Волки

- …который получит по жопе. Марш накрывать на стол! – на кухоньке показался старший омега, проинспектировавший состояние ужина. Удовлетворенно кивнув, Кёнсу развернулся на пятках, отчего серебряные монеты на хакал и кашмау создали перезвон. ДжунМён заметил, что эсэй носил дома шерстяные носки, которые, возможно, еще больше приглушали и так бесшумно ступающего омегу. Лухань вздохнул, еще раз помешал суп, и потянулся за салфетками, прося Джунмёна взять мясо, как открылась дверь с улицы. Лухань замер с полотенцем в руках. В дом зашёл явно альфа, но с очень мягкой аурой. - Это Исин, - зашептал Лухань, когда альфа прошёл в общую комнату, предварительно остановившись перед кухней, но не заходя. – Он средний сын, и он ненормальный. Минсок рассказал, что когда Исин был маленьким, то он пропал. Его забрал черт, они летали по свету. Через восемь лет Исин вернулся. На нём не было ни одной царапины, он был цел и невредим, а на нем была та же ночнушка, что и в ночь исчезновения. Худой только был, говорят. Он меня очень пугает, держись ты тоже от него подальше. - А Ихань? Что Ихань говорит по этому поводу? А Акбуре с эсэй? - Ничего. Ифань его очень любит, они близки. А уж как Ифань Бекхёна любит! Да и Исин сам с Бекхёном в очень хороших отношениях. Этот омежка вообще со всеми хорошо ладит, кроме Джондэ. – ДжунМён поднял брови, будто говоря: «Я не знаю тут никого», и Лухань продолжил: - Джондэ – врач-акушер вообще, но он единственный врач на всю резервацию, так что со всеми болячками к не… - Сейчас у тебя болячка будет! Ещё хоть на минуту задержишь с ужином, и не видать тебе Минсока как своих собственных ушей! – рявкнул появившийся будто из ниоткуда Кёнсу. Раз – и кухню пронзил свист рассекаемого воздух полотенца, попавшее аккурат по попе Луханя. Тот даже не взвизгнул, по-видимому, уже привыкший к подобному. – ДжунМён, а ты чего стоишь, уши развесив? Омега даже не успел среагировать, как эсэй уже вылетел из кухни, только раздался его громогласный голос: - Поставьте столы! Ну ничего без меня сделать не могут… Лухань пожал плечами и схватился за брошенное Кёнсу на печь полотенце. За шторкой послышались голоса и передвигаемая мебель, по чему ДжунМён догадался, что прихожая служит столовой. В помещение к омегам втиснулся Бэкхён: он достал белую скатерть из шкафа, стоявшего у окна с геранью, попутно ободряюще улыбаясь. Снаружи послышались тихие шаги, голоса альф и шарканье ножек стола по половым доскам. Зашелестела ткань скатерти, расстилаемая Бекхёном. Лухань вышел первым с казаном, ДжунМён, подхватив тарелки, вышел следом. Чанёль сидел во главе стола, по его левую руку зорко за всеми наблюдал Кёнсу. Дальше сидел Исин и Бэкхён, ещё одно место пустовало, но судя по тому, что следующим шёл Минсок – стул принадлежал Луханю. Ещё одно место пустовало, и сидел Ихань по правую руку от Акбуре. Лухань уже разливал бульон, когда иней взглядом указал Джунмёну сесть. Место оказалось в аккурат напротив «загадочного и пугающего» альфы, чем омега не преминул воспользоваться. В ответ на изучающий взгляд Исин мягко улыбнулся, отчего на правой щеке пролегла ямочка. Несмотря на мягкость черт, в зелёных глазах отливала сталь. Исин вообще весь состоял из противоречий: мягкость черт и сталь в глазах, плавные движения, но мгновенность реакций. Альфа был волком в овечьей шкуре, но ДжунМён его не боялся. ДжунМён вообще ничего не боялся. Еда была божественна, и ее было вдоволь. Желудок сводило от обилия пищи, но глаза оставались голодными, и килен не знал, что делать. Кёнсу всё подкладывал то капустки, то картошки, то жирной баранины, что таяла во рту, то морковку подсовывал, не забывая и про бульон с лапшой. Делалось дурно, что эсэй заметил, тут же выходя в сени. Вернулся он через пару минут с банкой свежего кумыса и айрана, а в мешочке лежал замороженный корот*, который, как знал ДжунМён, был идеален после приема жирного и тяжелого блюда. Рядом сидящий альфа тихонько посмеивался, но также подкладывал еду, совсем уж тяжело было смотреть на омегу, худобу которого можно было увидеть даже сквозь свободное платье и халат. Бэкхён первым поблагодарил за пищу, накидывая на плечи шаль, надевая на ноги калоши и выскальзывая в морозную ночь. Скрипнула входная дверь. Лухань встал убрать посуду, и Минсок присоединился к нему. Чанёль попросил Джунмёна остаться. В кухоньке зазвенела посуда, зашипела печь, полилась вода. ДжунМён нахмурился – он точно помнил, что мыл руки теплой водой в ручном умывальнике, рядом стояло ведро с водой, возле окна стоял чан с водой… Альфы тихо засмеялись, Кёнсу ограничился улыбкой, заметив недоумение на лице омеги. - Я провел домой воду, чтобы омеги не морозили руки, набирая воду из реки, - объяснил Акбуре. – Вода идет сюда домой и в баню, ну и к нам домой, и к Минсоку с Луханем. У вас ещё не провели, но этим займётся твой муж, когда ты ему покажешь, что и куда хочешь. Һыйлағанда һыу ҙа эс*. Но вода ледяная, её всё равно надо греть. - Это всё равно лучше, чем идти на реку, - добавил Кёнсу. – Отсюда направо к железной дороге. Подойдешь к ней и увидишь реку. Это Бердяш, она впадает в Юрузань. Завтра сходишь туда, но будь осторожен – течение сильное, оступишься – и тебя больше нет. - Эсей, зачем ты пугаешь его? – вдруг вмешался Исин. Его голос оказался мягким, ровным, он будто бы тек. – Не переживай, - подмигнул альфа. - Не переживай, действительно. – повернулся к нему Ихань, - возле нашего дома течет ручей, лучше ходи туда, если захочешь пойти к воде. Там же есть колодец с сероводородной водой. Акбуре, Кёнсу и Исин улыбнулись, Джунмён тоже не смог сдержать улыбки, чувствуя, как сердце заходится в груди, а кровь приливает к лицу и ушам, пятнами идет шея. Наш Дом... Неловкость прервал Минсок, несущий самовар, и семенящий за ним с чашками Лухань. Скрипнула дверь, и через пару мгновений на пороге оказался Бекхён, несущий молоко, творог и густую свежую сметану. Рот снова наполнился слюной, и ДжунМён даже не заметил повторного возвращения Луханя и Бекхёна – с мёдом и вареньем. Бэкхён смотрел на всё весьма равнодушно, будто бы так и положено, а вот Лухань оказался сладкоежкой. Сам ДжунМён предпочитал сметану и творог. Когда всё было доедено, Чанёль и Кёнсу повели Джунмёна обратно в основную комнату, Лухань и Бэкхён скрылись на улице, а альфы принялись убирать со стола. - Вот, это тебе. Я сам сделал, - широко улыбнулся Чанёль, останавливаясь возле большого добротного деревянного сундука. - А внутри мои подарки. Не смей не принимать этого, мы можем сильно обидеться, килен, - Кёнсу остановился рядом с мужем, который тут же закинул ему на узкие плечи свою огромную руку. – Открывай. Джунмён немного опасаясь присел возле сундука, аккуратно открывая его. Внутри лежали ткани, одно платье, хакал, кашмау, камзол, свадебный наряд, украшенный кораллами, серебряными монетами и драгоценными и полудрагоценными камнями, пуховая шаль. Сверху всего этого богатства лежала шубка и меховые сапожки, расшитые национальным орнаментом. Захотелось кинуться на шею будущим родителям, но воспитание и гордость не позволяли. Джунмён не продается. - Спасибо, - искренне поблагодарил он, оборачиваясь к альфе с омегой. Кёнсу мягко, даже по-отечески улыбался: - Йылы тәнеңдә туҙһын*. А сейчас марш в баню! Бекхён и Лухань уже там, полотенце, мочалку, ночное платье и вообще всё необходимое уже отнесли туда. Ләсит һатып утырмағыҙ анда. Ты будешь ночевтаь с Бекхёном в этом доме, мы с мужем у себя, не бойся ничего, это соседний дом. Альфы пойдут с нами. У Минсока и Луханя свой дом. Марш! Джунмён даже не успел вставить слово, как его уже вытолкали на улицу. На небе горели звёзды, чуть приглушенные светом из окна. Омега повёл плечами, переминаясь с ноги на ногу, и озираясь по сторонам. Двор был большим и ухоженным. Напротив крыльца находилась калитка, но явно не на улицу: Джунмён точно помнил, что они заехали с другой стороны. Так оно и было. Позади сеней, прилекая к дому, возвышались массивные деревнные ворота с тяжелым железным замком. Рядом находилась ещё одна калитка. С другой стороны периметра находились три двери, и омега нахмурился. Куда идти ему не сказали, и он решил сначала выглянуть на улицу, но одна из дверей чуть приоткрылась, откуда показалась макушла младшего омеги в ореоле мгновенно появившегося пара. - Ты чего там стоишь? – удивленно протянул он. – Идём быстрее. Баня оказалась небольшой, но и не малентькой, как раз такой, какой надо, и состояла из двух частей: предбанника и самой бани. В предбаннике было тепло, несмотря на зиму за окном, возле двери, ведущей в баню, стояла печь, рядом лежали березовые и дубовые дрова. У противоположной бани двери находилось маленькое окошечко. На полу и на скамейке лежали полотенца, на крючке у входной двери халаты и полотенца для самих омег. Бекхён скрылся в основном помещении, Джунмён скинул с удовольствием с себя грязную одежду, идя в след за Бэкхёном. Лухань уже был внутри. Он успел приготовить воду для помывки, заварить венник и теперь сидел на лавке, недовольно поджимая губы. - Весь пар пропал из-за вашей ходьбы, - проворчал он, хотя по голосу можно было легко догадаться, что омега ничуть не сердится. – Ағастафирулла*, Джунмён, ты такой белый! Идем ко мне, согреешься, потом мы тебя попарим, отмоем... Лухань и Бэкхён всё говорили и говорили, перебивая и дополняя друг друга, но Джунмён уже не слушал: всё тело расслабилось от жара и мерных голосов омег. Через некоторое время он смог заставить себя сполоснуться, затем полностью передавая своё тело в руки Луханя и Бэкхёна, что с энтузиазмом начали колдовать над разомлевшим омего. Чего они только не делали! Парили дубовым веником, натирали глиной, мёдом, промывали волосы мылом, затем спаласкивали отварами и молоком, сделали маску из яиц для волос и лица (откуда они всё только брали?), вытаскивали в предбанник отдохнуть и снова заводили в помывочную... Когда оставалось разве что ополоснуться ещё раз, Бэкхён вдруг прямо голышом выскользнул в морозную ночь. Лухань закатил глаза, поясняя для Джунмёна: - Если повезёт, то сейчас влетит только ему. Сон Джунмёна как рукой сняло, но во дворе не было никакого Бекхёна, зато стоял молодой небольшой... волчонок. Он фыркал от снега, попавшего ему в нос, отряхиваясь от него же. Один из сугробов был разворошён. Вдруг волк вскинул морду, замирая на несколько мгновений, затем кидаясь в сторону бани, и вот уже Джунмён чувствует мокрую шерсть, мазнувшую по бедру, колыхнувшуюся тюль, а за спиной стоит Бэкхён. Скрипнула входная дверь в дом, и на пороге оказался Кёнсу, быстро семенивший в баню. - Кер! Һыуыҡ тейер!* – он резко втолкнул обратно в предбанник, захлопывая за собой дверь. – Бэкхён, хватит уже, или это ты так хочешь встретиться с Чондэ? Так не переживай, он завтра придет. А вы что? Помылись? Споласкивайтесь и идите по домам. Мгновение – и Кёнсу не было на пороге. - Действительно пора уже выходить, - потупил взгляд Лухань, первым заходя в помывочную. - Башҡорттарҙын ике ауырыу бар – һыуыҡ тейә лә күҙ тейә...* – пробурчал Бэкхён. – Я тебя напугал? Извини, пожалуйста, но ты должен привыкнуть. Мы не часто оборачиваемся, но иногда приходиться. Я люблю быть в волчьей шкуре, это дает ощущение единения с природой и самим собой. Быть человеком – значит подстраиваться под окружающих, - вздохнул Бэкхён, уходя в след за Луханем. Джунмён остался стоять, слушая, как бешенно бьётся его сердце. Пожалуй, стоило бежать от этой семьи подальше. Выходили из бани молча, каждый погруженный в свои мысли. Лухань попрощался у порога, направляясь в сторону калитки. Ему ещё надо затопить печь и перестелить постель к приходу мужа. Бэкхён и Джунмён зашли в дом, встречаясь в сенях с альфами. Жених улыбнулся Джунмёну, но даже тень улыбки не проскользнула в ответ. Только бледность лица и сжатые в полоску губы. Из кухоньки навстречу вышел Кёнсу с подносом молока с мёдом, но Джунмён отказался, ссылаясь на усталость. Примечания: 1. Корот - национальное башкирское блюдо, встречается у ряда восточных народов. Высушенный или замороженный творогообразный продукт 2. 'Вода и от жажды спасает' Можно перевести как всегда нужна вода. 3. 'Пусть износится на твоём теплом теле'. Пожелание долгой жизни, можно перевести как 'пусть эта одежда износится, пока ты жив' 4. 'О Боже'. Арабское слово, встречается у тюркских народов-мусульман. 5-6. 'Зайди! Простудишься!' 'У башкир есть две болезни - простуда и сглаз'. Тут идёт игра слов: простуда с башкирского языка дословно переводится как 'холод заденет', а сглаз - 'глаз заденет' Хочу заранее извиниться за долгую задержку и за то, что не отвечаю на комментарии, но у меня просто нет возможности все выложить, так как я сейчас живу не дома, интернета нет вообще, только на телефоне. Сейчас я выкладываю через телефон, но в понедельник кровь из носу выложу оставшуюся часть, самую большую :)