***
Дориан в первый же день пожалел, что не оделся теплее. Нет, он не промок — ни под дождём, ни в болоте — потому что гоняться за живыми мертвецами, которые лезли из грязной воды отовсюду, ему не пришлось. Дориан уничтожал их магией на расстоянии, на пару с Адааром, стоя на берегу, и всё равно промозглый ветер, сырость и холод сделали своё дело, и бедный маг всю ночь продрожал в палатке в горячих объятьях любимого и всё равно никак не мог согреться. Промозглость, казалось, пробиралась из-под земли, проникала сквозь плотные стены шатров, через лежанки, под одежду, под одеяло и впивалась чуть ли не в душу. Дориан даже стонал, как трясся, грея заледеневшие ноги в теплых ногах Адаара, кутался в плед, ныл и мучился, а утром начал чихать. Инквизитор заволновался и хотел выслать друга обратно в Скайхолд, но в ответ получил такую гневную тираду о неуместной опеке, что передумал. И немногочисленный отряд снова двинулся в путь — по болотам, преодолевая поломанные, полусгнившие мосты, зыбкие берега, изничтожая по дороге нечисть. Дориан, героически справляясь с недомоганием, дрался без устали и вначале даже выглядел бодрым, но на ночной стоянке в заброшенной, вымершей деревне снова сдал и всю ночь промучился жаром. Адаар менял ему белье, кутал в плед, поил всевозможными настойками и лекарствами, но друг всё больше слабел, и всё же на утро, вновь выспавшись и согревшись в добрых объятьях возлюбленного, опять двинулся в путь, не жалея себя. Дориану очень не хотелось стать обузой для отряда и, не приведи Создатель, прослыть слабаком, особенно перед Быком, который всё время шёл рядом и наблюдал за ним. А позже, когда Дориан обнаружил, что здоровяк ещё и защищает его в бою, он окончательно взбесился. — Вашедан! — выругался маг по-кунарийски. — Ты какого чёрта торчишь возле меня?! Я и без тебя управлюсь! — Да ты еле на ногах держишься, — ответил на это Бык, да с такой искренней заботой в голосе, что Дориан затрясся от возмущения. — Я справлюсь сам! — упрямо выпалил он. — Оставь меня! Мне няньки не нужны! — и в этот момент Бык резким ударом топора прикончил демона, который выскочил из-под земли, и Дориан даже ахнуть не успел, как цепкие лапы впились ему в плечи. Он отшатнулся, вскрикнул и едва не упал, если бы Бык и подоспевший Адаар не поддержали его. — Дориан… — Инквизитор взволнованно осмотрел покрывшееся нездоровыми пятнами лицо друга. — Может быть ты всё-таки вернёшься. Я дам тебе сопровождение… — но он не договорил, потому что несчастный маг в этот момент потерял сознание.***
А очнулся на руках у Быка и, похоже, его даже несли. Видимо, сражение за очередной странный маяк, которых обнаружилось на территории Бурой трясины несколько, закончилось, а после этого в округе обычно становилось тихо. Похоже, с этими маяками была связана какая-то магия — магия крови, естественно: об этом свидетельствовали найденные записки какого-то мага, чей труп обнаружился на первом таком портале, обглоданный демонами. Опять очередной идиот забавлялся с запретными ритуалами, — теперь понятно, откуда по местности столько живых мертвецов и всякой нечисти. Значит Дориан лишился чувств как раз в битве за один из таких маяков. Как это было больно и унизительно! А теперь его ещё и несли! — Эй, отстань! — он, изо всех сил справляясь с головокружением, вывернулся из огромных рук Быка и соскочил на землю. — Да как ты смеешь?.. Я тебе не девочка! — Но дальше спорить не пришлось, потому что от ворот большой крепости, возле которой оказался отряд и в которой предположительно размещалось логово местных аборигенов, стали наступать мертвецы. Очередные! И их было столько, что пришлось бежать к замку практически сломя голову. Бык расчищал дорогу своим топором, Дориан и Адаар вместе сражались магией, имперец, отдохнув на руках у Быка, вновь обрёл силы, но Вестник всё равно находился рядом, чтобы его защитить. И, кстати, не он один! Дориан обнаружил, что его опекают все: Варрик отстреливал ходячие трупы, стоило им лишь приблизиться к магу, хотя бы на десять шагов; Коул, сверкая ножами, сносил головы болотным сосальщикам, которые тоже набегали от воды, почуяв запах добычи, и пытались укусить Дориана. Маг почувствовал себя защищённым, нужным, окружённым друзьями и впервые явственно осознал, что является частью отряда. Он даже воспрял духом, а пыл сражения дополнительно его окрылил, и Дориан, не желая больше обременять друзей, решительнее взялся за дело. И вот уже никто не замечал, что он болен, вот и он уже сам помогал своим, окружая их защитным барьером, спасая от ядовитых стрел, которые пускали скелеты. Ещё десять минут, и они пробрались к крепости, выбили охрану авваров, закрыли ворота, задействовав специальный механизм, и полчище ходячих мертвецов осталось с другой стороны, воя и злясь, просовывая костлявые руки сквозь решётки, но тщетно. Отряд наконец-то обрёл хоть какую-то безопасность. Можно было вздохнуть свободней. Осталось теперь добраться до главной башни — полуразвалившейся и поросшей вьюном, находящейся на самой вершине замка — чтобы встретиться с главой клана аборигенов и потребовать выдать заложников в обмен на бой. Да-да, вожак местного племени решил сразиться с Вестником Андрасте, чтобы выяснить, чьё божество сильнее: Создатель или Царица Небес, которой поклонялись аввары. Для этого он и похитил солдат и заманил Инквизитора в крепость. Правда, глава Инквизиции надеялся решить это дело миром, но, увы, не получилось: как только предводитель авваров по имени Длань Корта завидел приближающегося Вестника, он тут же в рёвом вскочил со своего импровизированного трона и кинулся в бой.***
Между ними оставалось ещё расстояние, и Аддар, глядя исподлобья на врага, пока тот сбегал с высокой лестницы полуразрушенной башни, отбросил свой посох. Протянув руку к Быку, он даже не взглянул на него, но громила сразу смекнул, чего хочет друг. Тогда он вытащил из-за спины свой топор и отдал его Адаару. — Ты уверен? — спросил он с некоторым волнением. — Да, — Инквизитор даже не задумывался. — Я не слабак и магией прикрываться не стану. Мы померимся силами честно… Бык сглотнул, но спорить не стал, и всё же на всякий случай приготовился броситься в драку, пусть и с пустыми руками. Варрик тоже наблюдал эту сцену и, незаметно сняв с плеча арбалет, заправил в него убойную стрелу, чтобы если, не приведи гномьи боги, Адаар подвергнется опасности, убить его противника одним выстрелом в висок. Сжал в руках ножи и Коул, тоже готовый броситься на подмогу, используя убийственный приём-вертушку. Всё это друзья проделали незаметно, чтоб не обидеть своего командира, но каждый из них твёрдо решил, что не даст Инквизитору умереть. Ни в коем случае! Разволновался и Дориан. С одной стороны, геройство Адаара внушило ему дополнительное уважение и восхищение, но, с другой, он ужасно занервничал. Сам имперец вообще не умел держать оружие в руках, хотя посохом дрался умело, но всё же… против такой огромной секиры, наперевес с которой к Адаару стремительно приближался вождь авваров, чуть ли не вдвое превосходящий его по размерам и на голову выше… Дориан, честное слово, не постыдился бы и сбежать, попадись ему такой враг, — но Адаар не дрогнул. И встретил противника мощным ударом и блоком, от которого так яростно взвизгнула сталь, что зазвенело в ушах. В темноту ночи брызнули искры ударов — бой начался. Инквизитор не сразу приноровился, и сначала даже получил пару ранений — в самом начале схватки, но как и каждый кунари, лишь озверел от боли и стал неуправляем совсем. Бой пошёл на смерть, и, видно было, что ни один из соперников не уступит — так громко лязгало оружие и так страшно рычали они, пожирая друг друга глазами. Бык сильней сжал кулаки, наблюдая за сценой, Варрик, напряжённо дыша, гладил ручку своей верной Бьянки, Коул до ломоты в суставах сдавливал перевязи кинжалов, а Дориан налюбоваться не мог, насколько силён и бесстрашен был его друг. И пусть в душе постоянно ёкало, как только топор врага сверкал страшным отблеском под светом печальной луны, но не восхищаться зрелищем битвы двух огромных, мощных существ — сильных и яростных — никак было нельзя. И пусть Дориан тоже приготовил пилюлю — сильнейшее заклинание заморозки, действующее мгновенно (благодаря новому магическому перстню, подаренному Адааром) — но он не хотел бы его применять. Имперец мечтал, что его друг победит и сделает это лично, что станет окончательным поводом для гордости за него. Так и случилось. Вымотавшись сражением, Инквизитор, поняв, что теряет силы, применил хитрый приём, усвоенный от своего учителя — от Железного Быка: он упал, притворившись поверженным, а когда враг, обрадовавшись, решил его добить, Адаар увернулся, перекатился по земле и в последний момент снёс ему голову. Вокруг стало тихо. Вестник приподнялся на земле, отдышался, вытерев кровь с лица, и взглянул на рухнувший труп. В виске Длани Корта уже торчала стрела, его тело по шею застыло от холода, а из спины торчало два кинжала. Рука с топором, которая могла лишить Инквизитора жизни, была плотно обмотана цепью, которую держал Бык. Вестник, увидев всё это, с укором взглянул на друзей, покачав головой, и те сразу изобразили невинное безразличие. Только Бык ничуть не смутился. — А ты как думал? — он подошёл и высвободил конец своего железного аркана. — Мы бы не дали тебе умереть. А это, — он кивнул на истерзанное тело главаря авваров, — на крайний случай. Я был уверен, что ты справишься сам. Хотя… последний приём… — … был нечестным, я знаю… — Адаар немного смутился. — Нет. Он был очень опасным, — подправил его Бык. — Ты здорово рисковал, используя эту хитрость, потому что мало практиковался. И всё же… — здоровяк, как всегда, улыбнулся своей удивительно доброй улыбкой. — Всё же ты молодец. Отлично справился. И нечего тут стесняться. В войне все средства хороши. — Да, но только бой не вышел честным… — Вестник не мог успокоиться. — Пф! — Бык помог ему подняться, похлопал по плечу и поцеловал в окровавленный лоб. — Честные умирают первыми, дурачок мой, запомни. Тем более это не тот враг, с которым надо церемониться. Или ты не заметил, что он хотел убить тебя лежачего? Для таких «храбрецов» этот приём и придуман. Вот если бы он подождал, когда ты встанешь, тогда другое дело… — Громила пнул ногой безжизненное тело Длани Корта, а после нагнулся и поднял его топор. — Ох, до чего же хорош… — он с неподдельным восторгом оглядел мощное оружие, а Инквизитор пока, тяжко вздохнув, взглянул на Дориана. А у того так и сияли глаза — и от восторга, и от гордости, и от неимоверного облегчения, что всё закончилось так, как хотелось. Маг даже покачал головой, не скрывая своего восхищения, и Инквизитор мигом забыл про все сомнения и почувствовал себя героем. Захотелось обнять любимого и крепко поцеловать его, но Адаар знал, что такое обращение Дориана обидит. Поэтому он просто отдал топор Быку, который тут же начал придирчиво сравнивать его с новым добытым трофеем, поднял свой посох с земли и подошёл к другу. В глазах так и сквозило волнительное ожидание, и Дориан его удовлетворил: — Ты был великолепен, — сказал он. — Я впечатлён до самых глубин души. — И ничего было больше не нужно. Адаар расцвёл на глазах и уже ни о чём не жалел. Он только поблагодарил друзей, неловко поулыбался, всё ещё не привыкнув без смущения принимать собственные победы, а чтобы прийти в себя окончательно, направился к аборигенам, которые стояли здесь же и тоже наблюдали схватку. Один из них — как позже выяснилось, жрец по имени Глядящий в Небо — выступил вперёд. — Твой бог оказался сильнее, — сказал он. — Наш клан готов подчиниться тебе, Вестник Великой богини. Но только до тех пор, пока мы не примирим наших богов с вашими. А пока мы будем твоими глазами, ушами и орудием, если нужно. Вестник мало что понял из этих слов, особенно про богов, но главное осознал — аввары не настроены больше драться. Во всяком случае, в ближайшее время. Что ж, и то хорошо… — Где наши люди? — только и спросил он. — Они живы? — К счастью, да, — Глядящий в Небо подошёл к трупу вождя, снял в его шеи цепь с огромным ключом и протянул его Вестнику. — Твои люди за дверью, что отмыкает этот символ Войны. Но он уже не опасен, битва окончена. Забирай своих воинов. Они показали себя достойными и храбро сражались, не давая себя пленить. Из уважения к их умениям мы сохранили им жизнь. И, видимо, этим спасли жизнь и себе. Ты ведь не настроен больше нас убивать? — он оглядел остатки своего клана. А Инквизитор только сейчас ощутил, как смертельно устал. И как сильно кровоточат раны, полученные в бою. Конечно, он не хотел больше драться, а убивать невинных — тем более. Он и вожака бы оставил в живых, не будь тот таким неотёсанным. — Нет, — Адаар слегка покачнулся и опёрся на посох. — Если позволишь нам остаться тут и выспаться… — он хотел добавить ещё что-то вроде: «А если решите напасть — вам конец…», но аввары после последних его слов, не сговариваясь, припали на колено, и все вопросы были сняты. Мир был установлен, хотя бы и временный, а Глядящий в Небо после стал даже работать на Инквизицию и перебрался в Скайхолд, но это было потом. А сейчас Вестник мечтал лишь об одном: как следует отдохнуть.***
И теперь уже Дориан опекал его всю ночь. После полученных впечатлений он начисто забыл про свою болезнь, хоть она и давала ещё знать о себе, но Дориан не обращал на неё никакого внимания. Он обрабатывал раны возлюбленного, заручившись помощью Коула, который таскал воду, вскипячённую на костре, подавал мази и бинты, сжигал использованные. Дориан применял и целительные заклинания, насколько умел. А Инквизитор так и спал, пока шла эта процедура, и ничего не чувствовал. Сил у него хватило только на то, чтобы проследить, как отряд поставит лагерь в стенах крепости, и убедиться в его безопасности. Мертвецы так и ползали за закрытыми воротами, шипя и шурша костями, поэтому возвращаться в свой стан у дождливого озера было опасно — люди слишком устали, а Адаар вообще валился с ног, поэтому они с друзьями рискнули расположиться прямо в логове аборигенов. Но Глядящий в Небо, пришедший лично охранять лагерь от собственных соплеменников, его успокоил. — Наш вождь был идиотом, — сказал он. — Я не жалею о его смерти, как и многие из нашего клана. Но есть недовольные. Позже они поймут, какую услугу ты им оказал, но пока мысли их не приняли нужный ход, я буду здесь. Чтоб никто не совершил глупости. Эти слова окончательно успокоили Адаара, и едва он вошёл в свою палатку и присел на ложе, как повалился на бок, а подстилка, на которую он упал, ту же пропиталась кровью. Конечно, кунари — существа очень выносливые, но даже их недюжинной выдержке иногда наступает предел. Поэтому Вестник ничего не почувствовал: ни боли, ни жжения, ни даже того, что края его ран обрабатывали горящим углём — на всякий случай: болотистая местность Бурой трясины была слишком заразна. Адаар лишь морщился и вздрагивал во сне, но потом тепло рук и ласковый шёпот возлюбленного успокаивали его. Лоб Вестника был мокрый от пота, как и рубаха, и большая часть одежды. Пришлось раздеть его с помощью Быка, и потом они вместе с Дорианом сидели рядом и следили за состоянием Инквизитора. Вражды между кунари и имперцем уже не было, напротив — оба были взволнованы и поддерживали друг друга, особенно когда Адаар начинал бредить от ран и потери крови. Но вскоре это прошло. Утром Инквизитор проснулся уже бодрым, об увечьях напоминала лишь неприятная ломота в теле, но это было не страшно. Адаар огляделся вокруг и обнаружил своих друзей у себя под боком. Оба лежали, крепко держа его за руки — каждый со своей стороны — и спали, как мёртвые. Видимо, очень устали. Вестник ласково улыбнулся, взглянув на них, осторожно приподнялся и поцеловал Дориана в лоб, проверив его самочувствие. Лоб был прохладный и немного вспотевший, и это утешило. Тогда Инквизитор встал и, стараясь не разбудить друзей, нашёл сухие вещи, переоделся и, взяв с собой Коула, о которого споткнулся при выходе из шатра, пошёл прогуляться по местности, чтобы размять затёкшие члены, а возможно и найти что-нибудь ценное на территории крепости.***
А через три дня они прибыли в Скайхолд. Быстро, без остановок, слегка пьяные от победы и чистого воздуха, запаха трав и лесов, сменивших сырость и дождь. Дориан с Адааром вообще были счастливы и дурачились всю дорогу: гарцевали на лошадях, резвились и веселились, а бывало, что быстро скакали вперёд и там дожидались отряд, а чем уж они занимались — знал только Создатель. Армия в этот раз была небольшая, можно сказать, группа. А сейчас она дополнилась ещё и спасёнными солдатами, и те были так рады вернуться в стан Инквизиции, вырвавшись из лап дикарей, что обратный путь походил скорей на радостную прогулку. Бойцы много пили, смеялись, куражились, а поскольку по дороге, как ни странно, врагов им вовсе не встретилось, то создалось впечатление, что наступил конец всем несчастьям. И лишь поравнявшись с разрушенным Убежищем, от которого осталась теперь только гора камней и ледяных глыб, солдаты вспомнили о реальности. Но не пали духом, а лишь твёрже решили покончить с войной и со злом, и под весёлую музыку, которую задорно играла на губной гармошке странная девчушка с двумя косами, откуда ни возьмись оказавшаяся на лошади Коула, затянули бодрую песню. И никто даже не удивился этому, хотя все, кроме разве что спасённых солдат, видели, что девушка эта точно оставалась в Скайхолде, когда отряд выступал, и её не было на пути в Бурую трясину — ни в одном лагере она не появилась, а вот сейчас взялась будто из воздуха, но никто даже слова не произнёс. Солдаты лишь громче пели и радовались, потому что музыка, которую исполняла девчонка, вселяла в сердца такую твёрдую уверенность в будущем и дарила настолько сладкую лёгкость душе, что хотелось летать. А Любовь (ведь это был именно он) знал своё дело и, прижимаясь к Коулу спиной, играл на своей гармошке, вкладывая в звуки все добрые силы, на которые был только способен. Дориан лишь вздыхал, глядя на парочку. Ведь он так и не рассказал Адаару, что порождение их любви, вызванное из Тени с помощью магии крови, так и разгуливает на свободе, и вот пожалуйста: появляется и исчезает, когда захочет, играет магические мотивы, будоражащие сердца, а ещё бессовестно целуется со своим парнем. Правда, Дориан больше не завидовал Коулу, как это было вначале, потому что сам был зацелован и заласкан от души, но всё равно он чувствовал себя неуютно, потому что по сути являлся хозяином этого существа. И пусть мальчишка пока ни сделал никому ничего плохого (скорее наоборот, только хорошее), но избавиться от него хотелось бы. Подумав об этом, Дориан в который уж раз укорил себя за излишнюю мягкотелость, ибо понимал, что не сможет обидеть… кто бы мог подумать!.. обидеть какого-то духа!.. но он не сможет его изгнать и отвергнуть. А теперь ещё и Коул ходил с защитным амулетом, который ему всё-таки привезли, и тоже был застрахован от порабощения, поэтому оба мальчишки чувствовали себя в полной безопасности и радовались. Ну как можно их разочаровать? Как можно бросить это лупоглазое создание с косами до колен на произвол судьбы, отрекшись от него? А может найти ему ещё один амулет, и тогда отпустить? Дориан задумался над этим решением, но быстро понял, что тогда придётся выложить в Ставке командования всю историю с запретным ритуалом, а этого не хотелось бы делать. Маг снова глянул на Адаара, который так же, как все, весело и задористо пел боевую песню, и понял, что даже ему не решится об этом сказать. Ведь о ритуале, так опрометчиво (а может и нет) проведённом в Убежище, вроде бы как все забыли, так зачем ворошить прошлое? Тем более Солас сказал, что Любовь не опасен. Ну, может и так… И то ли от этих мыслей, то ли от впечатлений, полученных в Бурой трясине, а скорее — от всего вместе взятого Дориан, по дороге бодрый и с виду здоровый, ну разве что слишком уж взбалмошный и возбуждённый, по прибытии в Скайхолд снова слёг. К нему вызвали травника Адана — того самого, который когда-то поил Адаара чудесной любовной настойкой — ещё в Убежище, но сейчас всем было не до любви. Адан осмотрел Дориана и заключил, что тот подхватил болотную лихорадку — крайне неприятную болезнь, долго и вяло текущую, со вспышками облегчения, сменяющимися жаром и даже бредом, которую нельзя запускать, а надо срочно лечить. Иначе последствия могут быть необратимы. Магу ещё повезло, что он, перенеся столько дней в походе, будучи уже заражённым, не умер. Не иначе какое-то чудо произошло. И Дориан сразу вспомнил про духа Любви. Так вот почему мальчишка явился в отряде! То-то Дориан чувствовал себя, словно на крыльях, хотя и тошнило, и слабость была всё равно. Да этот парень спас ему жизнь, надо же! Но теперь всё равно нужно было лечиться, и Адан приготовил лекарства: ужасно горькую, вонючую настойку, от которой тошнило и мучительно крутило живот, а так же средство от рвоты — не менее противное, но хотя бы действенное. Дориан был срочно уложен в постель с настоятельной рекомендацией около двух недель не напрягаться и даже не работать с бумагами, если он не хочет получить паралич или же обрести мужское бессилие. Последнее обстоятельство мага здорово напугало, и он послушался, оставшись под опекой друзей.***
Адаар не отходил от него три дня и три ночи — именно столько длилось у Дориана очередное обострение болезни — потом опять был с ним рядом: кормил сочными фруктами, поил лёгким лечебным вином и даже исподтишка приносил конфетки. Любовь, конечно, тоже была, не смотря на слабость, но Дориан был и не прочь, лишь бы проверить, не начало ли действовать проклятье Бурой трясины. Потерять мужскую чувствительность он никак не хотел, поэтому каждый раз убеждался, все ли с ним в норме, и пока оставался доволен. А ещё через пару дней потребовалось срочное присутствие Инквизитора на Штормовом берегу. Разведчики Лелианы обнаружили там хорошо укреплённый форт-пост красных храмовников, расположившийся в старом гномьем порту и служивший приспешникам Старшего хорошим выходом в Недремлющее море для переправки красного лириума. Необходимо было срочно ликвидировать эту точку — причём, незаметно и, желательно, небольшой группой. — Я тоже пойду, — Дориан попытался встать, но его качнуло, и он едва не упал — головокружение было ещё слишком сильным. — Я… я тоже хочу… — Милый мой, — Адаар поцеловал его в лоб и опять уложил. — Боюсь, что придётся повременить. Ты ещё слаб. — Это от долгого лежания! — маг снова попробовал подняться, но его так прошибло в пот, что опять затошнило. — Создатель… Ну почему именно я подцепил эту гадость?! А вы что, все такие привыкшие?! — Любовь моя, — Вестник опять ласково, но настойчиво, вернул друга в кровать. — Ничего страшного. Это скоро пройдёт. Осталась всего неделька. Ты полежи пока… — Пока ты там сражаешься и рискуешь собой?! Я должен валяться тут?! — Милый мой… — Адаар уселся рядом и обнял друга. — Дорогой, там же везде красный лириум. Может тебе и не стоит туда ходить. Я бы может и так тебя не взял… — А я бы не стал тебя спрашивать! — Ну хорошо, — опять несколько мягких, тёплых поцелуев покрыли лицо и шею Дориана. — Конечно я бы взял тебя, но сейчас уж точно не смогу. Но ты не расстраивайся. Мы быстро вернёмся. А ты пока полностью выздоровеешь, — Вестник поцеловал друга в щёку, как расстроенного ребёнка. — Ну? Что тебе привезти? Маг капризно выпятил подбородок и отвернулся. Он еле сдерживал слёзы, сам не знал почему. Проклятая лихорадка сделала его слишком сентиментальным. И нервным. Более, чем обычно! — Ракушки! — злобно выпалил он. — Что ещё можно найти на море? Чушь какая-то… — он был так рассержен на собственное бессилие, что готов был сгореть на месте, но не мог ничего поделать — слабость была такая, что темнело в глазах. — Ракушки, крабика! — саркастично продолжил он. — Дурацкие камушки с дырками! И прочие сувениры! — Любимый мой, ну не надо так… — Адаар утешал его, как мог. — Прошу тебя, не расстраивайся, — но слова помогали мало, и Дориану всё равно пришлось остаться в Скайхолде под присмотром Коула и духа Любви, но маг быстро их выпроводил, потому что хотел побыть наедине со своими мыслями. И, кстати, поплакать. Проклятая болезнь! Оставшись, наконец, без свидетелей, Дориан уткнулся в подушку и стал горестно подвывать, жалея себя и мучаясь тошнотой от лекарства. Но позже, поняв бессмысленность такого поведения, всё-таки встал и уселся писать письмо Феликсу. То самое, которое начал до приезда Адаара, но так и не закончил его. Зато теперь Дориан излил в нём все свои горести и печали, нажаловавшись другу, что его оставили совсем одного — больного и несчастного, и он ужасно страдает. В общем, понаписал такого, что потом стыдно было читать, но Феликс так впечатлился, что сразу примчался в Скайхолд, уже через несколько дней, забросив свои дела, только бы скорее облегчить участь своего бедного, дорогого приятеля.