Отдышись

      Руслан стал меняться неожиданно.       Кирилл предполагал, что ему потребуется не меньше полугода, чтобы освоиться в новом пространстве. Что его будет сковывать неловкость и никаких изменений ждать не стоит: всем людям свойственно бояться нового, а Руслан, несмотря на выкрутасы, всё же был человеком.       Но, как только он прекратил отрицать, что может добиться успеха, всё понеслось, как набирающая скорость лавина.       Руслан суетился. Глотал информацию, на парах слушал музыку. Смотрел концерты, звонил посреди ночи, вываливал на Кирилла тонну рассуждений, из-за которых почти потерял покой. В итоге на первый сбор группы, ещё даже не репетицию, явился другой человек — от собранного, холодного, равнодушного Руслана осталась лишь бледная тень.       Разогнав вечернюю тишину, он ввалился в гараж в расстёгнутой куртке, лохматый, нервный, словно наэлектризованный, — и Кириллу пришлось отвлечься на гитару, чтобы скрыть не очень культурный шок.       Макса ещё не было. Мёрдж заинтересованно просматривала отредактированные тексты. Гоша, взгромоздив на колени ноутбук, шаманил над звуковой дорожкой. В репетиционной было уютно, мирно, спокойно, как в тёплом болотце с пьяными русалками, в сотый раз перебирающими любимые ракушки.       И взгляд подняли все, потому что Руслан умел врываться свежим ветром, будоражить, цеплять внимание. Но за несколько секунд, украденных его появлением, Кирилл успел испугаться, что сейчас услышит что-то вроде: «Знаете что, ребята, ничего не получится. Покасики». Но Врублёвский стряхнул с глаз чёлку и сказал:       — Объясните мне кто-нибудь, чем отличается харш от шрайка. Я тупой и видео не спасают. Не понимаю.       Тиски на сердце Кирилла ослабли. Он заулыбался самой конченной улыбкой из набора альтернативно-сумасшедших.       — Это всё потом, сейчас главное! Детка, отличные поправки по текстам, — в своей снисходительной манере сказала Мёрдж. Выглядела она так, будто хвалила девочку по вызову, ценник на услуги которой зависит от её веского сутенёрского слова. — Ты превратил сопли Агапова в меткие стрелы.       — Что поделать, если я слишком распыляюсь на эмоции! — театрально вздохнул Кирилл и нежно, словно женскую талию, обвёл рукой изгиб электрогитары. — Поэты должны быть чувственными! Иначе моя миледи расстроится!       — Кир, ты не увлекайся, а то ещё превратишь нас в рок-клонов Виагры, — вернувшись к своему занятию, бросил Гоша.       Этот тип, если совсем честно, интриговал Руслана сильнее всего из компании. Потому что был… мутным. Отстранённым, задумчивым, но при этом живым, подвижным и улыбчивым. Поведение интересно сочеталось с небрежнейшим видом — он ходил в драных джинсах, заношенных футболках, редко расчёсывал волосы и отращивал малюсенькую треугольную бородку. У него явно не было проблем с мнением окружающих, и Руслан всерьёз уважал эту позицию. Особенно когда видел не показуху, а натуральное, никак себя не проявляющее равнодушие.       Плюс чем-то Гоша неуловимо напоминал Елисея, что одновременно добавляло ему в карму и минусов, и плюсов. Пока было неясно, как он на самом деле относится к появлению Руслана — пусть в качестве неопытного солиста он принял его сразу, паучье чутьё подсказывало, что это только верхний слой.       — Нам хотя бы на сцену нормальную выйти! И до клонирования Виагры ещё дорасти надо, — хмыкнул Кирилл.       — Макс будет в красном платье, — сказала Мёрдж. — Ну, знаете, страстным брюнеткам к лицу красное…       — А ты кто, Меладзе? — Гоша издевательски поднял бровь.       — Только у меня гарем повнушительнее будет, — отложив тексты, Мёрдж быстро скользнула взглядом по каждому и остановилась на Руслане. — Объясните новенькой, как у нас тут дела делаются.       Руслан вздохнул.       — Прошу заметить, дела-то как раз не делаются. Где неврастеник?       — Знаете, а он мне нравится всё больше! — расхохоталась Мёрдж.       Как раз в разгар общего веселья явился на удивление мирный Макс. С ходу задобрив всех пакетом шоколадок с энергетиками, он скинул верхнюю одежду и молча сел за барабаны.       И так получилось, что первый сбор, который планировался ради знакомства, плавно перешёл в репетицию.       Руслан умудрился выбесить Макса, едва открыв рот у микрофона. Прошло две недели с их первой встречи, а голос уже звучал иначе. Появились переходы, паузы начали выстреливать. Руслан тренировался куда больше, чем пытался показать, может даже целыми днями, чтобы вот так вывалить всё это в первой же песне… выдавая каждый новый звук, он словно спорил с самим собой, отодвинув смущение, тревогу и всё остальное на второй план.       Со стороны могло показаться, что он почти не напрягался, но Кирилл знал разницу между непоставленным голосом новичка и голосом, который работает ежедневно. Похоже, пение для Руслана встало на одну ступеньку с учёбой, заботой о брате и готовкой. Всё, что он хотел делать на лучшем уровне, он делал с полной самоотдачей, не сомневаясь, не нуждаясь в поддерживающих мостиках, типа мотивирующих лозунгов и уговоров.       Он разительно отличался от ватрушечной Вики, которая фактически висела на их шеях, предпочитая не заморачиваться и не утруждаться. У неё был талант — она пользовалась. Не более того.       Руслан упрекал их всех без единого лишнего слова. Тем, что израсходует всего себя, тем, что решился и пошёл напролом. И, да, Макса это злило особенно сильно.       Лишь один человек, кажется, не чувствовал давящей тяжести происходящего — Гоша. Гоша был в восторге.       Когда они закончили «Отдышись», кое-что изменилось.       — Давайте так и назовёмся — Respire, — прошептала Мёрдж, развалившись на кресле с сигаретой, вялая и довольная, будто после бурного секса. — Потому что это нечто совершенно новое, сучки…       — Нужен скрим, — заметил Макс, отложив палочки. — В этой песне уйма эмоций, и её нельзя так петь.       — Я научусь, — флегматично сказал Руслан. Но глаза у него сверкнули холодно и опасно. Кирилл аж вздрогнул.       — Скрим — это тебе не детская распевка, — волну негодования Макс подхватил со свойственной ему запальчивостью. — На это уйдёт уйма времени, так что не задирай нос, если у тебя хватило ума и таланта освоить начальный этап.       — Есть кто-то, кто может меня научить?       Волна негодования осталась без внимания, и Макс тут же потух. Отвернулся, сделав вид, что занят настройкой педали. Так не добившись ничего путного, он психанул и стал обиженно жевать баунти. Кирилл понимающе похлопал его по плечу.       — У меня есть друг, солист одной набирающей известность группы. Он у меня в долгу, так что я могу попросить его о помощи. Но сначала тебе нужна твёрдая база. Полгода тренировок, не меньше, — сказал Кирилл. — И не торопись, ладно? Если ты повредишь связки, будет хреново. Сейчас у тебя всё получается, но перенапряжение до добра не доведёт.       — «Получается»? — встрял Гоша. — Он творит с твоим текстом то, что Вика даже в теории не могла. Он про-пе-ва-ет. Осознанно. Даже без скрима, этих ваших куполов и профессиональных фишек эта песня звучит в сто раз лучше в его исполнении, потому что он не генератор красивых звуков, а зародыш крутого певца.       — И снова хочу напомнить, что я здесь, — в микрофон буркнул Руся.       Мёрдж рассмеялась, выпуская из носа горьковатый шоколадный дым.       — Крутой певец! Ему нужен подходящий образ.       Соскочив с кресла, она выпрямилась и осмотрела Врублёвского с головы до ног. Тот невольно попятился. Кирилл стянул с плеча ремень и прохрустел шеей, пока без особого интереса наблюдая за происходящим.       — Рубашка? Не… ты и так выглядишь как ламповый зая, будешь только жалость вызывать.       Руся в обращении с Мёрдж принял беспроигрышную тактику — он её игнорировал, погрузившись в размышления.       — Спортивный стиль? — она тем временем продолжила своё дело, ходя по кругу и рассматривая его с разных сторон. — Кепочка, толстовочка, мальчик такой козырный, уличный?       — У него волосы красивые, зачем ему их под кепочкой прятать? — не сдержался Кирилл.       — Ты прав, всё богатство должно быть на виду… Что там у нас ещё… Рокер-прирокер, глаза подведённые, перчатки, кожа, железо?       — И будет клоун, — внезапно присоединился Макс, щуря острые чёрные глаза. — Пёрышки не забудь, и будет второй Лаури Юлёнен.       — Сделайте проще, дайте ему гитару. Гитара сразу подскажет ответ, — улыбнулся Гоша.       — Кирилл, гитару в студию! — скомандовала Мёрдж.       Через секунду гитара висела на Руслане. Кирилл задумчиво наклонил голову, пожирая глазами непривычное и странное видение. Худой парень в чёрной футболке, знакомый-незнакомый, с гитарным ремнем на плече и растерянным видом. Это точно Руслан? Тот Руслан, который любит резать правду-матку по живому заточенным до бумажной остроты ножом?       Тот в свою очередь осторожно положил пальцы на гриф. Он принимал участие в происходящем с мебельным энтузиазмом и просто наслаждался незнакомым ощущением близости с инструментом.       — Готика, — вдруг ошалело выдала Мёрдж. — Готика же!       — А?       Когда Руслан поднял голову, Мёрдж оказалась за спиной и набросила на его плечи свой чёрный длинный кардиган.       — Кир, Кир! Это готика! Ничего с ним делать не надо — кардиган ему длинный и всё! Ни серёжек, ни подводок, нихуя! Он же падший принц, весь из себя!       — И правда, — сказал Кирилл, заглянув Руслану в глаза. — Хороший образ.       Гоша рассмеялся, захлопывая ноутбук:       — Чур тогда я шут.       — Моё мнение считается? — поинтересовался Руслан.       — Ваше высочество, — поклонился Кирилл. — Позвольте вашим неверным слугам решить всё за вас, потому что вы не шарите.       — Цирк, — вздохнул Макс.       — Новенькую приодели — давайте ещё пару песен! — подытожил Гоша, и возражать никто не стал.       Время — вот по-настоящему страшная штука.       Едва кажется, что ты выстроил свой мир, подарил ему жизнь и те самые «круги своя», время оборачивается против. Начинает наматывать циклы повторений, одинаковых событий, похожих дней. И, если ещё недавно казалось, что нет ничего прекраснее этого места, спустя несколько лет даже самый райский уголок может потерять краски.       Время жестоко и непреклонно к тем, кто хочет любить ярко.       На первом этапе жизнь Кирилла превращалась в калейдоскоп. Он вдохновлялся, писал музыку и тексты, старательно учился, приводил дом в порядок, играл в сложные игры, носился ураганом… и Жил.       Потом твёрдая земля под ногами размягчалась и начиналось долгое, липкое погружение в меланхолию. Время бралось за работу. Кирилл начинал курить, много гулять, что-то искать, ходить в кино. Переключался на игры попроще, не дающие ничего, кроме эмоциональной разрядки.       После был угол — загнанное состояние голодного до эмоций, жадного творца. Для окружающих мало что менялось, для Кирилла менялось всё. Он рвал тексты, которые написал на первом этапе, выкидывал на балкон гитары, красил стены водоэмульсионкой, голодал и удалял аккаунты. Он ждал своих чувств. Вот-вот должно было содрогнуться, вот-вот — вспыхнуть буйным пламенем.       Благодаря Руслану он влетел в угол, минуя болото, и время тут было ни при чём. Ко всему, чем он занимался обычно, добавилась борьба с разъедающей сердце тоской.       Кирилл не знал, что должен делать теперь. Часть его требовала Руслана, другая — была настолько против этой близости, что противоречие вызывало физическую боль. Он знал, что получит, если снова протянет руку. Знал — Руслан предоставит своё тело без колебаний, как в прошлый раз. Но душу — нет. Никаких компромиссов, стен, слабостей.       Руслан не хотел учиться любить, и эта позиция была крепче любых чувств.       Краску на этот раз Кирилл выбирал исходя из своих новых фетишей. И всё по накатанной: механически отодвинуть мебель от стен, обложить периметр газетами, нацепить фартук, включить любимый плейлист и взяться за новый слой.       Он перекрашивал спальню примерно раз в полгода. Дважды менял обои, когда слои начинали трескаться. Итого, по-хорошему, предавался своей традиции уже шесть лет. Двенадцать раз.       Это была чёртова дюжина. Почти ирония. Ещё ироничнее было то, что мистика случилась в субботу, когда Кирилл взялся за покрас второй стены. Руслан пришёл к нему в гости сам, без приглашения и предупреждения.       — Ты ещё и художник? — с обычным ехидством поинтересовался он, заметив фартук и капли свежей краски.       Его лицо казалось привычно-невозмутимым и спокойным. После репетиции он словно обрёл прежнего себя — вернулась твёрдость и самоуверенность. Первые метания улеглись, буря прошла.       — Ты внезапно, — Кирилл попытался скрыть глупую улыбку, пропуская гостя в коридор. — А если бы я был с девушкой?       — Ты бы не был, — Руслан пожал плечами. — Объяснять, почему я так решил?       — Не стоит, — отмахнувшись, Кирилл побрёл обратно в комнату и уселся на пол. Обычно он всегда начинал с нижнего уровня. — Не надейся, что, раз ты припёрся, я нарушу свои планы.       Быстро сняв верхнюю одежду и обувь, Руслан последовал за ним.       — А жаль, ведь причина моего визита тебе понравится.       Кирилл замер с занесённым над стеной валиком:       — Ну, удиви меня.       Врублёвский обошёл с правого фланга, слегка пододвинул ногой ёмкость для краски.       — Цвет красивый.       — Ага. Спелая оливка называется. Надоел мне оттенок яиц странствующего дрозда.       — Оливки полюбил? — насмешливо спросил Руслан, и Кирилл не удержался от полного раздражения взгляда. — Ладно-ладно. У меня к тебе вопрос по сделке.       — Не помню, чтобы мы заключали новые договоры.       — Я не люблю оставаться в долгу. За то, что сделал… чего ты хочешь?       Руслан присел рядом на корточки. Кирилл осторожно отодвинулся. Голова закружилась — от запаха краски, стало быть.       — Плата за новое хобби?       — За место в мозаике. Не пойми неправильно, я тебе благодарен. У меня в жизни система простая: благодарность — вполне себе повод для ответных вложений.       Опустив взгляд, Кирилл вдруг заметил: Руслан хорошо одет. Нет, он всегда одевался с иголки, но сейчас на нём была рубашка в клетку, которая буквально кричала о том, что её вдумчиво выбирали. И родимое пятно на ключице, легкомысленно выставленное напоказ, драконило хуже небезызвестной красной тряпки. Раньше он так не делал.       — Мне казалось, у нас всё под расчёт. Я тебе — увлечение, ты мне — солиста.       — Твоя система мне не подходит, — или показалось, или голос Руслана слегка упал, вдруг сделавшись текучим и приглушённым. — Для тебя, может быть, эти вещи равнозначны. Для меня — нет.       Кирилл отвернулся и размашисто мазнул краской по новому участку.       — Руслан Врублёвский ходит вокруг да около, — монотонно выдал он. — Видимо, я сплю.       Вдруг оказалось, что болотистый оливковый здорово сочетается с аквамариновым. Напомнило тину, колыхающуюся на морских волнах.       — Я пока ещё даже ходить не начинал, Кирилл.       Мягкая угроза в исполнении Руслана звучала потрясающе. Как будто кто-то большой и невидимый выпустил цапучие коготки, но при этом не оставил и царапины.       — Если ты припёрся сюда с готовым планом действий, тогда выкладывай.       Ещё одна полоса. Кирилл поморщился, почувствовав, что краска стекла ему на пальцы по обратной стороне ручки. Он отложил валик в ёмкость и пододвинул газетку ближе к себе, чтобы вытереть руку.       Руслан твёрдо сжал его запястье, не давая шелохнуться.       — Руслан, — язык почему-то совершенно не хотел двигаться и показался неподъемным. — Мои запросы тебе не понравятся.       — Почему ты так решил?       — Потому что ты… будешь против.       — А ты спрашивал?       Кирилл психанул. Он был терпеливым человеком — пожалуй, образцом терпения, но не тогда, когда его бьют клювом в самое чуткое место, не заботясь о боли, которую могут причинить.       Он схватил Руслана за шею и уронил на пол, но снова не получил ожидаемого противодействия. Ублюдок лишь понимающе фыркнул — уже в губы. Поцелуй больше напоминал ленивую потасовку, бессмысленный и злой, не перетекающий ни во что.       Эта странная изменчивость поведения раз за разом сбивала с толку. Руслан против чувств — ведь был, и где-то там, под прутьями рёбер, в нём билось отторжение. Но…       — Ты совсем себя не ценишь? — отчаявшись понять, спросил Кирилл. — Знаешь, что нравишься мне, и готов подставляться вот так, лишь бы совесть не отсвечивала?       — Опять мыслишь топорными категориями, — шепнул ему Руслан. Ловко извернувшись, он упёрся локтями в линолеум и гордо вздёрнул подбородок. — Ты когда-нибудь прекратишь искать подвох в любом моем жесте? Хочешь, чтобы я тебе в красках расписал — почему пришёл, зачем всё это начал и чего добиваюсь?       Кирилл коснулся его щеки. Большой палец оставил на коже след краски. Забавно — цвет всё-таки подобран идеальный. Точь-в-точь его глаза.       — Сильный и независимый рокер… — фыркнул Руслан. — Накручивает, как маленькая девочка, и никак не может избавиться от своих страхов. Хватит додумывать за меня. Или кошку заведи.       — При чём тут кошка?       — При том, что тебе явно не на кого сваливать свою заботу. Заботу и желание всё структурировать. У них, знаешь ли, всё просто. Жратва, сон и игры. И никаких лишних волнений.       Глаза Руслана сверкали почти свирепо — и предостерегали. Не говори. Не говори этого вслух.       Словно в противовес рассеянный свет панелей подпалял его волосы, создавая иллюзорный ореол. В бликах пряди приобрели горьковатый медовый оттенок. Кирилл потянулся было прикоснуться, но сразу же одёрнул руку.       — Только вот ты сам притащил меня в свою жизнь, прекрасно зная, на что идёшь, — неожиданно продолжил Руслан.       — Кажется, я понял, что это значит, — улыбнулся Кирилл, прежде чем поцеловать во второй раз. Поцеловать и уловить отдачу, честную, как всё в Руслане. Затем — скользнуть под рубашку, найти сильные удары сердца, так старательно скрывающего свои мотивы.       Вскрытые тайные местечки жгли хуже любой кислоты. Глядя на то, как Врублёвский отчаянно и беззастенчиво ловит ласки, изучая лицо, сложившееся в страдание, и медленно пробираясь дальше, слой за слоем, Кирилл погружался в новое и неизведанное. Он очнулся, когда понял, что Руслан, уже безнадёжно перепачканный, лежит на спине, обняв его бёдра ногами и бескомпромиссно вручая себя.       — Можно я причиню тебе боль? — спросил Кирилл, наконец, оформив все свои метания в одну фразу.       — Поздно спросил.       И Руслан горько усмехнулся ему в ответ.