра, застыв от услышанных слов. — Я хочу твоих детей, Зак. Я отпущу тебя сейчас, если ты поклянешься, что через 27 лет кто-то из твоих детей будет на твоем месте. Денбро зажмурился и, сглотнув вязкий ком в горле, из последних сил, яростно и суматошно выпалил: — Клянусь. Клянусь. Клянусь! Пеннивайз разразился громким хохотом, что эхом разошелся по всем тоннелям, вырываясь наружу, нарушая ночной покой птиц, что одним большим облаком взмыли вверх, оставляя после себя качающиеся, голые ветки деревьев. — Ох, мой милый, сладкий мальчик, я верю тебе. Но-о-о, — Пеннивайз весело протянул гласную, обнажая вытянутые, желтоватые зубы, — я не могу отпустить тебя, просто заручившись твоим словом. Нет, нет, нет, — клоун покачал головой, слегка склонив ее вправо. — Что тебе нужно? — Согласие, подтвержденное на крови. Зак нахмурился, дыша часто и сипло. Он смотрел на Дьявола, а Дьявол смотрел на него, и Зак знал — знал, — что нельзя соглашаться, потому что эти глаза, горящие манящим, завлекающим расплавленным золотом, не сулили ничего хорошего. Но рядом с ним, прям перед лицом маячил шанс выжить, как яркий огонек, олицетворяющий надежду, и Зак всем своим естеством потянулся к нему навстречу. — Что нужно сделать? Пеннивайз оскалился, медленно беря ладонь мальчишки в свою, поворачивая ее тыльной стороной вниз. Несколько раз осторожно, даже немного нежно провел кончиком когтя по середине и, усмехнувшись, надавил, наблюдая, как на молочном полотне появляются рубиновые, крупные капли, словно плоды граната. — Поклянись, Зак, — прошептал клоун и поднес его руку ко рту. — Клянусь. Горячие капли катились по губам и подбородку, скатываясь вниз, впитываясь в плотную ткань костюма; Пеннивайз чувствовал сладость алой жидкости на языке, чужую жизнь, вливающуюся в его древнее тело. Клоун отбросил руку мальчишки, встал с коленей и, прошептав: «Живи долго, Зак», исчез, будто и не было его здесь вовсе. Зак сидел на кухне, держа в руках бокал с виски, и снова и снова прокручивал в голове события той ночи. Он был юн, беспечен и невероятно напуган. В тот момент он не думал о семье, о том, как сильно он будет любить своих детей. Они были для Зака лишь иллюзией, картинкой воображения, несуществующим будущим и призраком жизни. Сейчас же они были для него всем, целой вселенной, ох, если бы только можно было вернуться в прошлое и все изменить. Но Зак не мог. Все, что сейчас было в его силах — это сидеть на кухне, в темноте, и глотать алкоголь, не морщась, словно это сироп от кашля. Он сидел тут уже около трех часов, думая, как убить эту тварь. «Я бессмертен, Зак», — противный, звонкий голос всплывал у него в голове каждый раз, когда он задавался этим вопросом. Никак. Его никак не убить. Иногда, когда уличный ветер хозяином врывался в помещение через открытую форточку, холодя кожу и остужая мысли, Зак задумывался над другим вариантом. Над идеей, что не должна была появляться в его голове никогда, идея — уродливая змея, опоясывающая горло и разум. Она не должна была появляться, но иногда, на крохотную долю секунды, Зак задумывался, кого из сыновей он отдаст, если когда тварь придет к нему. Он ненавидел себя в такие моменты, он чувствовал вкус желчи в горле, он чувствовал вкус страха и отчаяния, беспомощности и своей жалкости, и ему хотелось кричать, разрывая горло, рушить все, что встречалось на пути. Заку хотелось пойти в ванную и разбить чертово зеркало, надеясь, что вместе с отражением исчезнут все его демоны. Все его страхи и все слабости. Зак помнил, как он бежал сломя голову из канализации, как закрылся дома на ключ, трясясь от страха, не веря, что он смог выжить, как целый день сидел в полицейском участке, отвечая на вопросы шерифа. Сейчас все это он помнил. Воспоминания, словно гигантская, неукротимая волна, нахлынули разом, снесли плотину, что воздвигнул Зак в своей голове много лет назад, стоило Биллу, всему мокрому и напуганному до смерти, врезаться в него ночью, убегая от чего-то — кого-то — из подвала. Зак помнил все это. Он не помнил только, как он все это забыл. Как такое могло стереться с памяти? Как он мог забыть безжизненные глаза друзей и ужас, поселившийся в сердце, и монстра, и сырость канализации? Как он мог забыть запах карамельного попкорна и сладкой ваты, приторным облаком витавшим в воздухе везде, где появлялся клоун? Вопросы, один за другим, сыпались, наполняя чашу разума до краев, и Зак физически чувствовал, как он тонет во всем этом. Он не знал, что ему делать. Не знал, как поступить, как все исправить, как защитить своих детей. На дне бутылки сиротливо переливалась в свете луны янтарная жидкость, отпечатываясь солнечными бликами на ровной поверхности стола. Мужчина залпом допил оставшееся и тяжело вздохнул, чувствуя, как алкоголь обжигает горло, а после остается огненный след, отдающий приятным теплом, помогающим на секунду забыть о происходящем. Зак не знал, что ему делать. Но он знал, с чего ему начать. Может, Джорджи был еще слишком мал, но вот Билл заслуживал знать правду.

***

Биллу не спалось всю ночь. Он слушал приглушенный смех детей, что все еще гуляли на улице, слушал завывающий ветер, гоняющий сухую листву с одного места на другое, слушал собственное сердцебиение, что совсем не хотело успокаиваться. Его щеки горели, а дыхание было прерывистым, и Билл изо всех сил жмурился, пытаясь взять под контроль свои эмоции, стыдясь собственной реакции. Он чувствовал себя глупо. Глупо, нелепо и по-идиотски, прокручивая в голове события, произошедшие несколько часов назад, снова и снова. Теплые губы на его губах, чужое дыхание, опаляющее нежную кожу лица, завораживающие, оливковые глаза напротив, напоминающие летнюю траву в свете заката, когда сумерки опускаются на землю ночной прохладой и сиянием далеких звезд, освещающих сапфировое небо синей пылью. Билл просто не мог не думать об этом. Каждый раз, когда он пытался заснуть, перед глазами всплывал образ Себастьяна, заставляющий его краснеть пуще прежнего. Билл много раз представлял свой первый поцелуй. Он представлял его с Бев. Она, со своими огненными локонами и прекрасными глазами, стояла бы возле своего дома, а он бы просто любовался ею, не в силах попрощаться и уйти. Билл продолжал бы глупо пялиться на Беверли, смущая ее и смущаясь сам, а затем, набравшись храбрости, шагнул бы вперед, неловко прикасаясь своими сухими, горячими губами к ее — мягким и сладким от вишневого блеска для губ. Билл знал, что реальность всегда отличается от фантазий, но никогда не думал, что настолько. Он не думал, что вместо теплых, циановых глаз на него будут смотреть хищные и затягивающие бездны; вместо сладких, податливых губ — властный и пленяющий жар; вместо душистого запаха цветов — ментол с каплей горькой полыни. Это было неправильно. Это было противоестественно. Это было волнительно. До дрожи в коленках и сбившегося дыхания. До заалевших щек и постыдного трепета в животе. До бесконечных мыслей и одной бессонной ночи. Биллу было тошно от собственной реакции, от собственных мыслей и глупой, детской наивности. Биллу было тошно и страшно, а еще он был раздражен до такой степени, что скрипели зубы. Он не должен был так реагировать на все это. Он не должен был чувствовать ничего, кроме отвращения. Но отвращения не было, зато все остальное было. Билл помнил взгляд отца, когда тот смотрел на Дона Хагарти — гея, который всем своим видом кричал, что натурального в нем столько же, сколько в Бауэрсе-младшем сочувствия. Билл не хотел, чтобы отец смотрел на него так же. Он не хотел, чтобы его обсуждали так же, как и Дона, и брезгливо выплевывали за спиной оскорбительное: «Пидор». Билл просто хотел перестать видеть перед глазами два опасных, но в то же время манящих омута, вместо аквамариновой глади, что снилась ему раньше. За окном уже постепенно начало светать; небо, окутавшееся ночью в берлинскую лазурь, мерно сменялось на более тусклый оттенок, приобретая сизый цвет, переходящий у горизонта в бледно-васильковый. Билл устало потер глаза, понимая, что попытаться заснуть не имеет смысла, и, откинув одеяло в сторону, неохотно встал с кровати, потирая шею. Тихий стук в дверь, а затем в небольшом проеме показался отец, как-то странно и, кажется, виновато глядя на Билла. Он выглядел уставшим: тяжелые, темные круги залегли под глазами, светлая щетина, которую отец никогда не оставлял, коротким ежиком торчала в стороны, и стеклянный, потерянный взгляд светло-небесных глаз, направленный словно в никуда. — П-п-папа? — неуверенно спросил Билл, переминаясь с ноги на ногу. Зак сглотнул, ступил вперед, закрывая за собой дверь и сипло прошептал: — Билл, мне нужно с тобой поговорить. — Что-то с-с-случилось? — Что-то случилось, — бестолково повторил Зак, стараясь не смотреть сыну в глаза. Он шел сюда с уверенностью рассказать всю правду, а сейчас, глядя на Билла, понимал, что не сможет. Билл сейчас находился в зале, наслаждаясь действием, происходившим на сцене, а Зак собирался провести его за кулисы, показав, что на самом деле представляет из себя красочное шоу. Он собирался приоткрыть завесу, провести его за черту, и если ее пересечь, то пути назад уже не будет. Но стоило ли это делать? — Папа? — снова позвал Билл, чувствуя нарастающее чувство тревоги. — Билли, мальчик мой, — Зак осекся, — мне нужно тебе кое-что рассказать. Билл кивнул, нервно облизнув пересохшие губы. — Когда мне было столько же, сколько и тебе, — мужчина замолчал, подбирая слова, — в Дерри начали пропадать дети. Однажды, игнорируя комендантский час, мы с ребятами пошли в коллектор, хотели острых ощущений, — и мы их получили. — И там… — Зак запнулся, чувствуя подкативший к горлу ком. Он словно переживал это заново. — Билл, ты должен мне поверить. Билл нахмурился, не понимая, что происходит. Он чувствовал тревогу и страх, пока незаметный, но нарастающий с каждой секундой. — Билл, — тихо начал Зак, — скажи мне, что ты видел тогда в подвале? Мальчишка замер. Он старался похоронить воспоминания того вечера глубоко-глубоко в памяти, не решаясь анализировать их. Билл уже почти убедил себя, что все это было нереальным. Просто сном, чересчур реалистичным, но оттого не более настоящим. — Билл, — тверже произнес мистер Денбро. — Билл, ты видел клоуна? Билл дернулся и уставился на отца, не веря своим ушам. Сердце загнанной птицей билось в груди, и воздуха стало не хватать, и, кажется, Билл понял, что чувствовал Эдди во время своих приступов астмы. — Т-т-ты тоже в-в-видел его? — нотки неверия проскальзывали в каждой гласной, в каждом вздохе. — Билли, — Зак подошел ближе, хватая руками плечи сына. — Слушай меня внимательно. Тот, кого ты видел, зовет себя Пеннивайзом. Это он убивает детей. Он просыпается каждые 27 лет. Я встретился с ним и уже готов был попрощаться с жизнью, но он предложил мне сделку, — Зак замолчал на мгновенье, прежде чем продолжить. — Он предложил мне мою жизнь взамен на жизнь одного из моих детей. Раз. Два. Три. Биллу понадобилось три секунды, чтобы понять сказанное отцом. В этот момент из мальчишки словно вынули стержень: он обмяк, все его тело — мешок с костями, бесформенной кучей готовый упасть на пол. Билл качнулся вперед, чувствуя, как земля уходит из-под ног, а из легких будто выбили весь воздух разом. — Ч-ч-что ты такое говоришь? — просипел он, не в силах сдержать слез. — Э-э-э-это ш-ш-шу-у-у… — от нервов Билл не мог произнести слово, бестолково повторяя одну и ту же букву. — Билл, Билли, послушай меня. Это не шутка. Прости меня, прости меня, пожалуйста. Зак рухнул на колени, обнимая руками тонкие ноги сына, уткнувшись лицом в напряженный живот. — Прости меня, Билли. Прости меня, — задушенно повторял мужчина. Его голос звучал немного приглушенно и сипло, и тихие всхлипы вырывались после каждого вздоха. Билл сделал небольшой шаг назад и, почувствовав, как объятия немного ослабли, сел на пол рядом, тут же оказавшись в крепких руках отца. Он прижался к его груди, уткнувшись носом в ключицу, чувствуя, как трясет отца — мелко и часто, или это его так трясло, Билл не знал. Они просидели так до тех пор, пока солнце не осветило комнату, заливая ее таким редким для осени куркумовым светом. Билл шмыгнул носом, отстраняясь от папы. Провел тыльной стороной ладони по лицу, стирая соленые дорожки, и, прочистив горло, тихо спросил: — Кто такой этот П-п-пеннивайз? Зак покачал головой. — Я не знаю, что он за существо. Не знаю, откуда он пришел и как появился. — Ему н-н-нужен один из нас? Я или Дж-дж-джорджи? — Да. Он попытается забрать одного из вас. Но я этого не допущу. Зак замолчал, и в комнате воцарилась тишина, прерываемая тяжелым дыханием Билла. — Я этого не допущу.

***

Ночь опустилась на город, окутывая его в пленительный мрак. Густой туман медленно плыл по улицам, разгоняя черный янтарь ночи и добавляя свой гранитовый серый оттенок. От асфальта, все еще пахнущего озоном, веяло прохладой и сыростью из-за дождя, что непрекращающимся потоком заливал улицы Дерри. Билл сидел в пустом полицейском участке и ждал отца, который ушел в архивную за документами 27-летней давности. Настенные часы гулко тикали, с каждой новой секундой приближаясь к полуночи. Билл откинулся на спину, прикрыв глаза. Он переваривал информацию, что ему рассказал отец. Тот клоун. Два горящих, желтых глаза. Безумная улыбка и огненные волосы. Это просто не укладывалось в голове. Биллу хотелось кричать и смеяться одновременно, и, кажется, именно так и начинается истерика. У входа послышался звук открывающейся двери и тихие шаги, становящиеся громче по мере приближения. Билл напрягся. Охранник не должен был пускать никого, если только не что-то срочное, а шаги были неторопливыми и спокойными. В дверях показался высокий мужчина, и Билл против своей воли покраснел, отводя взгляд. — С-с-себастьян? — тихо спросил он. — Что ты тут д-д-делаешь? Себастьян цокнул, недовольно поджимая губы. — Я не совсем жалую это имя. Так как ты узнал мое настоящее имя, то будет лучше, если ты будешь звать меня им. Билл недоуменно нахмурился. — П-прости? — Пеннивайз, — весело произнес Себастьян. — Твой отец ведь рассказал тебе. Билл дернулся, резко вставая со скамейки, и попятился назад, не отрывая взгляда от мужчины перед собой. Страх снова липкими лапами поднимался все выше и выше, перекрывая пути к кислороду. Билл помнил, что говорил отец. Монстр питается страхом. Но он ничего не мог поделать, сердце не желало восстанавливать прежний ритм, а ужас сковал тело, мешая трезво мыслить. Пеннивайз довольно улыбнулся и втянул носом воздух, наслаждаясь не только сладким запахом, но и лицом мальчишки в этот момент. — Что-то не так, Билли? — он шагнул вперед, отчего Билл дернулся назад, сам не замечая, что загоняет себя в тупик. Билл боялся. Боялся сильно, но он знал, что у них всего два варианта: или он, или Джорджи. Он ни за что на свете не даст этой твари забрать у него брата. — Я знаю, что ты хочешь убить м-м-меня, — прошипел Билл. — С-с-делай это! Пеннивайз громко рассмеялся, откидывая голову назад, обнажая ряд ровных зубов. Его челка, обычно прилизанная назад, сейчас выбилась и свободно спадала на глаза, в которых плясали черти. — Ты намного храбрее своего отца, Билли, — Пеннивайз улыбался, подходя все ближе. — Мне нравится это. Билл сглотнул, попятился назад и, наткнувшись спиной на стену, вздрогнул, чувствуя очередную волну страха. Себастьян, нет, Пеннивайз, подошел вплотную, обеими руками упершись в стену, образуя своеобразную ловушку для Денбро. — Но, Билли, я не собирался тебя убивать, — смешливо произнес мужчина. Билл нахмурился. — Но мой отец… — Твой отец идиот, — Пеннивайз усмехнулся криво, лукаво глядя на мальчишку. — Хотел бы убить, сделал бы это давно. — Тогда чего т-т-ты хочешь? — Тебя. Видишь ли, мальчик мой, ты нужен мне живым, — он невесомо провел пальцем по щеке Денбро, убирая челку с глаз. — З-з-зачем? — сипло спросил Билл, пытаясь уйти от прикосновения. Пеннивайз вновь вдохнул коктейль эмоций мальчишки. Страх, ненависть, злость и волнение — все это необузданным вихрем ворвалось в сознание клоуна, будоража его аппетит и желание. — Хороший вопрос, Билли. Твой отец рассказал тебе, что мы заключили сделку? — Билл неуверенно кивнул. — А он рассказал тебе, как именно мы это сделали? — очередной кивок. — Прекрасно, — Пеннивайз усмехнулся. — Но перед тем, как я расскажу тебе эту историю, я хочу поведать тебе другую. Скажи мне, Билли, из-за чего ты начал заикаться? Билл нахмурился, сглатывая вязкий ком в горле. Он заикался, сколько себя помнил. — Я н-н-не знаю, — тихо выдохнул он. Пеннивайз улыбнулся. — А я знаю. Потому что ты начал заикаться из-за меня, — мужчина обхватил лицо Билла ладонями, поднимая его выше, чтобы последний смотрел точно в глаза Пеннивайзу. — Я приходил к тебе, когда ты был еще совсем малышом. А ты так испугался, что вот во что это все вылилось. Билл замотал головой, пытаясь вырваться из плена клоуна. — Нет. Т-т-ты не мог. Ты с-с-спал в это время. 27 лет еще не п-прошли. — Ах да. Вот мы и подошли к главной истории. Я не спал, — Пеннивайз медленно, тягуче улыбнулся, наклоняясь ближе. — Мне нужна была его кровь именно для этого. Пока жив он, жив и я. И мне больше не нужно было засыпать. Это была моя главная слабость, и я от нее избавился. — И з-зачем тебе я? — Билл вновь дернулся, зло сжимая губы. Пеннивайз наклонился еще ближе, и Билл мог чувствовать чужое, горячее дыхание у себя на щеке. — В тебе течет его кровь, — тихо прошептал Пеннивайз, мягко массируя кожу у висков Билла большими пальцами. — Твой отец когда-нибудь умрет, возможно, даже сегодня, — он усмехнулся, вдыхая очередную порцию злости и ненависти, — а ты будешь жить. А значит, жить буду и я. Пеннивайз облизнул губы, буквально ощущая чужую сладость на них. — Я так голоден, Билли, — он приподнял голову мальчишки, откидывая ее чуть в сторону, обнажая беззащитную шею. — Я только попробую. Денбро задергался, пытаясь вырваться, краем глаза замечая, как ровные зубы Пеннивайза превращаются в острые лезвия, готовые в любую секунду вонзиться в Билла. — Отойди от него! — твердый голос ворвался в помещение, заставив Билла облегченно выдохнуть. Пеннивайз выпрямил спину и, подмигнув Биллу, развернулся лицом к шерифу. — Зак, какая встреча! Мужчина медленно прошел вперед, держа перед собой пистолет. — Билл, иди ко мне. Билл неуверенно взглянул на Пеннивайза и, сглотнув, дернулся в сторону папы. Но сильная рука тут же схватила его чуть выше локтя, резко притягивая к себе. — Он никуда не пойдет, — Пеннивайз прижал мальчишку спиной к груди, одной рукой обхватив его поперек груди, второй — сжимая подбородок. — И убери пистолет, мы ведь это уже проходили. Он меня не убьет. — Может, и не убьет, но навредить сможет. Звук выстрела, как хлопок, раздался в помещении и оглушил на секунду Билла. Пуля попала между глаз, и Пеннивайз дернулся назад, отпуская Денбро. Билл ринулся к отцу, пока тот один за одним выпускал патроны, целясь клоуну в голову и в грудь. Пеннивайз зашипел, опираясь о стену, пытаясь вытащить застрявший горячий металл. — Уходим! Зак схватил Билла за руку и, не оборачиваясь, побежал к выходу, молясь, чтоб монстр не пришел в себя слишком быстро.

***

Билл быстро поднялся по ступеням в свою комнату, чувствуя, что еще чуть-чуть и он упадет в обморок. Сердце колотилось с бешеной скоростью, руки тряслись, а колени дрожали. Отец копошился внизу, вытаскивая ружье из подвала, а Билл медленно приходил в себя. Встал с кровати и, слегка шатаясь, пошел в спальню к Джорджи. — Джорджи, ты уже спишь? — тихо спросил Билл, жмурясь, пытаясь привыкнуть к темноте. Ответом ему послужила тишина, и Билл, чувствуя иррациональное волнение и тревогу, отчего сердце пропустило холостой удар, нащупал включатель, и комната тут же залилась мягким светом лампочки. Билл качнулся, хватаясь рукой за тумбочку, и тут же побледнел, читая кровавую, огромную надпись на потолке: «ПРИДИ И ЗАБЕРИ ЕГО»