Будь ты проклят, Чон Чонгук!

Утром они проснулись втроем. Чон Чонгук. Ким Миен. И Волчонок. Это было лучшее утро Чонгука за последнее время. Неловкое. Постыдное. Бесячее. Теплое. Уютное. Необходимое. Такое многозначное. И такое очень. Очень неловкое. Очень постыдное. Очень бесячее. Очень теплое. Очень уютное. Очень необходимое. Господи, и просто до чертиков нереальное. Вставать совершенно не хотелось. И просыпаться тоже. Легкая дрема была так сладка. Хотелось только прижимать, обнимать, вдыхать, ощущать и целовать. До головокружения. До цветных пятен. До звездочек над головой. Голова давно предала его. Волк вовсю завладел им, по самые гланды. Потому что кончики пальцев покалывало, внизу живота горело, а в голове был туман, самый настоящий, мыслей было не разглядеть, не услышать просто. Но тело казалось таким легким, что внезапное пробуждение не испортило приподнятое настроение. Наоборот, оно подскочило еще на пару ступеней, и до вершины оставалось рукой подать. Придвинулся носом к ее волосам, вдохнул поглубже. Внутренне смягчался. И возбуждался. Так, без прикосновений. Пульс сбивался, а в паху тяжелело. Господибоже, помилуй Чонгука. Неописуемые чувства и необузданные эмоции закрались под кожу, эйфория проникла в вены, и сейчас она окутывала конечности, сантиметр за сантиметром, даря им долгожданное тепло. Боже, просто крышесносно. Это потрясающе. Она рядом. А у него такое чувство, будто он пережил самый лучший в жизни оргазм. Залезть в эту постель было хорошим решением. Сейчас их отношения ждали новый этап. Миен неожиданно присмирела, а Чонгук (пока) не накосячил. Его сны наконец-то могли превратиться в реальность. Шестое чувство подсказывало ему… Чонгук до глубокой ночи делал домашнее задание по информатике, которого накопилось немало, намного больше, чем заслуживала его потемневшая душонка. Если бы он пришел в очередной раз с пустой тетрадью, учитель бы оторвал ему уши и наклеил на задницу по обе стороны половинок перед всем классом, приспустив парню штаны. Гук был неглуп, он был чертовски ленив, если это касалось школы и скучных заданий в особенности. Рука двигалась по листу, ручка размашистым почерком вычерчивала решения задач, а мозг снова и снова воспроизводил тихий щелчок, поворот защелки оконной рамы. И этот звук так безбожно ускорял, что при обычных условиях Гук бы потратил на домашку в два или даже в три раза больше времени, чем сейчас. Конечно, Чон не специально отложил наушники и убрал плеер в ящик стола, уши навострил тоже случайно. Сука, но не мог он по-другому. Слышать, прислушиваться к ней стало частью его. Уже раз и, кажется, навсегда. Когда с делом было покончено, Чон откинул учебник в сторону, подошел к широкому окну и открыл его, выпячиваясь наружу. Осенний порыв ветра освежил парня, взъерошив его волосы, которые в природном свете луны отливали серым, и его глаза прикрылись в блаженстве. Он улавливал легкий аромат леса, опавшей листвы и… Миен. Ее естественный запах Чонгук ни с чем и ни с кем не мог спутать. Потому что его сущность ломалась с каждым вдохом, падала к его ногам, скулила, выворачиваясь, и просила, умоляла, раздирая его лёгкие в пух и прах, следовать по этой невидимой дорожке, которая в черных глазах оборотня подсвечивалась маленькими золотыми огнями, что парили в невесомости, как мотыльки. Девичья кожа пахла так приятно, как-то особенно тепло, без духов, согревали только нотки лаванды, что, кажется, уже въелись в ее шею и волосы. И он чуть повел носом, глубокий вдох, до предела. Не хотелось выпускать дурманящий воздух из легких. Лучше сдохнуть, чем больше никогда не ощущать его внутри. Мысли пугали и завораживали одновременно. Наверное, впервые ему стало насрать на собственную гордость. Реально. Пусть идет к черту! Будь что будет! Сейчас уже точно! После случившегося в школьной столовой Чонгуку было всё под силу. Его сущность хотела к своей паре. Быть рядом. Оберегать. Хорошо, получит. А большего она не просила. Чон выключил настольную лампу, переодел школьную форму, которую так и не удосужился снять, на домашнюю одежду и засунул в карман серых штанов одну диковинную вещицу. Оттолкнулся от подоконника настежь открытого окна и ловко приземлился на забор прямо на носочки, а с него прыгнул на дерево, мастерски забираясь на толстую ветку, от которой до окна Ким Миен рукой было подать. Он слышал, как бьется ее сердце. Там. Внутри. В глубине темноты, нерешенных вопросов. Плавно и размеренно. Стучало в ее груди. Она спала. Едва уловимо сопела, причмокивала губами и что-то говорила тихое, бессмысленное, наверняка связанное с учебой или какой-нибудь школьной ерундой. — Нет, неправильно, — раздалось ее ворчание, — сто сорок пять. Чонгук прыснул в кулак, качая головой. Заучка даже во сне. Ему вот стало интересно, кого же она учила в своих снах, еще таким недовольным тоном. Стараясь не разбудить (и почему же?), парень открыл раму и пролез внутрь, отодвигая в сторону штору, которую раздувал пришедший с Чоном ветер. Он снял носки (да, он не забыл о чистоплотности Миен) и босыми ногами ступил на мягкую постель, сразу встречая на своем пути стражу в образе наглого рыжего кота по прозвищу Волчонок. Волчонок, блять! Айщ! Чон бы давно выкинул этого кота за шкирку, но Миен бы Гуку яйца отрезала за такое, но лучше бы не ему. Кот важно поднялся с пригретого местечка и выгнул спину в оборонительном жесте, зашипев, проявляя явное недружелюбие к гостю. Гук замахал перед ним руками, надеясь так успокоить животное, не догадываясь, что своими действиями похож на матадора, размахивающего красной тряпкой. — Эй, парень, — зашептал Чонгук, очнувшись, он вспомнил, что кое-что прихватил с собой. — Смотри, что у меня есть. Будем друзьями? Чонгук разговаривал с котом, вызывайте… хоть кого-нибудь! Парень потряс перед котом синей лентой, тот уже нагнулся для прыжка, как вдруг замер, принюхиваясь, а потом его повело в сторону, и он мурлыкнул, повалившись на бок. Задрал лапы, открывая пушистый живот, перекатывался с одного бока на другой. И Чонгук победоносно ухмыльнулся. — Молодец, хороший мальчик. Враг был повержен. Когда Гук попытался незаметно пробраться под одеяло, девушка зашевелилась, заставив парня громко сглотнуть (он сам не понял, почему так внезапно занервничал), а потом его сердце об пятки шлепнулось, стоило Миен подать голос. — Ты что так поздно? — послышалось тихое. — Ты меня ждала? — самодовольно спросил Чонгук, укладываясь рядом с девушкой, повернутой к нему спиной. — М, Миен? Прошло несколько секунд, но она так и не отозвалась. Ким только прижала колени к груди и посильнее укуталась в одеяло. Она ровно дышала, тихо, блаженно. Неужели разговаривала во сне? Что-то царапнуло в груди, Чонгука подобное несколько оскорбило. Он приподнялся на локте и убрал спавшие на лицо волосы Миен за ухо. Подушечкой пальца провел по скуле, маленькому носу, влажным раскрытым губам. Тело будто током ударило, прошибло с головы до пят, парень отдернул руку и, убедившись, что девушка не проснулась, лег на спину. Его внутренний волк играл с ним в жестокие игры, и Чонгук боялся проиграть. Счет вёл явно не он. Чон быстро погрузился в глубокую дрему и проснулся с новыми силами на восходе солнца. Лежать, прижимаясь к женскому телу, было не в новинку, но ощущение особенности не покидало его. Эта особенность порхала в воздухе, забилась в мурашки на коже. Всё было правильно и неправильно одновременно. Скажи полгода назад, что Чон Чонгук будет спать в одной постели с Ким Миен, он бы голову свернул этому смертнику, сморозившему такую херню. Но, твою мать… Разбивать об стену кулаки. Плакать крокодильими слезами. Сцеловывать каждый выдох из губ своей пары. Всего хотелось. Прямо сейчас. Мысленные страдания Гука прервал резкий звон будильника, который надрывно просил молотка, чтоб его. В комнате была такая умиротворенная атмосфера, может, ну ее, школу эту? Чонгук лежал с широко раскрытыми глазами и смотрел в потолок, как только он решил выключить бьющую по ушам трель, дыхание рядом как будто участилось: девушка медленно просыпалась. --- Для Миен утро началось неожиданно рано, в сознание ворвалась незамысловатая мелодия будильника, и девушке пришлось пару раз глубоко вздохнуть, чтобы убедиться, что утро действительно наступило. Сладко зевнув, она слегка потянулась и попыталась перевернуться на другой бок, но что-то тяжелое, лежащее поперек ее талии, удерживало ее. Накрыла это что-то ладонью, и ее сразу обдало жаром, а в мыслях всё это же что-то мигом перетрансформировалось в спящего рядом Чон Чонгука. Боже! Открывать глаза было страшно. Лбом чувствовала его обжигающее дыхание, крепкая хватка на талии не давала спокойно дышать, а еще у них были переплетены ноги, попробуй распутать теперь. Будильник продолжал надрываться. Набравшись сил, она подняла веки, ее ресницы дрожали, нижняя губа тоже. Расплывчатая фигура материализовалась в парня, прижимавшего ее к своей груди. Глаза Миен были на уровне его приоткрытых губ, жутко захотелось стереть их с его лица, и нос тоже, и… маленький шрам на щеке. Откуда он? В это время будильник пошел на второй круг, когда Миен увидела, что Чонгук лежал… без футболки? Мало того, что девушка лицезрела его загорелое лицо, но еще и накаченную грудь? — Какого черта, — взвизгнула она, ударив его по плечу, и резко села, потянувшись к телефону, который лежал на подоконнике, чтобы выключить надоевшую мелодию. — Вставай! Чонгук не реагировал. Вообще. Никак. — Эй! — потрясла его, откладывая мобильник в сторону. — Чон Чонгук! Тот что-то невнятное замычал и резко перехватил Миен за живот, укладывая обратно на постель. Девушка не успела очнуться, как оказалась снова в его сильных объятиях. Чонгук подмял маленькое тельце под себя и закинул ногу ей на бедро, отчего Миен зашипела. Вот же великан! — Ты меня раздавишь! — возмущенный шепот в мужскую шею. — Пора вставать, мы опоздаем в школу. — Давай полежим еще немного, — горячий выдох, у Миен, кажется, пульс пропал. — До школы еще часа два, успеем сто раз собраться. Ким Миен сошла с ума. Другого объяснения нет! Зачем она открыла окно? Что пыталась доказать? Почему поступила так опрометчиво? Непонятно. Непонятно. Ничего непонятно! Миен думала, что Чонгук придет к ней сразу, как только путь для него будет свободен, ведь незакрытое окно — это зеленый свет. Зеленый свет того, что она готова поговорить. Но соседа так долго не было, и Миен решила, что он вовсе не придет, а потом вдруг уснула, забыв задвинуть защелку на раме, а это было самым плохим решением за последние сутки. Иначе бы в ее кровати не оказался полуобнаженный парень с перекатывающимися мышцами под кожей… — Почему ты голый? Коленкой чувствовала ткань на его ногах, он был в штанах, а это уже было хорошо. Спасибо, что не с голой попой. — Мне стало жарко, — безумная улыбка Чонгука ощущалась даже на расстоянии, как будто она прорисовалась на лбу Миен. Девушка запыхтела, как паровоз, ее щеки нещадно покраснели, а в след за ними и уши. — Ты такая горячая, м. — Йа, замолчи, Чонгук! — закрыла лицо ладонями и шумно выдохнула. Не готова, не готова слушать такие смущающие вещи в собственной постели. Как говорится, не для него ее роза цвела. Но у Чонгука, кажется, были другие планы. Его длинные пальцы так вовремя решили почесать подтянутый живот, на котором точно проглядывались кубики пресса, но Миен не настолько падшая женщина, чтобы проверять, заглядывая под одеяло, поэтому она только пискнула, когда его костяшки пару раз задели бугорки её груди, и попробуй разберись: случайно или нет. — Чонгук, — жалкая попытка отодвинуться потерпела крах. Только сильнее. Только ближе. И бормотание в ушко, чтобы Миен перестала дергаться, а то хуже будет. То, что будет хуже, она не сомневалась. Возможно, ей казалось. Возможно, у нее были галлюцинации. Но его прикосновения были везде. На каждом участке ее тела. И Миен искренне надеялась, что за ночь у Чонгука выросла третья нога, потому что объяснить то, что упиралось ей в бок, она просто не могла. — Всё, с меня хватит, — заключила девушка, нервы были на исходе. Отодвинулась на несколько сантиметров, стараясь скинуть чужие руки и ноги со своего тела. Но силы кончались, а чужие ладони продолжали обхватывать талию и шею. — Хватит дергаться. Ломаешься, как… а, точно. — Что «точно»? Что? — щебетала Миен, делая голос громче, стараясь не выдать свое волнение. Получалось нехорошо. Очень плохо. — А, вообще, где мой кот? Почему меня не защищает мой кот? Приподняла голову, взглядом стараясь найти питомца, но Гук обнаружил первым. — Твой Пидоренок полночи спал на моей голове. Мы теперь друзья. Медленно посмотрела наверх. Действительно. Волчонок, свернувшись клубком, тихо посапывал над головой Чонгука, а потом, будто сквозь сон, услышал о себе неприятное и размашисто стукнул хвостом парню по лицу. Пушистый кончик заехал ему прямо в рот, и Чон скривился, выплевывая шерстинки, тыльной стороной ладони протер губы, обозвав кота словами, о которых Миен даже думать было стыдно. Моментально получил тычок в лоб от девушки. Трогать его обнаженную грудь или округлое плечо смелости уже не хватило. Забыть бы и никогда не вспоминать темные ореолы его сосков. Господи, да что в них такого? У Миен такие же под пижамной кофтой, что теперь, краснеть из-за этого? Да, конечно. Чем краснее, тем лучше. И шея пусть пятнами покроется, чтоб уж наверняка. — Волчонок, ты меня предал? — захныкала Ким, вытягивая руку из-под одеяла, осторожно, чтобы не коснуться партнера напротив (из ума выжила, какого партнера?). — Как ты мог? Провела по теплой шерсти предателя, отчего кот замурлыкал, дотронулась до загривка, чтобы почесать за ушком, но палец зацепился о синюю повязанную ленточку. Непонимающе приподняла бровь, сжимая ткань, а потом Миен, нахмурившись, принюхалась. Для достоверности поднесла руку к носу, которой ранее гладила Волчонка. Точно. Она не могла ошибиться. — Валерьянка? — строго посмотрела на парня, усиленно делающего вид, что спит. — Это подарок от меня, — нехотя ответил он. — Не смей больше так делать! Я не хочу, чтобы мой кот ходил с затуманенными глазами. — Хорошо, в следующей раз принесу ему рыбу, — наклонился корпусом ближе. А ближе было возможно? — Он не ест рыбу, — тихо фыркнула в ответ, машинально отъезжая телом в противоположную сторону. Слишком. Просто слишком. Всё для нее слишком. — Молоко. — Очередное заблуждение. Ну, что же это такое? Миен возилась, стараясь удобнее устроиться в чужих руках, раз выбраться из плена не было возможным. Свежая простынь сползла и свернулась от ее махинаций, неприятными бугорками впиваясь в кожу. — И что же любит твое животное? Уткнувшись щекой в подушку, Миен посильнее втянула ее аромат, отвечая: — Молочное печенье. — Что, серьезно? Молочное печенье? — несдержанно выпалил Чонгук, усмехнувшись. А потом цокнул и притянул ее за шею, зарываясь носом в черные волосы, что так некстати распластались на наволочке. Господи, она никогда не привыкнет. — Ты так удивляешься, будто я кормлю его печеньем килограммами. Всего лишь небольшие кусочки раз в неделю, они ему очень нравятся. Стыдно становится, неподходяще как-то. Будто Чонгук поймал ее за постыдным делом, а не кормежкой кота печеньем. — Окей, будет молочное печенье, а теперь спи, — сказал, как отрезал Гук, заставляя Миен возмущаться. — Ты меня утомила, давай полежим в тишине несколько минут, и тогда по доброте душевной я принесу тебе дневник моего прапрадеда. Нашел, чем заманить, смешно даже! — Зачем мне его дневник? Хочешь похвастаться его отличными отметками, раз своими не можешь? — не сдержала иронии. — Так-то мой дед записывал каждый свой шаг с момента обращения и все ше… действия, происходящие с ним и его парой. Отец дал мне этот дневник еще пару недель назад, но я забывал тебе о нем рассказать, интересно, да? — Да, — отчаянно выдохнула Миен. Лежать рядом больше не было сил, правда. — Ты его прочитал? — Ну, я пробежался. Эта тетрадь такая толстенная, там буквально описан каждый вдох, нудятина полная. — Чон Чонгук! — пихнула коленом, надеясь, что попала по животу. Искривленное лицо Гука говорило о многом, но не о животе, к сожалению. — Немедленно принеси мне ее, раз сам разучился читать. Как необдуманно с твоей стороны! Необходимо было отдать мне ее как можно раньше. Ты даже точно не знаешь, как можешь влиять на меня. Мы же должны как-то взаимодействовать, а пока у нас связь односторонняя получается. По крайней мере, со своей стороны я никаких изменений не ощущаю. Должно же быть какое-то подтверждение нашей связи. А вдруг у меня тоже может меняться цвет глаз? Губы дрогнули, и парень рассмеялся, чем разозлил девушку. — Ничего смешного, Чонгук! Всё очень серьезно, я должна понимать, на что иду. И замолчала мигом. Сболтнула лишнего, кажется. Миен не знала, куда деваться, да и Чон задумался, вперив взгляд куда-то выше головы девушки. Ей бы бежать сейчас. Неважно куда. Просто бежать. Без оглядки. И забыть всё, что происходило в ее постели. Но деваться было некуда. Только мысленно проклинать жизнь, а лучше Чонгука. — А вдруг ты меня обманываешь? Не знаю для чего именно, но обманываешь? — Не неси бред, — без промедления раздалось в ответ, а потом Чонгук положил ладонь ей на затылок, не гладил, не сжимал, ничего не делал. У Миен же коленки зачесались от непонятных чувств. — Я принесу тебе дневник, но с одним условием: сейчас ты закроешь свой прекрасный рот и мы полежим немного в тишине. Миен фыркнула и закатила глаза. — Ты меня бесишь, — а потом выдохнула, будто запыхавшись. Господи. Жарковато. Тело подводило. — Взаимно, а теперь закрой рот, иначе я тебя поцелую, — Гук открыл один глаз, осторожно вглядываясь в ее лицо, и Миен настороженно прищурилась. — Хотя нет, ты еще не чистила зубы. Ее возмущению не было предела, но… Его голос такой томный, мягкий, убаюкивающий, будто он тут пошлые комплименты раздавал, а не о запахе во рту вещал. Прикусил губу. Держи себя в руках, Миен. Держи себя головой. Задержал взгляд. А в ее глазах помутнение, в горле засуха, а в груди дыра. Нечестно! Чонгук использовал запрещенные приемы. Ведь Миен — девушка. Как бы она себя не вела. Она — девушка. И такое выдержать… видимо, не могла. — Слава Богу! Готова вообще перестать чистить зубы по такому поводу! — съязвила, защитная реакция такая. — От тебя пахнет не лучше. — У меня как раз таки всё хорошо. — Зубы мне тут не заговаривай. Подозрительная пауза. — Проверим? — резко приблизился, их носы столкнулись, чмокнулись будто. Миен внутри вопила, заставляла себя оттолкнуть его и бежать, но как бежать-то? Он был сильным и крепким, держал железной хваткой. И когда дух девушки стал медленно покидать тело, для нее пришло спасение. Сообщение на телефоне. Короткий писк. Спасательный сигнал. Приспустив оковы в виде чонгуковых рук, Миен приподнялась на локтях, чтобы взять мобильный, но парень ее резко отпихнул. Рука так и осталась в воздухе, но тело свалилось спиной на кровать. — Не смей, мы еще спим, — скомандовал Чон, укрывая их одеялом. Ей-богу, они так в школу опоздают! — Вдруг там что-то важное. — Тебе, кроме сотового оператора, который просит пополнить счет, никто не пишет. — Неправда, мне пишут, — и Чонгук склонил голову на ее слова, а смотрел так внимательно, что мысли хотел прочесть. Она глаза закрыла, нечего читать то, что не положено, неположенное можно читать только Миен. — А оповещение о пополнении счета приходит в начале месяца, — обиженно добавила. Выждала несколько долгих секунд, пока Гук задумается, а потом резкий рывок. — Всё, перестань, — держал ее руки по швам, возвышаясь. Тяжело сглотнула, видя, как одеяло скатывалось с его плеч, падая краем прямо на пол. Его длинные горячие пальцы впивались в ее кожу, места их соприкосновения горели на ее запястьях. Контролируй себя, Миен. У тебя не было парня, но это не значит, что ты должна испытывать подобное к нему. Это просто мужское тело. Загорелая кожа. Широкие плечи. Накаченные руки. Подтянутая грудь. И стальной пресс. Она зарумянилась, как девственница перед первым разом. Но она и так девственница. И первого раза у нее не было! А ведь Миен надеялась, что не будет испытывать сексуальное влечение в ближайшем будущем. У нее школа, экзамены на носу! А неподходящие мысли могли сбить весь настрой. — Да пусти же! Пора идти в школу, идиот! — кричала на него шепотом, зловеще изогнув брови. Вот только Чонгук не двигался. Вопиющее безобразие. Возвышался, дразнил, соблазнительно ухмылялся. Что-то зашептал, наклоняясь ближе, и его руки на ее талии сжимали тонкую ткань кофты. Глаза темнели, грудь вздымалась чаще. А у Миен в голове не мозг, а каша непонятная, намешано, напутано. А ладони обжигающие выше, выше, выше… Ким не своим голосом прохрипела, что закричит сейчас, но Чонгуку не верилось, а потом звонок в дверь. И оба замерли статуей, вытянулись, головы повернув к двери, будто та откроется сейчас, и на пороге появится объектив камеры, мол, ха-ха, попались голубки, ваши фотографии будут развешаны по всей школе. А у Миен сердце в горле билось. — Кто это так рано? — невнятно пробормотала она. Их игра затянулась. Еще бы знать, что за игра… Пока Миен смотрела на часы и прикидывала, сколько времени оставалось на сборы, Чонгук успел подняться с кровати, прислушиваясь, он водил головой, а потом сжал кулаки, хрустя костяшками. — Чонгук, твои… твои глаза, — вздрогнула, оказываясь рядом. — Они желтеют. Что-то случилось? Тихим мычанием Гук подтвердил ее слова, только что именно девушке не объяснил, на что она насупилась, продолжая расспрашивать, наблюдая, как с каждой секундой зрачок приобретал всё более насыщенный цвет. — Дорогая, вставай, — раздался мягкий голос бабушки с первого этажа, а потом через паузу: — Чимин-и приехал! Слюной поперхнулась, закашлявшись, вчерашний ужин застрял в глотке и явно просился наружу от неожиданности. Ее глаза загорелись счастливым блеском, и она восторженно ахнула: — Чимин?! И Чонгука прошибло. Он рыкнул, напугав кота, отчего тот поспешил спрятаться под кровать, и пошел к двери твердым шагом. — Вот сейчас и познакомимся. — Стой, ты куда? — Но Миен преградила ему путь. Накрыла маленькой ладошкой его рот. — С ума сошел? Чон смотрел сквозь нее, кривил губы, надувал ноздри. Всё кипело в нем. Бурлило и просилось наружу. Его вены набухли, выделяясь на ровной коже. Нет, нет! Еще не хватало, чтобы его кто-нибудь увидел в ее комнате рано утром. Полуголого. В одних пижамных штанах, держащихся низко, на тазовых косточках. Бабушка с дедушкой. Или Чимин! Нет, нет! — Одевайся и уходи, — строго приказала она, подталкивая его к окну, боковым зрением пытаясь отыскать футболку или кофту. Ну, не мог же он прийти так. Сначала Чонгук растерянно посмотрел на нее, но его выражение лица быстро стало каменным, и он брезгливо выплюнул: — Значит, как лежать со мной в одной постели — так пожалуйста, но только до того момента, пока в доме нет Чимин-и. — Так, не нужно мне ничего предъявлять! — тихо возмущалась Миен, не хотелось, чтобы кто-то из домашних увидел их перепалку. Ей будет легче вырыть себе могилу, чем объяснить, что тут происходило. Она сама не до конца понимала. — Мы друг другу никто, разве ты забыл? Вот, напоминаю! А до того, что тебя со мной связывает чертово проклятие, мне нет никакого дела! И вообще, это ты ко мне залез, я тебя спать с собой не звала! — Вот как мы заговорили! — в тон ей запел Чонгук, всплеснул руками, зыркая пожелтевшими глазами. — А кто открыл окно? Гребаный Волчонок? — Да это ты умолял меня, почти у ног ползал, хотел ночью прийти, — засюсюкала Миен, вытягивая губы, сложила руки на груди, — а то без мамочки малыш-Гукки уснуть не может. Плачет, титю хочет, — честно, сама не понимала, что несла, но ее так задело его чувство собственности, что пиши — пропало, а потом, добавив, сказала: — И не смей обзывать моего кота! За два шага добрался до нее. Вплотную. Близко-близко. Чтобы сердца бились вместе, в унисон. Высокий. С таким сонным видом и лохматыми волосами. Матерь Божья. Но его глубокие глаза пожирали, обгладывая кости, доставая до самих внутренностей. Тревога лопалась мелкими пузырями под кожей, и Миен смотрела прямо, с плотно сомкнутыми губами. — Да пошла ты! — нагнулся, дикое шипение, и ядовитое влажное дыхание осело на ее губах. — Сам иди! Миен еще сама не понимала, что ее ждет, какой приговор себе подписала. Но было поздно. Печать поставлена. Напряжение искрами поблескивало в комнате, плескалось через край, заливая пол, стены, тела. И никто не понимал, во что оно выльется. Или, нет, понимали. Они понимали. Осознанно плыли в ловушку, откуда точно уже было не выбраться. Закрывали за собой железные ворота, чтобы не мешали, ключ выбрасывали в море на съедение рыбам, и никого не волновало, что морским тварям он ничерта не сдался. Комната трещала. Сжималась. До маленького куба. Где только эти двое. Стояли напротив друг друга. Прожигали, пожирали, старались не срываться, но… К черту, к черту, к черту. — Я же сейчас тебя поцелую, — вызов. Только подбородок повыше, и смешок несдержанный. Потом. Всё потом. Нет места здравомыслию. В голове только Чон Чонгук, который, кажется, поселился там. И вылезать не хотел. Обосновался, как дома. И… — Целуй. Это конец. Это конец их прежней жизни. И начало новой. Потому что он поцеловал, за секунду сокращая расстояние до минимума. Притянул за талию к себе, впечатывая в собственную грудь, и у Миен дух вышибло. Она задохнулась его воздухом, он осел глубоко в ней, проник в лёгкие. Туда. Туда. Туда. Его губы впились в ее. Резко. Несдержанно. Горячо. Срывая будто кожу. Сдирая ее до крови. И, черт знает, что нужно было делать, но Миен, как пластилин, следовала за его руками, что придерживали ее за шею, девушку вело. Плавилась, таяла, испарялась. Сначала осторожно, потом более настойчиво Чонгук обхватил ее нижнюю губу зубами, начал обсасывать ее, лизать, тянуть, проситься горячим языком внутрь. И никакого сопротивления. А у Миен головы на плечах не было, она у него, у него в руках; держалась, пыталась не упасть. И потом... пустила. Раскрылась навстречу, как бутон. Нежный. Невинный. Такой белый и ранимый. Ее губы были мягкими, податливыми, отвечающими. Чонгук целовал жадно, отчаянно, желанно. Исследовал одну губу, следом вторую. Влажный язык вылизывал нёбо, пересчитывал ровный ряд зубов. Чонгук не сдерживался, выдыхал ей в лицо, едва успевая захватить воздух. А Миен вообще разучилась дышать, забыла, как это делается. Только пускала внутрь и падала сама, стояла на носочках, обмякая в его руках. Как же сильно. Хорошо. Боже-е-е. Старалась подавить рвущиеся из груди стоны, которые то и дело сцеловывал Чонгук ртом. Она зарылась маленькими пальчиками в его волосы на затылке, обхватила посильнее, прижималась ближе, находя языком чужой, билась током, целовала, чувствовала нестерпимое жжение по всему телу. Проникновенное. До безумия приятное. Такое неописуемое. М-м-м... Не было его. Не было ее. Были только они. Целующиеся. Целующиеся. Целующиеся. До красноты. До боли. До удовольствия. И никто из них, конечно же, не слышал приближающихся шагов. Какие к черту шаги, когда их губы, наконец-то, встретились.