Аромат лилий

      Стив остановил машину за несколько метров от высоких ворот с камерами наблюдения. Не то чтобы отец Кэссиди не знал, с кем тот проводит время, но лучше не дразнить его лишний раз. Спенсер Чамберс с изрядной долей брезгливости и пренебрежения относился к тем, кто не столь богат и успешен, как он сам. И если старшим сыновьям он сумел вложить в голову те же устои, то младшего он считал личной неудачей, и все его поступки служили тому подтверждением. Выбор друзей — в их числе.        Возвращаться домой не хотелось. Он опоздал, а перед глазами все еще стояла жуткая сцена с окровавленным бродягой и незнакомцем, с чего-то взявшимся помогать им. А ещё он сказал столь интимную мерзость, от которой хотелось вырвать это воспоминание из памяти.       «У тебя скоро течка…» — да как он посмел?! При всех! Как же унизительно! К тому же того, о чём заявил этот тип, у Кэссиди ещё не было. И думать об этом не хотелось, это так гадко и стыдно!        Он попытался изобразить ободряющую улыбку Стиву и беззаботно махнул рукой остальным, прежде, чем скрыться за высокими заснеженными деревьями у ворот. Всю дорогу друзья не могли перестать обсуждать это пугающее происшествие, этого бродягу, а что было бы, если, а вдруг их найдут и прочее… у Кэссиди же из головы не шёл тот мужчина, альфа, без сомнения. Отчего-то он вызывал страх, куда более сильный, чем мертвец в крови. Откуда он взялся на пустынной трассе?! Почему решил помочь?! Такие, как он, не сочетаются со словом «помощь» вовсе!       Мальчик попытался проскользнуть домой незамеченным. Хотелось остаться одному и не видеть никого, не разговаривать, накрыться одеялом с головой и уснуть. Чтобы всё прошло, как страшный сон. Однако, в доме, напичканном камерами видеонаблюдения, охраной и слугами, это едва ли возможно. И, как только Кэссиди перешагнул порог просторного холла, со стороны зала послышался тягучий приторный голос. Он узнал бы его, даже услышав где-нибудь в толпе, и неизменно испытал бы липкое раздражение. Голос принадлежал супругу его отца, Натаниэлю. — О, Кэсси, снова шляешься со своими оборванцами? — манерно растягивая слова, спросил тот. — Или у тебя там есть кто поинтереснее, мм?       Отчим нарисовался в дверном проёме, окидывая мальчишку медленным пренебрежительным взглядом. Они не поладили с первой встречи. Натаниэлю тогда было двадцать, Кэссиди одиннадцать. — Какой милый мальчик. Подрастёшь, отбоя от альф не будет. Ты, наверное, уже мечтаешь, каким будет тот единственный? — А ты, наверное, уже лёг под моего отца? — в тон слащаво улыбающемуся старшему омеге ответил тогда Кэссиди. Улыбка молодого отчима превратилась в злую усмешку, и с этого же момента Натаниэль негласно объявил пасынку войну.       Если прежде он был предоставлен самому себе, и на него просто закрывали глаза, то отчим утверждал, что младшенькому нужно строгое воспитание, пока ещё «не слишком поздно». А отец соглашался с каждым словом своего молодого супруга, обладающего, надо сказать, отличным даром убеждения. — Отвали от меня, придурок озабоченный, — мрачно отозвался Кэссиди на вопрос Натаниэля о «ком-то интересном» и поспешил к лестнице, пока тот не заметил его мокрые и тёмные от чужой крови колени. — На твоём месте я бы сменил тон, сопляк, — отчим неприязненно сощурил свои светло-зелёные глаза, делая шаг вперед.       Несмотря на то, что был омегой, Натаниэль обладал довольно высоким ростом, что позволяло ему смотреть на пасынка более, чем свысока. Он казался Кэссиди вульгарным, как дешёвая шлюха: длинные рыжие волосы, уложенные кокетливыми волнами по плечам, подкрашенные глаза и губы, тонкая сигарета на палочке, которую тот не стеснялся курить при разговоре, приталенная одежда и куча побрякушек. Мальчик искренне не понимал, как отец не видит очевидного — этому гаду нужны лишь деньги и особняк. Иначе с чего молодому омеге вешаться на уже шестидесятилетнего альфу? Хотя… может, Спенсера это устраивает? — А что будет, если не сменю, папочка? — выделив последнее слово, Кэссиди приподнял бровь и скорчил безразличную физиономию, намереваясь двинуться дальше. — Будет больно, детка. И я лично позабочусь об этом. Шляешься неизвестно где и с кем, выглядишь… как будто тебя имели в подворотне, — на холёном лице Натаниэля отразилась злобная брезгливость. — Тебя следует запереть дома и пороть, пока не научишься вести себя, как подобает. Но… — он сделал драматическую паузу и гаденько улыбнулся, подойдя к пасынку вплотную. — Скоро это будут уже не наши заботы. — Что ты плетёшь? — Кэссиди невольно сделал шаг назад.       Нет, Натаниэль и раньше был любителем поговорить и пройтись по его виду, по друзьям, слишком наглому тону или выражению лица, но сейчас что-то неприятно зашкреблось в груди. Будто это было больше, чем обычные придирки. — Всё надеешься сдать меня в какой-нибудь вонючий пансион? — Для этого ты уже большой мальчик, Кэсси, — отчим плавно провёл по его светлым волосам длинным пальцем, наматывая на него прядку. — Нет. Ты покинешь этот дом навсегда, взяв фамилию альфы, которому будешь принадлежать.       Кэссиди дёрнулся в сторону, звонко ударив отчима по руке. Однако, на его лице по-прежнему играла самодовольная ухмылка, а в глазах мальчишки нарастал страх с каждой секундой, что он осознавал прозвучавшие слова. — Не буду! Нет, вы не посмеете! — воскликнул он, не сводя взгляда с Натаниэля. Но даже сейчас он осознавал, что посмеют. Что это и есть тот смутный страх, что преследует его в последнее время. Ему на днях исполнится шестнадцать, а это тот возраст, когда разрешено вступать в брак. И тот возраст, в котором решение об этом браке принимают родители. Удобно, нечего сказать! — Ты правда считаешь, что дорогой отец с тобой так не поступит? — усмешка Натаниэля стала ещё более нехорошей. — Он и так терпел твоё бесполезное присутствие столько лет. Ты скоро потечешь, как сучка, позоря нас всех. Так делай это с пользой. Но, конечно, Спенсер не будет слишком жесток к своему маленькому сынишке. Супруга можешь выбрать сам, — Натаниэль хохотнул, смотря в испуганные и злые бирюзовые глаза. — Из списка тех, кого одобрил отец, конечно же. Не волнуйся, они все люди достойные, взрослые, успешные. Они знают, как обращаться с такими, как ты. — Пошёл ты к черту, извращенец размалёванный! Дай пройти! — Кэссиди попытался оттолкнуть отчима, но тот сам плавно увернулся в сторону, отчего мальчишка едва не растянулся посреди холла. — Да пожалуйста. Я что, задерживаю тебя? — невинно поведя плечами, произнес Натаниэль, и Кэс быстро взбежал вверх по лестнице, захлопывая дверь в свою комнату.        Трясло, как от сильного холода, и он сполз по стене вниз, едва оставшись один. Этот день походил на плохой сон, в который не верилось до конца. Кэссиди привык к своей размеренной и довольно беззаботной жизни. Учеба в лицее давалась ему относительно легко, от равнодушия отца спасала компания друзей, а о том мире, который пугал своей жестокостью, можно ещё не думать. Ведь это всё бывает с кем-то другим, с кем-то взрослым.       Стрелка часов с неприятным клацающим звуком пересекла отметку двенадцать. Следующий день по календарю, а значит, до его условного совершеннолетия теперь уже два дня. Хотелось остановить время, отмотать назад и убежать обратно, туда, где мерзкие слова Натаниэля просто не могли бы быть реальными. Но часы неумолимо шли вперед, и их тиканье выводило из себя.        «Эй, ты как там? Всё в порядке? Может, встретимся завтра?» — сообщение от Алана. Кэссиди улыбнулся, немного криво, вытерев защипавшие глаза рукавом.       Всё ещё волнуется и хочет поговорить один на один, это без сомнений. Алан старше на год, и они знакомы уже пять лет. Стоит сказать спасибо Натаниэлю за эту дружбу. Ведь тогда Кэссиди впервые сбежал из дома из-за очередной попытки отчима выдрессировать из него «правильного» омегу. В свои одиннадцать мальчик был совершенно не готов слушать о том, как должен будет подчиняться альфе и раздвигать ноги. Это грязно и отвратительно! Это и сейчас так, даже больше. Только тогда ещё присутствовал детский страх и чувство вины за то, что он такой. Ведь старшими братьями отец гордился, а на него чаще предпочитал и вовсе не смотреть.       Он бежал как можно дальше от дома, не осознавая, зачем и куда. Бежал до самого нижнего города, куда прежде не знал дороги. А затем увидел толпу хулиганов в какой-то пыльной подворотне. И нет, Алан не спас его от кучки отморозков. Забавно, но получилось наоборот.       Он остановился, когда дыхания бежать уже не хватало, и стал свидетелем того, как трое подростков обступили более щуплого рыжего, размахивая кулаками. — Эй вы! Оставьте его в покое! — Кэссиди сам не осознал, как выпалил это, привлекая внимание всей троицы. Конечно, они обернулись, и при виде маленького, хорошо одетого мальчика двинулись к нему, потеряв интерес к предыдущей жертве. — Кто это у нас тут пищит? Что-что ты сказал? — Сказал, чтобы вы отстали от него. Трое на одного — нечестно! — глядя на парня снизу вверх, решительно заявил он. — О, да у нас тут мелкий омежка, — хмыкнул тот, и все трое мерзко заржали. — Что ты тут забыл, котёнок? Весь такой сладенький, от папочки отбился? — Не твоё дело. — Так ты нам решил рассказать, что честно, а что нет? Ну давай, начинай.       Конечно, от их кулаков Кэссиди тогда неслабо досталось. А в себя мальчик пришёл, видя над собой рыжего незнакомца, который взволнованно хлопал его по щекам, призывая прийти в себя. — Эй, ты живой? Очнись! — Живой, — он медленно разлепил глаза и вид обеспокоенной веснушчатой физиономии над собой, отчего-то показался ему смешным. И в то же время нехорошо смеяться над тем, кого видишь впервые. — Я Кэссиди. А тебя как зовут? — Алан. Чего ты ржёшь? — Ты смешной. И у тебя фантик в волосах.       С тех пор они с Алом стали лучшими друзьями. А сейчас, сидя на полу тёмной комнаты и сжимая в руках мобильный, он не знал, что отвечать ему. В порядке? Нет, всё совсем не в порядке!       «Мы сбили человека насмерть, меня до сих пор потряхивает от того мерзкого мужика на тачке, а ещё родители, кажется, решили отдать меня какому-нибудь старому извращенцу…» — нет, так он написать не мог. Да и, может, последнее всё же неправда? Отец не мог! Он ведь всё-таки хоть немного, но любит его? Ведь все родители любят своих детей, даже если они… такие. Какая глупая детская установка. И откуда она только взялась?       А ещё о планах отца и отчима говорить Алану казалось как-то неловко. Нет, он не был влюблен в альфу, да и тот в него — вроде тоже нет. Хоть они и обменивались всеми этими идиотскими «милый» и «дорогой» при остальных, между ними никогда не было ничего большего. Но всё равно почему-то стыдно.       «Всё ок. Я устал, буду спать. А насчёт завтра не знаю ещё», — сухо и на «отвали». Но на большее Кэссиди сейчас был не способен. И в самом деле нужно поспать. ***       Разбудил его звук открываемой двери и звучный голос отца. Он рассеянно сел на постели, смутно помня, как вообще добрался до нее. Родитель редко заявлялся к нему, но если делал это, то всегда без стука. Вот и сейчас тоже. — И тебе доброе утро. В чем дело? — сонно спросил Кэссиди, пытаясь сфокусировать взгляд.        Они были совершенно непохожи. Словно омега и правда являлся чьим-то чужим ребёнком, но никак не Спенсера Чамберса. Тот был немного смуглым, с пронзительными карими глазами, каштановыми волосами, которые сейчас уже тронула седина. Высокий и крепкий, но не лишённый некого достоинства в движениях и жестах. Оба уже взрослых сына альфы ему под стать. А Кэссиди рос копией того, кто дал ему жизнь, потеряв свою. Совсем светлые волосы, изящное, чуть острое лицо, бледная кожа, на которой редко проступает румянец и яркие бирюзовые глаза. В малой гостиной висел портрет Шеридана Чамберса, и многие, видя картину впервые, полагали, что Спенсер решил запечатлеть на полотне младшего сына. Было бы забавно, приди такая идея в голову главы их дома. — Спишь до полудня, — сквозь зубы констатировал отец. — Сейчас десять и суббота. — Не дерзи. Натаниэль сказал, ты снова вернулся к полуночи. — О, да он, оказывается, умеет считать, — тем не менее, Кэссиди спустил ноги с постели. Ещё одна фраза, и главный альфа дома взбесится. — Не испытывай моё терпение. Я пришел напомнить тебе о твоем вчерашнем разговоре с ним.        Мальчик вопросительно уставился на родителя, всё ещё не успев окончательно проснуться. — О твоём скором вступлении в брак.        А вот тут пробуждение наступило, как будто ледяная вода ударила в лицо. Кэссиди вскочил, словно от разряда тока. — Вы что, с ума сошли оба?! Это бред! Я ни за что не соглашусь, даже не надейся! — Это не вопрос, Кэссиди. Это решённый факт. Ты можешь вступить в законный брак с самого первого дня своего шестнадцатилетия. Так к чему ждать, пока ты будешь марать наш дом дольше? — Марать ваш дом, — медленно и тихо повторил он, отступив на шаг назад.       Он слышал эти слова так отчетливо, и в то же время не мог поверить, что их произносит его родной отец. Нет, Спенсер говорил о нём пренебрежительно и раньше, но так… откровенно намекая на то, наступления чего Кэссиди боялся и стыдился больше всего. — Именно. У тебя скоро первая течка, и лучше всего будет, если она пройдет в свадебную ночь. Чтобы ты сохранил хоть какое-то подобие невинности. — Да пошёл ты! Пошёл ты вместе со своим блядским альфонсом! — в следующий момент сорвало на крик, громкий и почти надрывный. — Нашел способ, как избавиться от меня? Так сдал бы в приют раньше! Ах да, тогда выгоды не будет, так?!       Ответом стала глухая, но сильная пощечина, от которой в мгновение обожгло щеку. — Ты вступишь в брак. Хочешь ты того или нет. Это ясно? — Иди на хрен! — со злостью воскликнул Кэссиди, зажав щёку ладонью, и выбежал из комнаты, закрываясь в ванной на пару щелчков.       Сердце колотилось бешено, а в висках пульсировало так, что очертания вокруг расплывались. Всё правда! Всё на самом деле! На лице Спенсера не дрогнул ни один мускул, когда он говорил это, словно зачитывая приговор. Ему плевать на всё, и те иллюзии, что он хоть сколько-то относится к сыну не как к вещи не более, чем самовнушение. — Ненавижу! Ненавижу вас обоих! — увидев своё испуганное бледное отражение в зеркале, Кэссиди схватил стеклянную мыльницу и со всей силы запустил её в него.       Осколки со звоном полетели во все стороны, и он коротко вскрикнул, ощутив резкую царапающую боль над бровью. В искажённом теперь отражении он видел своё лицо фрагментами, но на каждом с яркой кровавой царапиной.       Отец никогда не поднимал на него руку, даже когда он сильно злил своими выходками в школе или тем, что доводил Натаниэля. Правда, чаще мужчина просто не замечал его. А теперь, с ещё не наступившими шестнадцатью он должен жить так, как требуется, иначе можно бить и поливать грязью.        Кэссиди плеснул в лицо воды, стараясь успокоиться. Спенсер не пытался заставить его выйти из ванной. Ведь, по его мнению, разговор закончен. Он сказал всё, что хотел, и дал понять, что мнение сына-омеги для него ничего не значит.       Он вышел через минут двадцать, проскользнув в свою комнату, чтобы переодеться и набрать сообщение на мобильном: «Ал, давай встретимся через полчаса?». Вот сейчас было плевать. Ему необходимо вырваться отсюда! Ему необходимо оказаться рядом с тем, для кого он важен, для кого он не пустое место под унизительным названием «омега». — Ты куда-то собираешься? — со стороны двери послышался притворно-заботливый голос Натаниэля, и Кэссиди со злостью обернулся.       Отчим уже оказался вплотную к нему, беззастенчиво рассматривая строчки на экране смартфона, которые пасынок еще не успел отправить. — Ал? Мм… это тот альфа, кажется? Встречу с твоим отребьем придется отложить, — Натаниэль быстрым ловким движением вырвал из его руки телефон, убирая в карман своих брюк. — Сегодня ты встречаешься с мистером Барнеттом. Возможно, именно он станет твоим мужем. Или мистер Коул. Он придёт чуть позже. Видишь, как мы заботимся о тебе? Не понравится один, пойдёшь за другого. Или за третьего. А не будешь ценить и станешь вертеть носом, придётся выдать тебя за кого-то насильно.