От ненависти до любви один шаг

      Тусклый, красноватого оттенка луч света падал сквозь металлические решетки окна, выводя из глубокого и беспокойного сна. Тревожное предчувствие и болезненные ощущения встретили меня при пробуждении, прогоняя последние остатки сновидений.       Слегка приподнимаясь на локтях и садясь на холодный пол, потерянным взглядом осматриваю серую каменную стену впереди, приводя немыслимые усилия, чтобы навести среди множества отстраненных убеждений хоть какой-то порядок. Пронзающая слепой болью все тело судорога проходит вдоль позвоночника и заканчивается где-то в низу живота, заставляя измученно поморщиться и закинуть руку за голову, проведя ладонью по ноющей шее. Столько растёкшихся синяков, особенно заметных кровавых ссадин на бёдрах. Изучающий пустой взгляд поднимается на ту же стену, будто вспоминая все, что случилось этой ночью. Зрачки сужаются, а самого бросает в жар, как только первые кадры произошедшего наполняют ещё не смыслящую адекватно голову.       Сердце заливается глухо отдающимися ударами, снова теряя только недавно приобретённый монотонный ритм. Растерянными и донельзя напряженными глазами отсматриваю темницу, в полутьме глубокой ночи стараясь найти того, кто полностью занял все сердце и разум. Неподдельный страх вытеснил все остальные эмоции, кроме одной. Не могу сказать, что это сожаление или раскаяние - вовсе нет, но это было так на них похоже; лишь одна фраза крутилась в голове: «Что я наделал?...»       Сбитое дыхание замирает, как только краем случайно замечаю уже знакомую татуировку дракона на предплечье.       Рядом, буквально в нескольких сантиметрах от меня, лежал Мелиодас. Один лишь взгляд на него заставил вспыхнуть щеки красным, на мгновенье отводя глаза, прогоняя одну за другой сбивающиеся потоки мыслей, сводящих с ума, отчего в ушах появился ненавистный звон. Едва слышимый медленный вдох послышался с его стороны, и только. Как можно более незаметно, не издавая лишних звуков, боясь совершить хоть одно резкое движение, дотрагиваюсь до правого плеча старшего, лишь потом осознавая и вспоминая его хмурое лицо..рана кровоточит. Никакой реакции или короткого жеста, совершенно неподвижно лежал на тёмной плитке помещения, без сознания.       Поднимаясь, и в полусогнутом состоянии, едва различая неясные белесые пятна перед глазами, бессильно хватаюсь за слегка обвалившийся со временем угол оконного проёма, острые края которого, не выдержав давления, рушатся, впиваясь в ладонь, оставляя несколько тонких алых полосок. Не обращая внимания на это, одеваюсь, шипя сквозь зубы от болевых, столь неприятных ощущений, сковывающих движения.       Шумовая завеса в голове мешает сосредоточиться на главном. Терзания захватывают разум, вырывая из поддельного спокойствия, в которое так хотелось верить. Все выстроенные за это время устои внутри разрушаются на мелкие осколки, убеждения ломаются о здравый смысл, так не вовремя дающий о себе знать легкой мигренью. — Что мне делать? — уставшим, тихим голосом задаю сам себе вопрос. Да и как ответить? Кто поможет? Никто не поймёт происходящего между двумя родными братьями, которые ненавидят друг друга равноценно тому, как и дорожат. Жестокая ирония для не менее беспощадных демонов. Но почему же тогда так трудно?       Посмотрев за дверь в последний раз, я понимаю, что нуждаюсь в нем больше, чем в ком-либо другом: его предательство было неожиданно - он оставил всех нас. Оставил меня. Три тысячи лет страданий. Три тысячи лет ненависти к клану Богинь и, в особенности, к тебе. Беспросветная тьма, смешанная с болью от потери любимого..брата. Лишь стремление к мести не давало опустить руки. Хотя, только сейчас, в такие моменты осознаешь, что это и дало начало всем этим событиям. «Что только не сделаешь ради того, кого любишь, да, Зелдрис?»       На данный момент самый большой риск его реакции — истинного Короля Демонов. Непредсказуемость его действий давит на и без того покорёженное сознание ещё больше, создавая миражи всевозможных исходов дальнейшего. Звание Греха Гнева окупают его деяния. Даже он сам не сможет сосчитать, сколько раз терял контроль над собой. Душа сжалась и треснула, оставляя маленький, но весьма глубокий шрам, заставляя внутреннюю совесть отступить, запирая капитана Семи Смертных Грехов в камере.       Сейчас всю голову заняли размышления над тем, как скрыться от слуг и посторонних глаз. Внезапная пропажа действующего главы 10 Заповедей вряд ли оставалась до сих пор незамеченной. Особенно Эстароссой. Постояв немного на одном месте, нервозно выбираю наиболее безлюдный путь, с каждой секундой становясь все больше похожим на себя самого, возвращая себе привычную безразличность и изредка подступающую злость, вместе с этим замечая за собой, как время от времени вслушиваюсь к звукам за железной дверью. ***       Проскальзывая по потайным коридорам, изученным мною за эти тысячелетия заточения, прислушиваясь к голосам и следя за каждой промелькнувшей мимо тенью, направляюсь к себе в покои. Сворачиваю за последний отделяющийся меня к дверям нужной комнаты поворот, складывая губы в едкой полуулыбке: дыхание сбивается, вынуждая споткнуться на ровном месте, как только передо мной в противоположном направлении появляется Дерриер. На шум рыжеволосая девушка слегка поворачивает голову, помедлив и сделав шаг назад, но тут же, более торопливыми шагами скрывается на лестнице...«обошлось».       Настежь распахнув двери в свою спальню, срываюсь с места, в порыве ярости снося первый попавшийся под руку предмет, кажется, это была подаренная мне ваза. — Как же все это достало! Столько всего навалилось на меня, сбивая с привычного пути, меняя всю собранность на жалкую и далёкую для такого как я растерянность. Вы за кого меня держите?! — последнее предложение в конце срывается на крик, заглушая все внутренние переживания, и приводя полное помутнение рассудка и зрения в должный порядок, возвращая беспорядочным отрывкам мыслей и фраз в голове потерянный последним временем смысл.       Понемногу отходя от произошедшего и уперевшись руками в столешницу, скрываю глаза под челкой, успокаиваясь и неосознанно постукивая пальцами по деревянной поверхности. К горлу подступает тяжёлый ком, будто бы физически сотканный из моих недавних грехов и нервных срывов, как только в памяти всплывает изображение зеленоглазого, вечно бы позитивного на первый взгляд мальчишки. Тщетно пытаясь отвлечься от этого, снова и снова возвращаясь в довольно жестокую реальность, перевожу уже отчаянный взгляд к массивному темному шкафу за спиной, подойдя к которому, не разбирая названия, беру самую первую бутылку и сажусь в кресло.       За окном взошла кровавая луна. Её красные лучи тянулись осветить собой весь этот погрязший в фальши мир, словно предупреждая о безостановочно проливающейся крови, погружая все и вся в ещё большее отчаяние. Отвлекаемый своими мрачными и столь приевшимися ко мне раздумьями, то и дело сжимая пальцы на уже немного потрескавшемся стекле, я не заметил, как внезапно, но неожиданно тихо распахнулось окно впереди, развевая прохладными колыханиями тёмные, полу-прозрачные шторы, окутывая багряным светом, что отражался тревожными бликами на бутылке, играясь тенями на чёрных, слегка рассыпавшихся волосах. Даже тихий стук в дверь позади не смог вытащить меня из глубоких размышлений, оставляя в таком неподвижном и отстраненном от всего происходящего вокруг состоянии до первых лучей холодного, неприветливого солнца. *** В эту темную, пурпурно-красную ночь, скрывающую за собой от посторонних глаз ненужное, в подземелье было слишком тихо. Ни единого постороннего звука. Изредка можно было, прислушавшись, за дверью одной из давно пустующих камер услышать чьё-то неспокойное, надрывное дыхание. Лишь под утро прозвучал неясный, странный шум, походящий на разрывающийся лязг металла, но никто не обратил на это внимания.