Подменыш

Джон Стилински, помощник шерифа и тот человек, который вкалывал на дополнительных сменах ради будущих дополнительных выходных или небольшой, но прибавки в жалованье, был привычен к долгим дежурствам с коротким сном в подсобке. Год был… не то, чтобы неудачным, но Ирак отнимал много жизней американских солдат, а кто-то должен был работать и в полиции. Джон выбрал полицию, а не армию. Джон остался дома, с женой. Джон банально не высыпался и уставал как собака. Так что двадцать третьего сентября тысяча девятьсот девяносто третьего года он очень хотел спать и вызов в семь утра на территорию Хейлов воспринял… отрицательно. В это время обычно он мог урвать короткий, двухчасовой сон, а вместо этого ему пришлось ехать в лес, чтобы забрать воришку, которого Хейлы поймали на своей земле. Наверное, нельзя водить машину в таком сонном состоянии, но Джон справлялся вполне неплохо… пока не увидел на обочине дороги Клаудию. Которой здесь быть не должно. Которая в семь утра уже открывала магазин. Которая смотрела на него так пристально, что ему оставалось только остановиться и броситься к ней. Правда, Джон проехал мимо сначала, поскольку недосып всё же сказывался, а после резковато затормозил и выскочил из машины. — Клаудия, — начал он резко, но жена только бросила на него предупреждающий взгляд и шагнула в лес в этом своем белом развевающемся сарафанчике. — Куда ты?.. — Пойдем, — бросила она короткий взгляд через плечо. — Ты должен пойти со мной… — И добавила странно, словно пробуя его имя на вкус и наслаждаясь им: — Джон… Джо-о-он… Пойдем… Она стояла к нему спиной, всё повторяла на разные лады его имя и, не глядя, протягивала руку, словно ожидая, что он уцепится за нее. Хорошо. Это было странно. Но это же… ну… Клаудия. Она всегда была немного с причудами и самой потрясающей улыбкой. Так что Джон просто взял ее за руку и позволил ей вести себя. И она вела, уверенно ступая отчего-то босыми ногами по темной от павшей хвои и увядающей травы земле. — Тебе не холодно? — уточнил только Джон, глядя на голые плечи жены. — Так надо, — ответила она спокойно. — Ты не должен спорить, хорошо?.. В ее голосе было беспокойство, и Джону хотелось обнять Клаудию и пообещать, что всё будет хорошо. Он не знал, что именно было не так, но готов был пообещать — а потом и попытаться достать — хоть луну с неба, только бы ей было спокойней. Но Клаудия не просила ни о чем. Она просто вела его за собой через лес, на небольшую поляну, главной достопримечательностью которой был огромный пень. — Ложись, — приказала Клаудия. — Я хочу… — Она замолчала, нахмурилась, словно подбирая слова, и осторожно, отводя взгляд, проговорила: — Я хочу ублажить тебя ртом. Ты позволишь?.. Это было странно — не в смысле самого предложения, а той формы, в которую Клаудия его облекла. Но, может, это какие-то ролевые игры?.. Обычно Клаудия предпочитала его самого — безо всяких дополнений. Просто Джон. Просто Клаудия. Просто они вместе. И это было правильно… Но сейчас всё было иначе. Сейчас Клаудия была странно-другой, какой-то чужой… чуждой… — Не думай, — толкнула она его в сторону пня. — Да или нет? Ты откажешь мне? Она смотрела отчаянно, и Джон… Ох. Он никогда не мог отказать ей. Конечно он сел на этот чертов пень и даже сам расстегнул ремень и штаны, после позволяя ей всё, чего она только пожелает. Клаудию смотрела на него, хмурилась, а после уточнила странно: — А можно я руками? В голосе было что-то такое, детское, почти обиженное, и Джон хмыкнул: — Всё, что ты захочешь. Он смотрел на нее с улыбкой — сосредоточенно хмурящуюся и пытающую решить, что же ей делать сейчас. Когда тонкие пальчики всё же коснулись его, Джон смог только удивленно выдохнуть — холодные пальцы на его разгоряченной плоти приносили странное удовольствие. Клаудия поначалу смотрела только на землю, что-то шепча, но когда Джон первый раз простонал ее имя, подняла голову и до тех пор, пока он, упав на спину и прогнувшись в пояснице, не кончил ей в ладонь с тяжелым вздохом, смотрела ему в глаза. Нужно было сесть, привести себя в порядок, поблагодарить Клаудию за эту нежданную разрядку… Но в ту секунду сил просто не было. Джон хмыкнул и улыбнулся нависшей над ним жене. Она вытерла его семя о древесину и сказала спокойно: — Я тебя хочу. Ты скоро снова поднимешься и возьмешь меня. Или я возьму тебя. Она гордо вскинула голову, и Джон хмыкнул. Вот как. Даже если она будет сверху, удовольствие это всё равно доставит им обоим. А Клаудия осторожно, словно сомневаясь, коснулась его лица, обняла его обеими ладонями, обвела черты пальцами. — Ты сильный, — шептала она. — Сильный и красивый. Я принесла в дар твое семя. Я принесу в дар твою кровь. У нашего дитя будут… твои глаза или мои?.. Я хочу, чтобы оно походило на тебя… Ты — сильный. Сильные живут. Я хочу, чтобы наше дитя жило. Ты подаришь мне дитя? Она просила спокойно. Она смотрела ему в глаза и просила о том, чего хотел и он. Как тут даже попытаться отказать? Джон целует ее первым, а Клаудия сначала замирает удивленно, а после отвечает — с жаром, с яростью, полностью отдаваясь этому поцелую и позволяя ему увлечь себя. Джон меняется с ней местами, подминает под себя, лаская свою женщину и чувствуя, как расслабляется она в его руках, шепча какие-то глупости и… — Черт!.. Ладонь он пропорол глубоко, мазнул по дереву кровью, попытался найти в кармане носовой платок. Клаудия взяла дело в свои руки — мгновенно оторвала от задранного уже подола полоску, обмотала ладонь, целуя ее и шепча, что всё будет хорошо. — Ты исцелишься, — сказала она, глядя в глаза Джону — так близко, так жарко. — После ты исцелишься… А сейчас подари мне дитя, Джон. Подари дитя нам… Он вообще не понимает, что происходит. Сейчас бы дойти до машины нормально обработать руку, но вместо этого он жарко берет то, что ему предлагают, лаская стройное и плавящееся в его руках тело. Клаудия пытается смотреть ему в глаза, что-то шептать, но Джон целует ее — молчи, молчи, позволь мне обо всём позаботиться, позволь мне поверить, что у нас наконец получится, позволь быть твоим мужем, твоим мужчиной… и она подчиняется, отдается в его власть, расслабляется в его руках и гнется в спине от накатившего наслаждения немногим позже. Джон последовал за ней через мгновенье. — Мне пора, — обняла его лицо Клаудия. — И тебе пора. Только… Позволь мне… Я прошу слишком многое… Но я никогда до того так не покорялась мужчине… Позволь… А после она его поцеловала так, будто в последний раз в жизни, будто прощаясь и извиняясь за что-то. Поцелуй горчил на губах, был неправильным и отчего-то обидным. Джон хотел было сказать что-то, но его жена мгновенно подхватилась, оттолкнула его и сбежала. Вот так. — Ладно, — вздохнул Джон. — Дома поговорим. А после следует скучнейшее объяснение с Хейлами, которые передают ему связанного парнишку, пытавшегося ограбить их дом. — Его бы в приют, — нахмурилась тогда миссис Хейл. — Мы же понимаем, что он просто из дома убежал и ему нечего есть, но… — Она покачала головой. — Наш дом — не то место, где могут прижиться потерянные дети. Помощник шерифа Стилински, вы о нем позаботитесь? Пришлось пообещать и до самого обеда он разбирался с парнишкой. А в обед пришла Клаудия с домашним рагу в контейнере. Она улыбнулась невинно и сделала вид, что видит его впервые за полные сутки. И… Да. Ладно. Если это, во что ты хочешь поиграть, милая… Что же… Держись. — Кто-то задолжал мне супружеский долг, — улыбнулся Джон, затаскивая Клаудия в архив. — И почему на тебе джинсы? — Я же не думала, что мы будем заниматься сексом у тебя на работе в архиве, — усмехнулась в ответ Клаудия, стягивая джинсы и опираясь на железные ящики архива. Всё произошло… быстро. Но ему пришлось зажимать рот Клаудии, чтобы она не кричала громко, да и самому закусывать кофту на плече жены — и, кажется, вместе с плечом жены. Да и ноги откровенно подгибались, и на грани слуха мерещилось что-то странное — то ли шелест листьев, то ли чей-то смех. А потом они оба дышали тяжело, смеялись тихо, приводили себя в порядок и бросали друг на друга довольные взгляды. — Надо будет почаще приносить тебе обед, — улыбнулась Клаудия и поцеловала его. Не так как утром. Сейчас она целовала его так, будто он весь принадлежал ей — целиком и полностью, на веки вечные, не теряя и не прощаясь, правильно. Этот поцелуй был правильным. И эта женщина была правильной. И у них обязательно будет ребенок. — Я люблю тебя, — сказал Джон. — Я люблю тебя больше, — улыбнулась жена. — Вечером ты… будешь дома?.. Она смотрела с надеждой, и Джон только кивнул. Плевать. Если не хватает ребят, пусть нанимают кого-то еще. А он обязан быть сегодня дома, с этой невероятной женщиной.        Квета ждала рассвета с нетерпением. Всё было свершено как нужно — Альфа заманила мужчину, в дар Неметону были принесены его семя и кровь, а потом… Квета не знала, как это называется… Наверное… Наверное, он любил ее?.. Там, когда его взгляд был таким теплым, а руки обжигали и вели ее, привыкшую повелевать, по пути сладкого подчинения, этот человеческий мужчина любил… не ее, правда, но он был с ней и отдавал ей свою любовь, предназначенную той, другой, его жене… Так делают те, у кого есть душа?.. Квета коснулась своего живота, хмурясь. Говорили, что нет у фейри души. Она не знала, правда ли это — они жили долго и никогда не возвращались, чтобы подтвердить, что где-то за Гранью и для них есть другой мир, мир, куда уходят людские души… Квета не была уверена, есть ли у нее душа и будет ли душа у ее дитя. Но она хотела бы этого. Пусть не для себя, для нее, может, это и вовсе недоступно, но для него, для ее ребенка она желала душу… А потом пришел рассвет, и она услышала как тонко, на два тона отчего-то гудит натянутая нить.        Через месяц тоже на рассвете Клаудия Стилински прижималась горячим лбом к холодному унитазу и надеялась, что ее желудок перестанет совершать кульбиты. Джон присел рядом со стаканом воды, погладил жену по волосам и уточнил: — Это что? Я стану папой?.. Клаудия посмотрела на него… И гулко сглотнула. Кажется, да.