И кто теперь папочка?

      В самом начале их странных отношений Моран предупреждает Джима, что для всеобщего блага им нужно всё прекратить. Ведь они хотят сохранить плодотворное сотрудничество и отношения на равных, с чем весьма не вяжется понятие постели. И дело не в том, что полковник не хочет этих отношений. Напротив, хочет: ему нравится Мориарти, нравится его ум, образованность, начитанность, красота и порочность. Однако, поработав с Джеймсом несколько месяцев, он предполагает, что тот может оказаться крайне непростым любовником, постоянно нарывающимся на хорошую трёпку.       Дома и в постели Моран имеет привычку быть главным. Это его территория, его личная зона комфорта, за нарушение которой можно хорошо огрести. Он любит послушание и уважение, тишину и порядок во всём. И Джим со своими капризами явно выбивается из системы видения идеальной жизни полковника. Он шумный, непослушный, дерзкий и порой безумно надоедливый, но при этом слишком соблазнительный и горячий, чтобы так просто от него отказаться.       И каждый раз при этом повторяющемся разговоре Джеймс кивает, уверяет, что всё-всё понял и что дома он будет паинькой. Говорит, что они могут разделить дом и бизнес, отношения и рабочее. И каждый раз он сам же своё слово нарушает, устраивая очередной скандал или провокацию. Краем сознания Себастьян понимает, что это показное, как и остальные выходки Джеймса. Но зачем? Ответа на этот вопрос нет, а угомонить Мориарти можно только единственным способом — силой. Возможно, тут и кроется корень зла: Джеймс любит боль и мечтает хотя бы на время отказываться от контроля всего и вся, а список его кинков и предпочитаемой атрибутики весьма велик. Впрочем, у полковника тоже есть свои игрушки: однажды он трахнул Мориарти его же пистолетом, когда зарвавшийся ирландец имел неосторожность вновь поднять на полковника оружие. Непозволительная дерзость. Подобное Моран пресекает с феноменальным успехом. И как бы Джим ни любил напрашиваться на взбучку, с оружием он больше не играет.       На работе Моран никогда не позволяет себе даже неправильный взгляд в сторону Джеймса. Он слушает его, кивает, отвечает, если спросят. Он — правая рука Мориарти, ближайший друг и помощник, второй самый опасный человек в Лондоне. Первый, конечно же, Джеймс. Его выходки, даже самые наглые, надо терпеть. И никто не знает, что дома Мориарти приходится сполна отвечать за свои рабочие проступки и послушно раздвигать ноги перед полковником.       Джеймс понимает только язык грубой силы. Даже секс превращается для него в борьбу и сопротивление, когда любовник может взять его, только если он достоин, только если у него хватит решимости. У Морана всего этого в избытке. Его звериная натура находит выход при таком сексе: он силой берёт свою добычу, когда хочет и как хочет. И Мориарти (чёрт его знает, с кем он жил и встречался раньше), абсолютно не приручен к ласке и подозрительно хмурится на каждое подобное проявление. Когда Джеймс сидит озадаченный из-за работы, а Моран легко целует его в макушку, Мориарти вскидывается, не понимая этого жеста. И Себастьяна, порой устающего от постоянной борьбы, это удивляет, а Джеймс живёт огнём.       И оттого неудивительно, что он, как мальчишка, постоянно с этим самым огнём играет. Джеймс нарывается и просит большего, ставит на карту всё и рискует даже своей честью. Он знает, как вывести Морана из себя и зачем-то постоянно использует это против полковника. Словно не знает других способов привлечь внимание или возбудить партнёра. Джеймс живёт адреналином, недоверием и кайфом. И даже властный любовник, который управляет всем дома, но подчиняется в офисе, наверное, тоже какая-то форма извращённого кайфа.       И с каждой новой выходкой Джеймса, Моран понимает, что он всё ближе к пропасти. Они зашли слишком далеко, чтобы расстаться, но и быть вместе кажется невозможным.       Вот и в тот вечер Джеймс решает идти по краю. Ему наплевать на то, что Моран неоднократно просит вести себя прилично и не заигрывать с другими. Ему плевать на ультиматумы и условия, и вскоре Мориарти оказывается в компании очаровательного бизнесмена средних лет. Этот вечер посвящён какому-то фонду (Морану наплевать какому, он откровенно скучает в стороне), собралось много влиятельных людей (которых Себастьян знать не знает), а Джеймс уже опасно пьян. Он весело смеётся, общаясь с мужчиной, а Моран злится с каждой минутой всё сильнее. Он наблюдает со стороны, не вмешиваясь, ведь сегодня ведёт Мориарти. Но ситуация выходит из-под контроля, когда бахает первый залп фейерверка: его собеседник пользуется темнотой в зале, наклоняется и легко целует Джеймса в губы.       Моран спокойно отставляет бокал с вином и приближается к ним. Отталкивает пьяного собеседника Мориарти, ловит Джеймса за руку и угрожающе сжимает запястье. Он тянет его к выходу, и Мориарти послушно идёт следом. Выбора у него нет: захват слишком сильный и любое сопротивление будет явным для окружающих и унизительным для Джеймса. Лучше сделать вид, что им пора.       Позже, когда они едут в машине, Джеймс выглядит довольным. Моран этого не понимает: Мориарти часто намекает, что у него было множество любовников и секс для него лишь способ снять напряжение, плевать, с кем. Но ведь не было этих любовников, — Себастьян давно всё узнал. И чёрт знает, почему Джиму так нравится изображать доступность, если он вовсе не такой. Но... какой? Впрочем, в тот момент, Моран об этом не думает. Он слишком зол и больше не собирается играть в эти игры. Мальчишка зарвался? Значит, его нужно поставить на место. Верность — болевая точка полковника. Он готов простить Мориарти всё, но не измену. И пусть даже это нельзя назвать изменой, ведь выходка направлена только на то, чтобы раззадорить его, Себастьяна, это не снимает вину с Джеймса.       Только они переступают порог квартиры, как Себастьян замыкает дверь и нетерпеливо скидывает плащ. Джеймс пьяно покачивается и тихо смеётся над полковником: видимо, его радует то, что он заставил любовника поревновать.       — Иди в спальню, снимай штаны и трусы, — распоряжается Моран, звякнув пряжкой и вытащив ремень из шлевок. Теперь он собирается играть только по своим правилам. — Шустрее.       — Что? — Джим задумчиво сводит брови и не торопится раздеваться. Он раззадорен и всё ещё играет с огнём, не боясь обжечься. — О, да ты решил сегодня быть погорячее?       — Будет достаточно горячо, огребёшь сейчас за всё разом. И я повторю: шустрее. Не заставляй меня подходить к тебе, будет хуже. На задницу потом не сядешь.       Джеймс начинает осознавать, что происходящее вовсе не похоже на игру: его это и пугает, и заводит одновременно. Раньше они пробовали ремень, но тот был не больше, чем атрибутикой для секса. Этот же, тяжёлый и с заклёпками, настоящий, армейский и, как назло, не очень широкий, угрожающе смотрится в руках Морана.       — Себастьян, что происходит? — спрашивает Джеймс. Полковник абсолютно непредсказуем в своём холодном гневе, о чём Мориарти прекрасно известно.       — Буду тебя воспитывать.       Себастьян больше не собирается ждать. Он решительно приближается к Джеймсу, хватает его за руку и тащит в спальню. Мориарти пытается вырваться, но ему мешает лёгкое опьянение. Тогда он выбирает иную, но не менее действенную тактику: улыбается и с благоговением принимает даже грубость, лишь бы не проиграть этот бой. Моран нетерпеливо обхватывает его рукой поперёк туловища и стягивает штаны с бельём, а после безо всяких церемоний бросает любовника животом на кровать.       Джеймс не успевает возмутиться, когда чужое колено упирается ему в спину, а задницу обжигает первый хлёсткий удар. Он только вздрагивает, но молчит, это его привычная игра. При настоящем наказании нет ни долгих возбуждающих разговоров, ни ласковых прозвищ, ни прелюдий. Удары сыплются одним за другим, вовсе не игриво оставляя на светлой коже яркие красные полосы, и Мориарти кусает губы, стараясь сосредоточиться на противном свисте и следующим за ним звуке удара. Он считает, сбивается, но снова считает, чтобы отвлечься от боли, и всё же вскрикивает, начинает ёрзать сильнее.       — Проси прощения, — говорит Моран, продолжая наносить удар за ударом по и без того исполосованной заднице. — Или не остановлюсь.       Джеймс упрямо молчит, а удары сыплются один за другим на его ягодицы и ноги. Мориарти нарочно прогибает поясницу, словно подставляясь под порку и дразня тем самым обозлённого Морана. Комнату заполняют звуки хлёстких ударов и тихих стонов боли, которые больше не может сдерживать Джеймс. Он ёрзает всё сильнее и вырывается ощутимее, испуганно дёргаясь при каждом новом ударе, но Себастьян бьёт и бьёт, намереваясь выбить из любовника раскаяние и извинения. Он безжалостно и решительно опускает руку с кожаным ремнём, и в какой-то момент Мориарти замолкает, только едва заметно вздрагивает. Краем сознания Моран понимает, что следует остановиться: у него слишком тяжёлая рука, и он может навредить Джеймсу, но обида берёт своё. От хорошей порки всё же ещё никто не умирал. Внезапно Джеймс выгибается, дрожит сильнее и с протяжным стоном кончает. Возможно, из-за того, что тёрся членом о покрывало, а возможно, из-за сути экзекуции, но факт остаётся фактом: Мориарти происходящее завело и довело до оргазма.       И не только его.       Моран отбрасывает ремень, спешно расстёгивает свои штаны и идёт за смазкой. Вот за это Джеймс точно должен быть благодарен, потому что первой мыслью полковника было взять его на сухую и отделать так, чтобы ублюдок даже сидеть не мог. Хотя, он и так не сможет, а смазка в первую очередь пожалеет Себастьяна и его член.       Но и это не уберегает Джеймса от резкого и грубого проникновения; Мориарти стонет, когда полковник входит в него одним толчком. Себастьян сильно возбуждён и так же зол, он не собирается делать приятно Джеймсу, находящемуся в послеоргазменной неге, и поэтому сжимает до синяков его бёдра, чтобы удовлетворить себя и только себя. Себастьян двигается резко и даже грубо: он вбивает собой Мориарти в кровать, продолжая наказывать за неверность. Впрочем, скоро Джеймс прекращает болезненно всхлипывать и начинает стонать и податливо гнуть спину. Эта картина выбивает Морана из колеи, доводит до апогея, и он с громким стоном кончает в тело любовника. Уже выходя, отвешивает ему сильный шлепок, вызывая вскрик.       — Больно! — невозмутимо жалуется Джеймс и устало утыкается лицом в кровать.       — Это что, блядь, такое было? — спрашивает Моран, падая рядом с Мориарти и стараясь отдышаться. Он немного успокоился после разрядки и наказания. — Ты кончил?..       — Сабспейс, — лениво мурлыкает Джеймс. — В первый, чтоб его, раз. Спасибо, Себастьян.       — Саб... что? — морщится Моран. — Ты всё это спланировал? Нарочно доводил меня?       — Ну ты же повадился дразнить меня и называть папочкой себя, — наглец щёлкает пальцами прямо перед носом Себастьяна. — Грозился всыпать. И в ответ я раздразнил тебя, да. Я боялся, что, если сделать всё искусственно, я не впаду в транс. Впрочем, мы уже пробовали. Было круто, но до сабспейса я не дошёл.       — Грёбанный придурок, — устало констатирует Моран. — Почему именно я так страдаю?       — Потому что ты мой первый...       Джим осекается на полуслове и поспешно встаёт. Вскрикивает, когда садится на задницу, и тут же вскакивает, потирая ладонями красные ягодицы.       — Нет, нет, ты продолжай, — Моран оживлённо приподнимается. — Я у тебя первый кто? Сожитель? Активный любовник? Ты же у нас шлюха первой категории!       Джеймс оборачивается, и в его глазах читается неподдельная обида.       — Тогда перестань её изображать, — серьёзно просит Моран, встаёт и натягивает джинсы. — Иди в душ, а я сварю кофе. Прихвати подушку, на стул задницей ты теперь точно не сядешь, психопат.       Себастьян уходит на кухню и варит кофе на двоих. Он больше не сердится на Джима, хотя ощущения странные. Никогда нельзя предугадать, как поступит Джеймс. Даже в ситуации, когда полковник действует сгоряча, оказывается, что Мориарти продумал всё. И засранцу ни капельки не стыдно. Он вообще не знает, что такое стыд и не стыдится ни себя, ни своих сексуальных фантазий. В этом, правда, есть свои плюсы. Подобное сближает, как общая тайна.       Он уже заканчивает с кофе, когда слышит за спиной тихие шаги. Влажные руки обнимают его за шею, и Джеймс прижимается грудью к спине Морана, тихо мурлыкнув. Он редко сам проявляет ласку, а тут даже снисходит до поцелуя в плечо.       — Прости, — произносит он. — Я не хотел тебя расстраивать. Точнее, хотел, но так надо было.       Себастьян оборачивается, вздыхает и обнимает несносного любовника. Притягивает его ближе, неспешно целует, перебирая его губы, и успокаивает себя тем, что после этого самого «сабспейса» Джеймс точно на задницу пару дней не сядет. А в следующий раз будет думать головой.       — Значит, признаёшь, что дома я папочка? — усмехается полковник, отстраняясь. — Ну же, скажи это, Джеймс.       — Возможно, — ведёт головой Мориарти. — Но нет.       Моран отвешивает ему шлепок и наслаждается болезненным стоном.