Move a little closer

Блейн просыпается от тихого стука и окидывает взглядом комнату, прежде чем увидеть Курта, забившегося в тени входа в спальню. Костяшки его пальцев замерли на дверной раме. —Курт?—он прочищает горло, когда его голос выходит грубым после сна,— Ты в порядке? Что-то случилось? —Извини, — тихо говорит Курт, — Я не хотел будить тебя, но у меня был кошмар, и, чем дольше я оставался в постели, тем страшнее мне становилось. — Ты не должен извиняться, — говорит Блейн, садясь у изголовья кровати и жестом подзывая Курта к себе, — Ты долго стучишься? —Десять минут,— бормочет Курт, медленно приближаясь. —О, Курт,— как только он подходит достаточно близко, Блейн хватает его за руку и тянет вниз, усаживая на кровать, —Извини. Если я тебе понадоблюсь, ты можешь стучать громче или можешь просто прийти ко мне спать, ладно? Я не буду против. — Курт кивает, тщательно устраиваясь на подушке Блейна, и скользит под приподнятое им одеяло. —Хочешь поговорить об этом?— спрашивает Блейн. Он не хочет давить, он знает, что у Курта была не лучшая жизнь, и он не хочет расстраивать его, заставляя рассказывать, но Курт просто закатывает глаза и со стоном опускает голову на руки. —Это так глупо,— шепчет он. — Сегодня мне стало скучно, поэтому я решил посмотреть один из фильмов с Мег Райан, о котором ты никогда не говорил, но он был не смешной. Совсем. Он был страшный, и там был ужасный дом, и Мег Райан там было совсем немного, и мне приснилось, что этот дом злой, я знаю, глупо бояться из-за фильма, но я ничего не могу с собой поделать,— он произносит все на одном дыхании, его ушки постоянно подрагивают. —Эй, эй, все нормально,—Блейн водит рукой вверх и вниз по позвоночнику Курта. Обычно, когда они обнимаются на диване, это превращает Курта в желе, и Блейн улыбается, когда чувствует, как Курт успокаивается, благодаря движениям его руки. — Некоторые фильмы страшные. Я собирался пропустить этот, потому что, когда речь заходит о некоторых ужастиках, я тоже тот еще трус. —Ты называешь меня трусом? — с усмешкой спрашивает Курт, выглядывая сквозь пальцы. —Возможно, — говорит Блейн, — но это нормально, потому что таков уж я, понимаешь? Мы можем быть трусами вместе. —Лучше, чем быть одному,— голос Курта дрожит, его улыбка исчезает. — Я ничего не мог с этим поделать. Это неважно, но обычно я могу заставить себя снова заснуть после того, как мне снятся кошмары. —Это бывает часто?— спрашивает Блейн, немного сползая, чтобы лечь, и вытягиваясь на своей стороне кровати. Он дает Курту знак сделать то же, и его тело, движущееся гораздо изящнее, чем тело Блейна, растягивается на кровати так, что они смотрят друг на друга. — Вроде того,— говорит Курт, — они снятся мне с детства. Я не запоминаю их, но, когда просыпаюсь, мне страшно. На самом деле, обычно я лучше справляюсь с этим,— добавляет он тихо, — я привык в детском доме, потому, что хозяева злятся, если ты будишь всех криком. Он говорит так, словно это нормально, и сердце Блейна пронзают приступы боли, когда он представляет Курта, совсем маленького и напуганного, которого некому успокоить после ночного кошмара. Блейн бездумно тянется к нему, поглаживая пальцами мягкий мех у оснований ушек Курта и почесывая его шерсть чуть дальше. Опущенные веки Курта подрагивают, его голова упирается в ласкающую руку, и Блейн мягко улыбается сам себе. —Ну, здесь все иначе, — тихо говорит Блейн, — я не буду злиться, если ты разбудишь меня после плохого сна, и если тебе это нужно. Курт кивает, удобнее устраиваясь на подушке Блейна, и низкий, тихий гул зарождается глубоко в груди. Он поворачивается лицом к подушке, раздувая ноздри, глубже вдыхая ее запах, и мурлыканье становится немного громче. — Хочешь поспать сегодня здесь? — осторожно спрашивает Блейн. — Если да, это нормально. Или, если нет, то это тоже нормально, ты не обязан соглашаться, — неловко заканчивает он, неожиданно сильно нервничая. — Ты не против? — Курт спрашивает, щурясь, — я знаю, что принимаю это слишком близко к сердцу, но этот кошмар был другой. Я его запомнил, и не мог перестать думать о нем и продолжал пугать себя все больше и больше. —Конечно, я не против,— говорит Блейн, все еще поглаживая мягкие волосы Курта, — в любое время, ладно? Даже если у тебя плохой сон, и ты не хочешь меня будить, или даже если тебе ничего не снится. Если это комфортно для тебя, то и для меня тоже. Блейн не хочет быть эгоистом, ведь он на самом деле не такой, даже несмотря на то, как хорошо спать в постели с кем-то. Теперь он знает, как Курт прижимается, когда уверен, что можно, и как ему нравится быть так близко, и, кажется, он наслаждается этим. Блейн не знает подробностей прошлого Курта, но предполагает, что тот, кто вырос в детском доме, где он не должен был мурлыкать или не мог позвать кого-то после плохого сна, не получил достаточно любви. Это расстраивает Блейна до боли в груди, и он рад, что именно он взял Курта, что он может быть тем, кто погладит, обнимет и покажет ему ту любовь и привязанность, которой у Курта никогда не было. Если честно, Блейн заботится о Курте гораздо больше, не просто как о домашнем животном. Может быть, это не нормально, но когда они с Куртом вдвоем, он чувствует себя менее виноватым за то, что мысли о Курте согревают грудь, и как не может представить, что бы он делал вместо времени, проведенного с ним. Курт кивает и обнимает подушку, широко зевая. Его глубокое и беспрерывное мурлыканье грохочет между ними, пока пальцы Блейна гладят его шерсть. Проходит совсем немного времени, прежде чем Блейн снова начинает засыпать. Мурлыканье Курта убаюкивает его, но он успевает шепнуть тихое «спокойной ночи», когда чувствует, что его пальцы замерли где-то на затылке Курта, скртые в его мягкой шерстке. Курт не ответил, но Блейн чувствует мягкий мех кончика хвоста Курта там, где задралась его рубашка, и едва ощутимый вес замирает вокруг его талии, пока он уплывает в царство снов.