Повернись ко мне

Порознь! — даже на ложе брачном — Порознь! — даже сцепясь в кулак — Порознь! — на языке двузначном — Поздно и порознь! — вот наш брак! Марина Цветаева — Вот так, чуть ближе… Спасибо, фройляйн Анна. Нет, клетку я сам поставлю. Анна опустила палочку, и Альбус нагнулся, поднимая с пола просторную клетку, из-за прутьев которой на него печально косился золотистый глаз Фоукса. Гриндевальд разрешил держать у себя в замке феникса лишь за решёткой, поэтому Ал хотел выпустить птицу. Но Фоукс сам не захотел улетать: описав полукруг над головой хозяина, он опустился ему на плечо и легонько клюнул. — Значит, вместе, — тихонько прошептал бывший профессор Хогвартса. Из хогвартского же кабинета к нему в комнату перекочевал стеклянный столик, набор чашек из китайского фарфора — подарок Минервы МакГонагалл — и вазочка с маггловскими сладостями. — Может, я пока ваши мантии развешу? — предложила непоседливая Берта. — Спасибо за заботу, фройляйн, — улыбнулся Альбус. — Я, пожалуй, сам справлюсь: их не так много. — В самом деле? — разочарованно выдохнула она. — Тогда вам нужно обновить гардероб. Лучше всех у нас здесь придумывает фасоны фрау фон Линдберг, но она сейчас… — Я полагаю, герру Дамблдору виднее, как ему одеваться, — резковато заметила Анна своей товарке. Губ Альбуса коснулась добродушная усмешка: — Разумеется, вам скучно месяцами ходить в школьной форме — хочется разнообразия. Вы ведь ещё учитесь в Дурмстранге, фройляйн Берта? Девушка тут же кивнула: — Факультет Пламени. В июле заканчиваю, сейчас у нас преддипломные каникулы. — Выходит, я — ваше домашнее задание? — Да ещё какое ответственное! — рассмеялась она. — Весь Дурмстранг сейчас только и говорит, что о вас. Рвутся хоть одним глазком увидеть храбреца и безумца, бросившего вызов Повелителю смерти. — Когда мы познакомились с герром Гриндевальдом, он ещё не был Повелителем смерти, — заметил Альбус. — Ему только исполнилось семнадцать, ну, а я был на год старше него. Берта изумлённо охнула. — И вы сразу стали соперниками, да? Из-за чего, из-за девушки? — Нет. Соперничества между нами тогда не было. Напротив, нас можно было назвать друзьями. Он махнул рукой: — Старая история, очень старая. Ну что, полагаю, меня уже ждут к обеду? Следует ли мне идти под вашей охраной? Анна мотнула головой: — Герр Гриндевальд снял все ограничения на ваши передвижения по замку. — Передавайте ему мою благодарность, — отозвался Альбус. Тряхнув головой, он отбросил волосы со лба и направился в коридор. — Белая столовая — вниз по лестнице и направо, — донеслось ему вслед. Когда Альбус переступил порог столовой, все те, кто сидел на длинных просторных скамьях, поднялись, как один. Сам Геллерт слегка кивнул головой и хлопнул по пустовавшему месту рядом с собой: — Прошу вас, садитесь, герр Дамблдор. Познакомьтесь с моими друзьями: герр Кристиансен, мой советник по делам армии, герр Вольховски — старший помощник по экономическим вопросам, фрау Геббельс, ответственная за связи с магглами… Фрау Розенберг, главного целителя, вы уже знаете. Альбус улыбался, пожимая их ладони — сухощавые и мягкие, изнеженные и грубые. Кольцо на пальце у этой Геббельс… нет, не то, совсем не то. Обычная безделушка. Столу в этом доме трудно было не отдать должное: пожалуй, здешние повара могли бы потягаться даже с домовыми эльфами Хогвартса. Кусок за куском таял у Ала во рту. Впрочем, остальные от него не отставали. Кристиансен и Геббельс спорили о положении на Восточном фронте, Вольховски что-то негромко выспрашивал у своей соседки-целительницы. Гриндевальд рассеянно глядел поверх их голов в солнечное небо за витражом, изредка вставляя в разговор замечания. — Вот вы что думаете, герр Дамблдор? — спросила фрау Геббельс, у которой закончились аргументы в защиту политики Гитлера и своего мужа. — Как скоро войска великой Германии смогут разбить русских? Отодвинув бокал с лимонадом, он улыбнулся ей: — Скажу честно: чем скорее русские займут Берлин и кончится эта бессмысленная, жестокая война, тем, по-моему, лучше для всех. Тонкое, изящное лицо фрау Геббельс некрасиво вытянулось, в глазах мелькнули гнев и страх. Вольховски и Кристиансен замолчали, повернулись к Гриндевальду. А тот, откинувшись на спинку скамьи, хлопнул в ладоши, и эхо отразило резкий звук от стен. — Браво, Альбус. Я всегда находил твоё упрямство очаровательным. Вот только ты был последним шансом союзников на победу, и теперь… — Есть ещё русские, — глухо проронил Альбус. — Думаешь, они на что-то способны, после того как их лучшие маги погибли в огне Революции? Фёдоров — бездарь, он даже со своим Сталиным справиться не может. Аккуратно свернув салфетку, Геллерт махнул палочкой, вновь наполняя свой бокал. — Кстати говоря, Адольф меня разочаровал. Как военачальник он ничего не стоит. Думаю, пора его убрать… Магда, озаботьтесь этим. Фрау Геббельс беззвучно приоткрыла тонкие, перламутрово-розовые губы. Но тут же справилась со смятением и опустила голову в короне золотистых волос: — Да, герр Гриндевальд. У Альбуса по спине пробежали колючие мурашки. Надо сказать Геллерту… что, собственно, сказать? И зачем? Эрнестина Розенберг первой поднялась из-за стола. — Мне необходимо осмотреть пациента, герр Гриндевальд. Геллерт кивнул: — Альбус, идите с ней. Необходимо удостовериться, что с вашим здоровьем всё в порядке. Оно вам ещё очень и очень пригодится. — Не сомневаюсь, — усмехнулся Ал. Поклонившись всем, кто остался за столом, он направился следом за целительницей. Расстёгнутый ворот обнажил розовато-алые отметины на шее и ключицах: Геллерт не свёл их, а Альбусу и в голову не пришло бы об этом просить. Впрочем, на лице фрау Розенберг не мелькнуло ни следа любопытства. — Сядьте, пожалуйста. Запрокиньте голову. Её сухощавая рука провела палочкой над его макушкой, коснулась подбородка, зачем-то провела вдоль лопаток. — Вы практически здоровы. Но в ближайшие дни вам стоит избегать физических нагрузок и применения заклятий, требующих значительного выплеска магической энергии. — У меня и палочки-то нет, — развёл руками Дамблдор. Она пожала плечами: — Тот, кто проигрывает, всегда платит. — Можно? — он потянулся к своей мантии. Дождавшись кивка, заметил: — Мне кажется, мы одновременно делаем столько ставок, что очень трудно заметить вовремя, где же мы выиграли, а где проиграли. Наверное, в конечном счёте в выигрыше остаётся казино. — Смерть, — кивнула фрау Розенберг, и он двинул бровью: — Разве? Я хотел сказать — жизнь. Туфли он обувать не стал, спустился в сад как был, босиком. Пыльная сухая земля приятно грела ноги, трава доставала почти до колен, щекотала кожу. Над головой мерно гудели пчёлы, облепившие цветки вишни. Вишня эта пахла дразняще-сладко, и Ал жадно вдохнул. Подтянул ближе гибкую ветку, осторожно коснулся лепестка. Жаль, Фоукса здесь нет — он любит это весеннее буйство природы. Отойдя чуть подальше, в тень лип, Ал провёл ладонью по мягким стеблям и растянулся на траве, закинув руки за голову. Хорошо… Нет ничего вокруг, кроме волнующегося зелёного моря. И Геллерта, конечно: он, как всегда, появился из ниоткуда. — Природой любуешься? Ал серьёзно кивнул: — У тебя здесь красиво. Как в лесу. — В этом прелесть парков в английском стиле. — Сбросив рубашку, Геллерт опустился рядом с ним на колени. — Нетронутый уголок. Имитация естественного ландшафта. — Имитация… — вздохнул Альбус. — У тебя вся жизнь — имитация. — Да что ты говоришь? — прохладные пальцы нырнули ему под мантию. — Это тоже ненастоящее? — легонький щипок, от которого пальцы Ала судорожно вцепились в траву. Губы Геллерта властно прижались к его шее, а ладони стиснули узкие бёдра. — И это? Ал закусил губу, глухо выдохнул через нос. Геллерт, растянувшись под липой, дёрнул его за плечи к себе, с треском разрывая воротник. — Я никому не отдам тебя, — хрипло сорвалось с обветренных губ. — Никогда. Потом, когда Альбус чувствовал взмокшей спиной, как судорожно колотится сердце Геллерта, он осторожно повернулся, утыкаясь щекой в смятую, всклокоченную траву, и пробормотал: — Отправил бы ты меня в лагерь. — В ла-агерь? — протянул Геллерт, приподнимаясь на локте и смахивая с щеки прилипшую травинку. — Если я захочу убить тебя, я сделаю это сам. Прилюдно. С фейерверком и празденствами. — Да уж, — пробормотал Альбус, — без шумихи тебе никак. — Кто, как не ты, меня поймёшь? Юношески ловким движением вскочив на ноги, Геллерт бросил пленнику его мантию. — Эрнестину к тебе прислать? — Спасибо, не стоит, — хмыкнул Альбус, осторожно приподнимаясь. — Я прекрасно себя чувствую. — Значит, в следующий раз что-нибудь новенькое попробуем. Есть у меня в запасе парочка артефактов… Нагнувшись, он набросил на плечи рубашку. — Ну, можешь продолжать предаваться созерцанию. А я пойду готовиться, у меня через час назначена аудиенция с вашим Министром. Так уж и быть, приму его капитуляцию. Повернувшись через плечо, Гриндевальд добавил: — Видел бы он и все его прихлебатели, как я трахал тебя сейчас… Струны в очередной раз болезненно звякнули, и Альбус слегка улыбнулся. — Нет-нет, фройляйн Берта, не так напряжённо. Расслабьте руку. Девушка передёрнула плечами: — Хотела бы я знать, как это сделать. Это самое трудное место, я никак не попаду в ритм. — А нет ли у вас дома кошки? В янтарных глаза мелькнуло любопытство. — Брунхильда, или Хильди. Она совсем ещё котёнок. А что? — Попробуйте представить, что вы не струн касаетесь, а ласкаете её шерсть. Чуть мягче, чуть нежнее. С сомнением покачав головой, она перехватила лютню поудобнее. — И кто только придумал все эти выпускные концерты? — Отказалась бы участвовать, — хмыкнула Анна, плетущая кружево в уголке. — Сам Повелитель смерти будет присутствовать, — вздохнула Берта. — А лучшего он наградит лавровым венком. — Всё мечтаешь ему понравиться? Сумасшедшая. — Ничего нет дурного в мечте, — возразил Дамблдор. — Мечты помогают нам тянуться ввысь. Берта упрямо сжала губы: — Когда-нибудь он увидит во мне достойную соратницу. — Верную супругу и мать его детей? — Анна сдула со лба упавшие волосы. — А надо ли тебе это? — Что значит… Створчатые двери распахнулись, и девушки вскочили, прижимая правые руки к груди в приветственном жесте. Едва кивнув, Геллерт опустился в свободное кресло у стены. — Ух, и умотал меня этот ваш министр Диггори. Три часа с ним валандался. Но всё-таки он подписал бумаги, как миленький. Знаешь, кстати, за сколько он продал твою голову? Альбус пожал плечами. — Снижение размера контрибуции на пятнадцать миллионов галлеонов — плюс мой отказ от включения Йоркшира в состав Австро-Германской Империи. Всего-то на всего. А ведь сперва руками махал: мы не отдадим вам Альбуса Дамблдора, мы не отдадим… Слабая улыбка коснулась губ Ала. — Того, кто был во сто крат достойнее и благороднее меня, когда-то продали за тридцать серебряных монет. Так что не вижу повода для огорчения. — Ты ещё скажи, что виноват перед ними, — процедил Геллерт. — Не думаю. Я сделал всё, что от меня зависело. Помолчав, Альбус негромко спросил: — А за сколько ты бы продал меня, Геллерт? — Я? — в светлых глазах мелькнули искры насмешки. — Я редкостями не торгую — предпочитаю коллекционировать для себя. Так что ты мой, мой со всеми потрохами — пока мне это не надоест. — Пока мне не надоест, — мягко сказал Альбус. — Есть вещи, неподвластные ни стенам, ни магии. Гриндевальд лениво махнул рукой. — Чем ты тут занимаешься? — Помогаю фройляйн Берте подготовить музыкальный номер. Комнату наполнил резкий звенящий смех. — Воистину, привычка в человеке неистребима. По-прежнему учительствуешь? — Как видишь, это доставляет мне удовольствие. — Из нас двоих ты явно больший извращенец. Повернувшись к девушке, Гриндевальд вдруг широко улыбнулся. — Учитесь, Берта, учитесь. Вам повезло с педагогом. Берта поспешно склонила голову. Поднявшись, Гриндевальд направился к двери. — Я мог бы преподавать в Дурмстранге, — догнал его голос Альбуса. — Посмотрим. Спина Геллерта скрылась в коридоре, и Ал прикрыл усталые глаза. Чуть слышно донёсся до него восхищённый вздох Берты вместе с сухим хрустом пальцев её напарницы. Ал не стал гасить ночник полностью — так и растянулся на кровати, подслеповато вглядываясь в слабое золотистое свечение под потолком. Во рту ещё горчило от зелья фрау Розенберг, спина и поясница слегка ныли. Но это не мешало ему проваливаться в дрёму. Мягкие шаги босых ног по ковру заставили его приоткрыть глаза. Геллерт, прохаживаясь по комнате, расстёгивал пуговицы своей фиолетово-чёрной мантии; наконец она с мягким шорохом упала в кресло. За мантией последовала стянутая через голову рубашка. Перина чуть прогнулась, когда Геллерт тихонько опустился на кровать. — Заснул уже? — прошептал он. Альбус задержал дыхание. — Заснул… — в шёпоте мелькнуло не то разочарование, не то сочувствие. Тонкие пальцы коснулись лба, прочерченного морщинками, отбросили к макушке спутанные рыжие пряди. Геллерт нагнулся на миг к самому лицу давнего врага, но мотнул головой и вытянулся рядом поверх одеяла, заложив руки за голову. Горячее дыхание обдало Альбусу щёку: — Нокс. И сквозь полусмеженные веки он увидел, что комната погрузилась в темноту.