Стать чем-то большим

Если съёмки «Золотого кольца» можно было охарактеризовать ёмким словом «катастрофа», то работа над третьей частью как минимум претендует на титул «Тотальный пиздец». — Тэрон, ты как? — Ханна переживает, кажется, действительно искренне. Мягко касается рукой плеча. — Всё замечательно, — ложь вязнет на языке, но он заставляет себя договорить. — Устал немного. — Я поговорила с Мэттью, у тебя есть часик, — она подмигивает и уходит. Тактично оставляет его одного. Мэттью дал час. Целых шестьдесят минут, за которые он успеет накрутить себя, даст разойтись чертям, что гоняют в его голове по кругу. Мэттью дал час. Разумеется. Ведь без его хорошего настроения похайпить на Хартвине не удастся. В третьем фильме у Гарри и Эггзи приличное количество совместных сцен, что вроде как не должно удивлять. Не должно вызывать ком в горле, который не забить ничем, не избавиться. Но всё это в какой-то момент выглядит как насмешка над ними... Не над фанатами, что будут биться в истерике от (не)случайных касаний и пылких фраз, которые нельзя не трактовать двусмысленно. Съёмки превращаются в невыносимое издевательство над ними. Над тем, чего у них никогда не было бы, но чего за слоями отрицания и непринятия так иррационально хотелось. «Эггзи любит Тильду, больше нежности». (Вот такая сказочно-счастливая, приторная до скрипа на зубах гетеро-реальность — то, чем всё однажды закончится у тебя самого, Тэрон). «Ближе встань к Колину, Гарри с Эггзи же не чужие люди». (Здесь, на площадке, ни на секунду об этом не забывай). «Вы так потрясающе сработались». (У вас так потрясающе ничего не срослось). «Меньше обожания, Эггзи женат на Тильде, в конце концов». (Меньше обожания, Тэрон, ты запомнил? Повтори. Вспомни, блять, наконец, что ты актёр. Вот так. Молодец. Пять).

***

— На сегодня всё, — сообщает Вон. Тэрон сваливает с площадки, не разрешая себе смотреть на него. Ни секунды не колеблется. Вроде бы убедительно. Он же умеет играть. Так? Взгляд Колина ввинчивается в позвонки, кости крошит. Ты же знаешь, верно, знаешь, что не выходит? Ты всегда меня видел насквозь. Идти, не оглядываясь, потому что иначе всё рухнет. Всё развалится, и никогда не собраться. Пожалуйста, скажите, что получилось. Скажите, что хоть немножечко можно поверить. Садитесь, мистер Эджертон. Два.

***

— Это было не так уж и сложно. Ему бы усмехнуться ядовито, но не выходит. Он затягивается. — Я предсказуем. — Нет, не думаю, что Ханна или Марк нашли бы тебя. Ты нашёл. Ты, блять, нашёл и не отпускаешь. Не хочу, не отпускай, если ты только можешь... Колин забирает у него бутылку виски и совершенно не по-джентльменски делает глоток прямо с горла. — Знаю, о чём ты думаешь. — Неужели? Считаешь себя телепатом, Тэрон? У Колина в голосе изумления с обидой напополам. И всё накопленное, долго им запираемое, прорывается. — Что, не скажешь, что не должен чувствовать этого? Что ничего не вышло бы, даже будь у нас разница в возрасте меньше, потому что ты женат, у тебя семья, а я слишком молод, и у меня целая жизнь впереди. Что хорошо, что всё заканчивается, и меня отпустит. — Не скажу. Колин наклоняется ближе к нему и шепчет: — Не скажу. Я так устал врать. Не скажу, ты понимаешь? Когда он целует его, Тэрон не думает, что всё это неправильно. Он не может думать. Он позволяет себе забыться. — Я тебя... — Прошу, не надо, Тэрон. Не говори того, после чего не будет возврата. Поцелуи с привкусом виски ещё никогда так не горчили. Тэрону хочется изгрызть губы до крови, чтобы не заживали. Всё равно хуже уже просто не будет. Предстоящее расставание как выстрел в висок. И металл холодит кожу. Пожалуйста, ещё немного... Щелчок.

***

В последний день съёмок Колин дарит ему бабочку в стекле. Чёрно-оранжевую. Тэрон чувствует, как в грудной клетке копится вой, расшатывающий, раскачивающий волнами что-то внутри. Колин улыбается, но в тёплом взгляде — тоска. И сожаление. — Прости, что не смог стать твоим Гарри. Никаких «до скорого» и «увидимся завтра». Никаких титров и счастливых улыбок. За кадром — ничего. Пустота. Надо же. Это правда конец.