Повернись ко мне

Бузина казнена, казнена! Бузина — целый сад залила Кровью юных и кровью чистых, Кровью веточек огнекистых, — Веселейшей из всех кровей: Кровью сердца — твоей, моей. Марина Цветаева — Да ничего, ничего, всё со мной в порядке, — бормотал Геллерт, поднимаясь на ноги. — Не хватай ты меня своими клешнями, сам встану! Не стеклянный. Альбус с сомнением покачал головой. — Мне секунд десять казалось, что ты вообще не дышишь. — Может, и не дышал, — Геллерт передёрнулся, плотнее кутаясь в наброшенную мантию. — Я сам не понял, что случилось. Горло сдавило, перед глазами почернело всё… Больно не было. Только очень холодно, как будто меня под лёд кунули. — А раньше с тобой такого не было? Он тряхнул головой, и с волос полетели капли воды. — Ни разу. Но ты не бери в голову, — узкая ладонь опустилась Альбусу на плечо. — Сейчас же я здоров. — Надеюсь, — пробормотал Дамблдор, не решаясь озвучить свои подозрения. — Ты готов? Одевайся давай, нам пора уже. — Ну, давай, сильнее. — Уверен? — Альбус втянул нижнюю губу, проводя по ней языком. — Будет больно. — Да плевать, только бы скорей уже. Не бойся, я не такой неженка, как ты воображаешь. Лицо Геллерта исказила слабая гримаса, он стёр ребром ладони капли пота со лба. — Нет, не здесь. Чуть левее… Ага, вот. Ну, ещё чуть-чуть, Ал, постарайся! Уже почти… — Сейчас, — пробормотал Альбус, наклоняясь ближе. — Сейчас, я другой рукой попробую. — Пробуй. Мерлин всемогущий, кто бы знал, что без магии так трудно вынуть занозу из пятки! Захватив, наконец, двумя пальцами кончик сосновой иголки, Альбус дёрнул — и его пациент с облегчением выдохнул. — Уф. Я дал бы тебе орден за целительские заслуги. — Надо бы где-нибудь раздобыть тебе обувь, — Альбус сокрушённо покачал головой. — Не то мне придётся дёргать из тебя колючки каждые полчаса. — Кстати говоря, я у тебя так и не спросил: ты в самом деле намерен пешком добраться до Северного моря? Для такого мои ноги и впрямь не очень-то приспособлены. Дамблдор негромко усмехнулся: — Мои планы куда скромнее. В Розенхайме живёт одна моя старая знакомая, и я надеюсь, что она поможет нам с аппарацией. Впрочем, если у тебя есть друзья поближе, я не имею ничего против знакомства с ними. — Мои друзья? — глаза Гриндевальда сверкнули весельем. — Мои друзья разорвут меня на мелкие клочки, как только узнают о том, что со мной случилось. Полагаю, сейчас они уже присягают на верность Магде и трясутся, как бы она не отправила их в Адское пламя следом за мной. Помолчав, он добавил: — Падающего — толкни. Так я сам учил их. — Из всех рассуждений герра Ницше вам полюбилось только это? — Почему же? «Есть два пути избавить вас от страданий: быстрая смерть и продолжительная любовь». Тоже его слова. Кстати, ты бы что выбрал, Альбус? Голубые глаза вспыхнули весёлым изумлением. — Может, сам угадаешь? Геллерт не отвечал, с хмурым видом изучая горизонт. Когда они вышли к перекрёстку и Альбус в очередной раз потянулся за палочкой — проверить направление, худые пальцы с силой сжали его ключицу. — Если мой приступ повторится, иди дальше один. — Будем надеяться, что этого не произойдёт, — буркнул Ал. Произошло. Геллерта трясло, он не мог шевельнуться, не мог даже вскрикнуть. Посиневшие губы через силу хватали воздух, в лице не осталось ни кровинки. Белки глаз налились кровью. Альбус стискивал его локти, не давая вырваться. А потом, когда белокурая голова безжизненно свисла к плечу и возле венки на шее уже не бился пульс, он наклонился, вдыхая кислород в пересохшую глотку. Раз, другой, третий — Геллерт заморгал ошалело, глотнул воздуха сам и как-то зябко обхватил себя руками. Ал плотнее запахнул на нём мантию, прижался грудью к спине. Его взмокшие ладони накрыли холодные пальцы Геллерта. — Держись, держись… — бормотал он в мягкие волосы — пока Гриндевальд не отодвинулся. — Ну-ка, дай мне руку, — голос прозвучал почти как всегда, но негнущиеся колени отказывались повиноваться, и глинистая земля кружилась под ногами. Альбус кое-как усадил его. — Мне кажется, это побочный эффект магического блока. Отравление по-другому проявляется, а болезни… Честно говоря, мне неизвестна ни одна инфекционная болезнь с подобными симптомами. Геллерт чуть слышно хмыкнул: — Есть многое на свете, друг Горацио… Что-то меня сегодня на цитаты тянет. В сущности, не так важно, что со мной. Тебе в любом случае надо идти вперёд. — Не раньше, чем ты отдохнёшь, — в тихом голосе Альбуса прозвенели стальные нотки. — Ну, а если я вообще не смогу идти? — Понесу. — Ты точно сумасшедший. Геллерт и сам вряд ли понял, со злостью или восхищением это произнёс. — Пойми наконец, Дамблдор, мне не нужна от тебя милостыня! Хватит играть в благородство. — Ты слишком хорошо обо мне думаешь, — улыбнулся Альбус. — Помнишь, один правитель Империи не хотел отправлять меня в концлагерь? Считай, что я руководствуюсь теми же мотивами. Ты мне нужен. — Чтобы судить? — гримаса досады на лице Геллерта сменилась усмешкой. — Даже не надейся. Как только ко мне вернётся магия, от моих врагов и волоска не останется. — Жизнь покажет, — пожал плечами Дамблдор. Охотничьи старания Геллерта успехом не увенчивались, и на ужин в очередной раз удалось набрать лишь горстку голубики и морошки. Катая на языке последнюю ягоду, Гриндевальд процедил: — Я отдал бы Баварию и пол-Саксонии за кружку пива и телячью ногу. Интересно, нет ли тут поблизости какой-нибудь деревеньки? Можно было бы кому-нибудь огород вскопать или скотину зарезать… Или просто что-нибудь стянуть. — Хочешь стать звездой местной криминальной хроники? — рассмеялся Альбус. — Ну, ещё мы можем выдавать себя за бродячих скоморохов. Цирк уехал, а нас с тобой уволили за пьянку. Ты умеешь ходить на руках? — Давно не практиковался. Тревожно покосившись на сгорбленную фигуру Геллерта, Альбус спросил: — Холодно? Тот махнул рукой. — Ветер, похоже, крепчает, — Альбус крепче стянул в хвост непослушные волосы. — На тебя ничего не капнуло? — Дождь уже пару минут накрапывает. — Тогда пошли, — он вскочил на ноги. — Если мы у развилки повернём направо, то выйдем на просёлочную дорогу. — К чему такая спешка? Можем до утра подождать. — Ночью наверняка ещё похолодает, — Альбус развёл руками. — Я в рубашке и так мёрзну. С усилием поднявшись, Геллерт крепче стиснул зубы. На закушенной нижней губе выступила кровь. — Веди. До деревни они добрели, когда ливень уже хлестал вовсю. Под ногами разъезжалась грязь, мокрая одежда липла к коже. Геллерт едва стоял на ногах, его била лихорадка. Вцепившись в плечи Альбуса, он что-то неразборчиво бормотал сквозь зубы. Ждать, колебаться было уже нельзя. Разглядев полоску света за ставнями деревянного дома, стоящего на отшибе, Альбус глубоко вздохнул и постучал в калитку. Из-за угла послышался сиплый лай. Ставня открылась с глухим стуком, и из окна выглянула растрёпанная женская голова. — Вы кто такие, чего надо? — Мой дом разбомбили, — отозвался Альбус. — Со мной раненый. Я вас очень прошу, пустите переночевать. Женщина помолчала. — Откуда вы? — Из Ойгендорфа, — отозвался Геллерт. — Не близко, — вздохнула она. — Ладно, сейчас отворю. Её лёгкие шаги раздались на дорожке, и Альбус облегчённо выдохнул: он даже не рассчитывал, что ночлег удастся найти так легко. — Грабить меня всё равно незачем, — хмыкнула она, ведя их к крыльцу. — Сперва свои всё забрали, потом англичане… Сейчас хоть какое-никакое затишье, но, говорят, генералы наши новое наступление планируют. Угомониться бы пора, а они всё воюют. Отодвинув ситцевую занавеску, она пропустила гостей на веранду. — От ужина щи остались. Будете? Ещё сала немного. Альбус обрадованно кивнул. Мозолистая рука женщины коснулась взмокшего лба Гриндевальда. — Да у вас, поди, жар. Врача-то здесь нет — с тех самых пор, как Шульца забрали на фронт… — Ничего. Отлежится, отоспится, и всё будет в порядке. Хозяйка подставила Альбусу табурет, сняла с сундука мешок с мукой, чтобы усадить Геллерта. — Как вас звать-то? Вот хлеб — всё, что осталось. Завтра, может быть, Ханс привезёт ещё. — Вульфрик, — улыбнулся Дамблдор. — А моего друга зовут Герман. Гриндевальд молча кивнул, подрагивающей рукой зачерпывая щи. — Я Марта. Опустив подбородок на руки, женщина смотрела, как её гости торопливо уплетают ужин. — Места-то у меня много, но на втором этаже уж очень сыро. Я могу вас в комнату мужа положить. Всё равно я ей, считай, не пользуюсь. — А где он сейчас, на фронте? — Если бы. Его ещё в тридцать девятом повесили. Я только перед казнью и узнала, что он, оказывается, на коммунистические сходки по ночам выбирался. Мне говорил, работает сверхурочно. А Пауля, сына нашего, в сорок втором, под Сталинградом… Её губы дрогнули, она отвернулась к тёмному окну. — Только сестрёнка у меня осталась. Но она сейчас в Норвегии. Неспокойно у них там, ой, как неспокойно. Племянницу мою я в последний раз два года назад видела, больше не приезжает. — Мне очень жаль, — скованно произнёс Альбус. Что он мог сказать ещё? — Не я одна такая, — пожала плечами Марта. — Война проклятая… Хотела бы я посмотреть в глаза тем, кто начал её. Прожевав последний кусочек хлеба, Альбус благодарно улыбнулся. — Давно я не ел ничего вкуснее. Где у вас можно посуду помыть, фрау Марта? — Да вон, в ведре. Я пока постелю вам. Диван прогнил давно, на него лучше и не ложиться. Что, если я принесу матрац? И перина есть мягкая. …Осторожно, стараясь не наткнуться ни на что в темноте, Альбус нашарил хрустящий матрац, разделся и забрался под одеяло, с наслаждением вдыхая сладковатый, свежий запах сена. Тёплая ладонь Геллерта легла ему на спину, притягивая ближе. — Вернулся, — пробормотал сонный голос. — А я уж было решил, что ты передумал насчёт Европы. Ничего, вот найдём камень… Она сама тебе скажет, что ты не виноват. Альбус повернул голову, прислушиваясь к ровному дыханию. Тихонько приподнявшись на локте, он поколебался пару секунд и коснулся горячей щеки Гриндевальда губами. Из окна ветерок нёс сладковатый запах цветущей жимолости, шторка чуть колыхалась. На подушке возле щеки Альбуса растекалась золотистая солнечная лужица. Кто-то принёс ему клетчатую рубаху из грубого полотна, мешковатые брюки, какие носят крестьяне. Геллерта рядом не было — только простыня осталась смятой и одеяло перекрутилось жгутом. Он всегда вертелся во сне. Натянув непривычную одежду, Альбус кое-как пригладил волосы и выглянул на веранду. Никого. Только миска с кашей да стакан пива на столе — очевидно, его завтрак. Настойчивый зов пустого желудка пришлось проигнорировать и всё-таки выглянуть на крыльцо. Крохотный дворик, казалось, тонул в мыльной пене: возле грядки огурцов фрау Марта стирала бельё, и ветер нёс с собой брызги, ошметки белой плёнки, сверкающие на солнце пузыри. Геллерт, закатавший рукава до локтей, принимал у хозяйки вещь за вещью, выкручивал, отжимая оставшуюся воду, аккуратно набрасывал на верёвку. Пузыри лезли ему в нос, путались в волосах, и он тихонько фыркал, встряхивая головой. Светлые глаза лукаво поглядывали на Марту — ей не удавалось сдержать смех. — Герман, ничего, что я вас так запрягла? — Ну что вы, — Гриндевальд встряхнул чёрную мантию Альбуса, устроил её рядом с наволочкой. — Считайте это платой за постой. Вот наш соня разлепит глаза — уверен, и он вам поможет. — Я уже готов, — Альбус бодро махнул рукой с крыльца. — Что я могу сделать, фрау Марта? — Ох, — смущённо вырвалось у неё, — даже не знаю… Вот разве капусту прополоть? Совсем травой заросла. Когда-то Альбус подшучивал над младшим братом, ухаживавшим за огородом и скотиной без магии. «Никакие заклинания не заменят хозяйского труда», — твердил Аберфорт, нахохлившись, как молодой петушок. Сейчас один из самых могущественных колдунов современности дорого дал бы за умение ловко обращаться с тяпкой. — Вы не смейтесь над ним, фрау Марта, — подмигнул Геллерт, крутя колодезный ворот. — Мы люди городские, сроду к грядкам не подступались. Вульфрик, ты ногу-то себе не разрежь! Лезвие вонзилось в рыхлую землю аккурат рядом с большим пальцем. Дамблдор поспешно отступил на шаг. — Да я понимаю, — слабая улыбка коснулась загорелого лица. — Такая работа совсем не для вас. Я знаю, кто вы. Геллерт аккуратно поставил бадью на землю, выпрямился, утирая пот. Альбус оперся на тяпку. — И кто же мы, по-вашему, фрау Марта? — непослушные губы через силу растянулись в усмешке. — Шпионы или, может, контрабандисты? — Почему же? — добродушные серые глаза удивлённо распахнулись. — Волшебники вы. Вот это вот, — заскорузлые пальцы коснулись мокрой чёрной ткани, — очень похоже на одежду Эрика, мужа моей сестры. Он раньше учительствовал в какой-то магической школе. Да и вообще… Я на таких, как вы, насмотрелась. Геллерт бросил тревожный взгляд через забор, и она махнула рукой: — Тут никто не шатается. Но, если хотите, пойдёмте в дом. Прогнившие ступени заскрипели под ногами, глухо хлопнула входная дверь. — Вы ещё не поели, Вульфрик? — Не успел, — развёл руками он. — Значит, ваша сестра — колдунья? — Ну да. Она ещё в люльке всех заставляла на цыпочках ходить. То пелёнки вспыхнут, то погремушка начнёт по комнате летать… Лет в десять в помощницы пошла к нашему травнику, он и рассказал ей, что такое волшебство. Пожав плечами, Марта вопросительно взглянула на гостей. — Я так понимаю, если бы у неё и родители были колдунами, её взяли бы учиться всяким тайным наукам. А так ей приходилось пропадать в безвестности и ото всех скрываться. Разве это справедливо? Геллерт мотнул головой. — Но потом она всё-таки уехала? — Да, один норвежец, тоже волшебник, искал у нас в деревне какие-то цветы редкие — да и влюбился в неё. Они сейчас живут у моря, и дочка у них — загляденье. Поднявшись, Марта подошла к окну, смахнула паутинку с занавески. — Так что я кое-чего знаю о войне. Дело-то не только в фюрере: он в жизни не добрался бы до власти, если бы не этот выродок Гриндевальд. — Может, вы и правы, — пожал плечами Геллерт. — Вы ведь… оттуда? — она понизила голос. — Из Нурменгарда? — А почему вы так решили? — Худющие оба, как жерди, — вздохнула она. — И как будто боитесь чего-то. А чего же, как не погони? — Всё верно, — улыбнулся Геллерт. — Мы сбежали и пробираемся к границе. — Спасибо вам за помощь и приют, — добавил Альбус. Она всплеснула руками: — Ну что вы? Все, кто борются против этого злодея — наши друзья. Вы, как уходить будете, скажите хоть. Я вам еды кое-какой в дорогу соберу, одежду найду потеплее. — Мы, наверное, к вечеру… За окном хлопнула калитка, со двора донёсся звонкий, заливистый лай. Марта вскочила на ноги, выбежала на крыльцо. Альбус осторожно выглянул следом. — Родная моя! Золотая! Их хозяйка крепко обнимала у забора тоненькую девочку в алой форме Дурмстранга. За широкой сутулой спиной не было видно лица, только ветер трепал белокурые волосы. — Вульфрик, Герман, идите сюда! Моя племянница приехала! Альбус шагнул на крыльцо, и его ладонь машинально обхватила перильца. Перед ним стояла Ингрид Хольгерссон.