Аромат лилий

      Пробуждение приходило медленно и неохотно. А с ним боль во всём теле, которую Кэссиди осознавал первее всего. Холодно, и лежит он на чём-то жёстком. Попытка пошевелить рукой отозвалась болью и звоном цепи. Значит, его запястья, по-прежнему, закованы в наручники. Сколько времени прошло? Несколько минут, часов, целая ночь, или уже настал следующий день? Новое движение вызвало болезненный стон: задница горела совершенно отвратительным образом. Но той стрёмной штуковины внутри не было.        Мальчик медленно разлепил глаза, и тут же пожалел об этом — первым, что он увидел, стало лицо Шервуда, склонившегося над ним. Закрыть глаза и отвернуться. Зачем он вовсе дал понять этому выродку, что пришёл в себя? Джеральд придержал его лицо за подбородок и усмехнулся, глядя на плотно сжатые веки. — Ну наконец-то. Я уж думал, придётся переходить к более радикальным мерам. Ты меня слышишь? — Кэссиди едва заметно кивнул, не найдя сил на слова.        От собственных воплей сорвался голос, и горло мерзко саднило. Да и разлепить губы с запёкшейся кровью оказалось бы слишком больно. — Выглядишь паршиво. Как будто ты нездоров.        Он издевается или просто чокнутый?! Мальчик нахмурился, уловив усмешку альфы в ответ. А затем Шервуд поднёс к его губам вату, пропитанную чем-то резко пахнущим. — Тише, это просто мазь. — лекарство прошлось по разбитой губе, вызывая неприятное щиплющее ощущение, и Кэссиди поморщился, снова пытаясь отвернуться.       Шервуд отпустил его лицо, и спустился ниже, отчего омега сжал колени так сильно, как только мог. Рука мужчины настойчиво касалась его между ягодиц, вновь заставляя ощутить мерзкий жгучий стыд. — Не дёргайся. — он держал в пальцах чистую вату и пузырёк с прозрачной жидкостью. Тоже лекарство? Судя по запаху, да. Но как же это гадко! Он сам сделал так, что больно даже пошевелиться, а теперь лечит. Лицемерная сволочь! — Развяжи меня. — хрипло прошептал Кэссиди, проследив, как Джеральд убрал окровавленную вату. От одной этой картины подступила тошнота. Значит, этой штукой он разорвал его там.        Но сил на подробный эмоциональный рассказ о том, какой он, Шервуд, подонок и извращенец не осталось. Единственное, чего хотелось, это освободить ужасно затёкшие и ноющие руки, чтобы хотя бы они перестали болеть, и оказаться там, где тепло.        На удивление, Шервуд без всяких комментариев и условий достал ключ и расстегнул наручники. Руки едва чувствовались, и мальчик не сразу смог пошевелить ими. — Потерпи немного, — альфа перехватил одну его ладонь, смазывая кровоточащие царапины у запястья и под недоуменным взглядом Кэссиди почти бережно перебинтовывая.        Ах да, он ведь не хотел, чтобы на руках его супруга остались шрамы. Мальчик не сопротивлялся, это требовало бы от него слишком много энергии, да и смысла уже нет. Это настораживает, заставляя видеть в Шервуде неуравновешенного психопата, но сейчас то самое время затишья, когда он не должен причинить вред. Ведь не должен?..        С этой мыслью Кэссиди всё же попытался отнять руку, отодвигаясь. Джеральд же отпустил, беря вторую и проделывая то же самое. Кэссиди мелко трясло, а от любого движения он едва не срывался на тихий болезненный стон. От невольно восстанавливающихся в памяти страшных эпизодов мальчик ощутил вновь подступившие слёзы, и так не хотелось, чтобы Шервуд видел его эту слабость. — Выпей, — мужчина вновь повернул его лицо к себе, поднося к губам таблетку и держа рядом стакан воды. — Это обезболивающее. Одно из лучших в нашей компании. — Мне плевать на твою дешёвую саморекламу, — хрипло отозвался Кэссиди, и, чуть помедлив, выпил предложенное.        В мгновение проскользнула мысль, что, может, не стоило. Но желание, чтобы стало менее больно, и банальная жажда взяли верх. Да и, если он решил подсыпать яд, так ли это важно после того, что произошло? — Хороший мальчик. Это ведь так просто, не сопротивляться, — произнёс Шервуд, и омега зажмурился еще сильнее, упорно не глядя на него.        Непривычная и мерзкая смесь впечатлений: жгучий стыд за одно то, что лежал перед ним обнажённым и обессиленным, и злость потому, что именно Шервуд — тому причина. — Пошёл к черту, — тихо прошептал он, и вздрогнул от ощущения, как на его плечи легла теплая плотная ткань.        Шервуд снял пиджак, накидывая на плечи мальчишки, и, подняв его с пола, устремился к выходу. От его близости гадко и дышать нечем, но единственное, на что Кэссиди был способен сейчас — зажмуриться и не смотреть, отворачиваясь.        Ещё совсем недавно он не мог бы позволить любому озабоченному ублюдку даже прикоснуться к себе, а сейчас он почти податливо прислонился головой к плечу альфы, несущего его вверх по лестнице. В самом деле, эта голова нестерпимо раскалывалась, а тело казалось тяжелым и невесомым одновременно. Зато боль в нём ощущалась прежде всего.        Кэссиди не сразу осознал, что оказался на мягком матрасе, что поверх совершенно замёрзшего тела легло тяжелое согревающее одеяло, под которым можно свернуться и создать иллюзию, что спрятался. Кажется, он так и сделал, а Шервуд присел рядом, на край. Сознание пыталось вновь уйти в спасительное небытие, но близость альфы не позволяла, держа в напряжении до последнего, даже, когда предметы вокруг стали причудливым образом расплываться. Руку Джеральда, прошедшуюся по волосам, мальчик ощущал остро до весьма жалкой попытки зарыться лицом в подушку и спрятаться. — Ненавидишь меня. Да, конечно. Твоё право. Но, поверь, невинность — дело столь временное, что не стоит жалеть об этом. А сейчас я выполню твоё желание и оставлю тебя реветь в подушку в одиночестве. Но лучше поспи, — его рука прошлась по волосам мальчика, и, задержавшись ещё лишь на несколько секунд, Джеральд покинул спальню супруга. ***        Кэссиди не помнил, сколько времени он провёл во сне и как. Он не ходил в лицей, и даже думать об этом не хотелось. Не осталось связи с друзьями, а родственники — ни к чему. Было паршиво. Больно и не за чем. Там все, наверняка, уже не раз перемыли ему кости. Ведь это же Кэссиди Чамберс! Тот, кто всегда в центре внимания, кто с одинаковой лёгкостью помогал забитым новичкам и общался с последними отморозками. Кэссиди Шервуд. И это совсем другая история.        Джеральд заходил каждый день, приносил лекарства, а после по несколько минут сидел рядом, глядя на поспешно отворачивающегося всякий раз мальчика. — Так и будешь изображать умирающего? Скоро мне может совсем наскучить эта игра. Поднимайся и приведи себя в порядок до вечера. Я хочу, вернувшись, видеть тебя за ужином.        Шервуд не дождался реакции и, положив что-то на тумбу рядом, вышел из комнаты.        Кэссиди поднял голову лишь со звуком закрывшейся двери. Рядом лежал его смартфон. И, увидев любимую вещь, мальчик тут же потянулся за ней, садясь на постели. Куча неотвеченных звонков и сообщений, напоминания об обновлениях в игрушках и социальных сетях. Он выпал из этой жизни слишком надолго, и сейчас, глядя на светящийся экран, чувствовал себя потерянно.        Алан завалил его посланиями, и в них отчётливо читался страх. А Кэссиди не знал сейчас, что ответить. «Всё в порядке»? Это слишком очевидная ложь. Врать Алану он не хотел, ведь привык делиться с ним практически всем. В памяти тут же встала картина их последней встречи. Первый и последний поцелуй. Сейчас же собственные губы казались мальчику грязными. После издевательского поцелуя Шервуда, после того, как он заставлял облизывать ту кошмарную игрушку.        Нужно бежать отсюда! От него! Без оглядки бежать! Эта мысль пришла так резко, что, поднимаясь с постели, Кэссиди придержался за стену. Но как это сделать? Кроме телефона у него нет никакой связи с внешним миром. И что происходит за пределами комнаты, он тоже не знал, уехали ли уже Шервуд или всё ещё здесь?        Мальчик закутался в мягкий длинный халат, и осторожно подошёл к двери, прислушиваясь. Тихо. Может быть, удастся осмотреться без лишнего внимания? Занятно, он уже с неделю в особняке, но так и не знает, что здесь и где. Однако, больше всего ему хотелось знать, как выбраться отсюда, и насколько далеко он сейчас от города. Интернет в комнате ловил паршиво, а это уже не самый обнадёживающий знак. Возможно, в другой части особняка дела обстоят лучше? Кэссиди спрятал мобильный в карман халата, то и дело проверяя, не определил ли тот местонахождение.        Он спустился вниз, в просторный зал, где в тот страшный день было так многолюдно и шумно. Где Шервуд играл роль, а он отказался поддержать эту игру. По коже прошёлся неприятный озноб, и омега остановился посреди гостиной, осматриваясь. Взгляд остановился на висящем над камином портрете. Тогда он не обратил на него внимания, а сейчас завис, рассматривая изображённую на нём женщину. Лет тридцати, она смотрела вперёд с некоторым высокомерием. Её можно было назвать красивой: правильные, чуть резкие черты лица, чёрные волосы в изящной причёске и светло-серые глаза в обрамлении длинных ресниц. В её облике присутствовало нечто неуловимо знакомое, и, прежде, чем мальчик успел задержаться на какой-либо мысли, позади раздался уже знакомый чопорный голос: — Это мать мистера Шервуда и мистера Тейлора, — Августин легко кивнул на портрет. — Она умерла? — почему он задал именно этот вопрос, Кэссиди не знал, но ведь матери супруга он ни разу не видел. — К сожалению, да. Смерть — частый гость в этом доме. Госпожа Иветт прыгнула на скалы внизу, оставив мистера Шервуда в восемнадцать лет владельцем разорённой компании и обветшалого особняка. — Почему она сделала это? — Не смогла пережить смерти своего второго супруга. — Отца мистера Тейлора? А… как же он? — Да, верно. Мистеру Тейлору тогда было тринадцать. И годы до своего совершеннолетия он провёл в интернате.        Кэссиди ещё раз взглянул на портрет, сжав в руках не вовремя завибрировавший мобильный. Значит, Шервуд и Тейлор рождены от женщины. Это особенная редкость, и почёт. Такие дети считаются более благополучными, их с ранних лет окружает аура «избранности». Что ж, Шервуд вполне оправдывал это мнение: за столь недолгое время он смог сделать разорённую компанию передовой в стране, смог стать тем, кого уважают и боятся, и… отправил брата в интернат. — Я вижу, вы чувствуете себя лучше? — отвлёк его от неприятных мыслей голос Августина.        Мальчик поспешно кивнул, и двинулся к выходу из зала. Оставаться здесь, напротив портрета Иветт Шервуд-Тейлор, стало неуютно. — Распорядиться подать вам обед? — Нет, я не голоден. — Вам нужны силы. Мистер Шервуд будет недоволен, когда узнает, что вы продолжаете изводить себя.        Конечно же, узнает. Кэссиди одарил дворецкого не самым доброжелательным взглядом. — Докладывать о каждом моём шаге входит в ваши обязанности? — Пожалуй.        Мальчик раздражённо двинулся прочь. Не хотелось задерживаться в обществе Августина дольше, к тому же, он дал понять, что Шервуда уже нет дома. А, значит, это шанс убежать именно сейчас. Телефон определил местонахождение за десять километров от города. Это не радовало — значит, просто так отсюда не выбраться. Кэссиди заперся в комнате, перерывая свою школьную сумку. В ней должен быть кошелёк хоть с какой-нибудь суммой денег. И он, к радости мальчика, обнаружился.        Омега прислушивался всякий раз, заподозрив шаги или голоса за дверью, но всё же никто не осмеливался заходить, и он лихорадочно продумывал, как может выбраться из дома незамеченным. Джинсы, толстовка на меху, высокие ботинки и рюкзак через плечо — он собрался за невозможные для себя пять минут. Здесь нельзя оставаться! И образы той страшной ночи, собственные крики в ушах и лицо склоняющегося над ним Шервуда, лишь укрепляли его уверенность, что нужно бежать. Он доберётся до города, а там купит билет на ближайший поезд, неважно куда, и уедет прочь от этого страшного человека. Нужно только увидеться с Аланом. — Такси на западный холм, дом четыре! Поскорее, пожалуйста! — выпалил он в трубку, и в очередной раз прислушался к звукам в особняке. Спокойно.        Три, два, один…       Кэссиди почти добежал до входной двери, той самой, у которой они с Джеральдом провожали гостей, прежде, чем альфа избил его, затащив в кошмарную пыточную комнату. Передёрнуло от одного воспоминания, и мальчик решительно толкнул дверь, выходя в заснеженный двор. Морозный ветер тут же ударил в лицо, выбивая дыхание, но останавливаться нельзя, и он бросился бежать. Ворота, конечно, не поддались, и, выругавшись, мальчик вскарабкался вверх, спрыгивая по ту сторону.        Такси, на удачу, подъехало в ту же минуту, и он поспешно занырнул в тёплый салон. — Куда едем? — обернулся на него тучный водитель, окидывая изучающим взглядом. — В город. Быстрее! — А конкретнее? — В нижний район.        Единственный, к кому он мог заявиться без опаски, это Алан. Тот, кто так волновался о нём, кто просил дать хоть какую-то весть. Мальчик набрал его номер, едва машина двинулась с места. Свобода! В это почти не верилось, а ощущение казалось позабытым настолько, что один лишь кислород опьянял. — Алло! Алан? — набрав номер, воскликнул он, как только на том конце сняли трубку. — Не совсем. Кто это? — голос, определённо, принадлежал не альфе, но был очень знаком. — Энди? Это Кэссиди! Мне нужен Алан! Он рядом? Я приеду к нему через полчаса! — Что стряслось-то? Ты так пропал, а теперь… — Долго объяснять! Дай мне Ала. — Он сейчас не может ответить, но приезжай. Ты сбежал что ли? У тебя такой испуганный голос… — Вроде того. Энди, скажи ему, пожалуйста, что я приеду! — Обязательно, не волнуйся.        Кэссиди нажал отбой и, закрыв глаза, откинулся на мягкое сидение. Неужели получилось?        Через обещанные полчаса такси остановилось у небольшого дома Алана, точнее, его деда. Тот постоянно отсутствовал, поэтому парень чаще был предоставлен самому себе. — С тебя сорок баксов, — потребовал таксист, наблюдая за омегой через зеркало заднего вида. — Сколько?! Почему так много? — Снегопад, а ехать за город. Давай, поторапливайся, а то машину занесёт, и это по твоей вине. Тоже оплачивать придётся.       Кэссиди мрачно вложил в протянутую ладонь деньги, осознавая, что это почти все его наличные деньги. Остальные ушли на подарок Энди, а отец со свадьбы вряд ли пополнял его карточку.        Он захлопнул дверцу и направился к дому, почти наугад от метущего в лицо снега. Хотелось увидеть Алана, как можно скорее. Обнять его и хоть на секунду ощутить, что всё хорошо, и он в безопасности. Он поспешно нажал кнопку звонка, с трудом считая секунды прежде, чем дверь отворилась.        Только вот на пороге стоял вовсе не Алан, и Кэссиди даже не сразу узнал того, кто открыл ему. Словно бы… он сам. Или, скорее, кривая пародия. Выкрашенные в платиновый распрямлённые волосы в такой же причёске, излишне броская облегающая одежда, тяжелая подвеска с его знаком Зодиака. Точнее, с их общим. — Энди?.. Что ты… здесь делаешь?