***
По дороге в Эмприз-дю-Лион Адаар был неразговорчив. Ему тоже было больно проститься именно так, а ещё больнее — от собственной нерешительности и от того, что он по сути сбежал со свидания. Вестник даже Быку пока не мог в этом признаться — так было стыдно, и поэтому ушёл в чтение книг — своё любимое занятие. Первым делом он выпросил у леди Кассандры новую часть романа, которую написал ей Варрик, и проглотил её за один день целиком, а потом — всё оставшееся время пути — перечитал свою книгу: про мага и его слугу-эльфа. Адаар уже знал весь роман наизусть, но всё равно читал его снова и снова, и грустил иногда, вспоминая написанное, а точнее — грезил возлюбленным, который остался в Скайхолде и думает теперь о нём чёрт знает что. А так хотелось бы, чтоб он снова был рядом, но страх опозориться вновь — оказался сильнее. Вестник и первую-то свою осечку до сих пор вспоминал с мучительным содроганием, — не хватало, чтоб ещё и вторая мука добавилась. Ну уж нет… Бык наблюдал за своим подопечным и видел всё это. Он быстро понял, что случилось какая-то неприятность, наверняка касающаяся сердечных дел, но пока не встревал в это дело и не спрашивал ничего. Надо будет — Адаар сам расскажет. Бык пока с лёгкой и даже чуть снисходительной улыбкой наблюдал за тем, как молодой друг снова и снова открывает свою книжку, выискивает там какие-то трогательные моменты, читает их и снова вздыхает, задумчиво глядя вдаль. Он даже в дороге читал. Конь — огромный, умный тяжеловес — вёз хозяина сам: медленно, не спеша, пока отряд брал передышку и двигался медленнее; или скакал на всех парах, если Инквизитор пришпоривал его, желая мчаться галопом, чтоб разогнать тоску. Тогда уже было не до чтения, и Адаар нёсся вперёд, будто бы убегая сам от себя и обычно скрывался вдали, а остальные потом настигали его спустя пару часов. И снова заставали сидящим под каким-нибудь деревом с любимой книгой в руках. Так продолжалось несколько дней. Несколько дней разлуки, страданий и сожалений, попытка уйти в роман, где всё было правильно и красиво. Но сказка — не быль, и сердце всё равно больно щемило. Вестник даже пытался начать разговор на эту тему с Быком, чтоб облегчить душу, но пока не получалось вымолвить даже слова. Поэтому говорили об отстранённом, а точней — и о насущном, заодно пытаясь понять, что же случилось в Эмприз-дю-Лионе. Сообщение, наспех доставленное взмыленным и перепуганным курьером, содержало мало полезного. Инквизитор лишь понял одно: надо срочно спасать положение. Красный лириум и красные же храмовники — это то зловещее сочетание, пренебрегать которым нельзя. Наверняка в поселении Сарния — основном жилом центре Эмприз-дю-Лиона — случилось что-то ужасное. Вот армия и отправилась в путь — без всякого промедления, и, как выяснилось позже, не зря.***
В Сарнии, действительно, произошло нечто зловещее. Здесь Инквизитор впервые узнал, что красный лириум оказывается можно выращивать, но для этого ему нужна питательная среда: живые люди. Или животные — не важно. И то, и другое по сути было ужасно, но именно этим и занимались тут красные храмовники: выращивали лириум из людей. А началось всё с карьера, который ещё недавно приносил Эмприз-дю-Лиону солидный доход, но в настоящее время встал. Добываемый там камень — лазурный гранит — славился на весь Орлей, и знать использовала его для строительства фасадов, садов и дворов. Но в связи с войной между императрицей Селиной и её кузеном — герцогом Гаспаром, так же претендующим на трон — поставки прекратились. Дворянам стало не до роскоши, и деньги теперь шли на военные нужды. В итоге жители Сарнии, лишённые главного источника прибыли, вскоре остались практически без средств к существованию. А тут ещё и единственная река, соединяющая Эмприз-дю-Лион с внешним миром, замёрзла. Поселение попало в такое бедственное положение, что госпожа Пулен — староста деревни — предприняла отчаянную попытку к спасению местных жителей и заключила союз с красными храмовниками. Знала она, к чему это приведёт, или нет — неизвестно, но подозревать должна была. И тем не менее продала рудник, принадлежащий ей по праву, новым господам со странными красными глазами. Но ведь поначалу они вели себя благородно, выглядели, как настоящие шевалье — так рассказывала Инквизитору госпожа Пулен. И всё шло по плану: карьер возобновил свою деятельность, люди получили работу, деревня — припасы и деньги. Вроде бы не о чем волноваться, но спустя пару недель опасения старосты подтвердились: рабочие начали пропадать, причём без каких-либо объяснений. Госпожа Пулен решила выяснить, в чём же дело, и ей рассказали правду: люди использовались, как подкормка для красного лириума. Камень храмовников не интересовал, хотя работники поначалу пытались его добывать, но в конце концов даже самые несмышлёные из них поняли, что дело нечисто: некоторые их друзья уходили в пещеры и не возвращались, оттуда как будто слышались крики, потом рабочим и вовсе запретили возвращаться домой. Их даже заперли в клетках, когда начались волнения. Спастись было нельзя: напуганным людям оставалось только уповать на судьбу, но увы — она отвернулась от них. Бедняг заразили насильно — всех до единого, а позже красные храмовники потребовали у госпожи Пулен новую порцию «удобрения». Конечно, не обошлось без угроз, и староста согласилась. Она написала храмовникам список людей — больных или слишком старых, а так же и тех, кого вряд ли кто-нибудь хватится — и разрешила забрать их. Таким образом можно было ещё какое-то время сдерживать страх и подозрения тех, кто остался нетронутым. А несчастных из списка забрали глубокой ночью — тихо и незаметно, пока остальные жители спали. Утром госпожа Пулен придумала оправдание и сразу раздала нуждающимся припасы, полученные от храмовников, чем притупила беспокойство людей ещё на несколько дней. Но она понимала, что надолго обмана не хватит: что бы госпожа Пулен не говорила, как бы не скрывала истину, но народ начинал тревожиться. Это становилось опасно. В итоге могло подняться серьёзное возмущение, а это привело бы к самой настоящей трагедии: храмовники ворвались бы в деревню и уже не стесняясь перебили бы самых активных жителей, а остальных — скорее всего женщин и детей — уволокли бы в карьер и придали бы страшной смерти. Госпожа Пулен, как могла, оттягивала этот момент, творя зло во имя добра, а сама втихаря отправила самого пронырливого мальчишку из местных в стан Инквизиции в Скайхолде. Только оттуда можно было ждать помощи, и теперь вся надежда была на Создателя и на маленького пострелёнка. К счастью, парень добрался до крепости даже быстрее, чем разведчики Лелианы, которые тоже принесли похожие вести из Эмприз-дю-Лиона. А поскольку сведения шпионов и местного жителя полностью совпали между собой, — медлить было нельзя. Армия выдвинулась в поход в этот же день, и, кстати, Лелиана взяла мальчонку, принесшего весть, к себе в обучение. Его характер и способности к выживанию очень понравились ей. Шутка ли — проделать такой путь, через опасную местность, в снежную глушь, — и при этом не погибнуть. Такой поворот судьбы простого мальчишки можно было считать хорошим предзнаменованием, и он даже написал об этом в письме госпоже Пулен, которое передал с Инквизитором. Кстати, писать и читать он тоже научился сам — вот такой был смышлёный. Так что Лелиана в нём не ошиблась. Но не об этом речь. Инквизитор с армией выдвинулся в Эмприз-дю-Лион, и местность была спасена. Не сразу, конечно, но за несколько дней Сарния была окружена дружескими лагерями, а храмовники оттеснены к крепости Суледин — своему основному убежищу. Взять крепость не составило особого труда, если не считать стычек с заражёнными великанами, но силы Инквизиции к этому времени были уже такие, что армия справилась быстро. Правда, возникла одна загвоздка: в крепости, оказывается, обосновался очередной демон. Теперь-то стало понятно, откуда такой размах у красных храмовников. Правда Имшель — так звали демона — поработил и их заодно, и вообще очень хорошо устроился в Эмприз-дю-Лионе, удовлетворяя собственные нужды, но и с этим в конце концов было покончено. Имшэль, правда, пытался соблазнить Инквизитора, решив выменять у него свою жизнь на определённые блага. Но Адаар не поддался. Тогда демон что-то зашептал ему на ухо, а когда это случилось, Бык сразу схватился за свой топор. Он уже готов был начать схватку даже без приказа — хотя никогда раньше себе такого не позволял, но сейчас он очень боялся, что Имшэль добьётся подлых целей. Бык отлично расслышал, что сказал Адаару проклятый искуситель, и теперь был готов ко всему. Но, к счастью, Инквизитор уже не был тем наивным мальчишкой, у которого когда-то — в Крествуде — демон отчаяния едва не выудил сердце. Нет. Он первый и начал бой: — Пожалуй, я всё же убью тебя, демон… — так сказал Адаар, и бой начался немедленно. Имшэль просто не знал, что Вестник терпеть не мог, когда кто-то совал свой нос в его личные дела, и особенно задевал за больное. Он только Быку подобное позволял, а уж демону… Никогда! И Имшель был повержен. Инквизитор лично убил его, воткнув в истерзанное тело твари свой посох. Он вложил всю злость и всю силу в этот удар, и, казалось, что вместе с демоном умер и страх. Все прошлые переживания, касающиеся неуверенности в любви вдруг испарились. Будто камень свалился с плеч, но всё же слова, нашёптанные Имшелем на ухо Адаару, засели у Быка в голове, и он принял меры. Он больше не стал церемониться, и как только они остановились в Сарнии на ночлег перед отправкой в Скайхолд — в пустом доме, которых, к сожалению, после всех печальных событий в деревне прибавилось, — так вот, как только армия отправилась на покой, грозный кунари, как говорится, взял быка за рога.***
— Ты что, так и не развязался, мой мальчик? — Бык уселся на кровать напротив Адаара. Они были в доме одни — Инквизитор и его верный телохранитель. — У вас так и не было ничего? Ну… с этим имперцем, — Бык смотрел на своего воспитанника единственным глазом, с явным намерением не отставать. — Я слышал, что плёл тебе на ухо этот проклятый Имшель. «Ты забудешь о своей неудаче… Всегда будешь вызывать у возлюбленного только восторг… Никаких больше страхов… Лишь вечная страсть и привязанность…» — так он тебе говорил? Бык уже не боялся лезть не в своё дело: пусть мальчишка лучше побесится, пусть даже вспылит, но с этой затянувшейся девственностью надо было как-то кончать. Правда, Адаар и сопротивляться не стал: — Да… — честно признался он. — Он думал, что я куплюсь на эти слова, но только взбесил меня больше. — Я видел, — Бык покивал, вспомнив ту сцену в крепости. — И, честно, испытал тогда немалое облегчение. Ты молодец. Но всё же… Как же так вышло, что вы так и не… кхм… Аддар отвернулся и горько вздохнул. Привычная боль снова вцепилась в душу, но на этот раз ему уже было легче. Рядом сидел друг, который не посмеётся, а даже скорее — поможет, и главное — всё поймёт. Вестник не стал скрывать. — Я просто струсил… — вздохнул он с досадой. — В самый последний момент, когда всё уже шло к тому… я сбежал… Дела позвали, и я сразу этим воспользовался… чтоб снова не опозориться… не пасть в грязь лицом, как тогда — в лагере Вало-кас… — Ясно, — Бык помолчал немного, кивнул. — Но я, признаться, не думал, что дело зайдёт в тупик. Обычно это ведь… само собой происходит, когда достаточно распалишься и… — он почесал затылок. — Промахнуться ведь трудно. Даже не задумывался никогда, что с этим могут возникнуть проблемы. Но впрочем, ладно, — он встал с кровати. — Тогда давай просто попрактикуемся, — он скинул с себя снаряжение, оставшись в одних штанах. — Дело-то быстрое… — Что? — Адаар поднял глаза, побледнев. — Как это «попрактикуемся»? Ты о чём? Бык сначала не понял его испуга, но когда осознал причину — от души рассмеялся. — Ох, кунарийские боги… — он вытер слезинку с щеки. — Вот дурачок. Что ты подумал-то? Что я себя предлагал? — он снова хихикнул. — Нет. Тут ты немного ошибся. Но объект для тренировки мы сейчас быстро найдём, — а заметив, как Адаар дёрнулся с места, чтоб выразить протест, Бык вытянул руку ладонью вперёд. — И никаких возражений. Больше сказок вроде: «Я не могу без любви» я слушать не стану. Ты и с любовью не смог, уж прости. Позволь мне быть откровенным и сказать тебе правду. Но это не страшно, поверь. Всего-то нужна тренировка. Увидишь: получится без любви, зато потом с любовью будет ещё слаще. Сейчас, погоди… — Бык! — Вестник вскочил с кровати, но было поздно — друг уже исчез во дворе. — Ладно, делай, что хочешь… — он махнул ему вслед рукой. — Только избавь меня от этого страха. Я не могу так больше… — Вот это правильно… — Бык, оказывается, так и стоял на пороге, ведущей во двор, и всё слышал. — Правильное решение. — Он помолчал и прислушался, а потом зашептал в темноту: — Эй, Проныра! Я знаю, что ты здесь. А ну, выходи… Кусты поблизости сразу зашевелились, и оттуда вылез тот самый эльф, которому Бык когда-то — ещё в Убежище — доказал, что для того, чтобы кончить, достаточно одних поцелуев. Парень тогда так запал на ласки здоровяка, что стал ходить за ним по пятам, надеясь на новое удовольствие. И получал его иногда — в обмен на услуги. В итоге он стал негласным слугой Быка, а так же объектом для его вечерних разрядок, — если очень хотелось, а искать объект поинтересней было лень. Но Проныра — так назвал эльфа Бык — был рад и этому. Он обожал своего господина — и просто так, и в постели — любил его всей душой и служил ему так усердно, что это нельзя было не ценить. К тому же парень оказался не только способным и ловким, но и умеющим держать за зубами язык, а это было вообще отменное качество. — Иди-ка сюда, дружок, — Бык поманил Проныру, и тот подошёл. — Слушай, что я скажу. Его милость хочет расслабиться, ты понял меня? Ему разрядка нужна. Немедленно. — Ах! — эльф подобострастно упал на колени — он любил такие эффекты и никогда не упускал возможности потеатральничать. — Я боюсь поверить своему счастью! Меня коснётся сам избранник Андрасте! О, Эльгарнан, Отец Всего сущего! Моё тело и душа будут принесены на алтарь… — Да замолчи ты, — Бык схватил его за шиворот и затащил в дом. Он давно уже привык к подобным представлениям и иногда даже потешался над ними, но сейчас было не до того. — Слушай меня внимательно, — он взглянул мальчишке в глаза. — Сначала Я тебя оприходую, а Его милость будет смотреть. Потом он. И только попробуй мне пикнуть и кому-нибудь рассказать. Последние слова, конечно же, были излишни, но Бык всё равно сунул ему под нос кулачище. Эльф сразу растаял. — О-ох… — он уже был в предвкушении. — Мой господин… — Проныра обожал грубую силу, любил Быка, который пользовал его, кстати, частенько довольно жестоко, но зато потом так ласково утешал, что хотелось снова и снова подвергнуться его грубости. Но Инквизитор был совсем другим существом: пусть таким же здоровым и крепким, как все кунари, но с очень чуткой душой. Проныра давно это приметил и теперь слюнки пускал на главаря Инквизиции, но и думать не смел, что когда-то будет с ним близок настолько! И пусть всего лишь для утоления страсти, но всё равно… Ах, как же стучало сердце! Эльф чуть сознания не лишился, когда взглянул на своего будущего любовника. У него ноги подкосились — такой сладостный трепет он испытал, а Инквизитор пока отвёл взгляд и обречённо вздохнул. — Кошмар… — Но делать было нечего. Бык не отстал бы, да Вестник и сам хотел уже сбросить с себя это жалкое бремя мальчишества. Нет, ну что за позор? Могущественный Инквизитор, повелевающий теневыми разрывами, заставляющий обращаться в бегство драконов, грозный защитник Тедаса, вставший поперёк горла самому Исчадию Зла и вдруг… трусит с любимым в постели. Даже подумать смешно. А взглянув в хитрые глаза Проныры, хоть и глядящие сейчас с искренним обожанием, Адаар сразу твёрдо решил, что ему-то он точно не покажет своей слабости. Мужество и уверенность пришли сами собой, вместе с тем и бесстрашие, а дальше пошло, как по маслу. И эльф выдержал всё — а тренировались на нём до утра, — но не смотря на боль и страдания (ведь вынести двух любовников, превосходящих тебя по размеру в три раза — это совсем непросто) Проныра всё равно дрых под утро на подстилке возле камина со счастливой улыбкой на губах. Правда смотрелся при этом, как мёртвый, но это уже были мелочи. Адаар же краснел от стыда, созерцая его. — Бык, пусть он уйдёт, — Вестник качал головой. — Разбуди его или унеси в другой дом. Мне даже подумать страшно, что мы ночью творили. Не могу смотреть на него… — но здоровяк лишь смеялся в ответ — ему было забавно. — Да брось ты… — он толкал Адаара в плечо. — Парнишка просто огонь, —и шутливо сдвинув брови, он с улыбкой глядел на своего юного друга. — Кстати, ночью ты был совсем иного мнения о нём. И можно понять. Посмотри, — Бык кивнул на спящего эльфа. — Эти остроухие паршивцы красивы как сами цветы. Они всегда мне нравились, но знаешь ли… я боялся… Ты понимаешь же… Больно уж хрупки они. Худенькие. А этот вон — выдержал всё… Вестник схватился за голову. — Бык, ну, хватит! Прошу! — он ужасно стыдился, особенно собственной страсти, которая взорвалась как вулкан этой ночью. Адаар и не ожидал от себя такого. И эльф, действительно, был очень красив, а ещё изящен и чувственен. Вестник ужасно боялся причинить ему вред, жалел его, но Бык был намного жёстче, и практически истязал мальчишку, и — подумать только! — это так бешено возбуждало. Инквизитору ещё нужно было свыкнуться со своими новыми ощущениями, смириться с пристрастиями, о которых он даже не подозревал. Вестник и о Дориане стал думать совсем по-другому, и к возлюбленному теперь рвалась не только душа, но и тело. Да как! Терпения не хватало до крика, как хотелось домой. — Бык, может выйдем первыми? Возьмём небольшой отряд и поскачем. Громила весело рассмеялся на это. — Что, хочется поскорее к любимому? Под тёплый бочок, а? — он по-дружески щипал Вестника за щеку. — Успеешь, мой мальчик, успеешь. Армии надо дать передышку. Три дня тут побудем, тогда и двинемся в путь. Зато у тебя будет время, чтобы ещё попрактиковаться. — Нет, Бык… Нет! — Да, — здоровяк по-отечески хлопал Инквизитора по плечу. — Да, мой милый. И не спорь со мной, ладно? Пока я не буду убеждён, что ты смел и напорист в этом деле и больше никогда не стушуешься, только тогда тебя отпущу. Ты уж прости, но… я старше, — Бык прибёг к хитрости: ослушаться старшего у кунари было не самым благородным делом, и пусть вестник вырос в тал-васготах, но видно было, что отец привил ему многое из родных обычаев. — И вообще, ты ещё спасибо мне скажешь. Ты командир — ты должен быть первым во всём. А уж в деле страсти, поверь, лучше меня учителя не найти. И я, к счастью, не демон, поэтому сделаю своё дело честно, без всяких обиняков… — Бык положил свою широкую ладонь на руку Инквизитора, и тот лишь обречённо вздохнул. Но всё же взглянул на друга с нежной, благодарственной улыбкой.