***
Занятия окончились и я уже собиралась уходить, как тут заметила недалеко от себя бывшую, к сожалению бывшую, лучшую подругу, Леру. Видно, она тоже обратила на меня внимание, но быстро устремила взгляд куда-то в сторону, на её лице отразилась печаль. Я проследила за её взглядом. Догадаться было не трудно, что именно Юра стал причиной её страдальческого выражения лица. Мы оба глянули друг на друга, я молча кивнула, с его стороны последовал аналогичный жест и мы разошлись в разные стороны: он в сторону остановки, а я же в направлении Сидоровой. Она не ушла, а, выразив всё своё недовольство, молча дожидалась меня. Некоторое время мы шли молча, не глядя друг на друга, не выражая к друг другу ничего. Нить, натянутая нами, становилась всё толще и толще, превращаясь в крепкую палку, отдаляя нас на расстояние всё дальше и дальше друг от друга. Я точно знала, что с этим нужно что-то делать, иначе для возведения кирпичной стены много времени не потребуется. Всё же собравшись с мыслями, я, наконец, вымолвила хоть что-то: — Ты всерьёз решила обижаться на меня из-за этого? — с нотой укоризненности задала вопрос я. Пшикнув, она ответила: — Ты пытаешься меня ещё и в чём-то упрекнуть? — не сдержанно ответила она, акцентируя на слове «меня». — Естественно, я обижаюсь! Ты прекрасно знала, насколько Юра важен для меня, но всё равно не отпускала его, несмотря ни на что! — То есть это ещё и я виновата, что он смотрел на меня, а тебя динамил, да?! — в таком же тоне продолжила я. — Может, это ещё и я специально перевела его в наш класс два года назад, я специально посадила нас за одну парту, я привела Барановскую и Фельцмана к себе и попросилась стать «одногруппником» Юры, выходит так, что ли?! Лера была в неком оцепенении, по её потупленному взгляду и опущенной вниз голове было видно, что она засомневалась в моей «виновности» в их с Юрой неудачных личных отношениях. Эта лёгкая пошатнувшаяся уверенность была мне на руку, ибо я хотела сохранить нашу с Сидоровой дружбу. Мне осталось произнести ещё пару убеждающих слов и наша «любовь до гроба» спасена, хэппи энд, все счастливы, финальные титры… но всё оказалось не «всё». — Да даже не смотря на то, что он не тянулся ко мне, что мешало тебе отстраниться от него, не вмешиваться, оставить нас вместе наедине и не встревать, не становиться «третьей лишней»? — не унималась она, остановившись на месте, вновь одаряя меня полным пренебрежения взглядом. — Отстраниться? Мне? Он же сам ко мне тянулся, тебе ли не знать? Я и не пыталась привлечь его внимание к себе, я старалась оставлять вас наедине почаще, чтобы вы нашли общий язык! Да и факт того, что я ещё и заниматься вместе с ним стала, только больше сближал нас! — не отступалась я, желая донести до Леры свою правоту, — Я… Я сама не поняла как, но я привязалась к нему. Я хотела поддерживать тебя до последнего, но я тоже человек и я тоже имею право быть с кем-то, кого я люблю и кто любит меня. Я лишь хотела быть по настоящему счастливой: с любимой семьёй, друзьями и человеком, которого я выделю из всех прочих. И, знаешь, я не жалею. Если ты не можешь порадоваться за свою подругу, хоть и не ты в итоге со своим любимым, то разве это дружба? Слёзы сами собой наворачивались на глаза. Что бы я не говорила, я любила Сидорову, она была моей лучшей подругой, я дорожила каждым проведённым с ней днём. Однако то, что она поставила свою обиду из-за парня выше всех лет, бок о бок со мной, заставляло лезть в мою голову сомнениям: «А верно ли тогда я поступила?» Мне было тяжело продолжать разговор, ровно как и ей, ибо взгляд её метался от угла к углу, лишь бы только не дать сверкающим слезинкам покинуть изначальное место. И я, и она уже понимали, кто прав: Лере было тяжело от осознания того, что её возлюбленный отдал своё предпочтение девушке, которая и не боролась за этот голос. Эту боль возможно понять, уверена, многие её ощущали, однако, как сильно бы она не ранила сердце и душу, излечить её можно было, не быстро, но возможно. И я была готова помочь. Мы шли долго, в тишине, не знали, куда точно направляемся, шли, взглядом изучая каждый свою сторону, противоположную от другой. Зачастую, прогуливаясь с ней после школы, мы также блуждали по витиеватым улочкам города, по паркам и просто дворам, желая поговорить как можно о большем. На улицах быстро наступали сумерки, становилось прохладно, но ни одна из нас и не думала о том, чтобы повернуть назад, сесть в автобус и уехать домой. Возникшая проблема не была решена, а оставлять всё так — и ей, и мне тяжёлый груз, вспоминая о котором кошки скребут на душе. Звучит до ужаса банально, глупо в какой-то степени, две лучшие подруги, друзья детства, поссорились из-за одного только парня, отдавшего свою любовь и верность одной, меньше всех заслуживающей этого. Звучит грустно, ибо дружбу — настоящую и долгую — буквально уничтожило одно лишь слово. И что же делать? К кому пойти? Кого выбрать из двух? Коль подругу: бросить любимого парня, лишь бы она не страдала от столь мучительной любви к нему, но при этом остаться несчастной самой, видеть его в школе, сидеть за одной партой, и при этом не иметь уже больше возможности заговорить с ним, приобнять, поцеловать в конце концов. А если парня, то там и сказать нечего, любовь — это изменчивое чувство — сегодня вы любите, а завтра у него другая, и у тебя другой, так было и будет всегда. Но разве плохо поддаться этому, хоть и мимолётному, но столь сладкому чувству, знать, что тебя кто-то любит? Однако, когда тебя бросят, к кому ты пойдёшь, чтобы выплакаться на плече, высказаться о своих чувствах и мыслях? Ведь это очевидно… Расставив приоритеты, отставив на задний план какие-либо личные чувства, я остановила её. — Если тебе станет легче, я не буду встречаться с Юрой… — только и успела сказать я, как сразу же была перебита спутницей. — Ты что, сдурела?! — вспылила она, разворачиваясь с не самым располагающего добрым духом лицом ко мне, глядя уже прямо в глаза, — Ты хочешь бросить такого парня мечты, только из-за меня?! Я же такая эгоистичная, не смогла даже за собственного друга порадоваться! Я бы на твоём месте уже плюнула бы и ушла, и тем-более не стала бы ставить на кон отношения с Юрой! Я же вижу, что ты этого не хочешь, — подуспокоившись, она утёрла выступившие на глазах слёзы и продолжила, — Не бросай его, даже ради меня. Иначе я не смогу тусоваться с тобой как раньше, — с этими словами, она подошла ко мне и обняла, продолжая плакать. — Ты самая лучшая, прости, пожалуйста, — обняв её в ответ, я, будто бы последовав примеру оной, беззвучно заревела, только и успевая шмыгать носом. — Ева, скажи по быстрому, чем та книга закончилась? — не отстраняясь от меня, заикаясь, спросила она. — Они были вместе, все четверо, — ответила я. — Четверо? — Да, ведь у девушки была подруга, а у парня — друг. — Хехе, может, и Плисецкий меня с кем-нибудь познакомит, — рассмеявшись, отошла она, вытирая влажные дорожки на щеках и улыбаясь. — А-то, он же звезда, пару-тройку друзей-то пади имеет, — усмехнулась я, представляя, какие там у Ледяного тигра могут быть друзья.***
Бесконечно долго шныряя с юной обиженкой по дворам, я наконец оказалась дома. Довольная и спокойная, залезла в телефон, дабы порадовать этой новостью ещё одного важного для меня человека. Решив не тянуть кота за… кхм, хвост, я сразу же набрала его номер. — Алло, как всё прошло? — с порога начал он, уже зная, по какому поводу я звоню. — Юра, я люблю тебя! — сама не зная зачем, выкрикнула я, после чего на той линии послышался удар чего-то тяжёлого о пол, и яростные маты, от которых уши сворачивались в трубочку. — И-и я тебя не меньше, но всё-таки… — Замечательно! Лера всё поняла… Я ещё достаточно долго пересказывала парню о нашем с Сидоровой разговоре, хотя и старалась выдать всё в кратком содержании. — Вот так вот, — завершила я, глупо улыбаясь пустой комнате. — Я наконец-то могу тусоваться с вами обоими, как раньше. — Я очень рад за тебя, наконец, твоё не самое лучшее настроение прекратится, — из его уст это звучало как упрёк, — Я зайду завтра за тобой и мы поедем вместе, договорились? — переменив изначальный тон на ласковый, я через телефон почувствовала, что он улыбался. — Да! — Я тоже люблю тебя, — не дав мне ответить, он сбросил трубку. Это было так в его стиле. — И я тебя…***
Сидя на кремового цвета, мягком, уютном диванчике, двое детишек, мальчик постарше и девочка, сидели рядом с привлекательной молодой женщиной, увлечённо рассказывающей о своей молодости. Русые, короткие волосы то и дело падали на глаза, тонкой, нежной рукой убирая их за ухо, она продолжала повествование. Братик и сестрёнка внимательно слушали её, а на заднем фоне тихо звучал телевизор. — Вот так мы с вашим папой и познакомились, — окончила она, улыбаясь: окунуться в воспоминания былых времён бывает действительно приятно. — Мамочка, как ты только терпела тогда папу? — спросила девочка, хмуря бровки, она явно была недовольна поведением отца в прошлом. — Да я и сейчас сама этого не понимаю, как его терплю, — рассмеявшись, она потрепала девочку по её светлым прямым волосам. — однако, я всё равно очень его люблю… — Я и не думал, что тётя Лера была тоже влюблена в папу, она слишком умная для него, — констатировал мальчик. — А я что, глупая по твоему? — с фальшивыми обиженными нотками отозвалась мать детишек. — Нет, мама! Но тётя Лера такая серьёзная, папе и нам было бы с ней трудно. — Да, папе и вам… — Мама, Коля, смотрите, папу по телевизору показывают! — громко вскрикнула девочка, указывая пальцем на экран, на котором корреспондент брала интервью у молодого, привлекательного мужчины, держащий в руках золотую медаль. Его длинные волосы были собраны в хвост, а вместо привычной уличной одежды на нём красовался яркий костюм. Сколько бы раз маленькая Николь не видела своего отца на экране, каждый раз она удивлялась и радовалась, как в первый. Однако более взрослый Николай и их мать лишь посмеялись про себя и уставились на экран, желая всё же послушать, что скажет на той стороне мужчина. — Юрий Плисецкий, скажите пожалуйста, как сейчас протекает ваша личная жизнь? Не утомляет ли быть одновременно и мировым чемпионом, и порядочным семьянином? — задала вопрос женщина, чьё лицо не показывалось, лишь протянутая вперёд рука, держащая микрофон. — Естественно меня это очень утомляет, — в лоб ответил он, ни на секунду не задумавшись, — Но, несмотря на это, я люблю их всех, моих детей и жену, Еву. Она та, кто подарила мне свою любовь, тепло и сердце, — смотря прямо в камеру, Юрий улыбнулся. — Какую программу вы собираетесь… В этот момент входная дверь отворилась и с хлопотом захлопнулась за только что вошедшим уставшим молодым человеком. — Папа, а мы только что видели тебя по телевизору! — спрыгнув с дивана, девочка побежала в коридор встречать отца. — Да? Оторвитесь от «того меня» и встретьте лучше меня настоящего, — рассмеялся фигурист, подбрасывая девочку вверх и ловя её, хохочущую и весёлую, — Как дела, дорогая? — с этими словами он подошёл к жене и поцеловал её в макушку, вдыхая запах волос. — Всё замечательно, вот, рассказывала детям о папе в молодости. — Уже представляю, что ты там рассказала… — после своих представлений, мужчину передёрнуло: в молодости он был достаточно ветренным парнем. — Папа, а почему ты над мамой издевался? Ты её не любил? — спросила Николь, на глазах которой наворачивались слёзы. Всё знали, чем это грозило. — Нет конечно, что ты, я очень любил и люблю твою маму! — вмиг отреагировал Ледяной тигр, поспешно обнимая дочь, дабы та не расстроилась ещё больше. — Малышня, не пора ли вам идти спать? Мы договорились, папа возвращается — и вы по кроватям! — с этими словами, Ева принялась обнимать детей, сопровождая их в детскую. — Ну вот, — протянул и оба, — Папа, покажи медальку! — Вот, держите, а теперь по местам! — с этими словами, отец вручил им очередную награду. Восторженно ахнув, дети убежали к себе, попутно желая родителям спокойной ночи. Молодые люди остались наедине. — Ты им всю нашу молодость расписала? — сев рядом с женой, Плисецкий-старший обнял жену, утыкаясь носом в её макушку. — Да, и про нашу первую встречу, и про ссоры, и про ссору с Лерой, и про первое свидание, — ответила она, — Между прочим, им стало очень жаль Леру. — Но сейчас ведь всё хорошо, у неё отличный муж, мой старый друг, она ждёт третьего ребёнка, не работает, о чём ещё можно мечтать? — безразлично отозвался тот, оставляя на шее жены нежный поцелуй. — Хаха, не знаю даже, можно ли желать большего, — ответила та, полностью отдаваясь во власть Юрия. — Хочешь перекусить? — с этими словами, Ева взглянула в глаза мужа. — Да, я очень голоден, — с этими словами он заключил Еву в наполненный страстным желанием поцелуй, беря ту на руки, он отправился в их спальню. Комната была наполнена достаточно тёмными тонами, но это не делало её мрачной или готической, а придавало больше таинственности и нужной в, такие моменты, атмосферы. Серебристые занавески тактично задвинуты, что мешало свету уличных фонарей проникать в помещение, однако, этим двоим свет был без надобности. Повалив женщину на двуспальную кровать, мужчина развязал столь ненавистный ему, но необходимый при важных мероприятиях, галстук. — Кстати, а ты не хотела бы третьего? — усмехнулся тот. — О чём ты? У меня и так их три, — не отставала Плисецкая, если уж и битва — то настоящая война. — Ты в будущее заглядываешь? — с этими словами, он вновь прильнул к ней, параллельно снимая с неё водолазку и домашние штаны. Но и Ева не отставала, буквально сдирая с него дорогой пиджак и рубашку. От столь сильного желания в бою полетели несколько пуговиц оного предмета гардероба. — Я смотрю, и ты не прочь поужинать, — усмехнулся он, глядя на уже возбуждённую жену. — Предоставь обслуживание мне… Наслаждаясь каждой частичкой друг друга, возлюбленные ко всему прочему старались быть потише, ведь даже играющий в комнате детей телевизор не мог перекрыть те пошлые звуки, что издавали двое бывших одноклассников. В умелых, нежных руках мужчины, Ева утопала настолько, что могла от удовольствия забыть собственное имя и имя того, кто творит с ней это. В свою очередь Юрий, чья голова перестала нормально соображать с того самого момента, как он обнял жену и вдохнул её запах, принадлежащий и характерный лишь ей, полностью погрузился в омут её прекрасных, сияющих глаз, что с такой любовью смотрели на него. Ещё долгое время двое не могли унять свой «голод», не будем вдаваться в подробности их пылкой и страстной любви и оставим их буквально не на долго одних…***
Лёжа в объятиях любимого человека, Ева до сих пор не могла выйти из тех воспоминаний, что охватили её. Казалось, всё это произошло ещё вчера: школа, признание, первое свидание, первая ночь. Всё это крутилось в её голове. И особенно… — Юра, ты помнишь, как ты сделал мне предложение? — шепнула она, боясь полностью уничтожить ту тишину, в которой можно было услышать лишь сбивчивое дыхание обоих. — Конечно, — ответил тот, — Я пришёл к тебе лишь с одним желанием и вопросом, «Ева, ты будешь моей.». — И тогда я ответила «Да, буду», ведь сильно любила тебя. Хотя, почему же «любила»? и сейчас люблю. — А я люблю тебя, — после этих слов, глаза Евы и Юры сомкнулись, отправляя их обоих в страну Морфея. Довольные своей жизнью и любовью друг к другу, оба заснули сладким сном… «Ева, ты будешь моей… Женой?».