Солнечный зайчик

      Утро началось в шесть часов. Дядя Якоб разбудил меня, чтобы я посмотрела на утренние процедуры Стефана. Оказалось, ничего сложного - надо просто помочь ему раздеться и забраться в ванную, а потом пересесть обратно в инвалидное кресло и одеться, всё остальное он сделает сам. Ещё надо было намазать его специальным кремом, чтобы не было пролежней, тоже проще простого. Гипс у него был какой то специальный пластиковый, который можно мочить, не знала, что такое бывает. В общем, если не копаться и не обращать внимание на бормотание кузена "не надо я сам", то можно всё сделать минут за сорок. Очень хорошо.       Завтракать пришлось с родственниками. Повторилась вчерашняя сцена - Луис шумел, Рэй завуалированно хамил, дядя Крис командовал, дядя Якоб делал вид, что всё в порядке, я молча жевала. Сегодня же куплю продукты, и в обед духа моего в этой столовой не будет.       После завтрака я решила съездить в город. Надо было кое-что купить, да и просто хотелось прогуляться. Я села в первый же трамвай который шёл в центр, воткнула в уши наушники и задумалась.       Меня беспокоили ощущения, возникшие после ночи, проведённой в одной постели с омегой. Запах Стефана до сих пор стоял у меня в ноздрях. Может, дело в том, что от кузена пахло слабее, чем от других омег, которых я встречала; а может в его инвалидности - утром в ванной он был голый и я рассмотрела его тело во всех подробностях, зрелище, мягко говоря, не аппетитное - но я не чувствовала привычной агрессии, злости, желания причинить боль, как это было с другими омегами. К тому же в памяти опять всплыла та история пятилетней давности - отче-боже, сколько я об этом не вспоминала, года два? Тогда я пообещала маме, что это больше никогда не повториться. Мне не хотелось бы нарушать обещание, но где гарантия, что в этот раз я смогу лучше себя контролировать?       Это произошло в старших классах, нам было по шестнадцать лет. У многих омежек уже начались течки. Конечно, родители побогаче отдают своих сыновей-омег в закрытые школы - для их же безопасности, но в нашем городке такая роскошь мало кому доступна. Поэтому школа буквально пропиталась запахами секса. На переменах омежки сбивались в стайки и жались к стенам, стараясь не привлекать внимания прогуливающихся по коридору альф. Тех, у кого были старшие братья-альфы, не трогали, но остальные считались законной добычей.       Я, естественно, дружила с альфами. С тех пор как мне исполнилось тринадцать и моя половая принадлежность перестала вызывать сомнения (всё моё детство ходили слухи, что на самом деле я бета, как мама), я влилась в главную школьную банду. Приняли меня не сразу, но после пары драк, из которых я вышла победителем, зауважали. Ничего особо плохого мы не делали - на переменах курили в туалете, хамили учителям, после уроков могли выпить пива. Ну и конечно трахались. Это только в кино омежки берегут себя в ожидании Истинного. А в реальной жизни легко можно найти какого-нибудь шлюшку для одноразовой случки. Всегда найдётся придурок, не понимающий, что во время течки лучше сидеть дома. Мы просто брали то, что само шло в руки.       В нашем классе тоже был такой омежка, Барт. Он вечно крутился вокруг альф, пытался быть "своим парнем". Выглядело это довольно жалко, но мы его терпели - каждой компании нужен дурачок, чтобы было над кем поугорать. Низкорослый, с узкими плечами и девчачьим голосом, на нашем фоне он выглядел каким то хоббитом. О его одежде можно было рассказывать отдельные анекдоты : джинсы в обтяжку с заниженной талией, только что лобок наружу не торчит; рубашки цвета "вырвиглаз", даже зимой расстёгнутые на верхние пуговицы; руки увешены фенечками, а шея цепочками. Он просто напрашивался на неприятности. Ну в итоге и напросился.       Он тёрся около нас с начала учебного года. Мы, конечно, не принимали его как равного, но Барту было достаточно, что его не прогоняют. Он демонстративно сторонился других омег и явно считал себя не таким, как они.       Но, как говорит руководитель нашей театральной студии Ксандр Глок, "нитаких" не бывает.       Месяца за полтора до летних каникул мы пошли гулять в парк. Барт, естественно, увязался за нами. Весь день мы пили пиво и немного запьянели. Уже темнело и почти все гуляющие разошлись. Не помню, с чего всё началось, но в какой то момент Джек, мой приятель, толкнул меня локтем, показывая назад. Я оглянулась. Барт по-собачьи стоял на четвереньках, его джинсы валялись рядом на траве, двое альф держали его, не давая вырваться, а третий...       Раньше я видела такое только в порно. Там всегда всё происходит красиво, под приятную музыку. В реальной жизни ничего красивого не было. Альфы подходили к нему по очереди, пристраивались сзади и минут через десять отваливали в сторону, застёгивая на ходу ширинку. Если Барт пытался вырваться, его несильно шлёпали по спине и ягодицам и он затихал. Его колени и руки мелко дрожали, бёдра были измазаны смазкой и спермой, он что-то негромко нечленораздельно мычал.       А потом наступила моя очередь. Все остальные уже получили свою порцию и теперь молча смотрели на меня, ожидая что я сделаю.       Я говорила, что другие альфы приняли меня как равную несмотря на то, что я женщина. Это не совсем так. Меня приняли, потому что я вела себя агрессивно и не боялась драться до крови. От меня пахло как от любого другого альфы моего возраста. В нашей школе было только четыре альфы выше меня ростом, и со спины я выглядела как настоящий парень. Но все знали, что члена у меня нет. Я понимала, что рано или поздно наступит момент, когда мне придётся по-настоящему доказать свою суть, продемонстрировать всем, что я альфа.       Все смотрели на меня, и я понимала, что именно сейчас определяется мой статус. Если я сегодня вечером дам слабину - мне конец. Меня вышвырнут на задворки жизни, к прочим неудачникам. И я решилась.       Я подошла к Барту и сделала жест держащим его альфам, чтобы отпустили. Когда они отошли, Барт завалился на бок, я взяла его за плечо и грубо перевернула на спину. Стало понятно, почему он не кричал - его рот был заткнут его же собственными трусами. Увидев меня, он перестал всхлипывать и попытался что то сказать. Я молча расстегнула джинсы и спустила их вместе с трусами вниз.       В школе, на уроках "этики семейной жизни" нам говорили, что, несмотря на сильную эрекцию, пенис омеги не предназначен для случки. Что, в отличии от пениса альфы, это очень нежный орган и его легко травмировать. И что мы должны быть осторожны, чтобы не навредить своему партнёру. Мне было плевать. Я уселась сверху и упёрлась руками ему в плечи, придавив к земле. Глаза Барта, со слипшимися от слёз ресницами, расширились от ужаса, когда он понял, что я собираюсь сделать. Он дёрнулся, пытаясь встать, но я с размаху ударила его по щеке и он перестал сопротивляться.       Женщины-альфы рождаются очень редко, поэтому большинство ничего не знает о нашей физиологии. Внешне мы выглядим как обычные женщины-беты, и нашу суть выдаёт только очень высокий рост и запах. И мало кто знает, что у нас тоже есть knot - кольцо из хрящей внутри влагалища, которое мы можем сжимать и разжимать по желанию. Снаружи оно, естественно, не видно, но горе тому мужчине-бете, который захочет нам присунуть. После сжатия knota вагина превращается в капкан, вырваться из которого невозможно.       Я насиловала Барта минут двадцать. Эрекция у него давно прекратилась, но я его не выпускала. Меня возбуждал его ужас, нравилось чувствовать, как распухает его пенис. Он мычал и стонал от боли, а меня это только подстёгивало. Где-то на периферии сознания я слышала одобрительные выкрики приятелей, а внутри меня взрывались огненным фейерверком оргазмы - один, другой, третий...Наконец я слезла с Барта (его вялый распухший пенис вышел из меня с громким хлюпаньем, от чего все заржали). Голова кружилась и, когда я наконец встала и застегнула штаны, бедного омежку уже снова поставили раком.       Мы пустили его по кругу несколько раз. Он уже не сопротивлялся и покорно делал всё, что ему велели. Когда мы наконец насытились, совсем рассвело, пели птицы. Барт, шатаясь, поднялся и кое как натянул джинсы. На нас он не смотрел. Мы сидели на траве, пили выдохшееся пиво и лениво переговаривались не помню о чём. Омежка больше никого не интересовал и мы позволили ему уйти. Я смотрела, как он, хромая и держась за промежность, идёт по дорожке. Его трусы так и остались валяться на газоне, смятые и порванные. Кто-то сострил, что после сегодняшней ночи ему будет тяжело держать ноги сдвинутыми, все заржали. Я лежала в траве, пьяная и счастливая. Мне ещё никогда не было так хорошо.       А потом мы протрезвели. И, если честно, испугались. Мы понимали, что если родители Барта захотят устроить скандал - нам конец. Групповое изнасилование - это очень серьёзно и то, что омежка сам вёл себя глупо и неподобающе нас не спасёт. Несколько дней мы промучились неизвестностью - нам никто ничего не говорил, но по школе явно ходили какие-то слухи. На переменах при виде нашей компании омежки замолкали, отводили взгляд и испытывали явное облегчение, когда мы проходили мимо. Альфы, напротив, рассматривали нас с жадным любопытством. Две девочки-беты (единственные беты во всей старшей школе) с которыми у меня были неплохие отношения, в первый же день демонстративно отвернулись от меня и до самого окончания школы со мной не разговаривали.        Барт несколько дней не ходил в школу, а, когда появился, мы с трудом его узнали. Он был одет в какие то мешковатые штаны и серую безразмерную толстовку. Молча прошёл в класс, низко опустив голову и прижимая к груди сумку. Он ни с кем не говорил, да и к нему никто не подходил. Весь месяц до конца учебного года он так и просидел один, ни с кем не общаясь и ничем не интересуясь. На следующий год он в нашу школу не вернулся - летом его семья уехала из города.       Нам всё сошло с рук.       Пару месяцев я была уверена, что эта история забыта. Совесть меня не мучила - да, я знала, что поступила очень плохо, но против гормонов не попрёшь. Этот придурок Барт должен радоваться, что у него в тот момент не было течки и он отделался лёгким испугом, а не беременностью. Пусть извлечёт урок на будущее. Я тоже извлекла для себя урок - мне нужен постоянный партнёр для секса, просто чтобы снимать напряжение. А вот это уже было проблемой - после случившегося омежки шарахались от меня как от огня, мужчин-бет в нашем городишке было не больше десятка, все за сорок и женаты. Я пыталась что-нибудь придумать, но так ничего не решила.       А потом мама всё узнала. Она пришла с работы и, не снимая туфли, прошла ко мне в комнату. Распахнутая дверь с грохотом ударилась о стену, я оглянулась и по её взгляду поняла - она знает.       Мама никогда меня не била, а с тех пор как я в тринадцать лет достигла зрелости, разговаривала со мной как с равной, как будто я тоже взрослая. Но в тот вечер... - Что это за история с Бартом? - в книгах такой голос описывают "твёрдый как сталь", раньше мама никогда так со мной не говорила. - Какая ещё история? - я попыталась тянуть время, всё случилось так неожиданно, что я растерялась. - Встать, когда мать с тобой разговаривает!       Она никогда раньше на меня не кричала. Я встала, не зная что делать. Врать смысла не имело и я просто молча стояла и слушала. - Ты в этом участвовала? Отвечай! И не смей мне врать, я всё равно узнаю!       Я почти на голову выше мамы, но в тот момент я чувствовала себя очень маленькой. - Вижу, что участвовала, - с минуту мама смотрела на меня поджав губы, как будто я была мерзким насекомым. А потом ударила меня по лицу, несколько раз. При каждом ударе она повторяла : - Сволочь, сволочь, сволочь...       Я всё стерпела молча - и побои, и ругань. Я знала, что виновата; понимала, что, дойди дело до полиции, перечёркнутой окажется не только моя жизнь, но и мамина.       Несколько дней мы не разговаривали, а потом помирились. Я поклялась, что больше никогда так не поступлю и с тех пор держала обещание. За следующие пару лет у меня регулярно был секс - как я уже говорила, всегда найдётся течный шлюшка, которому не сидится дома. А потом мы с моим приятелем Джеком кое-что придумали и необходимость в шлюшках отпала.       Вот о чём я думала в свой первый день самостоятельной жизни, в чужом городе. Мне много с чем предстояло разобраться, и в первую очередь - что мне делать с кузеном-омегой? Мне ведь придётся спать с ним рядом, мыть и одевать его. Сколько пройдёт времени, прежде чем я сорвусь?