И кто теперь папочка?

      — Я не заметил, когда успел согласиться, — говорит полковник, скептически смотря на Джима. — Напомни, когда это было? А лучше разворачивайся и иди дрочить к своему ненаглядному ноутбуку.       Они стоят посреди небольшого спортивного зала, оборудованного в одном из домов Джима. Тут есть несколько снарядов, пара тренажёров, и Моран искренне любит этот зал, где может уединяться часами, лишь бы не слышать надоедливый фальцет партнёра. Только на этот раз за ним хвостиком увязывается Джим. Себастьян, не скрывая негодования, смотрит на его новенькую футболку, спортивные брюки и кроссовки, неуверенный, что мистеру М вообще стоит даже близко подходить к залу. Мало ли, поранится или ноготь сломает.       — Одно дело — жопу качать, чтобы вертеть ею и педикам в клубах нравиться, — добавляет Моран. — И совсем другое — спортивные тренировки.       — Тебе трудно что ли? — хмурится Мориарти и складывает руки на груди. — Слушай, я знаком и с залом, и с тренировками. Хватит припоминать мне того пацана из клуба, а? Просто научи меня драться и обороняться!       — Просто научить? — Себастьян устало потирает виски и хмурит брови. — Джим. Для этого мне надо заняться твоим физическим состоянием вцелом, а ты, мягко говоря, не готов. Тратить на тебя время, полгода, год, чтобы хотя бы в норму тебя привести, я не готов. Дай мне немного позаниматься и свали отсюда, а? — передразнивает он друга.       — А что не так с моим физическим состоянием? — искренне не понимает Мориарти. — Я в отличной форме, занимался в зале долгое время, качался...       — Не в отличной. И я прекрасно знаю, что начинаешь ты всё активно, а потом в ход идут капризы и «я же босс, иди на хуй, Себастьян». Я терплю это в работе, терплю в постели, но в зале терпеть не буду. Пошёл на хер, дай позаниматься!       — Я буду слушаться. Обещаю.       Эти слова заставляют Морана искренне удивиться. Они повисают в воздухе, и Себастьяну кажется, что он ослышался. Джим и его «слушаться» — нечто несуществующее и несочетаемое. Он не умеет слушаться, не умеет быть покорным и постоянным.       Моран смотрит на Джима, и в чёрных глазах Мориарти читается непоколебимая уверенность. Он прощает снайперу всё: и грубость, и посыл, а значит — твёрдо решил заняться своими боевыми навыками. И Моран — кажется он и правда неравнодушен к этому надоедливому и шумному засранцу — сдаётся.       — Хорошо, — говорит он. — Но! Я даю тебе нормативы, и ты выполняешь. Если внезапно не получается, ты падаешь или сдаёшься, то ты молча разворачиваешься и пиздуешь отсюда. Договорились?       — Договорились.       — Побежал по залу, — распоряжается Моран командным тоном. — Быстро!       Порой Себастьян сам не понимает себя. Сначала он зарекался даже близко сходиться с этим человеком, но затем позволил себе дружбу с ним. После дружбы они каким-то образом докатились до кровати, затем до сексуальных игр, а после Моран и вовсе стал испытывать... нежность? Это ужасное осознание было тем, что отдалило полковника от Мориарти.       Он не мог позволить себе такую роскошь как чувства и нежность, особенно когда Джим начал этим пользоваться. Вечные провокации, обманы, непосвящение в планы, какие-то мальчики и необоснованный риск, чтобы проверить его, Морана. Себастьян порядком устал и не мог допустить такую слабость, как чувства. Они стали превращать его в тряпку.       Однако, наблюдая за тем, как Джим упрямо наворачивает круг за кругом по залу, Себастьян невольно начинает испытывать нечто похожее на гордость. Может, когда хочет, чёртов ублюдок. Он-то отдалился, стал грубым, а Мориарти и глазом не повёл, хотя Моран видел: холодность его задевает. Джим стойко сносил колкости, отвечал ещё грубее и продолжал быть мистером М. Сейчас, в зале, он был просто Джимом, но сильным и не сдающимся, хотя дыхание уже начало подводить его.       — Стоп, — приказывает Моран, внимательно наблюдая за ним. — Упор лёжа. Пятьдесят раз.       Джим хмыкает и качает головой, словно сделает это запросто, принимает упор и начинает отжиматься. Только дыхание, сбивчатое и не восстановившееся после бега, играет против него. Руки напряжены, их сводит тремором, и Себастьян отмечает, что Джиму и правда не чужд спорт. Но не те рамки, которые поставил он. Такое количество порой тяжело даётся солдатам, а в нормативах значится цифра близкая к тридцати. Но у них с Джимом уговор, не так ли?       На лбу Мориарти блестят капли пота, на лице больше нет маски беспристрастия, и с огромным трудом, но он доходит до тридцати раз. Затем всё идёт хуже, и Моран делает вид, что не замечает, как Джим опускается уже не так низко, как раньше.       — Хорошо, — говорит он и хлопает в ладоши, когда Мориарти без сил падает на пол. — Побежал!       Джим вскидывает голову и смотрит на него возмущённо, даже зло, но молчит, вспоминая уговор. Он встаёт, немного пошатываясь, и тяжело дышит, но начинает бежать, и на этот раз Моран ограничивается пятью минутами. Труп в спортивном зале ему не нужен.       — Передохни, у тебя минута, — сообщает он, сложив руки за спиной и прогуливаясь по залу. — Не стой на месте, иди, продолжай и дыши, а то сердце посадишь. Это тебе не зад отсиживать в кресле.       — С моим задом... — задыхаясь, отвечает раскрасневшийся Джим, еле волоча ноги по периметру зала. — Всё отлично.       — Ну да. То-то уже в джинсы не влезает, да и над ремнём мясо висит.       Мориарти резко тормозит и возмущённо смотрит на полковника. В его глазах читается смесь обиды и шока, он даже не сразу находит, что бы ответить.       — Что ты сказал?! — выдыхает он и наклоняет голову, словно не расслышал.       — Я говорю, что возраст, неправильное непостоянное питание и сидячий образ жизни сказываются на твоей заднице, — невозмутимо повторяет Моран. — Даже мальчики в клубах уже не так липнут, да?       — Да у меня шикарная задница!       — Была, — Моран вскидывает бровь. — Уж поверь, я знаю, стала мясистее.       — Слушай-ка, — Мориарти начинает потрясывать от гнева. — Это нормально, что она, как ты выразился, мясистая. Это же не кость!       — Ты мою задницу облапал в своё время. Разница ощутима? Думаю, да.       Джим вспыхивает краской. Он тяжело дышит, возмущённо смотря на бывшего любовника, и срывается с места, продолжая бегать по залу.       — Я не давал распоряжения...       — Иди ты на хуй! — кричит Джим, продолжая бежать. — Я не слабак! И подготовка у меня есть! Проверяй!       — Пятнадцать подтягиваний! — грозно распоряжается Моран. — Быстро!       Первые четыре подтягивания выходят хорошими, но на остальные смотреть жалко. Моран то и дело сочувствующе морщится, наблюдая за мучительными потугами давно взмокшего Мориарти. А Джим, стоит отдать ему должное, прикладывает все свои силы и отрабатывает программу с таким рвением, что Моран невольно восхищается им.       — Пятнадцать, отлично! — кричит полковник. — Побежал!       — Планка, — командует Моран, погоняв запыхавшегося Джима ещё пять минут. — Минута.       Джим болезненно морщится и сгибается пополам, стараясь восстановить дыхание. Тряхнув головой, он опускается на пол и с трудом встаёт в планку. С его волос капает пот, футболка прилипает к телу, а руки сводит тремором, но он стоит.       — Правую ногу на левую, — распоряжается Моран. — Ещё минута.       Десять секунд. Моран приближается и садится на корточки рядом, смотря на Джима, которого сводит судорогой так, что в любой момент он может упасть. Двадцать секунд. Джима уже трясёт от перенапряжения, но он стоит. Сорок секунд...       Мориарти и сам не понимает, в какой момент без сил падает на пол. Он не осознает ничего, кроме чудовищной усталости и боли, горечи обиды и унижения.       Наступает гнетущая тишина.       — Сорок секунд. Ты проиграл, — констатирует Моран. — На хер — это туда.       — Да ты!.. — у Джима не сразу получается приподняться и сесть. В глазах читается неподдельная детская обида. — Ты дебил грёбанный, никто не выполнит такие нормативы!       Когда Себастьян спокойно отжимается пятьдесят раз, подтягивается двадцать и встаёт в планку, Джим не выдерживает. Подскочив, он с трудом, но быстро, насколько это позволяет боль в теле, покидает зал.       Проигрывать Мориарти не любит. Выглядеть слабаком тем более, а уж на глазах у бывшего любовника и подавно. Только в раздевалке он позволяет себе упасть на спортивную лавку и уткнуться лицом в ладони. Всё тело болит и ноет: чёртов Моран просто поиздевался над ним!       — Джим.       Потерев глаза, Мориарти поднимает голову и недовольно хмурит тонкие брови, смотря на Морана.       — Что тебе? Я не справился, ты победил и отделался от меня! А теперь свали, я хочу в душ.       Себастьян улыбается и качает головой. Приблизившись к Джиму, он опускается на корточки, чтобы заглянуть в его лицо, и в глазах Морана читается что-то знакомое. То, что было раньше, когда у них были отношения.       — Ты молодец, — искренне произносит он. — Я даже не думал, что ты настолько вынослив.       — Я же не справился! — кривляется Джим и отводит взгляд.       — Справился. Я проверял твоё желание меня слушаться.       Джим непонимающе моргает и смотрит на полковника. Тот больше не издевается над ним, не смеётся и не грубит. Мориарти окончательно путается в происходящем.       — Иди к чёрту, — морщится он.       — Эй. — Моран тянется, чтобы его поцеловать, но Джим грубо отталкивает Себастьяна и встаёт на ноги.       — Не трогай меня! Пошёл к чёрту! — холодно говорит он.       — Да что с тобой? — не понимает Моран. — Извини, если я перегнул, но на тренировках я тебе не друг и не любовник, я тренер...       — Твой любовник теперь твоя рука! — цедит Джим сквозь зубы. — А меня с моей жирной жопой оставь в покое.       Моран моргает, постепенно начиная понимать, а затем смеётся весело и звонко. Джима это злит ещё сильнее, и он хватает свои сменные вещи, бросая их в полковника.       — Джим... — говорит Себастьян, вытирая влажные от смеха глаза. — До чего же ты дурной иногда. Мало ли что я сказал? Ты сам не видишь, что у тебя идеальное тело?       — Но ты сказал... — Джим трясёт головой. — Ты загонял меня, потому что я ужасно выгляжу!       — Я проверял твою выдержку. Ты, на удивление, начинаешь феноменально выкладываться, если сказать, что ты несовершенен. Мне надо знать твой максимум, не только, чтобы не жалеть тебя на тренировках, но и чтобы не перегибать. Не знай я его, буду вестись на твои уговоры, шуточки и умилительные взгляды. У тебя шикарное тело, Джим, и я получил огромное эстетическое удовольствие, когда смотрел на твои мускулы под влажной футболкой и на твою задницу в этих штанах в том числе.       — То есть... моя задница не жирная? — уточняет Джим задумчиво.       — У тебя идеальная задница, — устало повторяет Моран. — И если ты перестанешь тупить, я рассмотрю её получше и трахну. Прямо в этой раздевалке. Этого хватит для того, чтобы ты меня простил?       Джим улыбается и медленно подходит к Морану. В его глазах сверкает дьявольский огонёк, но Себастьяна это не смущает. Не смущают его ни поддатливые влажные поцелуи, ни покорность Джима, ни то, как он мягко и неспешно ласкает его член, проснунув руку в штаны.       Моран возбудился ещё во время тренировки, сейчас же он просто горит огнём. Джим толкает его к стене, стягивает с себя футболку, демонстрируя торс, который полковник мечтает целовать до потери пульса, и... выскальзывает за дверь. Щёлкает замок, и Моран остаётся запертым в раздевалке.       — Твой любовник теперь твоя рука! — на высоких нотках мстительно повторяет Джим из-за двери. — Вот этого хватит для прощения. Не сотри ладошку, «папочка»!       Моран пьяно смеётся и упирается лбом в дверь, слыша удаляющиеся шаги. Чёртов ублюдок Джим Мориарти всегда оставляет последнее слово за собой.