Дороги округа "Дельта"

За стенкой убаюкивающее играла Clint Eastwood и слышался отборный мат и шум бумаг. Контрасты родного дома. Туди очнулся на своей кровати. Он перевернулся набок и накрылся одеялом по самый нос. Все произошло настолько быстро, что Туди до сих пор не мог поверить, что от его подушки не пахнет яблочным шампунем. И в то же время, в недавнее прошлое не хотелось верить. Хотелось признать это страшным сном, или превратить в книгу, поставить эту книгу на самую дальнюю полку и никогда-никогда-никогда не открывать. Или же попросту сжечь. Наперекор себе Туди решил вспомнить все. Но вспомнилось только то, что у Бэт на лице всего три родинки, еле заметные - на носу и в форме треугольника, и одна на шее. То, что на лицо всегда спадают только три пряди волос, то, что на ключице у нее маленький белый шрам, или вот то, что одна ямочка на щеке больше другой…Стоп. Что?! А еще он помнил, что губы у нее от природы персикового цвета. Стоп. Губы? А вот это уже никуда не годится. Туди перевернулся на другой бок и накрылся одеялом с головой. Изгиб плеча у нее округлый. И голос тако-ой звонкий. Тут Туди подумал: каким же глупцом он был, когда она сидела рядом с ним, читала ему вслух, что гирлянда горела синим, а он не был счастлив. Зато признавать то, что он влюбился уже по затылок – это он признавать не хотел. И еще то, что он хотел ее просто поцеловать. Боялся. Она ведь его не любит. Они же ведь просто друзья. И тут Туди взял свой телефон и прочитал: « Давай встретимся около шоссе М38 в 7? Произошло слишком много всего, нужно решить, как будем жить дальше.» И он не думая написал в ответ: «Давай.» «Отлично. Жду в 7.» Он хотел. Но не сделает этого вопреки своему желанию. Потому что пусть он умом никогда не отличался, но знал точно, что если поцелует – дружба закончится. Ему полегчает: не будет мыслей о безответности, не будет нервной дрожи, не придется смотреть ей в глаза как дурак. И Бэт – Бэт тоже не будет. А к этому Стю не готов. И Туди стал ждать, когда стрелка часов с «4:40» переместится на «6». Ожидание оставляло неприятный осадок. … Бэт отложила телефон в сторону и скинула с себя одеяло. Рядом лежал Оуэн, повернувшись к девушке спиной. И Бэт еще раз почувствовала, как она к Оуэну равнодушна, и еще раз спросила себя: «За каким хреном я до сих пор делю с ним свою кровать?» Влюбленность прошла. Появилось даже отвращение. Потому что тот Оуэн, которого Элизабет любила – был всего лишь образом, маской. Настоящий Оуэн был совершенно другим человеком. А с Бэт ему было просто выгодно. Бэт не хотелось плакать – насмотрелась уже на все подобное. Возьмет и отпустит. Девушка встала с кровати, дошла до кухни, нащупала на подоконнике ручку и листок бумаги, и кривым почерком написала: « Оуэн, Мы с тобой оба понимаем, что в наших отношениях нет смысла. Давай не будем портить друг другу свои «лучшие годы» и пойдем по разным дорогам? Можешь забрать шестой по счету кактус в моей комнате: я знаю, он тебе нравится. Собирай вещи, как бы грубо это не звучало. Не звони, не пиши, не ищи – все равно не найдешь. Аривидерчи, и будь счастлив!» Элизабет вернулась в комнату, положила записку на прикроватную тумбочку. Девушка выдохнула, и посмотрев на часы, маленькая стрелка которых показывала «5», решила, что можно уже собираться: до М38 пешком идти полтора часа. А ходить она любит. Бэт накинула свою старую кожаную куртку, надела ботинки, и не оборачиваясь на спящего Оуэна, вышла из квартиры.