Солнечный зайчик

      Через четыре дня после маминого приезда я поехала в больницу, чтобы сделать аборт.       Я лежала на кушетке, врач - не Штольц, какой-то молодой альфа - делал мне УЗИ, анализы я сдала ещё два дня назад, когда наконец смогла сбежать из-под надзора мамы и кузена. Сейчас врач закончит, меня отвезут в операционную и через час всё будет кончено. Я навсегда избавлюсь от угрозы родительства и смогу вернуться к прежней жизни. Стефан, конечно, расстроится, но тут уж ничего не поделаешь. Я уже решила, что в самом крайнем случае, если он действительно будет переживать, я добьюсь, чтобы нам отдали Пауля - если кузену так необходимо нянчить малыша, пусть возится со своим. С мамой будет сложнее - она всегда переживала из-за моего бесплодия - но я знала, что она примет моё решение, пусть и не сразу. В конце концов, она десять лет считала, что у меня не будет детей, вряд ли эти четыре дня что-то сильно изменили в её жизни.       В историю Стефана об оставленных ему дедушкой пятидесяти миллионах, я не поверила. Всё это звучало как придуманная на ходу сказка, чтобы отговорить меня от аборта. Тех денег, что у нас реально есть, на нормальную жизнь с ребёнком - такую, как я привыкла вести - нам не хватит, а прозябать в нищете или сидеть на маминой шее я не собираюсь. - Одевайтесь.       Я задумалась и не сразу поняла, что врач обращается ко мне. - Что? - Одевайтесь, я закончил. - Зачем одеваться? - я посмотрела на больничную рубаху, выданную мне полчаса назад медбратом. - Вы домой прямо так пойдёте? - Какое ещё "домой"? У меня сегодня операция. Аборт. - Милочка, аборты делают до двенадцати недель, а искусственные роды - до начала сердцебиения у ребёнка. Дальше - только при угрозе жизни родителя, но вы абсолютно здоровы, так что о медпоказаниях забудьте. Доктор Штольц должен был вас предупредить. - Ну? - Что "ну"? - врач уже не скрывал раздражение и презрение. - Какой тебе аборт, девочка, у тебя ребёнок шевелится. Ты бы ещё в третьем триместре пришла. - Ничего у меня не шевелится! Штольц сказал, что у меня есть неделя. Вы просто не хотите меня оперировать. - Милая, да за твои пятьдесят тысяч шиллингов я бы с тобой ещё и не то сделал. Только ты опоздала. Месяца на три. Вот тебе диск, дома посмотришь, как твой масик ногами дрыгает. Иди уже отсюда, без тебя работы хватает.       Я на ватных ногах прошла за ширму и начала одеваться. Значит, Штольц ошибся со сроками. И теперь мне придётся рожать. Я пыталась завязать трясущимися руками шнурки, потом плюнула и пошла с развязанными. Может, мне повезёт - я споткнусь, упаду и у меня будет выкидыш?       На пол пути я вернулась. Был один вопрос, который стоило выяснить, раз уж родительства не избежать. Я без стука зашла в кабинет. -...бесят эти курицы. Что омежки, что бабы - даже не знаю, кто из них хуже. Ебаться с кем попало - всегда пожалуйста, а предохраняться или следить за сроками - мозгов не хватает. - Док, тише, она здесь. - Что? Вернулась? Я же тебе сказал... - Док, кто у меня будет? - Твой ребёнок у тебя будет. - Я хочу знать его пол. На таком сроке на УЗИ уже должно быть видно. - Нам запрещено сообщать родителям эту информацию. - Спасибо, что не отказали.       Стефан сразу понял, где я была. Когда я наклонилась, чтобы поцеловать его, он поморщился и отстранился. - От тебя пахнет больницей. Что ты там делала? - Держи, - я положила ему на колени конверт с результатами скриннинга и пошла на кухню заварить чай.       Мы со Стефаном поженились через месяц. Никакой торжественной церемонии, просто регистрация в муниципалитете. Ещё через месяц я ушла в декрет. Бригитта Краун, единственная из всех моих знакомых, не одобрила моё новое семейное положение. - Честно говоря, ты меня удивила. Я была уверена, что ты захочешь сделать аборт. - Стефан очень хотел ребёнка. Надеюсь, теперь он будет счастлив. - Ты так сильно его любишь, что готова полностью изменить свою жизнь ради его удовольствия? - Стеф необыкновенный, он этого стоит. - Поверь мне, твой Стеф самый заурядный омега. Я с ним разговаривала пару раз и, честно говоря, так и не поняла, что ты в нём нашла. В любом случае, я осталась без личного ассистента. - Почему? Я вернусь через четыре месяца. - А ребёнка с кем оставишь? - Стефан возьмёт декретный отпуск. - А отец? Он что обо всём этом думает? - Какой отец? - Альфа, от которого ты забеременела. Тот, которым от тебя пахло. Думаешь, никто не заметил, что ты изменяешь своему ненаглядному омеге? - Он просто мой друг. - А Стефан? - Стефан мой муж и я его люблю. - Я не буду говорить, что я об этом думаю. Судя по всему, вас обоих это устраивает и вы счастливы. - Куда уж счастливее, - я потёрла живот рукой - ребёнок опять начал шевелиться.       Наш сын - альфа - родился шестого июня, за неделю до второй годовщины нашего со Стефаном знакомства и весил почти пять киллограмм. По словам доктора Штольца, для первого раза всё прошло очень хорошо, но мне так не показалось. Омеги и женщины, считающие, что беременность и роды - это прекрасно, либо мазохисты, либо нагло врут.       Мы назвали сына Армин Иоганн. Я считала, что Армин не очень подходящее имя для альфы, но Стеф был от него в восторге. Второе имя досталось ему в честь Джека - это тоже была идея Стефана. - Стеф, что за бред? Ты же ненавидишь Джека. - Вовсе нет. Я просто боялся, что ты бросишь меня ради него. А теперь получается, что я украл у него сына. Пусть это будет компенсацией.       С Джеком мы расстались. Мне очень не хватало наших встреч, но я так и не смогла побороть страх перед новой беременностью, к которой неизбежно привели бы наши отношения. Я знала, что Джек знает о своём нечаянном отцовстве - мама, вернувшись в Куфштайн, немедленно поделилась новостью с его родителями. Когда стало известно, что я выхожу замуж не за отца своего ребёнка, а за омегу-двоюродного брата, разразилось настоящее цунами из сплетен (спасибо, тётя Анна, я тоже вас люблю), но мне было наплевать. У меня хватало других забот.       Не передать словами, каково было моё удивление, когда оказалось, что Стефан не наврал насчёт дедушкиных денег. Счёт действительно существовал - пятьдесят миллионов шиллингов плюс проценты, набежавшие за почти четырнадцать лет. Только условия пользования этими деньгами больше напоминали китайскую пытку. Мой муж не имел права брать больше ста тысяч в месяц; не мог передавать право владения этими деньгами другому лицу, даже собственным детям; все крупные покупки - недвижимость, машина, медицинские расходы и тому подобное - оплачивались только по безналичному расчёту и должны были получить одобрение директора банка. То ли дедушка не доверял здравому смыслу Стефана, то ли слишком хорошо знал его родителей и таким способом пытался обезопасить внука. Но, даже с такими ограничениями бедность нам не грозила.       Мы никому не сказали про эти деньги. Дядюшки думали, что нам помогают мои мама и бабушка, а мама с бабушкой считали, что мы получаем матпомощь от Хартов. Поскольку мама так и не помирилась с Крисом, наш маленький обман никто не раскрыл. С существованием Стефана в моей жизни мама в конце концов смирилась, хотя и продолжала считать, что мне надо было выйти замуж за Джека.       А ещё мы неожиданно подружились с Дереком. Не знаю, от кого он узнал о нашем ребёнке, но они со Стефаном начали активно общаться - молодые счастливые папочки, способные часами говорить о детских смесях и развивающих ковриках.       Я забрала Эдди из гимназии и мы не торопясь шли домой. Мелкий всегда любил быть в центре внимания и я боялась, что он будет ревновать к моему сыну, но всё обошлось. Племянник учился уже во втором классе, что ставило его наравне со старшими братьями - взрослыми мальчиками и позволяло смотреть свысока на малышей типа Пауля, Лиона и Армина. - Лиза, смотри, вот тот магазин, из которого странно пахнет. Я хотел зайти, но дедушка Якоб говорит, что там нет ничего интересного. Пошли посмотрим?       Магазин оказался типичной лавкой художника - о таких несколько раз рассказывал Вилли. Всё было заставлено холстами, багетами и чем то ещё, чему я не знала названий. Сильно пахло красками. На стенах висели картины - копии знаменитых полотен и современные. Продавец - высокий черноволосый альфа - обслуживал единственного покупателя. Я строго велела Эдди ничего не трогать руками и взяла с полки рекламный буклет какой-то выставки. Лицо продавца казалось мне знакомым, но я никак не могла вспомнить, где его видела. - Добрый день, госпожа, я могу вам помочь?       Я оглянулась. Покупатель ушёл и продавец подошёл ко мне, добродушно улыбаясь. Он был красив как актёр индийского кино, той чувственной романтичной красотой, которая так нравится молоденьким омежкам и сентиментальным старичкам. Я улыбнулась в ответ. Мы с полминуты смотрели друг на друга, а потом...       А потом я вспомнила, где видела его раньше. Он постарел - в волосах белела седина и немного пополнел, но ошибки не было, и имя на бейдже это подтверждало. Это было так нелепо - в Вене, где живёт несколько миллионов человек, встретить именно его. Я уже хотела заговорить, но он меня опередил. Его глаза удивлённо расширились, а лицо побледнело, когда он вдохнул мой запах. - Прошу прощения, госпожа, но...вы случайно не знакомы со Стефаном Хартом? - Конечно, знакомы, - Эдди втиснулся между нами и взял меня за руку. - Это мой папа. - Папа? - Грегор удивлённо посмотрел на него, потом на меня. - Мама, пойдём, тут неинтересно. - Стефан Харт мой муж, - я улыбнулась. - А это наш сын. - Я не сын, я старший сын! - Вообще-то нет, ты не старший. - Алекс и Гордон не считаются, они - Джавади. А из Хартов старший я! - Вот как? - Грегор растерянно смотрел на своего...пасынка? - И сколько же вас - Хартов? - Трое. Я, Пауль и Армин. Мама, пойдём домой! - Эдди пошёл на выход; я, уже приоткрыв дверь, оглянулась. - У Стефана всё отлично. У Алекса и Гордона тоже. У вас очень хорошие дети, господин Джавади. Передать им привет от вас? Нет? Ну, как хотите.       Дверь нам открыл Андрес Грубер - омега, с которым мы познакомились в кризисном центре. Мы наняли его домработником, чтобы он помогал Стефану с хозяйством и ребёнком. Стефан в детской кормил из бутылочки Армина, который лежал у него на коленях. Я обняла мужа сзади и мы поцеловались раз, другой... - Ну хватит уже, вы как молодожёны, - Эдди подошёл к нам и критично осмотрел брата. - А Армин совсем не вырос. - Ты его видел три дня назад. На сколько он должен был за это время вырасти? Лиза, может, ты сама его покормишь? - Нет, милый, у тебя это лучше получается. - Папа, мы сегодня были в странном магазине. Там продаются всякие краски и продавец тебя знает. У него на бейдже написано "Грегор" и мне кажется, что он похож на Алекса и Гордона. Ты его знаешь? Кто это?       Некоторое время Стефан смотрел на меня снизу вверх, задумчиво улыбаясь. Я наклонилась и, не обращая внимания на детей, поцеловала его в горячие мягкие губы. Стеф ответил сыну, но смотрел на меня. - Он никто.       Эдди убежал смотреть мультики, а я снова обняла своего мужа - самого лучшего на земле.       Грегор Джавади - дурак, упустивший своё счастье.