Отдышись

      Руслан вырезал круги. Тонкий лист массы проминался под давлением формочки. Гладкие блинчики валились на коврик для выпекания. Шлёп-шлёп. Ничего сложного. Никакого хаоса. Только порядок.       Проверенные рецепты идеально подходили под Русланово понимание порядка: сначала замешай одно, потом взбей второе и, наконец, добавь щепотку третьего. Выстави таймер и температуру, проследи за процессом. Если умеешь читать и запоминать простейшие последовательности — справишься без проблем, главное не отходить от задуманной поваром программы и не витать в облаках.       ...Он проебался и тут.       Печенье сгорело. Банк ласточек был разграблен до последней конфетки. Голос сел, телефон тоже.       За окном творился снежный апокалипсис: зима пришла и села белой жопой прямо посреди улицы.       Сердцу на антураж глубочайшего потрясения было наплевать — оно хотело к Кириллу. Вернее, на пары, потому что он был там. Руслан подумывал вырезать сердце нафиг, потому что зачем оно ему теперь такое нужно, бестолковое?       «Ты любишь», — выстукивало. Руслан бы отмахнулся, если бы не думал об этом каждую секунду: Ты. Любишь. Тудух-тудух. Слова ввинчивались в мозг, постепенно вытесняя всё: мысли о Денисе и делах, о родителях и брате, рецепты, последовательности, структуры и правила.       Он жил на чистом упрямстве. Твёрдая земля всегда была под его ногами: непоколебимость взглядов и принципов, железобетонная уверенность в своей правоте. Когда, когда именно он сменил самую безопасную в мире дорогу на ухабистый путь к пропасти? Ведь план был проще простого: безопасно обменяться с Кириллом ресурсами, получить то, чего не хватало, отдать что-то несущественное взамен. Что угодно, но уж точно не жизнь со всеми потрохами.       Теперь Руслан сидел на кухне и пытался сжечь взглядом чёрный хвост зарядки. Врубать сотовый не торопился: он знал, что там обнаружит. Три тысячи пропущенных от Елисея плюс столько же — от Кирилла.       Пока никто не пытался выесть ему мозг, можно было просто посидеть и подумать.       Например, о том, что налицо тенденция — он симпатизировал людям, которые принимали его без претензий. Даже Макс, несмотря на постоянные подначивания, всё же скорее принимал его, чем не. Кирилл на одной из репетиций предложил ему пройти на выход, коль Руслан не мил, но он остался и продолжил работать. Руслан не чувствовал настоящей агрессии с его стороны. Поверхностный гнев, зависть, ревность. Макс ревновал Кирилла к нему — как друг, этим тоже объяснялось очень многое.       Женя придерживалась условно-позитивного нейтралитета. Руслан быстро уловил её отношение к людям — пока ты не причиняешь ей дискомфорта, она будет прощать тебе всё. Дискомфорт же распространялся, в основном, на физическую плоскость существования. Руслан в её понимании мудаком не был. Скорее наоборот, душечкой и заинькой.       Гоша оказался самым странным. Его равнодушие затрагивало всё, за исключением музыки. Кроме того, Гоша мыслил категориями. Если человек делает музыку лучше, значит, человека надо уважать и любить. Точка.       Руслан предпочёл отвечать каждому взаимностью. Потому что с ними было легко. Совсем не так, как с Елисеем, который стремился навязать непонятные, непривычные чувства, минуя базовое братское взаимопонимание. Но в том не было его вины — просто Елисей был другим. Из другого теста. И другой жизни.       Всё это можно понять, правда…       Всё, кроме того, что произошло между ним и Кириллом. Кирилл был слишком похож на Руслана и одновременно кардинально отличался. Он искал и вынюхивал, воровал эмоции, тормошил, расставлял ловушки и умел ждать. Оглянувшись назад, Руслан впервые в полной мере осознал, с чего всё началось.       Кирилл был совершенно нелогичен и при этом обладал иммунитетом к логическим ошибкам, несмотря на то что попадал в них регулярно. Вернее, позволял себе попадать в них, между делом имея за душой сотню вариантов правды. Руслан неоднократно видел, как он менял мнение на лету — минуту назад Кирилл мог отстаивать одну точку зрения, но, получив новые данные, с разбегу прыгал на другую сторону. Особенно сильно запомнился короткий разговор о фирмах гитар, который случился на кухне, ближе к концу попойки. Кирилл послушал Макса и решил, что при первой же возможности купит гитару нелюбимого бренда. Просто потому, что Макс привёл в пример гитариста, который высекает из своего инструмента дьявольски красивые звуки. И показал видео.       Агапов всегда находился в удобной позиции, в суперпозиции — без чёткого мнения, без жёсткой привязки к чему-либо. И именно эта свобода, эта прекрасная безалаберность зацепила Руслана, привыкшего иметь однозначный ответ на всё.       Со вздохом вогнав зарядку в гнездо, он положил телефон перед собой.       В голове вдруг нарисовался крупье с ехидной улыбкой шулера: «Итак, делаем ставки! На что желаете бросить все фишки, сэ-э-э-э-эр?».       Елисей должен был среагировать первым… словив оповещение о возврате абонента в сеть.       Буквально через несколько секунд телефон пополз по столу под идиотский кавер на незнакомую попсовую песню. Мелодию звонка поставила Мёрдж, в этом можно не сомневаться. На экранчике высветилось «Агапов». Бестолковое сердце тяжело ухнуло в груди.       «Какая жалость», — ухмыльнулся крупье. — «Вы проиграли! Ну, может, в следующий раз повезёт».       Руслан лениво ткнул «принять» и «громкая связь».       — Привет, — настороженно поздоровался Кирилл.       — Здравствуй.       — Ты не пришёл на пары.       — Ты не поверишь, но у меня печенье сгорело. Впервые, — со смешком сказал Руслан. Щёки горели. — Я залез на подоконник и реву, пытаясь заглушить боль крепчайшим руссиано.       Смех Кирилла наполнил кухню, разлетаясь невесомым эхом. Нелепые кругляши неудавшихся печенек трагически темнели на противне, как бы в подтверждение сказанных слов.       — Я съем даже угли, если они приготовлены твоими руками.       — Напиши песню. Назовём «Любимая паршивая кулинария».       — Мне говорили, путь к сердцам мужчин лежит через желудок, — напел Кирилл. — У нас с тобой иначе всё — сквозь жопный промежуток…       Руслан прыснул, с трудом подавив смех.       — Печенье — это, безусловно, очень важно, — продолжил Кирилл. — Но ты давно не пропускал учёбу. Всё в порядке?       — Ничего страшного не случилось, — Руслан запустил руку в волосы и слегка подёргал за прядки, словно это могло помочь остановить буйный хоровод мыслей. — Как ты узнал, что я включил телефон?       — Я звонил через каждые пять минут.       — Тебе заняться нечем, что ли?       — Руслан, ты не пропускаешь пары просто так, поэтому я переживал. Да, вот такой я. Чуткий и внимательный человек.       — Тогда, чуткий и внимательный человек, ты должен помнить, что сегодня мои родители приезжают. Мне нужно дождаться их из аэропорта, прежде чем сбежать из дома.       — Ты же помнишь, что я могу приютить тебя у себя?       — Помню. Я подумаю.       — Конечно. Ладно, перерыв почти закончился. Раз у тебя всё под контролем, я пойду.       — Иди-иди.       — До связи, котик.       Руслан зло сбросил звонок и потёр глаза. За «котика» Кириллу следовало отвешать подзатыльников. Опционально сковородкой.       Жаль только рука уже не поднимется.       Мама постарела.       Руслан запомнил её совсем другой. Симпатичной женщиной с гладко уложенными волосами оттенка «карамель» и холодным взглядом, подчёркнутым дорогим татуажем.       Возле такси стояла женщина в возрасте. С широкими бёдрами, подвисшим подбородком и классически русыми волосами, торчащими из-под дурацкой вязаной шапочки.       С другой стороны машины появился отец. Подвижный мужчинка-калька с тысяч таких же, во всём похожих Типичных русских: грубоватый, категоричный, избегающий современных веяний. В отличие от матери, он ни капельки не изменился. Разве что обзавёлся новыми морщинами.       Руслан вздрогнул, впервые в жизни заметив, что у них с отцом одинаковые глаза. Посмотрел в его лицо и словно в себя заглянул. В себя, который не встретил Кирилла и предпочёл задёрнуть шторы, чтобы не замечать ничего. Ни чужих жизней, ни чужих проблем, ни достижений науки. Отцу всегда было проще объяснить удивительную глубину и сложность мира существованием небесных мужиков, по желанию левой пятки меняющих реальность. Руслан тоже мог таким стать. Менее набожным, но не менее равнодушным.       Интересно, как бы сложилась его жизнь…       Он бы тоже нашёл золотой-стандарт-женщину, чтобы засунуть её в шкатулку семьи и любить только из-за права обладания? Занимался бы своим делом, изображая хорошую жилетку на сеансах, чтобы было время писать докторскую о какой-нибудь лженаучной бесовщине. В какой-то момент понял бы, что пора заводить детей. Двух, а лучше трёх, чтобы было чем заняться. И воспитывал бы их с демонстративным фальшивым усердием. Звали бы его с уважением — Руслан Иванович Врублёвский. Семьянин. Отец. Отличный психолог.       Елисей поспешил взять багаж. Руслан держал двери в подъезд и, в отличие от него, не стал давить из себя никаких эмоций. Он даже на миг почувствовал себя привычно-целостным. И было плевать, ещё больше, чем обычно.       Но…       — Руся, — печально улыбнулась мама. — Совсем повзрослел…       Руслан вспомнил, что не прощался с ними — они с отцом поругались в хлам, а мама предпочла сохранить нейтралитет. Они уехали на следующее утро. Руслан так и не вышел из комнаты.       — И тебе здравствуй, — прошептал он, отводя глаза.       Отец положил на плечо тяжёлую ладонь. От одного прикосновения всё внутри Руслана заледенело, но он даже не сморщился. Кивнул и, дождавшись, когда вещи будут втянуты в подъезд, двинулся следом.       Сидя на кухне, Руслан смотрел в чашку. Неловкие разговоры, которые инициировал Елисей, давили и раздражали. Мать начала хлопотать, отец — искать сломанную технику. Елисей зачем-то отчитывался перед ним за каждую розетку и ходил по пятам.       А потом мама сказала:       — Папа болеет, Руслан.       Помолчала для пущего эффекта и добавила:       — Ему очень нужно поговорить с тобой. Выслушай его, ладно?       — Разве я когда-то не выслушивал? — Руслан правда пытался смягчить иронию в голосе. Как всегда, безуспешно. — Я лишь не соответствовал. Это не моя проблема и не моя обида.       — Он знает, что погорячился…       «А ты?» — хотелось спросить. — «О чём думала ты, когда он сказал, что я ему не сын?»       — Зачем всё это?       Он устал. Смертельно устал от этого необъяснимо счастливого подобия семьи — несбалансированного настолько, что даже вдаваться в анализ тошно.       А ещё обида всё-таки была — чёрная, злая, глубокая обида, вырывшая в его душе глубокую дыру и поселившаяся в ней на правах «стержня». Люди говорят — характер. Характер у Руслана — говно.       Какой ещё характер может сформироваться рядом с выгребной ямой?       — Руслан, — вдруг позвал отец из коридора. — Пойдём. На пару слов.       Во мраке коридора мерцали пустые глаза.       Дверь распахнулась после второго звонка. Кирилл удивлённо моргнул, нахмурился.       — Ты совсем ебанулся ходить без шапки в такой снегопад? — раздражённо спросил он и... замер.       Руслана трясло. Не от холода. Он даже знал, как это называется — акцентуированный тремор. Из глаз буквально брызнуло, полилось-потекло, горло начало гореть, словно он трое суток беспрерывно выл в микрофон.       Вообще-то он не собирался устраивать истерику и по пути чувствовал себя спокойным, твердолобым, хладнокровным, пока не увидел Кирилла и не подумал — я же без тебя…       Кирилл сгрёб его руками, как здоровенную подушку, поднял над полом и перетащил через порог. Так же аккуратно опрокинул на стену и одной рукой захлопнул входную дверь.       — Что ты, что ты, что, что случилось? — бережные пальцы скользнули по щекам, убирая прилипшие прядки волос. Снег таял. — Господи, блядь, Руслан?!       — Я без тебя не выкарабкался бы, — по лицу всё катилось и катилось, от голоса осталось буквально нихрена. — Я бы не выкарабкался сам, никогда. Никто не смог бы. Мне казалось, это так очевидно, но я был не прав. Я вообще охуеть как ошибался…       Он вцепился в футболку Кирилла — тёплую и застиранную. Ткань была настолько мягкая, что захотелось засунуть под неё голову и никогда не вылезать.       Кирилл смотрел в его лицо, широко распахнув глаза. Они были полупрозрачные и при этом каким-то магическим образом тёмные. Волшебные.       — Хочешь грустную историю о том, как человек стал скрытным и замкнутым? — усмехнулся Руслан, вдруг вспомнив, как говорил подобное, слово в слово. — В моей жизни… не было тех, кому я хотел открыться. Никакой травмы. Просто никто меня не слышал. Зато отец пытался переделать, выучить, будто я какая-то собака, которая должна поддаваться дрессировке. «Ты должен уважать меня и держать язык за зубами. Думать, как я, дышать и жить. Вот Елисей, в отличие от тебя… послушный, хороший мальчик. Он тут сын, а ты никто». Попробуй оспорь.       Кирилл взял его лицо в чашу ладоней, медленно огладил щёки большими пальцами.       — Это всё потому, что я — его ребёнок. А Елисей — общий. Батя нагулял меня на стороне и забрал, потому что так было правильно. Потому что иначе она бы сдала меня в детдом.       Пришлось сделать паузу, чтобы раздышаться. Не помогло.       — Это всё потому, что он не помнит даже имени моей настоящей матери. Зато он помнит, что она была такой же идиоткой. Если честно, я догадывался, что всё неспроста. Мог бы сделать выводы. «Мне так жаль, Руся. Я тебе, ебать, недодал любви. Прости, нахуй».       — Руслан.       — А мачеха моя, Елисеева мамаша, терпила. За ребёнка в багажнике она могла бы послать его к чёртовой матери. Но она меня приняла. И растила. Почти как своего. Почти.       — Я сделаю так, чтобы тебя услышал весь мир, — прошептал Кирилл.       Руслан захлебнулся воздухом, расслабляясь в ласковых объятиях.       И это всё, что ему на самом деле было нужно.       Кирилл отпаивал его попеременно: сначала чаем, потом кофе. Когда понял, что дрожь всё никак не проходит, откопал в верхнем шкафу красное вино.       Глинтвейн у него получился отстойный. На дне кружки плясали лапки гвоздики, запах апельсина бил в нос. Но Руслан никогда не пил ничего вкуснее.       На его голове до сих пор висело полотенце. Огромное, синее, пахнущее хозяином квартиры и весом с кирпич. На нём вообще много что висело — по большей части невидимое. То и дело хотелось повести плечами, отряхнуть налипшую зиму, злость, усталость, тоску. Наверное, поэтому он до сих пор дрожал.       — Ты похож на отшельника.       — Рака? — Руслан моргнул и слегка сдвинул кружку. Гвоздика закружилась на дне.       Он сделал глоток, на языке стало горячо и терпко.       — Ты вообще ел что-нибудь? Давай макарошки разогрею?       — Спасибо, я не голоден.       — Тогда я постелю тебе на диване…       — Тоже не обязательно.       — То есть? Ты ведь пришёл…       — Я могу спать с тобой, — Руслан фыркнул.       Кирилл медленно наклонил голову к плечу. Так сказать, посмотрел на проблему с другого ракурса.       — Ты ведь не опьянел с одного глотка, правда?       — Нет, просто окончательно ебанулся. По-моему, это хорошее объяснение всему происходящему.       Отодвинув от себя кружку, Руслан вздохнул и сбросил полотенце на плечи. Ткань легла крупными уютными складками. Дрожь постепенно отпускала.       — Руслан… прости за то, что я ляпнул тогда, в студии. Это было… грубо.       — Ничего. Ничего страшного.       За окном пыхтела зима. Холодная, и уже какая-то мирная — совсем не такая, какой была осень. Руслан подумал, что в такую зиму надо лепить снеговиков. И праздновать Новый год. Традиционно, по списку: дурацкая пластиковая ёлка, шары в блестяшках, вагон мандаринов и хохо-старикан в красном тряпье. Подумал — и даже моргать стал медленнее. И вправду ебанулся.       — Тебе не за что извиняться, — улыбнулся Руслан.       Улыбка получилась невыносимая: грустная и счастливая одновременно.       — Позднее зажигание… — добавил он. — Я слоупок?       Воцарилась тишина. На редкость красноречивая, всеобъемлющая. Кирилл нервно покачался на стуле, взглядом выедая в Руслане дыру.       — А. Я понял. Это сон.       — Что ещё интересного я делаю в твоих снах, кроме того, что вваливаюсь в гости на грани истерики?       — Поёшь. Соблазняешь. Смеёшься… дрочишь.       Когда он резко переставил стул ближе, Руслан даже не вздрогнул.       — Всё это одновременно? — он скептически поднял бровь. — Я правильно понял, тебе снятся кошмары?       — Скажи это.       — «Это».       — Руслан!       — Ты уточняй, что именно хочешь услышать.       — Я жду признание. Вслух. Глядя на меня. Скажи это.       — На колено надо вставать?       — Нет, можешь остаться на жопе, просто произнеси.       — Один раз я уже послушал такие уговоры и загремел в музыкальную группу. Теперь что, замуж меня возьмёшь?       — Руслан.       — Кирилл?       — Три слова. Три. Это не сложно, ты справишься, правда?       Руслан почти смеялся.       — Я… хочу… спать.       Кирилл поднялся со стула и хотел было метнуться за сигаретами. Руслан схватил его за руку, сжал запястье. Немая сцена, наверное, могла бы тянуться бесконечно, если бы события дня не катились снежным комом.       — Ладно, хорошо. Я это сделаю. В качестве оплаты за проживание.       — Нет, ты сделаешь это просто.       — Ладно, просто.       Он набрал в лёгкие воздуха, так, что грудную клетку распёрло до предела. Так же медленно выдохнул. Рука Кирилла нервно дрогнула…       Руслан заговорил шёпотом.       — Ты — лучшее, что со мной случалось. И худшее тоже. Ты — всё что у меня есть. И чего нет. Я люблю тебя, это просто ужасно, потому что чувства — единственное, что я мог контролировать. Теперь я не властен и над ними. Всё пропало. Ты лучший. Спасибо.       Кирилл снял его со стула и забросил на плечо. Полотенце каким-то чудесным образом осталось на месте и не захотело падать, поэтому Руслана покрыло мраком.       Настало время истерики со знаком «плюс».       — Куда идём мы с мудаком — большой-большой секрет! — проскандировал он, задыхаясь от смеха. — И не расскажем мы о нём… и нет, и нет…       Сбросив его на одеяло, Кирилл мягкой тенью навис сверху.       — И да.       Его кадык ходил ходуном, растрёпанные волосы сползали вперёд, пряча лицо. Колено жёстко проскользнуло между ног Руслана — и тот мучительно покраснел, ощущая лёгкое, дразнящее давление. В самом деле. Покраснел. Как девчонка, которую симпатичный мальчик помацал за...       — Да ты издеваешься… — то ли промурлыкал, то ли прорычал Кирилл. — Я сделал что-то настолько ужасное, что ты решил отыграться за всё хорошее?       Руслан не ответил, и Кирилл наклонился ниже, чтобы поймать его лицо за подбородок и заставить смотреть в глаза.       — Я уже прикасался к тебе. Я целовал тебя. Я тебя трахал, чёрт возьми.       — Ага, — выдохнул Руслан, сладко жмурясь от очередной беглой ласки. — Только сегодня я настолько пизданутый, что аж таю.       — А тогда?       — Тогда мне было почти наплевать.       — Почти.       — Точно.       Убедившись в бесполезности затеи, больше Кирилл с ним не разговаривал. Навалился сверху, прикусил ухо и по-кошачьи лизнул кожу под мочкой. Руслан сперва вцепился в футболку до лёгкого треска, а затем неуверенно обвил сильную шею. Юркие пальцы скользнули в волосы, изучающе огладили лохматый затылок.       Кирилл фыркнул, протолкнул ладонь под его поясницу и перекатился по кровати. Растрёпанный в хлам и абсурдно счастливый, Руслан оказался сверху. Вздрогнув всем телом, вдруг ткнулся носом Кириллу в ключицу и засопел, будто попытался поднять штангу весом в двести тонн.       Всего пары движений бёдрами к бёдрам хватило, чтобы каждая мышца в теле Кирилла натянулась чуть ли не до боли.       — Ты знаешь, это страшно, — признался Руслан. — Я не знаю, что мне делать. Не могу представить что-то хуже, чем это.       — Делай всё, что угодно, — предложил Кирилл. — Считай, что можешь сам написать инструкции.       Руслан ухватился за эту мысль, как за какую-то невероятную откровенность. Инструкции. Не совсем безумие — какая-никакая структура...       Медленно просунув руки под футболку Кирилла, нежно сжал его бока ладонями. Погладил, изучающе потрогал ямочки, задрал ткань выше, одновременно выпрямляясь. Красивый плоский живот запал и едва заметно взлетал в ритме неровного дыхания. Блядская дорожка заканчивалась аккурат сантиметром ниже пупка — Руслан коснулся её, будто хотел кому-то показать. Вот тут. Поглядите-ка. Красиво…       Затем он положил ладонь на живот и медленно повёл вверх, немного неуверенно, но целенаправленно. Кирилл покорно вскинул руки, давая ткани ход, и слегка приподнялся, чтобы снять футболку. Руслан довёл её до запястий и вдруг скрутил в центре, фиксируя. Глаза Кирилла мигнули удивлением и интересом.       — Ого, — произнёс он, облизывая губы. — Неожиданный поворот.       — Не вошкайся, — прошептал Руслан, медленно опускаясь сверху. Лицо у него горело, но взгляд был непримиримо-серьёзным. — Тебе же потом расхлёбывать.       Красивое бледное тело, заплетённые причудливыми волнами мышцы. Кирилл. Что могло случиться, чтобы это, всё это, вдруг стало настолько важным и болезненно необходимым? Просто парень. Просто человек.       Инструкция.       Никогда, ни при каких обстоятельствах не прикасайтесь к соскам Кирилла без предупреждения. Он от этого косеет, совсем как от водки — и дичает.       Если Кирилл одичал, действовать следует по обстоятельствам, но лучше обратиться к заводу-изготовителю.       Поцелуй — неплохой способ привести его в чувство, откатив к базовым настройкам. Ещё лучше — поцелуй с языком. Мокрый, влажный и долгий, чтобы он забыл, как дышать, и стал тянуться следом.       Чтобы захотел больше…       — Руслан, ну блядь. Ну блядь. Что ты за человек такой, а.       — Какой есть.       Держать его вообще-то бесполезно — у него предостаточно сил, чтобы выкрутиться из слабенькой хватки. Но он не станет, потому что так интереснее. Потому что считает, что это игра.       Кстати, никогда, ни при каких обстоятельствах не прикасайтесь к члену Кирилла без предупреждения. Он от этого косеет, совсем как от водки — и дичает. Опять.       Руслан рассмеялся, когда Кирилл всё-таки высвободил руки и подкинул его бёдрами, заставляя сесть выше.       — Все бланки заполнил?       — Ты нестабильный…       — С тобой невозможно быть стабильным, придурок.       — От придурка слышу.       — Ах так? Ну всё. Тебе конец.       — Дайте два.       Если Кирилл вздумал выбить из вас мысли, лучше не сопротивляться. Он сделает это так, как захочет, и любые издёвки будут ему до фени. Он будет долго, очень жестоко и мучительно издеваться над вашим телом, сначала трахая пальцами и не давая кончить... как мудак последний, честное слово. А после — забудется и просто выест мозг десертной ложечкой под аккомпанемент пошлых шлепков.       В этом, пожалуй, с ним никто не сравнится.       — Руслан, Руслан… у тебя глаза такие красивые. Никогда таких не видел.       — Боже…       Если вы встретили дикого Кирилла в естественной среде обитания и умудрились в него влюбиться, будьте добры быть готовым к последствиям. Для начала к боли в сердце. И не только.       К тому, что всё будет облапано и зацеловано, к тому, что не останется ни одного живого места. К тому, что наслаждаться будут долго и безвкусно, несмотря на взрывной старт. И к тому, что блядская противоречивая натура полна сюрпризов.       Например, он почти расплакался — Руслан прижал его к своей шее сразу после оргазма, словно предвидел. Успокаивая.       Нельзя же так.       Отдаваться.       — Всё хорошо, всё нормально.       — Будь со мной, пожалуйста.       — Ты знаешь, я где-то читал, что мужчины после семяизвержения могут впадать в депрессию. Точнее, испытывать упадок сил и настроения. Это называется синдром посторгазмического недомогания.       — И?       — Это всё потому, что ты потерял спермиков. Всё пройдёт.       — Я, блядь, тебя ненавижу.       — Я тебя тоже… но надо же с чего-то начинать.       Руслан чихнул.       И, кажется, он ещё ни разу в жизни не совершал настолько фатальных ошибок.       Женя резко подняла голову. Гоша привстал. Макс нахмурился. Кирилл замер с занесённой над гитарой рукой. Все они посмотрели на Руслана, будто он прилюдно снял штаны — одновременно возмущённо, с офигеванием и заинтересованно.       — Ты чё? — наконец, рубанул Макс. — Ты чё это?       — Простудился! — Женя вскочила с места. — Руся, Русечка, тебе сейчас нельзя болеть! У нас выступление на носу! Грёбанная зима! Пиздец!       Гоша залез куда-то в рюкзак и мгновением спустя молча протянул таблетки.       — Да я не…       — Чувак, только не это.       — Несите носилки!       — Отставить панику! — перекрыл кудахтанье Кирилл. — Руся? Ты как себя чувствуешь?       Руслан подавил порыв закатить глаза и во всю громкость микрофона заявил:       — Отлично, нахрен!       — Точно. Имбирный хрен, самое оно, — пробурчала Мёрдж. — С малиной. И мёдом. И противовирусные.       — Градусник в жопу, — оскалился Максим, поднимая руку. — Я вставлю.       — Ты вообще уже не палишься, индюк?       Тяжёлый вдох Руслана разнёсся по студии траурным эхом.       — Я не заболел. Уймитесь, а.       Кирилл рассмеялся, откидываясь на стену. Но во взгляде у него гуляли черти — и сомневаться не приходилось, что он-то точно воспользуется градусником. И вставит.       Руслан бы высказал актуальный панч на тему, если бы дверь не распахнулась и в комнате не появилась девка в пальтишке, лишая всех присутствующих дара речи.       — Ну что, красавцы, соскучились?       — Ну здрасте, приехали, — поморщилась Женя. — Нет. Абсолютно.       Настроение поменялось моментально. Руслан слегка попятился, наблюдая за тем, как лицо Кирилла переплавляется из тёплой безмятежной мордашки в ледяную, жёсткую маску.       Вика обернулась. Оценивающий взгляд красивых глаз скользнул по Руслану, сверху вниз. Стоит сказать, она была красивая. Девка-вспышка. Несмотря на определённо стервозный жанр, в ней было что-то цепляющее. И яркое.       — Что? Нашли подпевочку?       — Ага. Бэк-вокал тебе на замену, — Макс поднялся со своего стула, откладывая палочки и вытягиваясь во весь рост. Женя прикусила губу, Кирилл перевёл взгляд. — Тебя никто не ждал. И не звал. Так что... выход найдёшь.       — Вы правда думаете, что добьётесь чего-то, просто ликвидировав меня? Это нелепо. Я делала всю работу. Только благодаря мне на наши выступления ходили.       — Вика...       — Нелепо — и дальше терпеть такую солистку, как ты.       По силе влияния фраза была близка к чиху. Не настолько глобальный пиздец, но что-то очень похожее — Руслан тут же завладел вниманием всех присутствующих.       Вика мотнулась на красивых полусапожках. Лёгкие волны уложенных в причёску волос драматично легли на ворот пальто.       — Что ты сказал?       — Терпеть такую солистку, — спокойно повторил Руслан, без всякого труда выдерживая прямой взгляд разъярённой фурии, — утомительно. Что ты можешь дать, кроме красивого голоса?       — Кроме?       Руся фыркнул, сходя с места и делая шаг вперёд.       — Ты деморализуешь мою группу. Пришла и испортила всем настроение. И, насколько я могу судить, ты делала так всё время. Ты приходила сюда и разрушала то, что создавалось с огромным трудом. И теперь считаешь, что имеешь право занимать это место?       Оленьи глаза Вики наполнились слезами. Гоша вздохнул:       — Руслан, это жестоко.       — Я говорю это, потому что вы ей не скажете, — он снисходительно махнул рукой. — Никто тебе не скажет, почему ты тут ни к месту. Повтор для альтернативно одарённых: тебя не звали. Ты и так разрушила достаточно.       Макс щёлкнул пальцами по тарелке. Тихий звон разбил повисшую тишину.       — Кирилл, — Вика снова крутанулась на каблуках. — Он меня оскорбляет, а ты молчишь?!       — Он тебя не оскорбил, — несмотря на злобу в глазах, голос Кирилла прозвучал так, словно он минимум полжизни провёл среди тибетских монахов, медитируя на сады и водопады. — Мы репетировали. Ты пришла. И действительно испортила всем настроение. Как обычно. Ни слова лжи, так что же тебя уязвило?       — Вы развалитесь через месяц!       Мёрдж громко лопнула здоровенный жвачный пузырь.       — Зато это будет отличный месяц, — сказала она, демонстративно чавкая на всю студию. — Если честно, просто охуительный.       — От тебя-то, пизда тупая, я другого вывода и не ждала, — окрысилась Вика.       — Лучше быть тупой пиздой, чем очень умной жопой.       Макс прыснул. Вика бросила ещё один злой взгляд на Руслана.       — А ты… ты… пошёл ты на хуй, — выплюнула она. И скакнула за дверь так же внезапно, как появилась. Стук каблучков обрубился грохотом тяжёлой входной двери.       — Скатертью… — Макс по-дирижёрски махнул ладонью, — дорожка.       По необъяснимой причине взгляды снова налипли на Руслана. Какое-то время он нервно дёргал прядь волос, делая вид, что просто мимо проходил. Но надолго его не хватило.       — Чё уставились?       — Господи, я мечтала высказать ей это дерьмо в глаза. Вы слышали это, да? «Ты деморализуешь мою группу». Не он наш, а мы его, все поняли?       — Руслан — острёнький язычок, грустненький голосок, — хмыкнул Макс, задумчиво приглаживая волосы. — Но звучало и впрямь неплохо.       — Я бы сказала, это был контрольный в голову! Жаль только голова пустая…       — Эй. Давайте дальше репетировать, — хмыкнул Гоша, потирая бородку. — У нас реально не так много времени, чтобы страдать фигнёй и отвлекаться на залётных дамочек.       И слегка ехидно добавил:       — Она и так разрушила достаточно.       Руслан вернулся к микрофону, стараясь ни одним мускулом лица не показывать, как его всё это смутило.       — И не думай, что я забыла о главном! — переключилась Женя, бойко закидывая ремень бас-гитары на плечо. — После репетиции — малина, мёд, водка…       — И градусник.       — И градусник.       — Заткнитесь, а.       Смех заполнил студию. Руслан пожал плечами, перехватив счастливый взгляд Кирилла.       Чтобы он ещё раз додумался чихнуть в их присутствии…