Ранение.
27 сентября 2017 г. в 22:34
Вой за стеной не прекращается уже неделю. В регионе объявлен режим ЧП. Техника не справляется. По улицам не проехать. Связи нет. Страшно. Это действительно какой-то снежный хаос. По меркам ученых за неделю выпала почти годовая норма осадков. Такого не было уже давно. Настолько давно, что об этом не осталось даже записей. Холод. Почти -70 за стенкой, к которой нельзя прикоснуться без содрогания. Тонкий слой льда, уже не тает. И до жути холодно. Здесь нет лазарета, а до госпиталя не добраться. Сорок с лишним километров. Самоубийство.
— Бать, как ты? — прохладная ладонь ложится на горячий лоб. У него жар. И взгляд затуманенный, мутный.
— Нормально, — темные, сухие губы. Он прикрывает глаза и тяжело дышит. — От ребят вести есть?
Качает головой в ответ. Связи нет. Ровно неделю, тринадцать человек запертые в КЦ. Он сдавленно кашляет. От каждого движения мучительная боль в глазах.
— Потерпи, — она проводит рукой по его лицу. Затем начинает снимать повязку. Рана воспалилась. Слишком сильно. Еще немного и может развиться гангрена. Она кусает губы, не зная, что сказать. Они заперты. Нападения на центр не ожидал никто. Никто не был готов. Трое убитых, раненный Батя, захлопнутые двери. Окон здесь никогда не было. Просить помощи не у кого. Лишь радио ловит передачи короткими отрывками.
— Там все плохо, да? — он едва открывает глаза.
— Вань…
— Спички есть?
— Ты хочешь, чтобы я прижгла рану?
— Ну если ты не хочешь, чтобы я умер от заражения, тебе придется это сделать. Как там остальные?
— Держатся. Я не могу, Бать. Сердце может не выдержать.
— Твое или мое? — он находит в себе силы улыбнуться. — Ну как там положено, умрем в один день значит. Ты сможешь. Давай. Спирта не осталось?
— Нет. Ты уверен?
— Ну должен же у меня быть хоть один шанс.
Она никогда не забудет эти минуты. Прижатый ее рукой к его ране раскаленный метал. Он выл и метался на жесткой койке, сжимая в зубах кожаные перчатки, затем затих, потеряв сознание. Она вколола последнюю дозу антибиотика, и неотрывно считала его пульс. Сначала сбитый, потом все спокойнее.
— У меня дежавю, — он заговорил неожиданно. — Перед тем как в «Тайфун» прийти, Соловьев меня одной операцией запряг. Я тебе рассказывал, так вот там на острове Карин делала почти тоже самое, что и ты. Сначала прижгла мне рану, а потом считала пульс. А потом… М-м-м, теплые ночи.
— Ну если у тебя такие мысли, значит пошел на поправку, — она вымученно улыбается.
— Устала?
— Очень.
— Иди ко мне, — он сжимает ее руку.
— Я не Карин, Бать, очнись и вернись на землю.
— Не Карин, ты лучше. Ты моя.
— Бать, у тебя похоже жар так и не спал, — она не торопится разжимать руки.
— Помутнение рассудка. Русалка, ну уступи, а? Ложись, вместе теплее.
— Неужели это и есть конец света? Бать, как думаешь.
— Жили они не особо долго, но моментами счастливо и умерли в один день, погребенные снегом.
— Опять за свое.
— Нас Бизон найдет, я уверен.
— Откуда такая уверенность?
— Военная тайна. Спи давай!