Как начинается Родина

      Пребывание в госпитале Александру сильно облегчало то, что другие пациенты к нему с вопросами не приставали. Впрочем, тому было объяснение. Когда врачи разрешили ему ходить по двору, Барышев его хотел сразу увезти в Берлин, но медики «встали грудью». Нельзя еще его было везти по тряским дорогам на машине, а если осложнение получится... Неделю-две, потом новое обследование покажет.       Тогда составили и согласовали с местным особистом и главврачом «легенду», которую пациентам и персоналу понемногу озвучили, что, мол, да - боец из армейской разведки, со знанием немецкого в совершенстве. Почему в немецкой форме принесли — а кто ж ходит в нашей форме за линию фронта выполнять поставленные задачи? А как на боевой операции по «кумполу» досталось — так долго ничего не помнил. Как засело в голове, что нужно фрицем представляться, так и держал себя. Ну, в общем, если опустить массу ненужных подробностей — то примерно так оно всё и было.       А вопросы человеку задавать — Ребята, разведка о себе что? - Правильно: языками не треплет. И другим не советует. Болтун — находка для шпиона.       В итоге, когда Саша хромал мимо, ему с лавочек, той что у заднего крыльца, на солнышке - «дневной» или у главного входа - «закатной», добродушно кивали, просили прикурить или предлагали угоститься душистой махорочкой. Но без лишних вопросов.       И Александр тоже частенько делился папиросами из пайка, тем более, что старался теперь меньше дымить. Военврач, Михаил Кузьмич, настоятельно советовал постепенно вообще бросить. Резко не надо, особенно сейчас, при выздоровлении. Но если ему не нужны проблемы с сосудами, то надо расстаться с нездоровой привычкой. Михаил Кузьмич и сам бросал это дело. Во время войны это «допинг», как называют англичане, поддержка нервам и «сугрев» носоглотки в холода. А в мирное время нужнее всего здоровье. Да и денег на курево «на гражданке» выходит немало — их куда лучше употребить на другие цели. Их и так всегда будет не хватать, это при карточках и «черном рынке». Дома-то голодно, когда еще хозяйство восстановят.       Недавно получилось даже получше познакомиться с Кузьмичем. Александру тогда уже разрешили «наворачивать круги» вокруг территории госпиталя и ближайших пустырей. Вот он и гулял. И на подходе к госпитальному крыльцу увидел, как из двери за малым не выполз по стеночке главврач. И, как назло, на «закатной» лавочке у входа никого — все на завтрак потянулись.       Саша испугался за врача, поспешил подхватить — подумал, с сердцем плохо. Нет, просто тяжелая операция, несколько часов, еле держался человек на ногах. Как потом выяснилось — еще и не ел с прошлого вечера. И руки и губы тряслись — ни спичкой в папиросу, ни папиросой в рот не попасть. Тоже дело знакомое.       Довел до лавочки, хотя врач даже в таком состоянии пытался грозно «рычать» что ему, Александру, нельзя напрягаться и грузить себя. Саша прикурил ему папиросу, помог поймать её ртом. Хотел пойти воды принести, но Михаил Кузьмич попросил просто посидеть рядом. За водой сбегала очень кстати идущая мимо сестричка. Заодно и позавтракали вместе, она же миски с кашей и ложками принесла.       Конечно, когда так «выплескаешься», присутствие рядом живой души просто необходимо. А Саша знал за собой это свойство: словно генерировать из всего окружающего а потом раздавать энергию. Ни дать ни взять, динамо-машина, движок на педальном ходу, ёлкин дрын. И не то, чтобы он был против такой «метафизики». На том, похоже, и кучковались вокруг него люди, хоть бы и в той же общей камере тюрьмы в 44-м. Сначала силы пополнить просто присутствием рядом, апатию разогнать, а потом уже удавалось их вовлекать во что-то дельное. Вот и врач, видать, почувствовал это.       Позавтракав, ещё с полчаса сидели, говорили о разном. В том числе и о том, как с этой заразой-куревом покончить. Оба, оказывается, в юности не курили, а разницы у них было четыре года. Кузьмич старше. Он закурил в первом рейсе санитарного поезда в 41-м, говорили что помогает, когда волосы дыбом встают от безжалостности войны. Закурил, чтобы с нервами справиться, подавить панику, взять себя в руки и что-то делать.       Александр же пробовал курить ещё в армии, но как-то не очень пошло. А вот настоящий Йоган дымил как паровоз — тяжелое детство сироты-беспризорника, которого латышский попечительский комитет удачно «воткнул» работником в поместье. Поэтому и Александру нужно было снова учиться курить. И вообще — курение отличный способ к другому курильщику «подкатиться». Вне зависимости от чинов и пола — покурить рядом или дать прикурить. Способ, которым разведчик не имел права пренебрегать. Этих подробностей он, конечно, Михаилу Кузьмичу не говорил — сказал что тоже в начале войны пришлось вспоминать «баловство» времен армейской службы. А врач понимающе кивнул — он-то мог догадаться об особенностях начала войны для своего пациента.       Барышев, кстати, успел спасти от неуёмного энтузиазма своего сотрудника остатки блокнота из планшета. По его заказу с попутной машиной привезли новый, еще скрипящий кожей, «командирский» планшет для Александра, несколько блокнотов и грифельные карандаши разной степени мягкости. О пастели, акварели, масляных красках пока можно было помечтать. Да и бумага не того качества, акварелью по ней разводить.       Карандаши в самый раз. Этими самыми карандашами много чего нарисовалось. В том числе и белочка в ветвях дерева. По мордашке было видно, что это «барышня» - умненькая и очень любопытная.       Александру удалось рано утром «перехватить» медсестру Светлану, пока она ещё никуда не спешила и народ вокруг еще не сновал. Вкратце ей рассказал свою детскую сказку про Белку, без территориальных подробностей - «В одном городе жил да был маленький мальчик...» - и в завершение рассказа вручил рисунок. Девушка от зверька пришла в восторг, да и история о почетном звании Белки, похоже, её вдохновила. Долго ей говорить было некогда — дела не ждали — но позже зашла в палату и поделилась собственными похожими воспоминаниями.       Оказывается, она еще подростком из деревни под Лисками, где родители были сельскими учителеми, переехала с родителями в Борисоглебск. В ее случае во дворе все долго пальцем показывали на «деревенщину». Да только выяснилось, что эти «городские» руками почти ничего не умеют работать, разве только дрова наколотые в печку подкладывать. Все им на блюдечке подай. Да некоторые соседские ребята с ней в одной школе учились. И осенью в пионерском походе на военно-спортивной игре что-то поняли. И когда она безо всякой обиды взялась и их учить: хворост собирать, увязывать и нести, дрова колоть, костер разводить когда все вокруг сырое, луговой лук и другие душистые травки и корешки искать, чтобы кондёр посмачней был, резко поменяли к ней отношение.       Да, такой авторитет это было посерьезней, чем из-за его знания гаечных ключей и отверток. Александр сам знал, как управляет ситуацией и окружающими человек, который знает и умеет делать, чтобы было тепло, сытно и удобно.