Солнечный зайчик

      На улице уже рассвело, а я всё сидела в больничном коридоре и думала.       Забеременеть от меня Стефан никак не мог по вполне понятной причине. Но, даже будь я мужчиной, сроки не совпадали. Семнадцать недель - это больше четырёх месяцев, а мы знакомы только два с половиной. Значит, когда я переехала в дом дядюшек, у него уже было полтора месяца. Даже если на тот момент Стефан ничего не знал о своём положении, то потом не мог не догадаться. И ничего мне не сказал.       "У вас уже есть четверо детей, пятый ребёнок вам не нужен". Алекс, Гордон, Эдди, Пауль. Двенадцать лет, восемь, пять и два. Всё сходится. Я почему-то была уверена, что Эдди и Пауль дети Криса и Якоба. Они почти всё время проводили внизу, с дядюшками, появляясь в мансарде лишь эпизодически. Но врач сказал, что вёл все четыре беременности Стефана, значит ошибки нет.       Кто же отец младших детей? Стефан почти всё время безвылазно сидит в своей мансарде, выбираясь из дома только в сопровождении Якоба и меня. С Грегором, отцом Алекса и Гордона, он расстался восемь лет назад и с тех пор не общается. За два месяца, что мы прожили вместе, к кузену никто не приходил в гости, по крайней мере при мне. Да пусть даже и без меня - я бы обязательно почувствовала запах другого альфы.       На меня снова накатила дурнота.       Посторонний запах был. Я чувствовала его всё время, поэтому не обращала внимания. Я могла давно обо всём догадаться, это было у меня под носом, но я нихрена не заметила. Тупая курица.       "Что они от тебя хотели? - Ничего"       "Ты, Рэй, Луис - вы все одинаковые, готовы присунуть в любую дырку"       Луис или Рэй? Скорее всего оба. И их родители всё знают, с самого начала. Почему они не вмешались, не остановили этот пиздец? Дядя Якоб мямля, не способный приструнить собственных сыновей, но дядя Крис мужик с яйцами, даром что омега. Почему он не заступился за сына?       Я всю жизнь прожила с матерью-бетой и её роднёй и понятия не имела, как строятся отношения в семьях Истинных. А что если секс между родными братьями - это нормально? В школе на уроках по этике семейной жизни нам об этом не говорили, такое я бы точно запомнила. Надо спросить у Джека, он должен знать.       Колокол на соседней церкви пробил девять раз. Девять утра. Я подскочила как ужаленная. Мой рабочий день начинался в восемь. Я уже опоздала на час и бог знает, когда доберусь до театра.       Пока я нашла телефон-автомат, подходящую монету и вспомнила номер Марвина, моего начальника, прошло ещё минут пятнадцать. - Ты знаешь, сколько сейчас времени? - шеф на меня сердился, и я его понимала - до премьеры оставалось три недели и каждый человек был на счету. - Марв, у меня проблема. Можно я сегодня задержусь на полдня? Я знаю, что всех подставила, но... - Дай угадаю : у твоего дружка внезапно началась течка и ты не можешь это пропустить? - Нет. Он в больнице, ночью увезли по скорой. - А что с ним? Если он в больнице, то что мешает тебе выйти на работу? Надеюсь, он не умирает? - Мне детей не с кем оставить. - Каких...не знал, что у тебя есть дети. Они что, совсем маленькие? - Теперь знаешь. Пять лет и два года. - Ну ты даёшь, мать, - Марвин присвистнул от удивления. - А дедушки не вариант? - На ближайшие пару дней - нет. Марв, мне надо пол дня, после обеда я приеду, обещаю. - Ладно, мать-героиня, но только до обеда.       К Стефану в реанимацию меня не пустили, но дали номер его лечащего врача, и я поехала домой.       За время моего отсутствия ничего не случилось. Дети позавтракали хлопьями с молоком. Гордон ушёл в школу; Алекс, узнав что с отцом всё будет в порядке, сразу успокоился и согласился отвезти в больницу пакет с вещами, который я собрала. Я сбегала к соседу - пожилому омеге, живушему в доме через дорогу и договорилась, что он посидит с Паулем. Эдди я решила взять с собой на работу.       Чтобы не тратить лишнее время, я решила принять душ вместе с Эдди. Он никогда раньше не мылся в душевой кабине и мне с трудом удавалось уследить, чтобы он никуда не нажимал и вообще не вертелся. Когда я сняла бельё, он уставился на меня и его и без того большие глаза стали совсем круглыми. - У тебя нет пиписки...       Ну точно, он же никогда раньше не видел женщин. Я шлёпнула его по любопытной руке, которой он попытался меня потрогать. - Я хочу посмотреть! - Смотри глазами. У меня есть пиписка, только она внутри. Чёрт, как же мы с тобой опаздываем на работу. - Я не хочу на работу. - Тогда оставайся дома с Гордоном. - Нет! А где дедушка Крис? И папа? - Они скоро вернуться. - Откуда? А что мы будем делать на работе?       Наконец сборы закончились. Почти час дня, если не будет пробок, то на работу приедем к двум. Я оставила Алексу список продуктов, которые надо купить и деньги. Написала записку для дядюшек с адресом больницы и диагнозом Стефана и подсунула под дверь их комнаты.       Мы сели в трамвай. Эдди был в восторге от нового приключения, смотрел в окно и болтал не закрывая рта, комментируя всё что видел. Я его не слушала. В голове кружились тревожные мысли.       Как я могла не заметить беременность омеги, с которым почти каждую ночь спала в обнимку в одной постели, помогала ему мыться и одеваться? Нет, кое что я заметила - ещё в первый день я обратила внимание на слишком слабый запах. Тогда я решила, что это из-за паралича. Но сейчас припомнила, что у омег с наступлением беременности перестают вырабатываться феромоны. Нам говорили про это в школе на уроках анатомии, которые я благополучно пропустила мимо ушей - от омег мне нужен был только секс, подробности их жизни меня не интересовали. Но почему не был виден живот? Беременность у омег длиться семь-восемь месяцев, а у Стефана было уже четыре. - Ты меня не слушаешь! - Эдди сильно дёрнул меня за рукав. - Что? - Ты теперь всегда будешь нашей папой? - Мамой, - машинально поправила я. - Папа это родитель-мужчина, а я женщина, значит мама. - Мама, - он обдумал новое слово. - А где папа? - Папа в больнице. Это такое место, где живут тяжело заболевшие люди. Потом они выздоравливают и возвращаются домой. - Я знаю, - Эдди серьёзно кивнул. - Папа заболел, потому что его ударил дядя Рэй. - Что? Когда это было? - Вчера и ещё раз вчера, - он сосредоточенно загибал пальцы, чтобы не сбиться со счёта. - Два дня назад? - именно тогда Стефану стало плохо. - Не знаю, наверное. Когда ты ушла на работу, к нам пришёл Рэй. Они с папой начали ругаться, а мы с Паулем испугались и спрятались под кровать, но я всё равно всё видел. Рэй столкнул папу на пол и ударил ногой в живот. - А почему я ничего про это не знаю? - Потому что это секрет, - Эдди испуганно посмотрел на меня. - Папа сказал, что про это никому нельзя говорить, особенно тебе. - Всё нормально, - я обняла его за плечи, - я никому ничего не скажу и секрет так и останется секретом. - А это по-честному? - Да. А ты помнишь, из-за чего они ругались? - Помню, - Эдди отвернулся от окна и теперь смотрел на меня, я наклонилась и он прошептал мне почти на ухо. - У папы есть ещё один секрет. Рэй сказал, что когда ты его узнаешь, то обязательно бросишь папу и тогда Рэй придёт и разберётся с ним по-настоящему. - Не бойся. Кажется, я уже знаю этот секрет, - я с трудом сдерживалась, чтобы не закричать от злости. К счастью, все места вокруг нас были пустые и никто не слышал наш разговор. - Я не брошу твоего папу, пусть Рэй даже не надеется. - А почему он так сказал? - Потому что он дурак. Ты сказал, что папа упал на пол и Рэй его ударил. А дальше? - А потом Рэй ушёл и мы вылезли из-под кровати. Папа лежал на полу и я позвал дедушку Якоба. - В смысле...как ты его позвал? - Дедушка пришёл на кухню за едой, я побежал к нему и сказал, что папа упал.       Ну естественно, дядюшкам нужно есть и пить. Во время течки гон у омеги продолжается несколько часов, потом следует пауза - полтора-два часа, когда пара ест, спит и моется, - а потом всё начинается по-новой. И так от пяти до восьми дней. Видимо, дядюшки выходят из своего любовного гнёздышка пока я на работе или сплю, поэтому я их ни разу не видела. - Ты сказал дедушке, что Рэй побил папу? - Нет, папа не велел. А потом, когда дедушка ушёл, папа долго плакал в ванной. - Ясно, - за разговором я чуть не прозевала нужную остановку. - Никому про это не рассказывай. Я сама со всем разберусь.       На работе всё обошлось. Я ещё раз объяснила причину опоздания - разумеется, не вдаваясь в мерзкие подробности. Просто сказала, что ночью мой муж потерял ребёнка, а у дедушек "критические дни" и детей оставить не с кем. Все мне очень посочувствовали. Эдди называл меня мамой, и, поскольку мы были похожи ("настоящие Харты", а Эдди, как выяснилось, даже двойной Харт) в нашем родстве никто не усомнился. Он всем понравился, вёл себя тихо и никому не мешал. Я отвела его на сцену, где он и просидел весь день, завороженно глядя на репетирующих актёров.       К вечеру мне удалось вырваться из мастерской и позвонить в больницу. Оказалось, что Стефана уже перевели из реанимации в общую палату. Его врач, доктор Штольц, обещал договориться, чтобы меня пустили к нему рано утром, во внеурочное время.       Договориться с Марвином оказалось сложнее, но мне снова повезло. Бригитта Краун, наша примадонна, для которой мы как раз шили платье, с самого начала относилась ко мне хорошо. Может, дело было в половой солидарности - она тоже была альфой, а может, я ей просто нравилась, но она заступилась за меня перед Марвом. - Оставь девочку в покое. Пусть придёт попозже. - Но мы не успеваем... - Не говори ерунды. Всё почти готово, а то, что осталось, не займёт много времени. Не слушай его, дорогая, придёшь завтра к обеду. Если мальчика не с кем оставить, возьми его с собой.       Я в это время ползала вокруг неё по полу с пригоршней булавок и подкалывала подол бархатного платья. Мы ставили старинную пьесу "Лев зимой" и костюмы были сложными и трудоёмкими. - Спасибо большое. Марв, я всё отработаю, обещаю. - Конечно отработаешь.       Домой мы попали только в десять вечера. Я надеялась, что Алекс не забыл забрать Пауля от соседей - я собиралась пользоваться их помощью и дальше и не хотела портить отношения. Эдди вёл себя безупречно ровно до того момента, когда я сказала, что пора домой. Пока я одевала на него кофту и куртку, он истошно ревел и кричал, что хочет остаться и посмотреть ещё. У меня ушло почти полчаса на то, чтобы его успокоить. Пришлось пообещать, что завтра я честно-пречестно возьму его с собой и купить несколько вкусняшек. Ехать в трамвае с бьющимся в истерике ребёнком мне не хотелось.        Дети наконец заснули. Пауль терпеть не мог мыться и каждый раз плакал так, как будто его топили, а Эдди снова вспомнил, что папы нет дома и разревелся за компанию с братом.       Когда я добралась до постели, была почти полночь. Может, дело было в нервном перенапряжении, а может я просто устала, но сон не шёл. Я ворочалась с бока на бок, совсем как в первую ночь. Мне было плохо без Стефана. Я привыкла к его теплу под боком, к его нежному запаху. Не выдержав, я легла на его сторону постели, уткнулась лицом в его подушку и разревелась как маленькая.