Мамы

Тихо скрипнула дверь, впуская снег в светлицу, тут же закрываясь. Новгород поставила деревянные ведра на пол. Резное коромысло отправилось в угол, откуда из тени появился домовой. Возмущенно охнув, он с укором посмотрел на женщину и застыл. Та тихо засмеялась, настолько был смешон вид злого Кузьмича. Глаза широко раскрыты, руки подпирали бока, пузо возмущённо выпирало из-под густой бороды, ноги широко расставлены. — Прости, — она сняла с головы цветной платок и светлая коса упала той на грудь. Быстро сложив убор, Велеслава бросила тот на лавку. Туда же отправился тулуп. Размотав онучи с лаптей, Новгород повернулась к вёдрам, чтобы взять. — Ну, прости уже. Кузя, хватит злиться. Лучше дверь открой. Домовой, поняв, что ничего больше от неё не добьётся, недовольно забурчал под нос. Он помог хозяйке войти в избу, мгновенно скрываясь за печкой. — Кузя. — Со смешком в голосе позвала того обратно. — Ну, Кузя. — Талый снег отправился в деревянную бадью. — Чего? — зло прозвучало в ответ. Сам помощник по хозяйству не стремился появляться. — Сын покормлен, спать уложен. А мать невесть где шляется. Ууу, никудышная из тебя мать. Велеслава сложила руки под грудью, набрала воздуха побольше, но начать привычную речь той не дало шевеление в углу. Потеряв весь запал, женщина подбежала к резной люльке. Слегка покачав колыбельку и поправив одеяльце, она успокоила малыша. С любовью во взгляде та разглядывала розовые пухлые щечки, подрагивающие во сне белесые реснички и приоткрытый ротик. Маленькой ручкой мальчик сжимал шёлковую ленту, отобранную ещё утром у матери. Детские губки причмокнули во сне, вызывая у женщины восторг. Нагнувшись, она мягко прикоснулась губами к щёчке малыша, боясь разбудить. — Берегиня, береги его, — прошептала та. — Скоро из люльки вырастет. Богатырь, — домовой, не выдержав, появился рядом и поправил накидку на люльке. — Защитник земли нашей обильной. — Глаза Новгорода тут же стали грустными. Беспокоясь, что сын почувствует смену настроения, как это часто бывало, она отошла от кроватки. — Славчик, не плачь. — Кузя одобряющее положил той руку на плечо. Пусть для этого и пришлось залезть на лавку слева от неё. — Не пустим мы выродка на порог. Парашка рада будет только устроить какую гадость Ярославу этому. Ммм, — обычно мирный домовой лихо заколотил по воздуху кулаками. — Не по тому печалюсь. — Велеслава достала горшок, собираясь заняться готовкой. — Я хочу быть его матерью как можно дольше. — Пф, обычное бабское желание. — Кузьмич пожал плечами. — Не пускай тогда мужчину на порог, раз не желаешь этого. — Тогда он не станет тем, кем должен. — Богатырём, да? — В самом тёмной углу избы, куда не достигал свет лучин, появилось чёрное и лохматое нечто. Оно шевелилось, поправляя что-то на себе, пока не показалось сморщенное лицо, в окружении длинных спутанных волос. Отряхнув длинные костлявые руки, шлёпая босыми ногами, кикимора направилась к люльке. Путь той преградили Новгород и домовой. — Параша, уходи. — В сиреневых глазах женщины загорелся огонёк. Температура в доме несколько упала, огонь на лучинах затрещал и принялся беспокойно дёргаться. — Ну чего ты сразу за чары хватаешься? — Кикимора сделала пару шагов назад к углу, чтобы женщина успокоилась. Убедившись, что та больше не намерена идти к ребёнку, Велеслава сделала пару глубоких вздохов. Пламя перестало плясать и снова стало ровно светить. Лишь окна, покрытые изнутри инеем, не изменились. — Я тоже хочу знать, кто будет хозяином земли Ладожской, когда тебя не станет. — Тебя не будет, когда он станет владеть и править Новгородом. Холодный тон, которым был произнесён ответ, охлаждал не хуже чар и ветра за окном. Параша зябко повела плечами. — Я это поняла, но всё ж… — Уходи. — Новгород будет затоплен кровью? Он затопит Новгород кровью! — Кикимора возмущённо взмахнула руками. — Этот мальчонка утопит град сей славный в крови! Он уничтожит твоё наследие. Зачем тебе его охранять? Отдай его мне или мавкам на воспитание… Хуже не будет. — Убирайся! — Зло выкрикнула Новгород, больше не сдерживаясь. Из руки, которой та взмахнула в сторону нечисти, отлетела, стремительно увеличиваясь в размерах, сосуля. Она вонзилась в то место, где всего мгновение назад стояла ухмыляющаяся Параша. Порыв ветра затушил все лучины. В избе стало темно, лишь лунный свет тускло освещал комнату сквозь слои льда на стекле. В колыбели закряхтел ребёнок, разбуженный маминым криком. Велеслава тяжело дышала, не имея сил подойти к нему и успокоить. Слова кикиморы ударили в материнское сердце, разбив его на кусочки. — Я сейчас всё сделаю. Не беспокойся. — засуетился Кузьмич в темноте, угольком поджигая новые лучины. Ребёнок зарыдал в голос, срываясь на крик. Новгород чувствовала его эмоции. Страх, желание быть с мамой. Но не могла заставить себя сделать ни шага. Перед глазами снова встало то видение, где уже повзрослевший сын, верхом на коне, разоряет её — её град! — по приказу мужчины с короткой бородкой. Схватившись за голову, Велеслава заплакала. — И пусть это будет символом того, что отныне и вовек вольный Новгород подчиняется Москве. — Подросток мечом разрубает верёвку, на которой держится вечевой колокол. Тот с грохотом и звоном падает вниз, к нему. С ухмылкой он всего лишь поправляет шапку, что велика и падает на глаза. На глаза, похожие на её, на глаза, в которых отражается огонь, поглощающий дома, и кровь мирян… — Ма! Ма! Мама! — Зов малыша заставил Новгород очнуться от кровавого зрелища. Смахнув слёзы, она поспешила к люльке. — Я тут. Я тут, Ванечка. — Мать взяла на руки всхлипывающего сына. — Всё хорошо. Эта злая кикимора больше сюда не придёт. — Мама… — Почувствовав родное тепло, мальчик сонно начал кивать головой, успокаиваясь. Напевая колыбельную себе под нос, Велеслава принялась укачивать его. Спустя минуту малыш заснул, неосознанно пытаясь попасть себе в рот большим пальцем. Допев песню, женщина уложила того обратно и заботливо укрыла. — Славчик, а она права… — Неуверенно начал разговор Кузя, когда та вернулась к готовке. — Он умненький. — Захлопала радостно в ладоши Новгород. — Всего семь месяцев, а уже мамой меня назвал. Ты слышал? Он самый умный на всем белом свете! Да, моя матушка права. Он — богатырь. Даже я в годик заговорила, а он… Какая умница! Домовой озадаченно почесал затылок. Вывернулась, стрекоза. Плюнув, Кузьмич вернулся к себе за печь, чтобы пришить наконец-то заплатку на одежду мальчишки. Рано или поздно, Славчик заметит дырку на попе сына и тогда… О последствиях не хотелось думать. Заметив, что того рядом нет, Велеслава перестала делать вид, будто безумно рада первым словам. Нет, она была искренне рада им, но так хотелось избавиться хоть на время от опеки старика. Хорошо, что удалось. Тихо подойдя к колыбельке, Новгород поклонилась до земли. — Не бойся. Никто его не обидит до смерти. Как бы им не хотелось. — Прозвучали наперебой тихие мелодичные голоса. — Он будет жить. Нам Крест не страшен. Мы защитим его. Даём Слово. — Благодарю вас, берегини, что покинули лес и взяли на себя бремя о защите моего сына. — Не беспокойся. Где бы он не был, или его сыны, мы всегда будем приносить удачу и защищать. Мы дали Слово. Берегиня рада твоему сыну. Мы тоже рады. Не печалься. — Ещё раз от всей души благодарю вас. Женщина снова поклонилась, а затем вернулась к готовке. Скоро Ванечка вырастет и будет есть то, что и все. А она так и не научилась готовить. Прав домовой. Из неё никудышная мать.