***
Но Каллен не успел ответить на это письмо — слишком уж быстро все закрутилось. Как только Хоук прибыл в Скайхолд и в подробностях доложил обстановку, немедленно началась подготовка армии к походу. Были задействованы все ресурсы, разосланы десятки гонцов, мобилизованы все доступные Скайхолду силы, разработана тактика, и уже через пару дней в Западный предел выдвинулась вполне внушительное войско. По дороге через Орлей к нему примкнуло еще несколько дружин: местных дворян и народное ополчение (об этом позаботилась леди Жозефина), а спустя неделю армия Инквизиции осадила крепость Адамант. Вторжение началось почти сразу — с использованием орлесианских баллист и огромного дубового тарана, присланного из Денерима ферелденской знатью, ценой тяжелых потерь, ворота крепости все-таки были выбиты, и бойцы Инквизиции ворвались внутрь. Но там бои оказались еще тяжелее, ибо крепость уже кишела демонами, и сражаться приходилось в основном с ними, а так же с одержимыми магами, что еще больше усугубляло ситуацию. Солдаты гибли один за другим, но не отступали, а обороняющиеся Стражи вообще отличались каким-то неестественным, фанатичным упорством. Создавалось впечатление, что Орден был полностью охвачен одержимостью, хотя, впрочем, чему удивляться? Ведь и с храмовниками в свое время произошло то же самое, но случай со Стражами еще и отягощался тем, что скверна была у них в крови, а это позволило Корифею легче и надежней взять в оборот их сознание. Особенно это было видно по поведению Стража-командора Кларель, глупость которой потрясло Вестника до самой глубины души. «Кларель просто дура! — так писал Адаар в своем дневнике уже после победы над крепостью. — Как же хотелось мне огненной вспышкой спалить ее глупую, лысую голову! Это же надо быть настолько безмозглой! Поверить в такую чушь! Убить друга, который верой и правдой служил ей десятки лет, чтобы взять его кровь и вызвать из Тени опаснейшего демона Ужаса. И еще оправдывать этот глупейший поступок высокими целями. Как можно было вообще вызывать этого демона и думать, что он подчиниться ей?! Дура! Ну просто дура!!! Поверить магистру! Этому Эримонду! Да эти тевинтерцы только и знают, что врать!» Здесь на бумагу шлепнулась жирная клякса — видимо, Инквизитор, стукнул по дневнику кулаком, а потом шла нервная приписка: «Дориан! Дориан!!! Если ты такой же дурак, как Кларель, я придушу тебя лично…» А дальше, под письменами, виднелись капли от слез. И кто бы мог подумать, что над этим дневником карпел бесстрашный и грозный Инквизитор, каким он виделся всем. Кто бы поверил, расскажи шпион Лелианы кому-нибудь, как вновь слышал рыдания, доносящиеся из комнаты Вестника, и беднягу даже некому было утешить — ведь Бык в первые пару дней после битвы со Стражами пролежал в глубокой горячке. Он едва не погиб в последнем бою, а еще лишился рассудка, что окончательно вывело Вестника из себя. К счастью, Солас справился с ситуацией быстро и привел громилу в чувства, но ему еще долго везде мерещились демоны, и он вздрагивал от каждой тени, проносящейся мимо, за что сам же себя и ругал. Но пока Бык приходил в себя — шло время, и Адаар весь извелся от этого ожидания, боясь потерять любимого друга. Поэтому дневник был отдушиной.***
Вестник очень устал в этой тяжелой операции. И пусть крепость была повержена, но потери были неисчислимы. Целая треть армии полегла в Адаманте, и это было ужасно, если учесть, что Адаар ценил каждого солдата, каждую жизнь, которая была в его подчинении, поэтому даже слез не скрывал, когда оставшиеся бойцы и помощники разгребали трупы и устраивали погребальные костры прямо на месте. А еще погиб Страуд. Добрый и сильный воин, к которому молодое, пылкое сердце Вестника искренне прикипело всего за несколько дней. Настоящий герой: сильный, мудрый, бесстрашный, верящий в добродетели, благородный. Чтобы отмыть от позора свой орден, он отдал свою жизнь, причем совершенно добровольно, пожертвовал собой… за правое дело. А как расстроился Варрик, когда узнал о его гибели. Больно было смотреть… Кстати, о том, что случилось с Быком и Страудом, тоже было записано. Вестник писал и писал в эти дни, пока хоронили погибших, пока армия приходила в себя, пока выздоравливал Бык. Это спасало его, и Инквизитор, не жалея перьев и чернил, марал бумагу, только бы излить душу хоть куда-то. А о последнем сражении было написано так, вот отрывки: «Несчастная, наконец, прозрела, — писал он о предводительнице Стражей. — Поняла, что Эримонд все это время пудрил ей мозги. Оказывается, Кларель и не знала, что Корифей жив и здоров и уже вовсю развернул свою бурную деятельность по завоеванию мира. Обособленность Стражей от общей жизни в этот раз сыграло с ними злую шутку. И я бы может даже посмеялся над ней, если бы не погибло столько людей…» «Эримонд, потеряв свою лживую маску, вызвал дракона. Того самого, что так вдохновенно порхал над Убежищем в тот роковой день, ставший последним для этой многострадальной деревни. Не знаю, Архидемон он или нет, но Кларель бросилась на него, как охотник на злую добычу. И все-таки самоотверженности Серых Стражей стоит отдать уважение — Страж-командор пыталась убить рептилию и даже пожертвовала при этом своей жизнью. Зрелище было впечатляющим, но к сожалению, она погибла напрасно — дракон выжил, потому что трупа его мы потом не нашли, но самое страшное было то, что из-за мощной магической вспышки, выпущенной Кларель, рухнула башня крепости, на которой все и происходило. Поэтому все мы — и солдаты, и мои ребята, кто был со мной — все полетели вниз вместе с обломками стен. Второй уже раз я так явственно почувствовал дыхание смерти, во всяком случае — успел подумать об этом и испугаться. Никогда не забуду, как был заживо похоронен под каменными глыбами рухнувшей церкви в Убежище. Не хотелось бы вновь повторить этот кошмар. Может быть эта страшная мысль и заставила меня использовать метку. До сих пор не пойму, как у меня получилось такое, но в пространстве образовался мощный прорыв в Тень, и, чуть-чуть не долетев до земли, все мы скопом бухнулись прямо туда. Жизни сорвавшихся с башни людей были спасены, но теперь мы оказались в новой ловушке, и предстояло как-то выбраться из нее…» «Находиться в Тени во плоти было немного странно. Хотя теперь я не могу сказать, что это случилось впервые. Оказывается, я тут уже был. Во время взрыва на Конклаве — ведь именно так мне и удалось выжить. А сказал мне об этом один теневой дух, который предстал перед нами в образе покойной Верховной Жрицы. Дух открыл мне множество тайн. Оказалось, что теневое пространство, в котором мы оказались — это обитель демона Ужаса — того самого, которого надлежало привязать в Стражу-командору Кларель. Мало того, этот демон еще тогда — во время крушения храма Священного Праха — забрал мои воспоминания. Поэтому-то я ничего и не помнил: ни как выжил, ни как произошел взрыв, ни тем более понятия не имел, что стало с моей рукой и откуда это яркое, зеленое свечение в ладони. А сделано это было для того, чтобы выиграть время для Старшего. Чтобы никто как можно дольше не узнал о его происках и вообще обо всем, что случилось в тот день. Но теперь-то я вспомнил все — спасибо доброму духу Жрицы, который подсказал мне, как вернуть эти утерянные обрывки памяти. Я их вернул. И теперь знаю, откуда у меня метка. Это магический артефакт, который был у Корифея в руках и с помощью которого он хотел совершить ритуал магии крови, чтоб распахнуть врата ни много, ни мало, а самого Черного Города. Жертвой была выбрана Верховная Жрица, ибо душа и кровь ее были наиболее подходящими для этого дела, но номер не прошел. Джустиния позвала на помощь, а я оказался рядом. Ворвавшись в зал ритуала, я случайно отвлек на себя внимание всех присутствующих, и Жрица, улучив момент, выбила магический шар из рук Корифея. Сфера подкатилась к моим ногам, я ее схватил (вот тут хотелось бы спросить себя: черт меня дернул?), но как бы там ни было, а метка вросла в мою руку. Вот так все и случилось. И теперь в моих руках ключ от Завесы. Невероятно…» А дальше шли восстановленные воспоминания и рассуждения: «Я так и не понял, почему произошел взрыв на Конклаве. Видимо, ритуал, начатый Корифеем, каким-то образом завершился — видимо, его было уже не остановить. Но поскольку процесс был нарушен, то завершился он не полностью или неправильно. Во всяком случае, Завеса по большей части выдержала удар, но местами все-таки прорвалась, и последствия этого мы устраняем по сей день. Нас же с Джустинией во время взрыва выбросило в Тень — так мы и спаслись, вернее… спасся только я, а ее поглотили демоны-пауки, которые гнались за нами… Мне очень жаль… Я может быть и мог бы побороться за ее жизнь, но она приказала мне уходить и попытаться исправить последствия этого жуткого происшествия с помощью отнятой у Корифея метки. Я это помню точно, и все же мне больно. А вдруг я смог бы ее спасти?.. Хотя вряд ли, конечно — пауков было море, они всё прибывали и так быстро утащили свою жертву, что мне даже не удалось отбить ее с первого раза. А потом она крикнула мне, чтоб я не смел приближаться и пытаться ее спасти, а побыстрей уходил… Возможно, она была права, но сейчас мне так стыдно. Я понимаю, что шансов не было, но оставлять умирать человека даже в таком случае — очень мучительно. Поэтому как бы там ни было, а теперь я выполню просьбу Джустинии во что бы то ни стало. И пусть груз ответственности слишком тяжел для меня, но мне сейчас легче. Я многое знаю и понимаю, и сделаю все, что в моих силах, только бы оправдать ожидания этой самоотверженной женщины. Надеюсь, ее душа почувствует это, и может тогда я перестану себя корить за то, что не смог сохранить ее жизнь…» Дневник был исписан полностью. Многие события повторялись не раз, а еще были рисунки и всякие магические знаки. В эти моменты Адаар думал. О многом, в частности и о том, как сильна фанатичная вера и какие чудеса можно творить с людьми, управляя таким рычагом. «О, безумный народ! — в отчаянии писал он. — Ну почему же они меня не слушают? Я ведь сказал им, что из Тени меня вывела Верховная Жрица Джустиния. Не Андрасте! Но кто этому будет внимать? Да и леди Кассандра запретила мне «отбирать надежду у истинно верующих». Ну и пусть! Сборище безумных фанатиков… И им ведь даже плевать, что я кунари. Раз Андрасте выбрала меня — значит, так угодно Создателю, — вот их слова. Пророчица вроде как освятила меня своей дланью, а заодно и весь мой народ. Всевышний! Только бы не произошло из-за этого какой-нибудь священной войны. Но пока к моим соплеменникам просто стали относиться терпимее. Что ж, это уже неплохо, но надеюсь, этим все и закончится, и проповедницы не потащатся в Пар Воллен, сопровождаемые войском храмовников, чтобы нести туда благую весть. Только не это. А там пусть думают, что хотят. Главное, что я сам знаю правду, а остальное не важно…» А Бык тем временем бредил и все никак не хотел приходить в себя. Адаар и сам уже едва не стал фанатиком, потому что молился и Андрасте, и Создателю, и всем богам подряд, но чаще всего упоминал в молитвах Верховную Жрицу Джустинию, потому что узнал ее душу лично и искренне расположился к ней. «Бедный мой славный друг, — писал Инквизитор. — Слава Создателю, сегодня он хотя бы меня узнал. Мне так жаль его. А ведь он так отважно держался. Всё то время, что мы пробыли в Тени в поисках выхода, он был в полной форме, ну разве что сражался слишком отчаянно. Но я-то хорошо знаю, что страх к магам и демонам у каждого чистокровного кунари в крови. А демонов нам повстречалось столько, что страшно подумать. Причем многие из них были «личные», то есть отображали те страхи, которые свойственны каждому из нас. Но Бык молодец. Он выдержал испытание и даже с демоном Ужаса дрался совершенно бесстрашно. Вот за это я его и уважаю — за такую несгибаемую силу воли. А еще он хотел остаться со Страудом, чтобы отвлечь огромного Теневого паука — приспешника убитого демона Кошмара. Паук закрывал нам выход из Завесной прорехи, но справиться с ним у нас — израненных и уставших — уже не было никакого шанса. И Страуд остался его отвлечь. Конечно, паук поглотил его почти сразу — прямо на моих глазах, но зато мы успели выбраться и вынесли даже всех раненых, а я выволок Быка. Хотя он так и рвался в бой, но только позже — когда мы уже оказались в реальном мире, в ритуальном зале Адаманта, я понял, в каком бреду и горячке он пребывает. В итоге Бык рухнул без сил, и если бы не Солас, то умер бы на месте. Этому удивительному эльфу я уже обязан не то что жизнью, а всем, что у меня есть. Сколько же раз он уже помогал нам. Вот и сейчас он находится рядом с Быком день и ночь, и хоть дела бедняги пока по-прежнему плохи, но все же уже не так. Жизнь Быка вне опасности, но вот за рассудок его еще следует опасаться. И тут я честно скажу, если Бык не выкарабкается, то я казню всех Серых Стражей до единого. Прямо на месте, и совершенно безжалостно. И Солас со мной согласен…» Вестник хотел сделать так еще сразу, как только вышел из Тени на свет — перебить всех Стражей поголовно и без разбора, без суда и без следствия, а только лишь по его личному приказу. И у него были все причины для этого. Ведь он узнал в Тени еще одну и, пожалуй, самую страшную правду: оказывается, в сорвавшемся ритуальном убийстве Верховной Жрицы Джустинии вместе с Корифеем участвовали и Серые Стражи — они держали жертву в магических оковах, потворствовали всему этому безумию и, по сути, были прямыми виновниками взрыва на Конклаве, такими же, как Корифей. Это видение потрясло Вестника до глубины души. Он объявил обо всем во всеуслышание, когда вышел из Тени, и тут же назначил казнь, но остановило его от быстрой расправы лишь то, что у оставшихся Серых Стражей, когда они узнали эту новость, так искренне вытянулись лица, что Инквизитор понял: они тоже не в курсе событий. Только поэтому он немного смягчился и решил провести расследование. Стражей взяли под арест. К счастью, все вызванные в этих идиотских ритуалах демоны были напрямую связаны с Кошмаром, поэтому после его смерти погибли так же, и маги освободились, но все равно доверия им теперь никакого не было, поэтому их взяли под строгий конвой прибывшие с армией храмовники. Солдат же просто арестовали до выяснения обстоятельств. Мгновенная казнь была отменена, но тут и Хоук тоже внес свою лепту, намекнув Инквизитору, что если он сейчас уничтожит всех Серых Стражей до одного, то земли Орлея и Ферелдена останутся беззащитными перед Мором. А он может начаться в любой момент, и никто точно не знает, когда. В итоге Вестник сдался и уступил. Отменив сиюминутную казнь, он поручил оставшихся Стражей Хоуку и выпроводил их из Адаманта с частью армии с глаз долой — его тошнило от них. А сам остался в крепости, а точнее в том, что от нее осталось, чтобы ждать выздоровления Быка. И только когда друг пришел в себя и окончательно поднялся на ноги, остальная часть войск во главе с Вестником и всей его свитой отправились в Скайхолд для дальнейшего разбора дела.***
По дороге Стражи вели себя тихо, были удручены и обескуражены, а некоторые маги даже просили об усмирении. Видно было, что все они — от чародея до последнего солдата — искренне раскаивались в содеянном, но Адаар все равно не мог им простить их поступка и злился, а отыгрывался на встречных врагах, которые попадались армии по пути. Но это мало спасало, поэтому Вестник прибыл в Скайхолд напряженный и очень уставший. А мысли о ритуале, проведенном Дорианом и вовсе не давали ему покоя. Причем на Соласа Инквизитор почему-то не злился и даже ни разу не заговорил с ним об этом, хотя возможность такая была, причем постоянно, но Адаар будто забыл, что именно эльф явился зачинщиком ритуала. Он упрямо винил во всем Дориана, а при подъезде к Скайхолду накрутил себя так, что видел в имперце уже чуть ли не врага и злостного предателя. Он уже напрочь забыл, как хотел его простить и помириться с ним, лежа под обломками Церкви Убежища. Но волнения, усталость и боль от всего произошедшего в Адаманте доконали его, и Инквизитор прибыл в Скайхолд мрачнее тучи и с совершенно опустошенным сердцем. А увидев казарму с гербом Серых Стражей, куда временно поместили пленников, вновь воспылал негодованием и опять начал подумывать о расправе.***
— Я даже говорить с ними не хочу, — говорил он Быку, пока они поднимались по лестнице в библиотеку. — Честно, вот повесил бы всех и глазом бы не моргнул… — Да ла-адно тебе, — здоровяк, как всегда, был лояльно настроен. — Ну, а что они еще могли сделать? Приказ есть приказ. Солдат-то вообще не в чем винить. Не все ж такие строптивые, как ты, а? Они не могли ослушаться… — Ну конечно, — Инквизитор раздраженно отвернулся. — Я не строптивый. Просто голова на плечах никому не мешает. И она дана не для того, чтобы носить рога… то есть… Короче, думать надо, как бы там ни было, и даже над приказами начальства, тем более если они кажутся безумными… — Вот поэтому ты и глава организации, а не солдат, — парировал Бык. — А солдаты не думают… — но Адаар не унимался. — Нет, ну как вообще можно было поверить во всю эту чушь?! В эту ересь, которую втирал в их безмозглые головы Эримонд. Это же… какая-то наивность просто… — Вестник даже помог себе руками, чтобы лучше выразить чувства. — Они ведь воины, а не глупые барышни. Воины! Черт возьми, как можно было быть такими бестолковыми… С этими словами оба подошли к нише, где располагалось рабочее место Дориана. А тот, услышав родной голос, сразу вскочил и спрятался за полки с бешено стучащим сердцем. Он и сам не знал почему, но в этот момент как раз и почувствовал себя той самой глупой барышней, о которой говорил Адаар. Но такое внезапное появление возлюбленного очень взволновало имперца. Он углубился в нишу, покрепче прижался к косяку окна и снова прислушался. А Инквизитор с Быком тем временем остановились с другой стороны книжных полок. — И вот еще что, Бык… — начал опять Адаар. — В общем… я слышал ваш разговор с Соласом… насчет магии крови. Помнишь? Речь шла о Дориане. И о моем чудесном исцелении в Убежище… — Кхм… — Бык неловко крякнул и выпрямился. — Да? Ну и что же ты слышал? — Всё… — Вестник отошел к окну и, сцепив руки за спиной, глянул во двор крепости, где шли тренировочные бои. — Это что, правда, что они с Соласом оживили меня магией крови? Ты точно уверен? Ты еще раз говорил об этом с эльфом?.. Бык помолчал. — Да в общем-то нет… — он тяжко вздохнул. — Я просто понаблюдал за тобой, но не обнаружил никаких признаков одержимости и… решил, что может и не стоит это ворошить. Не хотел тебя расстраивать. С тобой ведь все в порядке… ну, а остальное меня мало волнует… Но может тебе самому с Соласом поговорить, раз уж ты все это знаешь… — Может, — Адаар расстроенно покачал головой. — Но больше всего я хотел бы поговорить с этим… в общем… Я хочу спросить у Дориана. Лично! Как думаешь, где мне его найти? — Гм… — Бык немного подумал. — А! Так ведь Феликс же здесь. Помнишь, в тот день, когда мы отправлялись в Крествуд, он как раз сюда приехал. Вот у него и спроси. И вообще… знаешь, малыш… — Бык подошел и обнял Вестника. — Я не маг, конечно, и не знаю всех этих тонкостей, но… мне даже подумать страшно, что могло бы быть, если б не этот ритуал… Нет, я не оправдываю никого… — Бык сразу выставил ладонь вперед, видя, как возмущенно дернулся Адаар. — Но честно скажу, если бы Солас попросил мою кровь и заверил бы меня, что только так ты и выживешь, то я бы… я бы даже не раздумывал… — он привлек к себе Вестника и поцеловал его в лоб. — А теперь можешь казнить меня вместе с Серыми Стражами. Но случись такое дело, я бы жизнь за тебя отдал. Да хоть и демону, только бы ты был жив. Поэтому в чем-то я даже понимаю этого твоего имперца… — Он не мой, — зло буркнул Адаар и высвободился из объятий Быка. — Видеть его не хочу. Он предатель! Просто хотелось спросить… глядя ему в глаза… — и как не страшно было Дориану показываться на глаза возлюбленному в этот напряженный момент, но после таких обидных слов он все же не выдержал и вышел из укрытия. — Ну что ж, у тебя есть такая возможность… — сказал он Адаару, оскорбленно задрав подбородок и изо всех сил стараясь скрыть свое волнение. — Вот он я. Спрашивай…