Саирабаз

      Как следует выплакавшись, Дориан, наконец, пришел в себя и уже смог нормально рассказать Феликсу всю произошедшую с ним любовную историю. Он ничего не скрывал — даже сейчас, когда окончательно понял, что его поведение в лагере Вало-кас было непростительно глупым и безрассудным. Но маг не стеснялся себя, потому что Феликс никогда никого не осуждал, а лишь внимательно выслушивал и понимающе кивал головой. Ни одного упрека Дориан не услышал в свой адрес, что было, честно говоря, большим облегчением. Ведь именно этого ему и хотелось — искренней дружеской поддержки и больше ничего. И он ее получил. Мало того, Феликс предложил ему помощь и пообещал уговорить отца взять Дориана с собой в Редклиф — ведь оттуда рукой подать до Убежища, и можно будет наведаться туда. А может быть даже Вестник сам явится к магам, чтобы попросить их о помощи — ведь ему сейчас необходима любая поддержка, и тогда надо будет предупредить его об опасности. Но в любом случае, находясь недалеко друг от друга, они с Дорианом всегда могут встретиться, пообщаться и поговорить обо всем, а заодно и принести друг другу извинения. Феликс всегда был миротворцем, вот и сейчас он очень переживал из-за этой истории, потому что впервые видел своего друга таким расстроенным и разбитым. А уж после того, как собственноручно отнял у него яд, то решил во что бы то ни стало вернуть ему душевное равновесие.       И в этот же вечер оба они отправились к Феликсу домой. Там их встретил его отец. Состояние Алексиуса, действительно, внушало тревогу: во-первых, он даже не спросил Дориана, где тот пропадал всё это время и что с ним случилось, а сразу увел его в кабинет и там начал уговаривать немедленно вступить в секту венатори, пока еще есть шанс, и глядел при этом на своего ученика совершенно безумными глазами. Разговор зашел о каких-то привилегиях, могуществе, прочих атрибутах мирового господства, и тут Дориан понял, что имел ввиду Феликс, говоря о помешательстве отца. Очень было на это похоже. Конечно, Алексиус даже слушать не стал возражений по поводу неразумности подобного союза, а уж как болезненно воспринял отказ Дориана, что и говорить страшно. Разразился жуткий скандал, и Алексиус выгнал ученика за дверь, едва ли не проклиная его. Слуги даже попрятались по углам, опасаясь магической схватки, а Феликс еле утихомирил родителя, вмешавшись в ссору. Он сразу же посоветовал Дориану поскорее убраться восвояси, пока ситуация не вышла из-под контроля, а утром явился к нему сам.       Феликс рассказал, что отец был крайне зол весь оставшийся вечер и буйствовал чуть ли не всю ночь, изрядно потрепав нервы всем домочадцам, а сегодня утром отбыл в Редклиф в ужасно раздраженном состоянии. Феликс не поехал с ним, сославшись на плохое самочувствие — ведь он был тяжело болен, и хоть болезнь давала о себе знать еще не постоянно, а лишь во время редких приступов, но увы, они становились все чаще, и судьба Феликса с каждым годом оставляла желать лучшего. Но сейчас он использовал свой недуг в благих целях, сказав отцу, что перемещения во времени и пространстве, видимо, плохо на него повлияли, поэтому он предпочел бы отправиться в Редклиф сам — обычным путем, в сопровождении эскорта, и Алексиус позволил ему это, потому что очень беспокоился за здоровье единственного сына. Он так разволновался, что даже не подумал о том, что Феликс мог прибегнуть к обману. Поэтому, побыв у его постели еще пару часов и убедившись, что ему стало лучше, он отдал страже соответствующие распоряжения, передав солдат в полное подчинение сыну и, ничего не подозревая, отправился во Внутренние земли. Феликс тут же вскочил с кровати и помчался к другу. Они немедленно засобирались в дорогу и двинулись в путь уже вместе.       Страже было все равно — они хоть и были свидетелями вчерашнего скандала с Дорианом, но им ведь не дали никаких распоряжений по поводу запретов, поэтому солдаты без всяких возражений сопровождали обоих молодых господ, четко исполняя инструкции хозяина, и ни о чем не спрашивали. А около самого Редклифа Феликс отослал их домой, дав им на развлечения изрядную сумму денег, и стражники были счастливы поскорее убраться, а по дороге громогласно восхваляли своего молодого господина за такую неслыханную щедрость.       На этом путешествие и закончилось. Но, конечно же, Дориан и не думал появляться в Редклифе собственной персоной — ему совсем не хотелось вызывать там лишних треволнений. Он поселился неподалеку от деревни, сняв небольшой летний домик на окраине, а так же тщательно сменил акцент, прикинувшись приезжим орлесианским дворянином, что позволило ему скрыть лицо под маской. Он даже нанял себе в услужение двух местных эльфов, а те и рады были подзаработать, да еще оказались такими пронырливыми, что каждый день снабжали своего нового господина всей важной информацией по поводу дел в округе и за ее пределами, за что, естественно, получали отдельную плату, поэтому старались изо всех сил.       Дориан не скупился, поэтому был в курсе всех действий Инквизиции и даже некоторых личных деяний самого Вестника, рассказы о котором каждый раз заставляли приятно вздрагивать и томиться его влюбленное сердце. Он так часто о нем расспрашивал, что хитрые эльфы быстро учуяли выгоду и начали здорово приукрашивать свои истории, только бы получше ублажить хозяина и получить хороший куш. И Дориан опять не жалел для них денег, потому что два остроухих плута оказались такими чудесными рассказчиками, что здорово поднимали ему настроение в эти дни. Он даже к ним привязался и начал подумывать о том, чтобы забрать их с собой в Тевинтер, но пока не знал, как преподнести им эту новость. Ведь в Империи они рисковали получить статус рабов. Правда, Дориан был серьезно настроен нанять их в дом в качестве оплачиваемых слуг, но это вызвало бы страшный скандал в округе, поэтому он пока лишь мечтал о подобной перспективе. А дело тем временем двигалось.       Вестник, действительно, творил чудеса, и не только своей чудодейственной меткой, но и в общем и целом. Ведь мало того, что он собрал целую армию, вдохновив народ, так еще и остановил войну между магами и храмовниками. Во всяком случае, во Внутренних землях стало заметно тише. Да и Теневые прорехи в небе были полностью ликвидированы, что тоже не могло не радовать народ. Кстати, одна из таких дыр еще недавно зияла как раз возле самого Редклифа, но потом чудом исчезла. Дориан ходил на то место и «дышал» им, потому что знал — это его любимый здесь побывал, ибо больше ни у кого не было подобных способностей, чтобы справляться с бедой. Жаль, что на тот момент мятежные маги были еще не готовы общаться с Инквизицией и не впустили бы ее представителей в замок, а так бы Дориан вполне мог лицезреть возлюбленного лично и во всей красе, но он пока не терял надежды. Тем более, после посещения Вестником столицы Вал-Руайо, где он, по достоверным слухам, не нашел общего языка с церковью и начисто рассорился с храмовниками, пошли разговоры о том, что он может явиться в Редклиф и попытаться договориться с магами. Потому что в одиночку главную Брешь над Храмом Священного Праха он полностью закрыть не сумел, и ему теперь требовалась надежная магическая поддержка — для второй попытки.       А люди в него верили, особенно после того, как влияние Инквизиции все больше распространялось по землям за счет спасенных и защищенных от бедствий жителей, поэтому многие ждали этого визита, как святого благословения. А уж как ждал его Дориан, то и говорить нечего. Он просто ночами не спал и все глядел в окно на Редклифскую дорогу, но вскоре надеждам его было суждено рухнуть. Это случилось, когда из Убежища пришли вести, что Адаару все-таки удалось склонить на свою сторону храмовников, и те даже присягнули Инквизиции и заключили с ней союз. А позже и помогли закрыть Брешь. Дориан чуть не разрыдался тогда от досады, похоронив свои последние мечты о встрече с любимым, и опять начал злиться на него. Но однажды к нему примчался Феликс — крайне взволнованный и возбужденный, и рассказал, что в замке срочно готовится наступление на Убежище, и армия мятежных магов под руководством венатори и какого-то Старшего вот-вот двинется в Морозные горы.       Эта информация была настолько неожиданна, что даже проныры-эльфы беспомощно развели руками. А уж они-то могли знать о готовящейся операции, но видимо, этот план нападения был окутан такой строжайшей тайной, что никому ничего не удалось выведать раньше положенного срока. Да и Феликс-то, когда обо всем узнал, просто напросто сбежал из замка, едва ли не рискуя своей жизнью, и чуть было не схлопотал по дороге сердечный приступ, но все же успел предупредить своего друга о грядущей беде. Дориан немедленно оседлал коня и помчался в Убежище.

***

      Он загнал двух лошадей, а третья рухнула по дороге уже где-то на подступах к Морозным горам, и Дориан остаток пути мчался бегом, сломя голову и рискуя подхватить воспаление легких, а то и разделить участь своих лошадей, но все же успел до нападения. И пусть это было слишком поздно, но солдаты Инквизиции хотя бы смогли собраться с силами и встать в оборону. Дориан очень надеялся тогда, что на этой почве их прошлые раздоры с Вестником сами собой рассеются, и тот его простит, но не тут-то было. Адаар оказался до ужаса обидчивым и упрямым, и до сих пор держал зло, ни в какую не желая уступать. В итоге они с Дорианом снова сцепились — в первые же моменты встречи, и маг опять разозлился и взялся за старое, приняв высокомерно-издевательскую позу, и начал источать яд, собственноручно отравляя последние надежды на примирение.       Зачем он это делал — он сам не знал. Это было ужасно глупо! А после последнего выпада в церкви, когда Дориан практически лично отправил Адаара на смерть, он готов был волосы рвать на своей холеной голове, а еще лучше, отрезать себе язык, только бы он не смел больше так безжалостно его подводить. Отрезать и выкинуть. Потому что хотелось выть от досады, точно волк на луну. Ведь после последних слов Адаара маг не выдержал и хотел было кинуться вслед за другом, как только тот исчез за дверью церкви, но канцлер Родерик не дал ему уйти — он поймал его за руку и вцепился в нее с удивительной для раненого хваткой.       — Не уходите, молодой человек… — с трудом проговорил он, не на миг не разжимая пальцев. — Помогите мне идти. С вами мне легче. Вы полны энергии и не так напуганы. Это придает мне сил… — он встал и всем телом навалился на Дориана, не оставив ему никаких шансов к отступлению.       Маг был слишком хорошо воспитан, чтобы перечить. Он не посмел отказать старшему да еще и священнику, тем более в нынешних плачевных обстоятельствах преследование личных целей выглядело бы самым настоящим кощунством. Поэтому Дориан смирился и, стараясь не думать о том, что может случиться с его несчастным возлюбленным этой страшной ночью, подавил внутренний страх за него и предоставил пострадавшему канцлеру свое плечо. А тот и правда воспрял духом, и зашагал увереннее, позвав всех за собой и указывая путь. Таким образом мирная процессия, под руководством уцелевших солдат и сестер милосердия, упорядоченно двинулась через подвальные проходы храма к своему спасению.       Дориан едва не плакал по дороге. Он даже молился, что было обычно ему не свойственно и, уповая на Пророчицу, умолял ее снова спасти Адаара. Ведь он был так нужен всем! Люди, эльфы, гномы — все сейчас зависели от этого рогатого парня со светящейся рукой, а это означало, что Вестник был нужен и самому Создателю, и Пророчица должна была это понимать. Поэтому выручить его из беды — было ее святой обязанностью. Вот такие мысли крутились сейчас в голове у Дориана. Это уже не говоря о том, что Адаар был нужен и ему самому, да еще как! — ибо безжалостно отнял у него сердце и теперь, вместо того, чтобы беречь его, собирается похоронить его под холодным снегом, накрыв своим бездыханным телом. Ох, Создатель!..       Подумав об этом, маг горестно застонал, но тут же споткнулся и упал, а за ним повалился и канцер, и оба они рухнули в глубокий, рыхлый снег, едва не утонув в нем. Холод сразу проник за воротник, обжег шею и плечи, и Дориан, ахнув, сразу пришел в себя. Смятение отпустило, и тогда он понял, что если сейчас не будет внимательнее, то угробит своего провожатого, прежде чем тот успеет довести всех до безопасной стоянки. Тогда он снова взял себя в руки — на этот раз уже окончательно, помог старику подняться и, больше ни о чем не думая, практически потащил его на себе, следуя его указаниям и прокладывая путь. Возможно, это спасло его от неминуемой истерики, потому что слезы уже начинали душить. Но Дориан упрямо стиснул зубы и двинулся дальше.

***

      А Адаар тем временем вышел из ворот церкви. Как и предсказывал Дориан, зрелище его поджидало впечатляющее. Старший явился сам, собственной персоной, и возвышался теперь в окружении своей сверкающей факелами армии неподалеку от храма. Конечно, сейчас его рать заметно поредела, но все же не настолько, как надеялись защитники Убежища, а потому, видимо, до сих пор, должна была внушать страх. Но после того, как Дориан с убийственной легкостью отправил Адаара на смерть, даже не моргнув при этом глазом, ему теперь было на все наплевать. Навалилась какая-то странная апатия, и Вестник, безразлично окинув взглядом мерцающею огнями толпу, устремил взор на ее предводителя, а сам тихо проговорил своим:       — Попробуйте зарядить требушеты. Я найду, как его отвлечь. — Он повнимательнее пригляделся к стоящему неподалеку монстру. — Он что, порождение тьмы?       — Похоже, — это был голос Блэкволла. — Только… Да неужели же у него есть мозги?..       — Видимо так, — задумчиво покивал Вестник. — Судя по событиям в Теринфале, он может даже что-то планировать. Загадочная личность… — и опять заговорщески зашептал, по-прежнему глядя вперед: — Ступайте к машинам, как только он отвлечется. Только действуйте побыстрее. А когда пальнет, бегите, что есть сил, в сторону леса…       — А как же ты? — Бык все-таки не смог удержаться от чувств. — Ты-то как выберешься?..       — Я? — Вестник немного помолчал, снова приглядываясь к Старшему. — Там будет видно. А сейчас я хочу пообщаться с этим уродом, — он кивнул в сторону предводителя магов и двинулся ему навстречу. — Исполняйте приказ.       Бык ничего не ответил. Он лишь молча посмотрел ему вслед, но выражение его лица было настолько красноречиво, что глядя на него, растрогался бы каменный голем. Но деваться было некуда. Тем более стоило Вестнику отойти вперед на несколько шагов, как за его спиной раздался страшный грохот, и на землю приземлился огромный дракон. Он слетел с крыши храма, на которой все это время сидел, издавая рев и обрушивая камни, а теперь спустился вниз, благополучно закрыв собой соратников Адаара. И это было как нельзя кстати. Вестник даже улыбнулся про себя: «Вот и молодец… — подумал он. — Хороший мальчик. Теперь-то нам будет легче вас уничтожить…» А сам тем временем приблизился к Старшему и встал напротив него.       — Создатель! Какая честь, — иронично произнес он, разведя руками и, честно говоря, поражаясь собственному бесстрашию. — Вы желали меня видеть, сэр? Чем я могу помочь?       Существо злобно оскалилось.       — Да как ты смеешь, ничтожество? Или ты думаешь, со мной можно шутить?       — О, ну что вы, — Вестник выставил ладони вперед. — Я здесь всего лишь как парламентер. Пришел узнать, есть ли у нас шанс разойтись с миром.       Уродливое лицо Старшего стало еще презрительнее.       — Ты, видимо, даже не представляешь, с кем имеешь дело. Не знаешь, во что вмешался. И какую силу украл! — он яростно указал когтистым пальцем на сияющую руку Адаара. — Якорь! Он мой! Он лишь для достойного! Но не для тебя!!! — и тут же полыхнул огнем, и их с Вестником, а заодно и с драконом окружило плотное кольцо пламени.       Адаар даже не шелохнулся. Правда, рука вдруг засветилась такими яркими, острыми вспышками, что боль в ней через несколько секунд стала невыносимой. Но Вестник и вида не подал — только сжал зубы сильнее. Старший усмехнулся, прекрасно понимая, что он чувствует.       — Все храбришься, — прошипел он. — Геройствуешь. Думаешь, это и есть твоя слава! — он позволил себе выдать смешок. — Жалкий червяк! Что значит твоя слава по сравнению с тем, кем стану я, когда верну себе Якорь и займу Золотой трон! Я буду твоим Богом, ибо нет никакого Создателя! И ты покоришься мне! Так сделай же это сейчас! — Он выкинул руку вперед и зажал горло Адаара магической петлей духа и, как тот не противился, поставил его на колени. — Ну же?.. — потребовал он. — Отдай мне Якорь. И склонись предо мной в немом почтении…       У Вестника искры из глаз посыпались — от дикой боли, от напряжения, но так не хотелось сдаваться.       — Ах ты… — кое-как выдавил он. — …страшилище. Ты слишком уродлив для Золотого трона! Ты не будешь там смотреться!       — Молчать!!! — Старший яростно взорвался магией и сильнее сжал петлю. Боль теперь перешла в грудь и распространилась по всему телу. — Презренный! Какая неслыханная дерзость! Да как ты смеешь? Сейчас ты будешь умирать медленно и мучительно, моля о прощении, но только лишь для того, чтобы облегчить свою кончину. И то, если я разрешу. Ну?..       Бедный Адаар уже едва дышал, слезы сами текли из глаз, но он все еще держался.       — А зачем тебе Якорь? — спросил он, чтобы хоть как-то протянуть время. — Какого черта он нужен, объясни…       Старший внимательно пригляделся к нему, но скорее, как к лабораторному кролику.       — Это ключ в Тень, — снизошел он. — Или ты еще не понял этого?..       — Ах, вот оно что… — Адаар с трудом справлялся с дыханием, а в глазах уже темнело, как все рвалось внутри. — А если я не отдам? Он, знаешь ли, мне самому пригодится. Я тоже хочу… на Золотой трон…       Старший вдруг зловеще расхохотался.       — Да кто ты такой? — вопросил он, снова скорчив злую гримасу. — Мошка, попавшая в чай, и не более. Отдай мне метку, и я сохраню твою жалкую жизнь. С таким упрямством ты мне еще послужишь. От тебя будет толк. Давай же! — и он добавил огня, от чего Вестник дернулся и страдальчески уставился в небо, ибо силы и терпение начали его покидать. Но тут он заметил, как в сторону гор хлестко метнулись несколько горящих снарядов. Наконец-то! Адаар едва не заплакал от облегчения.       — Ну хорошо! — выкрикнул он, еле превозмогая муки. — Я готов тебе служить! Вот, возьми свою метку! — и, быстро выбросив руку, задействовал магию, которую копил все это время. Но рука вдруг неожиданно взорвалась такой мощной вспышкой, что Адаар сам едва не сгорел. Все магические эффекты Старшего мигом рассеялись, да он и сам отлетел в сторону, и даже дракон на время ослеп. А Вестник, придя в себя и оглядевшись по сторонам, быстро вскочил на ноги.       — Проклятье, — он растерянно осмотрел свою метку. — Это еще что было?       Но раздумывать было некогда — кажется, настал хороший момент, чтоб сбежать, и Вестник им мигом воспользовался. Проскользнув под брюхом дракона, пока тот продирал глаза, он вылетел из-под него и что было духу помчался к храму. Все-таки жажда жизни дала о себе знать, и Адаар, уже не думал, что творил, делая все инстинктивно.       А за спиной тем временем послышался страшный грохот. Гул сходящей лавины сотряс пространство, земля содрогнулась. Вестник бежал без оглядки и на бегу врезался в стену, с трудом разбирая путь в ночной темноте, и только тогда обернулся, взглянув на врага. Армия Старшего в панике бегала кто куда судя по мечущимся факелам, а дракон, опомнившись от шока, подхватил своего растерявшегося хозяина и взмыл с ним в небеса.       Лавина яростно приближалась — маги были обречены. Адаару, честно, было их жаль. Правда, его участь тоже оставалась пока под вопросом, тогда он нащупал дверь церкви, потому что идти в обход было уже поздно, ворвался в храм и побежал к подвалам. Но оказавшись в подземелье, вдруг осознал, что понятия не имеет, куда двигаться дальше. Где это секретный проход? Демон его знает! И в этот момент церковь рухнула.       От грохота камней стало страшно. Адаар сжался в комок и закрыл голову руками. Потолок проломился, глыбы посыпались совсем рядом. Он попытался увернуться от них, перекатившись в безопасное место, но рядом опять попадали камни, и деваться было уже некуда. В грудь что-то сильно ударило, ноги сдавило, дыхание сперло. Слышно было, как хрустнули ребра, и Вестник понял, что это конец. Он вдруг заплакал с досады. Ведь спасение было так близко, а он сам загнал себя в ловушку! И теперь предстоит умереть. Даже не попрощавшись с любимым. Адаар сейчас ужасно жалел, что они так плохо расстались с Дорианом. Досадовал на собственную ревность и неуступчивость. Ну почему бы ему было не простить другу его маленькую шалость? Ну неужели бы мир от этого перевернулся? Какой же он дурак… Но на этих мыслях сознание начало его покидать. Лишь напоследок Вестник почувствовал, как чьи-то руки обхватили его, и тело вдруг рванулось куда-то назад, с бешеной скоростью ворвавшись в узкий снежный коридор, обжигающий и леденящий одновременно.       «Наверное это и есть смерть, — подумалось Адаару. — Как же захватывающе… » И он позволил себе расслабиться, лететь в это чудесное пространство без всяких забот. Он даже улыбался при этом, окончательно потеряв связь с реальностью, и чувствовал себя сейчас совершенно счастливым.