Сны — это жизнь, которой не случилось.
Безразличный взгляд Итачи буквально гвоздями прибит к кровавой полосе на серой щеке того парня, что нарисован на футболке Тен-Тен. Он бы точно знал его лет пять назад и, может быть, даже напел бы пару песен. Однако сейчас он лишь с трудом может позвать по имени до одури напуганную девушку, на чьей впалой щеке такой же мерзкий развод засохшей крови, как и на футболке. Она не отзывается. Тихо. Она молчит уже так долго, трёт руки, кусает губы до крови и не перестаёт беззвучно плакать. Её глаза потухли, больше не сверкают, красные и испуганные. Она может лишь бесцельно пялиться в белый пол, ожидая чудес, в которые не верит. А для всего остального она — больше не она. Тен-Тен прижимает колени к груди, ставя берцы на скамейку, и будто не замечает в упор сидящего напротив Учиху. Больничные стены давят на сознание своей неестественной зеленью, но против своей воли Итачи понимает, что иначе быть не может. Она не уйдёт просто так. Жаль лишь, что она всё так же видит во всех Шисуи. Даже в незнакомых пострадавших. Замирающие минуты тянутся дольше, чем там, на шоссе. Они оба будто под водой, мимо мечутся рыбы-медсестры и санитары, а потом в пластиковых дверях появляется кто-то другой, в большой толстовке, узких джинсах и с растрёпанными чёрными волосами. Она держит телефон, а после вызов раздаётся на разбитом смартфоне, который почему-то уже несколько часов Итачи не выпускает из рук. Остановившаяся в проходе девушка дрожит и привлекает внимание медсестры, но будто не услышав никаких замечаний в свой адрес, медленным неуверенным шагом подходит к Учихе. — Вы… Что с ним? Скажите мне, — единственное, что удаётся ей произнести. Итачи совсем не хочется смотреть в испуганные хоть и незнакомые глаза, но видеть на фоне сжавшуюся в комок Тен-Тен хуже. Он не хочется ничего говорить, потому что, по правде говоря, и сам ничего не знает, кроме того, что, возможно, тот разбившийся мотоциклист жив. Всё, что ему известно, Такахаши больно. Для неё там, в операционной, не какой-то лихач, не справившийся с управлением, для неё есть лишь ошибка, которую она не может себе простить. И никто ей не объяснит, что её вины нет. Итачи молчит, пока девушка перед ним заламывает пальцы, но на его спасение выходит врач и, снимая маску с лица, улыбается. И звучит самая важная фраза за вечер: — Всё будет в порядке.***
Тен-Тен на полу, пьяная, с самокруткой в дрожащих пальцах, во рту привкус рвоты, если она сделает ещё хоть движение, то блевотни не избежать. Тен-Тен себе отвратительна. В этой жизни у неё уже слишком давно всё идёт не так, не клеится: мать была счастлива выставить её за порог при первой возможности, брак с Канкуро стал самой тупой ошибкой, а Шисуи — страницей из жизни, которую всё ещё у неё не хватает сил перевернуть. Она такая жалкая. Вечно храбрится, выделывается, а сейчас вытирает полы собой и своими чертовыми слезами, хватается за живот обеими руками, едва удерживаясь от того, чтобы выблевать всё, что выпила, не закусывая, за сегодняшний вечер. Отчаяние? Неужели это снова оно?! Тен-Тен ударяет раскрытой ладонью по полу, заходясь в новом порыве истерики. Беспомощная… У неё нет права быть такой. Горящей от боли рукой она опирается на пол, подставляет вторую — спустя полторы минуты стоит на четвереньках. На её губах, белёсых, словно снег, улыбка, то ли оскал, намокшие в непростительных слезах волосы прилипли к лицу. Пол перед глазами размыт, а по ушам бьёт, словно нарочно глушит, собственный гадкий смех или рык. Колени дрожат, всё тело знобит, руки одна за одной подгибаются, она снова падает, ударяясь лицом. — Тебя больше нет, слышишь меня? Тебя нет, — Такахаши скулит, но не говорит — это точно. Её взгляд неосязаемыми гвоздями прибит к месту, где до этого вечера висело фото, напоминающее о тех временах, когда она могла вполне искренне улыбаться. Но больше у неё нет такого права. Разве Учихи нет? Почему тогда она его так отчетливо видит? Шисуи на полу, сидит, облокотившись о стену, и взгляд его, такой осуждающий, хуже той наркоты, что сейчас в ней. — Зачем, Тенн? У неё нет достойного ответа. Просто потому что её рушит всё то, что происходит вокруг. У неё большие проблемы. И отсутствует право вешать на каждого ярлыки, только вот она упорно продолжает это делать. Так объясните же ей хоть кто-то, что второго его не будет, как бы она ни старалась искать. Тен-Тен ищет и ищет, спотыкается, идёт дальше и всё также оглядывается назад, думая, что что-то упускает. Упускает его. Снова и снова. Теряет. Едет крыша — и никак по-другому Тен-Тен больше не может объяснить себе этот хриплый голос, этот звон цепочки на брюках и взгляд чёрных глаз. На своих руках она всё ещё видит кровь, хотя и отмывала её чуть ли не хлоркой, соскребала щеткой и больше десяти минут вытирала полотенцем. В том мотоциклисте она так отчётливо видела Шисуи, почти чувствовала его боль и не была готова мириться с его смертью снова. Кто-то проходит сквозь дверь и садится перед ней, но лицо? Его не видно. Шисуи над ней смеётся. И Тен-Тен на секунду кажется, будто ненависть к нему вытесняет все другие чувства, но холод его рук по своим голым плечам всё же ощущает и зябнет. Ей очень холодно. Если Тен-Тен затихла, в этом, определённо, нет ничего хорошего. Если Тен-Тен недавно встретилась с одним из придурков из прошлого, в этом, определенно, нет ничего хорошего. Если Тен-Тен не пытается достать, у неё точно проблемы. У этого парня с извечной сигаретой в зубах нет причин ломиться к ней в гости, нет причин заходить в её открытую квартиру, нет причин поднимать её, никакую, с пола и приводить в чувства. У него есть кандидат на эту роль получше. — Тебе ведь нужен был адрес? У тебя будет полчаса, чтобы добраться. — Эй, что ты несёшь, пьяный, что ль? — Полчаса. Не больше. — Окей, я принимаю пари. Через двадцать буду. У Тен-Тен нет причин думать, что Шикамару останется с ней, а не растворится вдруг внезапно, у неё нет причин верить, что он действительно рядом с ней, что-то высматривает, раздражённо мечется по квартире. У неё нет причин верить, что всё это — правда. Тен-Тен закрывает глаза. Лучше бы отказался. Лучше бы просидел дома за приставкой. Лучше бы не пошёл к Кире Би на день рождение. Лучше бы… Лучше бы его футболка сейчас была на нём, а не застиранная висела где-то. Потому что, если Такахаши чего-то и не стоит, так такого своего жалкого вида. Она не узнаёт его, когда стоит на коленках над унитазом, после того как заляпала его вещи рвотой, не узнаёт, когда он несёт её к расстеленному футону и бежит за стаканом воды, потому что даже боится её такого внешнего вида. Как это бывает — расширенные зрачки в блестящих красных глазах и белая-белая кожа вкупе с неуместной странной улыбкой смахивают на ночной кошмар. И даже для неё это слишком. А он, дурак, зачем-то держится. Хьюга шарится по её голой квартире в попытках отыскать шмаль, под действием которой находится эта горе-мотоциклистка, скидывает немногочисленные вещи на пол, изучает каждый карман и чуть ли за плинтус не лезет. Молчит, как будто ему рот зашили, изредка посматривая в её сторону. Так делал Шикамару четыре года назад. Неджи клонит в сон, но он показушничает, делая вид, будто это вовсе не так, но Такахаши до этого нет дела, ей всё ещё видится Шисуи, такой реальный, такой добрый, такой родной. Он зачем-то говорит: — Ты не виновата. А она ему не верит и очень хочет дать по лицу, чтобы хоть так стереть его шикарную улыбку, но он лишь смеётся, накрывая её руку своей. Звенит цепочка на его джинсах, а из-за уха выпадает сигарета. — Тебя не хватает. Холодные пальцы сплетаются, и это ощущение для Тен-Тен дороже всего. Шисуи важнее всего. В стену, в сантиметре над её растрёпанными волосами, прилетают джинсы, из кармана которых сыпется мелочь, и Тен-Тен наконец-то обращает внимание на него, такого разъярённого и разочарованного, Неджи. Каждое его движение слишком резкое, чтобы она успела проследить за ним, её хватает лишь на одну фразу: — Ты? — и всё, что ей удаётся произнести, прежде чем истеричный непроизвольный смех забивает. Его на секунду растерянный взгляд скользит по её телу, но Хьюга тут же отворачивается, низким длинным хвостом разрезая воздух вокруг себя. Глаза, как обычно, его выдают — Неджи совсем не хочет ей отвечать. Подаёт стакан воды, наверное, надеется, что содержимое в этот раз не окажется на его лице, но Тен-Тен бьёт по протянутой руке скорее специально, а жидкость расплёскивается, забрызгивая одеяло, матрас и, конечно же, Неджи. Растерянность и прилипшие к голому телу мокрые волосы смешат Тен-Тен сильнее, чем собственная выходка. Матерясь почти про себя, Хьюга резко встаёт на ноги, пытаясь найти, чем бы вытереться. Направляясь в сторону кухни, чуть не падает, поскользнувшись на фотографии. Тен-Тен точно помнит — на шестилетней давности снимке она искренне улыбается, а сзади её обнимает он. Такахаши становится страшно буквально за одну секунду. У это парня-недоумка на уме явно что-то нехорошее. Эта ухмылка на его жестоко красивом лице не к месту. Этот снимок в его руках не к месту. Тен-Тен слышит треск бумаги, но почему-то не может ни встать с футона, ни сказать хоть слово, чувствуя себя под одеялом, как под железобетонной плитой. На пол летят два обрывка. Интересно, он слышит звук шагов или эти отвратительно громкие удары ладоней о стены? Она ведь с трудом на ногах-то стоит. Вытирая с себя воду кухонным полотенцем, Неджи вздрагивает, когда по его обнажённой спине проходят влажные ледяные руки. Тен-Тен кладёт ладони ему на плечи, а после и вовсе облокачивается, словно вот-вот упадёт. Про фото она уже не помнит. Хьюга замирает с полотенцем в руках, будто не зная, что делать дальше. Такахаши обнимает его, и в этом, определённо, что-то есть. Тен-Тен совсем не хочется видеть среди плавленого серебра его глаз отвращение. Только не оно. Злость, ненависть, да что угодно, только не отвращение. Сбрасывает её руки, разворачивается и перехватывает костлявые запястья. Она снова смеётся, и каждое её движение раздражает и злит Неджи. Он такой же, как Шикамару, рассудительный и абсолютно правый. У него есть причины так себя вести. — Такую ты меня не хочешь? — Такахаши со всей своей надменностью вглядывается в серые глаза и давит невинную улыбку. Недовольство и злость Неджи такие явные, что даже среди пустых мыслей Тен-Тен находится место, чтобы это понять, но не удивиться. — Ты не в себе, — быстро бросает он тихим голосом, почти про себя, и уходит в комнату. Неджи обращает свой взгляд в её сторону, как только, видимо, успевает обмозговать своё решение остаться здесь. Тен-Тен сползает до пола, не удержавшись за наличники, подгибает расставленные в стороны ноги и зажимает руками рот. Чёлка и растрёпанные каштановые волосы прилипают к лицу, но её внешний вид в целом в десятки раз хуже этой незначительной детали. Хьюга подходит к ней и присаживается рядом, замечая, что руки у лица — лишь попытка скрыть всхлипы и слёзы, стекающие по худым щекам. Осторожно касаясь её руки, Неджи приобнимает её, не зная, насколько это уместно, но это единственная здравая мысль. Тен-Тен обессиленно роняет голову ему на плечо и обнимает за шею так, что вот-вот и задушит ненароком, поджимает губы, лишь бы совсем не потерять лицо. И даже под травой эта боль не утихает. У неё перед глазами страшные картинки двух аварий переплелись так, что она больше не может различить, где Шисуи, а где тот парень-лихач, оказавшийся счастливее Учихи. Если бы Хьюга знал про войну без правых и виновных, что идёт у неё в голове, наверное, не стал бы осуждать. Если бы он знал, возможно, осмелился хотя бы мысленно самому себе признаться, что, возможно, влюблён. Жаль, конечно, что это лишь безосновательные теории, которые ни одна «геометрия» не докажет. У него за душой, наверняка, тоже вагон проблем, и жизнь не кажется сказкой. Он молодой балбес, не определившийся с целями и планами, легко соглашающийся на всё, что звучит интересно, и это его подводит. Эта чёртова девчонка ему омерзительна! Несмотря на то, что она его буквально за шкирку вытащила из омута страхов и нерешительности, заставила снова увидеть этот мир, в котором нужно барахтаться похлеще рыбы, чтобы чего-то добиться, Такахаши ему противна. Тен-Тен снова по глазам читает — он готов задушить её лишь за жалкий вид, за то, что поддалась слабости, и вместе с тем он боится остаться в числе должников. Подхватывает её, слишком уж лёгкую и задремавшую, на руки и перекладывает на футон, укрывая сухим краем одеяла. Тен-Тен просыпается, и сон кажется чем-то слишком страшным. Она бы никогда… Босыми ногами Тен-Тен ощущает, как холоден пол. В попытке согреться взбирается на стул, подтягивая к груди ноги и пряча их под безразмерной футболкой. Ей нравится наблюдать за этим глупым мальчишкой, ловко заваривающим кофе, стоя голой спиной к ней. По плечам разлетелись волосы, едва сдерживаемые донельзя съехавшей резинкой. Он впервые, наверное, не отпускает каких-то мерзких комментариев в её адрес и просто помогает, аккуратно лавируя по небольшой кухне. Только сейчас Тен-Тен задумывается о том, насколько непрезентабельно выглядит её «холостяцкая» квартирка с довольно простым ремонтом и без излишков мебели. Кухня кажется чужой, и девушка сильно удивлена, что Хьюга смог найти здесь хоть что-то. Он в целом её изумляет своими спокойствием, непринуждённостью и внешним видом. Она старательно вспоминает, в какой момент её гость решил раздеться, но ничего толкового в голову не приходит, точно так же, как не вспоминает, почему сама в том виде, в котором есть. Тен-Тен ближе прижимает ноги и пытается побороть дрожь, случайно локтем задевая стол. Будто заряд тока проходит по всей руке, Такахаши шипит от боли, а стоящая на столе кружка начинает шататься, позвякивая. Неджи не оборачивается, будто специально игнорируя всё, что происходит за его спиной. Медленно начинает разноситься тёплый глубокий аромат кофе, и становится чуточку уютнее. Через несколько молчаливых минут Неджи ставит перед Тен-Тен кружку, слишком большую для порции эспрессо, и становится напротив, облокотившись на тумбу и скрестив руки на груди. Тен-Тен прикрывает глаза, приникая к горячей чашке, ей не хочется вспоминать, откуда здесь Неджи и почему он так на неё смотрит. Она чувствует его разочарование, только потом заботу и хорошо скрытую злобу. Интересно, он успел возненавидеть её всего лишь за вечер или она сама в нём что-то упустила? — Прохладно, не находишь? — Тен-Тен говорит негромко, протягивая по привычке гласные, но достаточно, чтобы взгляд серых глаз в чёрной окантовке резко метнулся от пола, долго изучаемого, к девушке напротив. Хьюга с полминуты смотрит на неё, озадаченно, так, что ей почти физически больно, а после разворачивается и уходит. Такахаши чувствует непонятную досаду от всего его поведения и хочет встать и догнать, потребовать объяснений, но Неджи возвращается быстрее. С чёрной толстовкой в руках. Он кладёт её Такахаши на ноги и возвращается к тумбе. — Вообще-то, я имела в виду тебя, но спасибо, — толстовка оказывается весьма кстати, но девушка знает, что кофта чужая: мужская туалетная вода и кофе, именно так она пахнет. — Я, наверное, не хочу знать, что с тобой было, — умеренно говорит он, и Тен-Тен становится не по себе от его интонации и разочарования, пронизывающего голос и вид. Впервые она чувствует себя младше, чем он. — Не хочешь, — подтверждает девушка и носом почти утыкается в кружку. Вкус не хуже аромата. Ей стыдно за себя, но публично она это признавать не станет. Хьюга куда-то уходит снова, и Такахаши кажется, что эту квартиру он теперь знает наравне с ней, и это плохая новость. Его нет ровно столько, насколько хватает кофе, а возвращается в мятой футболке и с конским хвостом на голове — такой он обычно носит на работе, такая прическа ему к лицу. На стол падает связка из двух ключей и брелка, звон отдаёт в ушах, Тен-Тен почти физически осязаемо ненавидит в этот момент Хьюгу: — Приходи, когда некуда деться. Хлопок двери отдаётся большим эхом, чем падение ключей. Такахаши сверлит взглядом злополучную связку, но не понимает, что должна с ней сделать: отдать при первой встрече или оставить до востребования. Всё так неясно, что хочется просто выть. В резком порыве влажное от пота одеяло сваливается на пол. Тен-Тен распахивает тяжёлые веки и рывком садится в постели. За армированным окном только занимается зеленоватый рассвет, и в комнате снова холодно. Вытягивает перед собой трясущиеся руки и рассматривает их, словно видит впервые в жизни. В голове так пусто, что в пору только перекати-поле встретить да завывания пустынного ветра слушать. Этот сон был чрезвычайно реалистичен, и она крепко щипает себя за бедро. В звенящей тишине бегло осматривая комнату, не замечает разбросанную мелочь и джинсы. Одеяло на полу совершенно сухое, да и не толстовка на ней вовсе, а её собственная майка. С фото на стене ей всё также улыбается Шисуи. Приснилось? Мелкая дрожь не стихает, но боль в бедре продолжает напоминать о реальности, но не перебивает страшные мысли, червём пролезающие под корочку мозга, заставляя сию же секунду, поскользнувшись на одеяле, сорваться с нагретого места, разыскивая рюкзак. Если это сон, то всё будет на месте. Бедолага, оставленный в углу ванной, находится не сразу. Молния трещит от прилагаемых девушкой усилий по вскрытию. Тен-Тен выворачивает сумку наизнанку, разбрасывая по напольной плитке купюры из конверта, ключи, салфетки и прочую мелочёвку. Если это всё ей приснилось, этот чёртов «подарок» найдётся. Спустя минуту из закромов вываливается и искомый зелёный пакетик. Такахаши облегчённо вздыхает. Не сломалась. Она не сломалась. В тягучей эйфории заходит на кухню и забирается на стул с ногами. Пялится в чёрную чашку с рассыпанной в ней травой. В левой руке телефон, в правой — спички. После таких снов она просто не может доверять себе. Ей нужна надёжная страховка, хотя Шикамару скорее всего обидится на такой свой статус. В полупустой телефонной книге Тен-Тен набирает ни разу не вызванный контакт. И если ей вдруг некуда деться? С наркотиками нет боли. Такахаши поджигает спичку. Если тот мотоциклист — упрёк судьбы, то она, определённо, жестока. Огонёк, отражаясь, танцует в её усталых карих глазах. От наркотиков слишком много боли. Из старенькой раскладушки раздаётся сонный-сонный мужской голос, и от неожиданности Тен-Тен роняет спичку, переводя взгляд с быстро разгорающегося пламени на экран телефона. В Токио половина пятого утра. Тен-Тен молчит, не веря, что абонент на том конце действительно ей ответил, только вот, что сказать, она не знает. Всё это зря — этот звонок и этот абонент. Абонент сдаётся первым. — Ты позвонила мне в четыре утра, чтобы помолчать? — сиплый голос в трубке такой размеренный и умиротворённый, что и самой девушке становится спокойнее. Проходит эта чёртова дрожь. — Доброе утро? — спрашивает Тен-Тен первое, что приходит ей в голову, и отодвигает подальше от себя тарелку. — Ты серьёзно? Я, конечно, наслышан о твоих садистских наклонностях, но не настолько же, — за шумом связи всё же слышно, как собеседник усмехается, а после буквально воет в подушку. — Но ты ведь не спишь. — Я проснулся, чтобы тебе ответить, — тихо и, кажется, очень серьёзно произносит абонент, замолкая, словно в вакууме, а после зевает. И ничего такого странного он не произнёс, да только по рукам от его слов пробегают мурашки, и становится как-то совсем холодно в этой полупустой квартире. Может, дело всё ж в голосе? Таком сонном, что невольно завидуешь. — Как благородно, — нехотя высокомерно отзывается девушка скорее для поддержания имиджа, не имея в запасе других достойных ответов, — нимб над головой ещё не засветился? — и покидает просторы обшарпанной кухни. Тен-Тен буквально падает на футон спиной и медленно перетягивает с пола одеяло. Перед глазами парят чёрные звёздочки, но холодная постель, кажется, стоит этих мелочей, с лихвой расплачиваясь своим комфортом. Она зачем-то тянет тощие руки к потолку, загибая пальцы, и внимательно вслушивается в шорох в телефоне. — Упрекаешь меня за то, что сама позвонила? — он почти наверняка улыбается и непроизвольно поднимает бровь. Тен-Тен становится неловко от того, насколько чётко у неё перед глазами стоит его образ. Так быть не должно, они ведь толком и не общались, не считая… Просто, не считая. — Ты работаешь завтра? Сегодня уже, — собственный голос почему-то слышится ей чужим, медленным и тягучим. И вопрос такой же — снова заданный от безысходности. — Хочешь зайти на чашку американо? — Хьюга почти шепчет, едва не засыпая, и Тен-Тен знает, что это жутко неправильно. Неправильно от выбора абонента до его феноменальной памяти на её вкусы. Интересно, это он слишком ловко спросонья подбирает ответы или она слишком неудачно подбирает вопросы? Такахаши сжимает в руке одеяло, чуть не теряя из-под уха телефон, елозит по футону, но все её постельное всё ещё неприятное, влажно-холодное. — Можешь скинуть геопозицию, доставлю кофе к порогу. Я выходной, — подытоживает он, напоминая про разговор с Шикамару, который решил зачем-то ей поведать о том, как тщательно ему промывается мозг за её адрес. — Думаешь, телефон твоего года рождения в курсе, что такое геопозиция? Неджи смеётся, видимо, уронил телефон на пол, если судить по раздавшемуся звуку удара и мату следом за ним. — Так, я снова с тобой, и прости, забыл, что люди твоего возраста отрицают технический прогресс. Тен-Тен молчит, мысленно проклиная саму себя за эту глупую идею позвонить именно ему. Он, разумеется, дурак и всё такое, да только язык у него подвешен искусно. В трубке раздаётся мяуканье, и в мыслях девушки тут же всплывает причина её того самого раннего подъема, когда этот блохастый комок шерсти вдруг решил отвоевать своё право на подушку. — Ты там уснула? — Хочешь от меня избавиться? — обиженно произносит Тен-Тен, почти до ушей натягивая одеяло. — Как ты могла так подумать обо мне в четыре утра? — почти серьёзно спрашивает Неджи и тут же смеётся, сонно и хрипло. От его тихого голоса и мерного разговора девушку действительно клонит в сон, она зевает и закрывает глаза, продолжая прислушиваться к парню, — почему не спишь? — А ты? — Развлекаю одну ненормальную старушку, — серьёзно заявляет Неджи. — Бармен, тебе жить надоело? — Ладно-ладно, раскрыла меня. Она ещё свежачок, но ненормальная — факт. — При встрече обкорнаю твои космы. — Это приглашение на свидание? Если да, прости, я не такой. Не так быстро, дорогая, — Хьюга смеётся, и Тен-Тен почему-то тоже очень хочется. Он слишком умело ставит каждую её фразу с ног на голову. — То есть кофе к порогу отменяется? Твоё постоянство просто поражает. — А если предложу не к порогу, а где-то поближе к цивилизации? — его голос кажется гораздо бодрее, чем пару минут назад, но на фоне издаёт свои жалобные мяуканья кот и заглушает хозяина. — Ты же «не такой»?! — А речь и не обо мне. Тогда… — Встретимся? — неожиданно даже для себя на опережение спрашивает девушка, но не слышит никакой реакции на свой вопрос. Лишь шорох, а за ним одинокий звук тупого удара. Неджи молчит, и Тен-Тен ещё почти минуту ждёт реакции. Вызов сброшен.