Все вопросы потом. Или моё маленькое чудовище

       Вся скорлупа которую воздвигла вокруг себя Рэйнбоу, все тщательно выращиваемые годами маски треснули. Новая волевая личность, собранная из осколков прежней, разломилась по швам, старые душевные раны обнажились — и сейчас было намного хуже. Рэйнбоу взвыла в истерике, мир резко потемнел от осознания что именно она натворила. «Я стала такой, как они». Сильные мышцы отшвырнули в сторону Торакса без малейших усилий — Рэйнбоу посчитала его помехой. Сквозь голубой мех быстро проступили две полоски яркой крови, сочившейся от места укуса и параллельных царапин на коже. До края облака пришлось сделать несколько механических шагов — тело по-привычке слушалось, но на душе вертелась только одна мысль. «Мне больше незачем жить». Рэйнбоу замерла на краю, ей не нужно смотреть вниз, чтобы убедиться что падение с такой высоты гарантированно убьёт её. Голова печально опущена, взгляд смотрит в никуда, пока на миг не становится осмысленным и не фокусируется на далёкой земле. «Ведь сложить крылья так легко». Перепуганный Торакс, прекрасно чувствовавший эмоции и практически читающий мысли, накинулся на пони сверху, оттаскивая её от пропасти. Ни одна из эмоций не всколыхнулась, совершенно без какой-либо злости Рэйнбоу схватила передними копытами надоедливого подменыша, мешавшего ей думать, и с разворота вокруг оси вышвырнула его с облаков. Теперь можно и додумать. Пони вернулась на своё место, вглядываясь вдаль. «Просто шагнуть вниз». Набравший скорость Торакс сбил с ног пони, инерцией затаскивая их обоих подальше от края в безопасное место. Рэйнбоу даже не пикнула, лишь извернулась и хорошенько лягнула, отправив в очередной раз подменыша в полёт. Поднявшись на копыта, она вновь подошла к краю, продолжая цепочку размышлений. «Друзья и родители переживут мою смерть». Подменыш и раньше не сдерживал силу, а сейчас вспомнил те крохи информации о слабых местах пони, которым его учили. Рэйнбоу не сопротивлялась и, похоже, не обращала внимание на реальность, полностью погружённая в мысли. Будь пони «в себе», она давно размазала бы Торакса по стенке, пусть рядом и не было никакой гладкой твёрдой поверхности для этого, но она бы нашла. Торакс бил пони впервые, метя по суставам передних ног и в основания крыльев. Он не хотел дать Рэйнбоу совершить суицид. «Мир станет лучше без меня». На голых рефлексах Рэйнбоу поставила блок от удара в нос и контратаковала. Но продолжения ударов не последовало. Тёмные депрессивные мысли лениво ворочались, густой смолой облепляя всё вокруг. Заглушая звуки и другие органы чувств. Ни единого слова не доходило до неё. «Я — монстр». Торакс прорычал от бессилия, отбив копыто об твёрдый череп пони. У него не было возможности добраться до эмоций пони — «точка сборки» сознания сместилась — Рэйнбоу глубоко ушла в себя. Её тело полностью управлялось на автоматизме многочисленными рефлексами и заученными движениями. Ничуть не умнее сложного механизма. Даже если у него появилась бы возможность начать поглощать негативные эмоции, она генерировала их быстрее, а такое большое количество он не смог бы безопасно для себя поглотить и «законсервировать», как делал ранее. «Я должна умереть». Рэйнбоу почти спрыгнула, но её силой затащили за хвост назад. Торакс был для неё преградой, а преграды на своём пути нужно устранять. Обманчиво медленно двигающееся тело без участия хозяйки с минимальными усилиями прибило подменыша к полу и мёртвой хваткой сдавило ему горло. «Смерть — часть жизни». Торакс сдавленно хрипел, на несколько секунд ему удалось воспользоваться телекинезом и чуть ослабить хватку, но пони рывком усилила нажатие. Подменыши, как вид, могли дышать через кожу, обладая сильно разветвлённой дыхательной системой, но, как выяснилось, кожного дыхания оказалось недостаточным, чтобы оставаться в сознании. «Не дождётесь!» Самый крупный кусок личности повлиял на итоговое решение. Эгоизм. Она сделает большое одолжение, избавив мир от себя, но что получит взамен? Ничего. Мир получал всё, а она — ничего, — не слишком-то выгодная сделка ценой в жизнь. Рэйнбоу заглянула за горизонт отчаяния даже дальше, чем оттуда выбирались психически нормальными. «Хрен вам». Она ещё долго будет жалеть об этом поступке. Возможно, и годы спустя на её будет накатывать внезапное осознание, и разум раз за разом будет переигрывать сцены, добавляя многочисленные «если бы». Если бы Рэйнбоу оказалась чуть внимательнее к мелочам. Если бы они выработали с Тораксом опознавательные сигналы. Эгоизм Рэйнбоу неотрывно шёл с ней по пути всю жизнь. Единственный стабильный осколок личности, за все годы практически не изменившийся, по сравнению с остальной динамично меняющейся и развевающейся личностью. Может, чуть сгладившийся, но остававшийся неотъемлемой чертой характера. — Я так просто не сдамся… — возврат в реальность произошёл смазано. Глаза резко обрели осознанность, а копыта резко отпустили почти придушенного Торакса. Тот жадно вдыхал лёгкими воздух. От осознания, что Рэйнбоу сделала и что почти сделала, стало страшно, но уже нет такого отчаяния, пожиравшего изнутри. Стала насильником и чуть не стала убийцей. Но самое страшное — что оправдания не работали. Ей понравилось чувствовать свою силу и беспомощность жертв в обоих случаях. Тело болело от ушибов, кажется, она потянула крыло — но не будь Торакса, она бы уже не стояла на облаке. — Ты нарушил первое правило, — всякая глупость лезла на ум. — Спасибо, я обязана тебе жизнью.

* * *

Соарин почти освободил левое переднее копыто от верёвок, когда Рэйнбоу вернулась. Недовольно покачала головой и вытащила кляп. — Знаешь, я передумала тебя отпускать, — голос совершенно не похожий, словно озвучили неприятное решение и заставили говорить чужие слова. — Посажу тебя на цепь, буду кормиться любовью. Такого красавчика, как ты, надолго хватит.