Габриэлла Поттер

— Гарри! Негодный мальчишка! Если произойдёт хоть что-то… Что-либо н…  — Вернон!  — Ты знаешь, что будет! — проворчал дядя и отпустил воротник моей футболки. Дурсли сели в машину и уехали, а я остался один. Сегодня мой день рождения. Мне исполнилось десять. Они не вспомнили… Они никогда не вспоминали. Почти… Однажды Петуния подошла ко мне и сказала: «Ты родился тридцать первого июля тысяча девятьсот восьмидесятого года» и ушла. Это произошло после того, как в один из дней рождения Дадли, я спросил, есть ли у меня день рождения. Дядя разозлился и выгнал меня, он вообще не любил, когда я был на празднике Дадли, говорил, что я порчу им настроение своим видом. Мне тогда было пять с половиной лет. На улице начался дождь. Серебряные дорожки сбегали по стеклу, а я сидел на подоконнике и проводил пальцем по их следу. Потом я стал писать на запотевшем от дыхания стекле: «С днём рождения, Гарри. Мы любим тебя». Я представлял, что это писали родители. Какими они могли быть? У тёти с дядей нет ни одной фотографии. Я знаю, что у меня мамины глаза — это единственное хорошее, что я слышал о маме от тёти Петуньи. Она не любила её и не знала моего отца, или просто не хотела рассказывать. Мама и папа погибли в аварии. Почему? Как много раз я задавал этот вопрос, но никогда не получал ответа. Дурсли не любят меня, но зачем-то приютили, однако я чужой в этом доме, в этой семье. Мама, Папа, если бы вы выжили, как бы мы жили? Почему я не нужен дяде и тёте?  — Эл, на завтрак пора.  — Ммм…  — Элла, — кто-то дотронулся до моего плеча и начал тормошить, — Подъём! Нехотя приоткрыла глаза и встретилась взглядом с Даной.  — Привет.  — И тебе привет, соня. Что же такого приятного снилось, что ты так вставать не хочешь? Приятного? Я грустно улыбнулась.  — Прошлое. Девочка изменилась в лице и уточнила:  — Неприятное?  — Скорее грустное, но с тех пор прошло много лет и я не понимаю, почему вспомнилось…  — Когда-то мой крёстный сказал, что ничего не происходит просто так.  — Мудрый крёстный, но то прошлое уже точно не повторится, и я не встречусь с людьми из него.  — Они, — девочка замешкалась, — умерли?  — Нет, но… Я не уверена, где эти люди сейчас, но они из магловского мира.  — М… Ты дружила с маглами?  — А ты имеешь что-то против? — рассмеялась, глядя на её озадаченное лицо.  — Ну… Я с ними не знакома. Мы ведь маги и у нас другая жизнь.  — Неужели ты всю жизнь провела в магической части мира?  — Да. У меня ведь оба родителя волшебники и они не любят маглов.  — Даже так, это наверное странно — ни разу за жизнь не бывать с той стороны… Хотя, мне никогда не понять.  — Не понять? Но твоя семья тоже магическая…  — Не смотря на это, я часто бывала у маглов. Девочка задумчиво посмотрела в окно, а потом, также не глядя на меня, тихим голосом спросила:  — Как-нибудь расскажешь о них? Мне интересно. Я улыбнулась.  — Конечно! Что там у нас с завтраком?  — С завтраком? — проговорила она, переведя на меня задумчивый взгляд, а после, почти сразу, подскочила с моей кровати и затараторила: — Пошли быстрее! Кстати, Малфой хотел с тобой увидится.  — Драко? С чего бы это? Она пожала плечами. Блондин стоял у окна и смотрел куда-то вдаль.  — Драко, — я дотронулась до его плеча, и он посмотрел на меня своими серыми глазами.  — Драко, с каких пор ты просишь передать кого-то, что желаешь со мной встретиться, вместо того, чтобы как обычно выловить на обеде или в коридоре? Он внимательно смотрел на меня, а после обнял. Мы стояли так несколько минут, не говоря ни слова, потом Драко отстранился от меня и тихо сказал:  — Можем где-нибудь посидеть? Я кивнула, и мы начали спускаться по лестнице. Я взяла его за руку и тихо спросила:  — Что-то случилось? Он не отвечал, пока не закончились ступеньки, а потом грустным голосом сказал:  — Мама. У неё слабое здоровье и раньше, когда она болела, я был рядом. А сейчас… Мне… Я волнуюсь. Крепче сжала его ладонь.  — На публике мама всегда холодная, у неё словно нет чувств. Дома… Дома она тоже редко показывает что-то, но она заботится иначе. Что-то сделает, где-то поддержит словом… Она никогда не мешает отцу воспитывать меня, но я знаю, что она любит обоих. У мамы есть свои оттенки настроений, возможно именно из-за неё я гораздо слабее папы, но я всё равно люблю маму. Я хочу, чтобы мама была здорова и счастлива! Мы присели на крыльце одного из старых выходов Хогвартса. Тут редко бывали люди.  — Будет, — проговорила я. Мы сидели в тишине, чувствуя прохладный ветер и тепло соединённых рук.  — Дана, ты соскучилась по родным? Было утро воскресения, и я сидела на подоконнике второго этажа и наблюдала за улетающими совами.  — Да, немного, но скоро мы увидимся.  — Угу, — я улыбнулась. Тоже ведь соскучилась, но…  — Элла, может, слезешь с подоконника? Нам ведь попадёт.  — Мне здесь нравится. Тем более это же не седьмой этаж…  — Тут и второго этажа хватит, чтобы разбиться!  — Почему ты стараешься быть правильной? Это ведь совсем не по слизерински…  — А кто тебе сказал, что я пытаюсь быть правильной? — она усмехнулась. — Я не хочу попадаться на мелочи!  — Ах, и как я могла забыть?! — с улыбкой повернулась к ней и прислонилась затылком к прохладному стеклу, — Дана, какие твои родители? Девушка перестала улыбаться и сделала шаг назад.  — В, — она запнулась, — каком смысле?  — В прямом. Я не прошу имён. Мне интересно, какие они люди. Девочка задумалась.  — М… Ну… Мама она… очень находчивая. Она умелая и умная волшебница. А ещё она глава в семье. Папа очень любит маму. Они вместе работают на моего крёстного.  — А кем работает твой крестный?  — Он… Ну… М… Эм… Я точно не могу сказать… Но… Это связано с чем-то вроде… М… Министерства…  — Дана, ты такая смешная, когда пытаешься что-то скрыть. Девочка напряглась.  — Не волнуйся, меня действительно не интересуют чужие секреты. «Своих слишком много» — добавила мысленно.  — Хорошо, а ты скучаешь по своей семье?  — Да, по родителям, по сестрёнке и даже по Сириусу слегка. Я хочу их увидеть, но они так и не узнали, что я на Слизерине.  — Волнуешься из-за этого? — она забралась на подоконник и села рядом со мной.  — Да, они плохо относятся к этому факультету.  — Но ты их дочь и им придется принять.  — Наверное… — я слабо улыбнулась, а снизу раздалось протяжное «Мяу». Мы с Даной переглянулись, и синхронно спрыгнули с подоконника, едва не наступив на хвост миссис Норис. После мы побежали вперёд и через несколько поворотов, оперлись на стену и, отдышавшись, засмеялись. Оставшиеся два месяца до окончания первого года прошли без столь привычных Гарри приключений. Рон и Гермиона остались в прошлом и, как бы больно не было, я начала принимать, что это навсегда. Невилл стал значительно лучше учиться, много времени проводил в библиотеке и перестал общаться с одноклассниками. Он отдалился ото всех, и никто не мог найти причину этому. Я пробовала говорить с ним, но он отвечал краткими фразами или просто уходил, не сказав и слова. Дана с Драко за этот год стали моими друзьями, но им никогда не стать частью золотой троицы, как и мне. Гермиона, Рон, я скучаю по вам, по нашему прошлому, которого здесь никогда не будет. Я скучаю и по себе. Неужели эта жизнь выйдет более спокойной? За весь год я почти никуда не влезла и это настолько странно, что кажется чем-то придуманным — иллюзией. Нравится ли мне эта иллюзия? Не знаю. Сегодня я уезжаю домой. Все прощаются с друзьями, обещают слать письма и встретится в новом году. Кто-то покидает Хогвартс навсегда. Хагрид машет рукой и вытирает слёзы серым куском ткани. Он не даёт мне альбом, ведь мои родители живы. Он не обнимает меня, Гермиону и Рона, но я всё равно вижу его улыбку, обращённую ко мне, и улыбаюсь в ответ. Я машу ему рукой, захожу в поезд под причитания Драко, и мы идём в купе занятое Даной, Крэббом и Гойлом. Я вхожу последней и оборачиваюсь, моя рука ложиться на холодный металл ручки, а глаза провожают двенадцатилетнего мальчика с рыжими растрёпанными волосами, дверь купе закрывается. Первый год в Хогвартсе подошел к концу.