Повернись ко мне

Мы на дне старинной чаши, Посмотри: В ней твоя заря, и наши Две зари. И прильнув устами к чаше, Пей до дна. И на дне увидишь наши Имена. Марина Цветаева — Эмоции, говоришь? Растянувшись в высокой траве, Геллерт задумчиво барабанил пальцами по колену. — Глухо, по-моему, Ал. Когда я понял, что Магда сделала со мной, меня от ненависти так выкручивало — аж до темноты в глазах. Вот только магию мне это почему-то не вернуло. — По-моему, гнев — не самый лучший вариант. В нём слишком много разрушения. — А что же тогда? Радость, восторг? — обветренные губы растянулись в ухмылке. — Поводов-то сколько хочешь, прямо хоть сейчас в пляс пускайся. Лоб Альбуса прорезала пара морщинок, рука машинально потянулась к уху — поправить отсутствующие очки. — Нет смысла насиловать себя, Гел. Всё должно быть по-настоящему. — На грани истерики, — Геллерт подмигнул ему. — А я уже не плакал лет пятьдесят пять. — Почему меня это не удивляет? — хмыкнул Альбус, наклоняясь к голому плечу, рассечённому давнишним рубцом. Горячие губы мягко прихватили кожу, рыжие волосы, пахнущие земляникой, мазнули Геллерта по плечу. Секунда, другая — и, рванувшись, Геллерт вскочил на ноги. Его грудь, едва прикрытая рубашкой, ходила ходуном от тяжёлого дыхания. — Никто никогда ещё не трахался со мной из жалости, — сорвалось, как плевок. — И ты первым не будешь. Альбус поднялся, убирая за спину руки, так и чесавшиеся врезать Гриндевальду хорошенько. — Как знаешь. Развернулся и зашагал обратно, к калитке. Пыльная растрескавшаяся земля обжигала босые ноги, и в голове у Альбуса пронеслось: что-то тут не так. Слишком жарко. Слишком ослепительно это синее марево над головой. Запрокинув подбородок, он приложил ладонь козырьком ко лбу и растерянно поморгал, в который раз сетуя на потерю очков: разглядеть отсюда, действительно ли вон то движущееся бурое пятно — сова, никак не получалось. Можно было, конечно, кликнуть Геллерта, у Геллерта глаза соколиные, но… Альбус не обернулся. Свернув газету, Ингрид растянулась на скамье и забросила руки за голову. — Хотите новость? Имперские войска отступают, Фёдоров уже подходит к Берлину. — Кто бы сомневался, — пожал плечами Геллерт, отчищая край своей тарелки. — Военачальник из фрау Геббельс так себе, а уж из её фюрера — и подавно. Если я в ближайшее время не смогу вернуться, Фёдоров, Диггори и эта прелестная американка Рузвельт растащат Австро-Германию на куски. — И пусть растащат, — пробормотала Ингрид. — Хоть умирать никто не будет. Гриндевальд поднял брови: — Вы так спокойно говорите о военном поражении политического блока, к которому относится и ваша страна? — Норвегию к этому блоку присоединили насильно, — буркнула девушка. — По доброй воле наш конунг не ввязался бы в войну. А вообще… Весь Дурмстранг только и ждёт, когда же кончится эта кровавая потеха. Просто каждый пытается это скрыть — с большим или меньшим успехом. — Беда человеческая в трусости, — пробормотал Геллерт. — А может, в алчности? Занавеска приподнялась с лёгким шорохом, и на веранду зашёл Дамблдор. — Ингрид, а я вас ищу. — Проверяете, не дошло ли до кровопролития? — рассмеялась она. — Ну что вы, — мягкая, поддразнивающая улыбка коснулась его губ. — Я не сомневаюсь в вашей способности улаживать разногласия дипломатическим путём. Скажите, нет ли у вас чего почитать? Не обязательно о магии. Ингрид подняла глаза к потолку. — Хмм… Даже не знаю. Вряд ли тётушкины романы вроде «Зелья вечной страсти» или «Строптивая чародейка» вам понравятся. Может, Моэма возьмёте? Я люблю его рассказы. — С удовольствием, — кивнул Альбус. — Пойдёмте, они у меня в комнате. Добравшись до угловой двери, она пропустила Дамблдора вперёд и шагнула следом. Загородив проём, жарко зашептала: — Вам нечего здесь делать, вы ведь и сами понимаете. Вас дома ждут! Ваши друзья, ваши соратники. Хотите, я вам дам метлу? Хотите? Вы сможете добраться до Англии. Альбус переступил с ноги на ногу. — А Геллерт? — Метла вас двоих не донесёт, она ветхая уже. Да и потом… Его всё равно к Поцелую дементора приговорят. Что-то больно дёрнулось внутри — так рвётся перетянутая струна. Она ведь права, эта девочка со взрослым взглядом. Разве не обязан он бороться? Разве в Хогвартсе не ждут его помощи? — Один раз ради Общего блага я уже бросил близкого человека, — тихо произнёс он. — Я не хочу, чтобы это повторилось. — Вот ваш рассказ. — Тонкая рука протянула ему книжицу в потрёпанном тёмно-сером переплёте. — Надеюсь, вы останетесь довольны. Прежде, чем он успел ответить, она выскользнула за дверь. — Скажите, фрау Марта, вы Германа не видели? Разогнувшись, она провела ладонью по потному лбу. — Герман? Так ведь он ушёл. Я думала, вы знаете… — Как — ушёл? Куда? — Да он мне не сказался… — Давно ушёл? Почему? Что ему в голову стукнуло? — Альбус всё сыпал и сыпал вопросами. Так, верно, человек, переходящий улицу в гололёд, пытается удержаться на разъезжающихся в шпагат ногах. — Оделся кое-как, даже ботинки не взял у меня, — Марта пожала плечами. — Спасибо вам, говорит, фрау, за всё. Пора мне. Руку мне эдак чмокнул — и пошёл. Альбус машинально провёл рукой по влажным доскам сруба. — Ясно. — А вы записку его не прочли разве? Он сказал, что записку оставил на комоде. Шаг назад, к крыльцу. Ещё шаг. Он помотал головой, чувствуя, как оживает внутри иррациональная надежда. — На комоде, говорите? «Надоела агония, хочу напоследок развлечься. Палочку оставляю — может, она тебе хоть как-то послужит. Удачи во всём. Геллерт. Люблю». Машинально сунув клетчатый листок в карман, Альбус огляделся. Он не заметил, как вышел за калитку. Присев на бревно, он вытянул ноги и облокотился на корявый ствол дуба. Глаза сами смежились. Лишь одна мысль вспыхивала в висках сквозь сонный туман: Геллерта ещё можно найти. Но хочет ли Геллерт, чтобы его нашли?.. Рыжеволосая голова свесилась на грудь, пальцы разжались. Кругом становилось темнее, холоднее, потянуло сыростью — а он всё спал. Геллерт позволил себе замедлить шаги, лишь когда деревня осталась за поворотом. Нет, он не опасался, что Альбус побежит за ним: гордость и здравый смысл не позволят. Просто ему самому досадно было оборачиваться. Всплеск эмоций, выброс стихийной магии… Столько лет железного самоконтроля не могли пройти даром: это он повелевает магией, а не магия им. Значит, магии не прорваться. Куда бы теперь направиться? В Ойгендорфе наверняка есть хоть одна забегаловка, где можно напиться, подраться и хоть ненадолго обо всём забыть. Сведя на шее ворот рубашки, он зябко поёжился. Что-то меняется погода, не иначе как ливень будет. Солнце куда-то спряталось, вон и туча… Туча шла очень быстро, едва ли не каждую секунду меняя очертания. По коже у Гриндевальда поползли мурашки. Он пытался сообразить, в чём дело, и непрошеные картинки мелькали в мозгу: холодные руки матери, лежащей под тёмно-вишнёвым балдахином, жеманная белокурая девица под руку с отцом, тёмный карцер Дурмстранга, мёртвые глаза Альбуса, склонившегося над телом сестры, Адское пламя, гудящее над головой… Ноги сами понесли Геллерта вверх по холму. Быстрее, быстрее — сквозь затхлый сырой воздух, раздирающий грудь. Только бы успеть. У Ала палочка, но он не сможет призвать Патронуса сквозь блок. И Ингрид не сможет. Через изгородь — напрямик. Он в самом конце, покосившийся дом Марты. Туда мчится мутное облако, и уже можно различить омерзительные черты дементоров. Они скользят над самой землёй, у них куда какая фора по скорости. Но Геллерт всё же успевает завернуть за угол, и его едва не проносит мимо. Мимо Альбуса, лежащего навзничь, всё ещё сжимающего палочку в ослабевшей руке. — Ал! — Геллерт кричит так громко, как только может. Почему, во имя Мерлина, голос подводит? Имя рвётся наружу сиплым свистом. Альбус ничего не слышит, дементор наклоняется над ним, откидывая капюшон. Выпить свет из синих глаз. Забрать ум, волю, ясный заливистый смех и тихий шёпот: «Гел…» Ноги намертво прикипают к земле. Но Геллерт делает шаг, ещё шаг — заслонить. Что же ты не видишь меня, Азкабанское отродье? Зачем тебе Ал? Чёрный бесформенный ком, покрытый струпьями, касается ломаного носа в россыпи веснушек, и крик рвётся из груди Геллерта ослепляющей жёлтой вспышкой. — Вот это гроза была… — Хорошо ещё, дом цел. И не задело никого. — Бедняга Герман, я так за него испугалась. Слава богу, всё обошлось. — Он вас слышит, тётя, — в голосе явственно прозвучал смешок. — И он наверняка очень недоволен, что его назвали беднягой. Ингрид не была вполне права: сил на недовольство у Геллерта просто не было. Открыв глаза, он приподнялся на дрожащих локтях: — А где… — Вульфрик в соседней комнате, — быстро сказала Ингрид. — Приходит в себя под тремя одеялами. С ним всё в порядке. Геллерт прижал руку ко лбу. В голове всё мешалось, путалось. Куда делись дементоры? Сколько он так пролежал? — Тётя, — Ингрид повернулась к Марте, — вы не заварите травяной отвар? Мне кажется, Герману он пойдёт на пользу. — Да-да, конечно. Маленькая фигурка в переднике скрылась за дверью, и Ингрид присела рядом с Гриндевальдом. — Тётя, конечно, знает о магии, но ни к чему её волновать рассказами о дементорах. Была сильная гроза, вот и всё. Геллерт кивнул. — Гроза прошла? — Это же вы её прогнали. Честно говоря, — Ингрид покачала головой, — я не представляю, что было нужно этим… существам в нашей деревне, но если бы не вы, одним мистером Дамблдором их голод бы не утолился. Они уничтожили бы всех. — Чувство меры дементорам неведомо, — слабо улыбнулся Геллерт. Светлые глаза смотрели на него исподлобья, но уже без того враждебного выражения. — Я не думала, что вы способны… — Можно? — раздалось за её спиной. Повернувшись к двери, она с трудом сдержала смешок: на пороге стоял Дамблдор, завернувшись поверх рубашки в лоскутное одеяло на манер тоги. — Вам всё ещё холодно? — сочувственно улыбнулась Ингрид. — Жаль, что у нас нет ни крошки шоколада. — Ничего, ничего. Он медленно подошёл ближе — едва держащийся на ногах, без кровинки в лице. Но в синих глазах светилась улыбка. — Пойду-ка я поговорю с тётушкой, — Ингрид поднялась. — Вдруг что — зовите. Геллерт молча перекатился на бок, освобождая место рядом, и Альбус прилёг на матрац. Тёплые пальцы обхватили его ладонь. — Ты спас мне больше, чем жизнь, — еле слышно пробормотал он. — Не без выгоды для себя, — хмыкнул Гриндевальд. — Барьера больше нет. Я это чувствую, — он притянул руку Альбуса к себе на грудь, — вот здесь. — Твоя палочка. — Выпутавшись из тоги, Ал спешно полез в рукав. — Вот она. Проверь. — Успеется, — Геллерт опустил её рядом с матрацем и зарылся носом в пушистые рыжие волосы. — Я чуть не потерял тебя. Я мог больше никогда… Кадык у него на шее дёрнулся, и он с усилием выговорил: — Бери меня. Бери сейчас. Альбус крепко стиснул его плечи. Медленно, мучительно медленно он целовал Геллерта — всего: золотистую прядь у виска, нос, подбородок, тоненькую венку на шее, грудь, беззащитную родинку внизу живота… Любопытные, бесстыжие пальцы поглаживали, потирали — Гриндевальд вжимался щекой в подушку, пытаясь не издать ни единого звука, и наконец дёрнулся, потянулся к волшебной палочке. Рука дрожала, и наложить одно за другим запирающее, скрывающее звуки, очищающее заклинание Геллерт не смог бы без помощи Альбуса: его пальцы легли сверху, и они вдвоём вычерчивали в воздухе нужные движения. А потом Геллерт зажмурил было глаза, как перед первой в жизни аппарацией, и как тогда же, вновь широко распахнул их, чтобы ничего не пропустить. Чтобы видеть, как темнеют от восторга и наслаждения зрачки Ала, как блестят капельки пота у него на лбу, как кривится рот, исторгая надрывный стон. И боль — режущая, разрывающая — сменялась томительным удовольствием, жаром невыносимого желания. Он стискивал плечи Ала ногами, целовал, кусал, вылизывал гладкую кожу, впивался в неё ногтями. Не отдаст. Никогда. Никому. Когда сладостно-острая судорога пронзила напряжённое тело, Гел растянулся на постели без сил. Подушка пахла скошенным сеном, и разметавшиеся волосы Альбуса тоже пахли сеном — как когда-то давным-давно, в Годриковой Впадине. Прохладный ночной ветерок коснулся шеи Альбуса, и он невольно плотнее запахнул свою накидку. Геллерт уже ждал его у крыльца. Таким Альбус успел отвыкнуть его видеть: в бархатной чёрной мантии с золотистой полосой по подолу, с тяжёлой брошью в виде имперского орла на груди. Волосы, совсем белые в лунном свете, волной падали на плечи. — Власть тебе к лицу, — улыбнулся Альбус. — Её ещё завоевать надо, — хмыкнул Геллерт в ответ. — Ну что, ты не передумал? Хочешь аппарировать в Хогсмид? — Да. — Значит, мы ещё встретимся на дуэли. Обувайся поудобнее, чтобы не споткнуться в ответственный момент. — А ты на спальню противопожарную сигнализацию, что ли, поставь, — не остался в долгу Дамблдор. Ингрид тихонько усмехнулась. — Ну, и когда же мне ждать вызова в Нурменгард, герр Гриндевальд? Геллерт свёл брови: — Я не стану применять репрессии к человеку, давшему мне кров. Впрочем, если хотите, я мог бы доставить вас в Норвегию, к родителям. Она помотала головой. — Письмо я им уже отправила. Сова должна долететь, помоги ей Мерлин. А тётю Марту я не брошу. Ей и так тяжко. — Как хотите, — кивнул Геллерт. — Удачи. — И спасибо за всё, — добавил Альбус, пожимая тонкие прохладные пальцы. — Надеюсь, когда-нибудь я смогу… Она махнула рукой. — Удовлетворите моё любопытство — и считайте, что мы в расчёте. Дементоров за вами прислал тот же, кто отправил самолёты? — Думаю, это так. — Фрау Геббельс, кто ж ещё, — кивнул Гриндевальд. — Вероятно, убийство национального врага было её последним шансом поднять популярность. Ну что, Альбус, пошли? Подойдя ближе, он обнял Дамблдора за талию и взмахнул палочкой. Резкий рывок — и перед Альбусом уже темнела окраина Хогсмида. Не успев оглядеться, он услышал ещё один хлопок. Рядом никого не было, значит, Геллерт благополучно аппарировал в Потсдам.