Отдышись

      Клуб почти не изменился. Конечно, прошёл всего год с тех пор, как Кирилл приходил в «Лимит» в последний раз. Не так уж много для небольшой сомнительной забегаловки. Но, серьёзно, даже расположение тёмных столов и тяжесть занавесок остались прежними — словно вне времени и пространства. Впрочем, сегодня замороженное состояние клуба оказалось на руку: расписание Марины тоже не изменилось и её не пришлось ждать или искать.       Стоило ей появиться в поле видимости, почудилось, что память вывернулась наизнанку. И перед ним не фальшивка, а снова Она, девушка, которую… любил без памяти.       Девушка-тень, девушка-загадка. Улыбка тишины. Позади неё — не кокон дремучего клуба, а тихий школьный угол. Вот только сейчас все личные метания, принадлежащие тому периоду, казались забавными, и воспринимать их всерьёз Кирилл уже не мог.       Макс, в отличие от него, никогда не находил их общее прошлое уморительным и говорил что-то в духе: «И ты, и я могли тогда сдохнуть». Но от подобных утверждений Кириллу хотелось смеяться ещё сильнее, потому что, чёрт возьми, в школе он рисковал своей шкурой каждый день и не знал жизни без синяков, а сейчас — пёр по пути спасателя, наигрывая музыку в такт. Мир делился на чёрное, беспросветно чёрное прошлое и белое, как жопа младенца, будущее. Разве это не смешно?       Что действительно не имело ничего общего с комедией, так это то, что у Марины всё случилось в точности наоборот. Хорошая девочка, умница, отличница. Переведена из какой-то провинции, как там этот город назывался? Не важно — теперь она Наша. Наша Мариша.       Всё началось, он как сейчас помнил, с обрезанных косичек.       Она променяла свои прекрасные оттенка кофейных бобов волосы на другой боб, модный. Потом сменила неряшливые блузочки и длинные юбки на джинсы и футболки. Выращенная в хлопково-подушечном капкане бабушки, нежная девочка решила найти работу и быстро осознала ценность денег.       Над Маришей никому не хотелось смеяться: она была холодная, как глыба льда. Не обижалась. И Кирилл только теперь, после Руслана, понял, что эта тонкость в характере завораживает его. Привлекла тогда, когда Мариша пожала плечами на брошенное в спину «деревенщина». И тогда, когда в глазах Руслана зажглось минус сто по Цельсию, стоило только попробовать заговорить с ним.       Кирилл сравнивал их всё чаще. Усмешку Марины. Ухмылку Руслана. Привычки Марины. Повадки Руслана. И сам не понял, когда чехарда сравнений запутала его — что искал, что хотел понять?       Ноги повели туда, где он мог встретить знакомые черты, — вдруг Марина поможет, ведь она всегда понимала, что нужно сказать. Например: «Кирюша ищет приключений».       С этого она и начала, заметив его возле барной стойки.       — А. Кирюша ищет приключений?       Те же тёмные глубокие глаза, те же длинные ресницы, тот же отпечаток равнодушия на лице. Странный клубный фартук сидит поверх короткого чёрного платья, как влитой, обволакивая ладную фигурку. Браслеты на руках, чокер на шее. В поведении никаких намёков на то, что они расстались с анекдотным выбрасыванием трусов-футболок с балкона. Насколько Кирилл помнил, это был единственный раз, когда Мариша повышала голос.       — Стало быть, — сказал он.       «Лимит», один из самых известных БДСМ-клубов, мгновенно захватил в паутину и начал растворять в себе. Не наседал, не сдавливал, принимая любого гостя, даже не тематика, так, словно тот был здесь тысячу раз. Для любителя БДСМ это был рай.       Но Кирилл не интересовался темой, он интересовался Маришей, — а та любила клуб за политику тотального похуизма и только.       — Налить чего? — спокойно спросил мужчина за стойкой.       Между прочим, бармен нёс на своих плечах весь «груз» перемен. Новое лицо — симпатичное, загорелое. Кириллу он показался каким-то неуместным, потому что таким мог быть, к примеру, один из здешних секс-маньяков, за услуги которых посетители отстёгивали кругленькие суммы. Во-первых, у бармена была несоответствующая месту, выточенная тренировками фигура. Во-вторых, он держался слишком самоуверенно для обслуги. И высокомерно.       — Да. Пива. Тёмного.       Кирилл невольно проследил за барменом. Глаз поймал имя на бейджике — Елизар. А вот имя, в отличие от должности, подходящее. «Лимиту» под стать.       — Нахуя припёрся? — спросила Марина, складывая руки на груди.       — Узнать, как у тебя дела.       — Без тебя стало лучше.       Вот и вся правда. Их пути разошлись неожиданно — его лесенка вверх, её горка — вниз.       Умница спуталась с бандитом. Бандит спутался с умницей. Миры перемешались настолько, что инвертировались. И, кто на кого сильнее повлиял, ответить теперь никто не смог бы. И в итоге — «без» обоим лучше.       Бармен поставил перед Кириллом большой стакан пива и сразу же исчез за пределы видимости, разбивая шаблон вечно-слушающего-понимающего-бармена-психотерапевта. Ещё десять очков «Лимиту» за политику невмешательства.       — Порадоваться за тебя можно?       — Нельзя. Ты, как я погляжу, тоже не чахнешь.       Кирилл кивнул и сделал глоток.       — Только вот нашёл себе новую головную боль.       — И отвлечься решил? Поиграться?       — Нет, я зашёл именно к тебе. Хочу послушать, что ты теперь скажешь.       — Бабу новую подцепил? — хмыкнула она. — Тебе не надоело искать мозги в пизде? Еби девочку, а не свою голову. Ты выглядишь жалким.       Кирилл иронично фыркнул: наверное, говорить, что он ищет мозги не в пизде, а в яйцах, не стоит.       — Интересно, почему я всегда выбираю мразей.       И тут он увидел себя в зеркале. Портал в иной мир украшал шкаф с напитками, прячась позади бутылок.       Взгляд человека в отражении Кириллу не понравился. Потому что он знал, как выглядит подступающее зло. Это зло — отголосок ублюдка, убитого в одиннадцатом классе и силой перерождённого в ощипанного ангелочка. Макс сначала не верил: «Ты просто самовнушающий дебил, а люди так быстро не меняются».       Кирилл улыбался и впервые не пытался начистить ему рожу, чтобы доказать свою правоту.       Потому что меняются.       — Стало быть, потому что ты гурман, возомнивший себя ценителем мудачества? У нас черви вроде тебя вон там… — Мариша ткнула пальцем в сторону балкончика и лестницы на второй этаж, — под хлыстами воют. Сходи, расслабься, может, и тебе полегчает.       — Больше боли богу боли? Так это работает?       Марина ответить не успела. Слева возник некто — Кирилл повернул к нему голову и задумчиво отхлебнул пива.       Тип пребывал в переломном времени — лет тридцати, не юноша, не мужик, но повадки и взгляд выдавали зрелость. В остальном он был мучительно, невыносимо хорош. И очень красив. Сказать по правде, Кирилл ещё не видел настолько гармонично сложенных мужчин — словно сувенирчик. Дорогой и весьма ценный.       — Не работаешь? — елейно подметил он, приобнимая Марину со спины. — Не боишься?       — Да иду, иду, — отозвалась она. — Бесишь.       И пошла по своим делам, забыв про существование Кирилла. Она о нём больше не вспомнит — многовато чести. Ну и плевать. Он своего добился.       «Ценитель мудачества», значит? Такой, словно люди — вина или стейки?       Возможно? Да. Легче от этого? Как бы не так.       Увы, Мариша легко читалась и воспринималась давно знакомой и заученной наизусть книгой. А строчки из души Руслана всё ещё звучали на другом языке. И что в них зашифровано на самом деле: мудачество, счастье или страх — не разберёшь.       — Не помню тебя, — вдруг подал голос сувенирчик. — Случайный гость?       — Да, — сказал Кирилл.       — Ищешь чего-то конкретного? — сложив в ласковой, но слегка недоброй улыбке губы, он упёрся рукой в стойку. Кирилл с неприязнью подметил, что у звезды местного пошиба светлые волосы и зеленоватые глаза, — и стало погано, будто кольнули иглой в открытую рану.       — Не знаю, — подняв взгляд на балкон, Кирилл дёрнул уголком рта. — Если честно, я в этих ваших забавах не разбираюсь.       — Хочешь, помогу разобраться? — приблизившись, сувенирчик улыбнулся и пронзительно заглянул ему в глаза.       Кирилл хохотнул.       — Я не планировал заходить так далеко.       — Я предлагаю только разговор. А уж куда заходить — решишь сам.       Красиво вскочив на соседний барный стул, незнакомец протянул руку, и Кирилл автоматически пожал узкую, холодную ладонь.       — Кирилл.       — Очень приятно. Илья.       Похоже, придётся ещё немного задержаться.       Увы, вселенная редко шла с Русланом на сделки.       Гораздо чаще эта скверная дамочка предпочитала тащиться ему наперекор — и день не мог пройти без каких-нибудь неприятностей. Но конкретно этот очень странным образом сложился стык в стык, резьба в резьбу. Слишком правильно, слишком чисто. Поэтому Руслан ходил по дому натянутый до треска — ждал чего-нибудь.       И дождался.       — Елисей… — прошептала трубка. — Елисей разбился…       Он закрыл глаза и увидел всё: как брат теряет сознание, как летит с велосипеда, как голова сталкивается с бетонным углом бордюра, как из уродливой мокрой трещины в черепе вытекает густое, красное.       Как намокают его всегда лохматые волосы, как тускнеют глаза.       И проснулся.       Когда успел уснуть — не помнил. Но трясло так сильно, что Руслан не сразу смог подняться с дивана. Ещё и поясница напомнила о своём существовании — каким-то образом он перенапряг её, когда…       Мысли смешались, и комната показалась не просто тёмной и мрачной, а чёрной.       Руслан вспомнил, что в детстве недолюбливал темноту, но Елисей, опять Елисей, самозабвенно прятал его от демонов и чертей. Руслан в них не верил, но Елисею надо было от чего-то защищать, так что он сам их придумал, своих врагов.       А Руслан боялся самого мрака. Вот такого — забивающего глаза, оставляющего наедине с собой. Он не испытывал беспричинного страха, только причинный и один — боялся себя. Особенно если его сильнейшее оружие оборачивалось лезвием вовнутрь. Особенно если появлялись вопросы, на которые не было ответов.       Откуда эти злость и напряжение? Из-за Кирилла? Из-за его «что ты чувствуешь»? Ведь говорил же — не чувствую, ничего я не чувствую, ты мне никто.       Никто.       Или говорил про себя? Вслух — неужели ни разу?..       Руслан осторожно нащупал телефон и выбрал абонента, стараясь не давать себе времени на колебания. Голос брата прозвучал мягко и удивлённо — как всегда.       — Э… Руслан? Привет! Ты в порядке?       Этот тупой, нелепый вопрос возник только потому, что он не звонил бы без причины, просто чтобы услышать голос, так? Почему-то впервые хотелось заорать: «Я же твой брат! Почему ты до сих пор не понял, что я тоже способен чувствовать, переживать… волноваться?! И звонить не только тогда, когда мне нужна помощь?!».       Когда он вообще успел стать таким эмоциональным?       — Мне приснилась какая-то чушь, и это отвратительный повод позвонить. Всё, пока.       — Стой!       Руслан удержал трубку возле уха и вздохнул. На самом деле сказать было решительно нечего. Он хотел послушать, а потом помолчать с Елисеем, почувствовать его где-то там. И только.       Раньше это работало, когда брат возвращался домой, но теперь он существовал за пределами лодки, а заменить оказалось… нечем.       — Расскажи, что приснилось. Плохое? Или хорошее?       — Что ты погиб.       Елисей притих и молчал секунд двадцать, прежде чем выдавить:       — Ты испугался?..       И вновь хотелось заорать: «Да, да, мать твою, тупица ты непрошибаемый, да!». Но это простое и понятное желание задушила мысль-вспышка — он испугался?..       Он испугался.       Ну, конечно, он ведь человек и бывает слабым. Но дело в другом: он испугался своего сна. Не реальной проблемы, которая могла бы довести до ручки, а выдумки подсознания. Её реалистичности, чистоты образа. Испугался случайно поверить.       Такого раньше не случалось.       Сглотнув, Руслан с трудом разлепил сухие губы:       — Это глупо?..       — Нет. Нет, не глупо, но очень… тебе несвойственно, — даже осторожно подбирая слова, Елисей быстро подкрался к сути. Просто удивительно, как при некоторой чуткости он всё ещё умудрялся быть совершенно слепым. — Хочешь, я приеду?       — Нет, не… нужно, — Руслан спустил ноги с кровати. — Просто проверяю, не сошёл ли я с ума.       — А ты можешь?       — В теории — нет. Но практика и теория не одно и то же.       — Ты точно в норме?       — Точно. Ладно, всё, ты в порядке, и я тоже. Отбой.       — …Окей, сейчас отбой… но я приеду на следующих выходных. Ничего не знаю, отмазы не принимаются. До встречи.       Отключив сотовый, Руслан огляделся. Комната как комната — серый полумрак, безмолвие, мягкий свет уличного фонаря. Почти никаких ужасов. Только его эмоции, тронувшиеся, будто столетний древний лёд.       И биение сердца — в гулкой, пустой тишине...       …слишком быстрое.