Эскель

— Я хочу сделать ей предложение. Мужской голос звучит над ухом, но Сирша даже не вздрагивает, равнодушно перелистывая какие-то бумаги в руках. Стол завален разными документами: экономический доклад, поправки в конституции, договор о сборе средств на восстановление церкви. Перо выпало из чернильницы, измазав стол из белого дерева, но, кажется, девушка этого не заметила. — Думаешь, я готов? Она хмурится, но не от вопроса — ее опять что-то не устраивает в документации и она перечитывает несколько предложений подряд. Кто увел средства? Опять по карманам распихали? Она уже устала следить за каждой мелочью. Иной раз чувство, что она не выходит из дворца в мир вообще никогда. В прошлом месяце она не смогла посетить свой собственный бал — поэтому ее названная дочь сама развлекала гостей. Сирша берет перо, макает его в чернила и обводит несколько раз одну цифру цифру. Эти схемы достали ее. Она знала, что в благотворительных организациях отмывают деньги по тяжелой, но это уже было несусветной наглостью. — Сирша, я пришел поговорить, а не посмотреть на то, как ты читаешь. Она замирает и резко поднимает глаза: — Ты что вообще тут забыл? — Опять двадцать пять! Армин вскакивает со стула, взмахивая руками. Она вообще хоть иногда прерывается? Она вообще слышала, что он ее спрашивал? Вряд ли она вообще заметила, что он сидит в ее кабинете уже минут пятнадцать. На лице женщины полнейшее смятение — она действительно только сейчас заметила прилизанную голову парня и его недовольный взгляд. Смотрит на нее в упор, упершись руками в стол. Сжав губы в тонкую полоску женщина понимает, что от него просто так не избавиться, поэтому шумно вздыхает и закрывает папку. Трет глаз, другой под аккуратной повязкой с гербом Тедаса — она всегда ее носит. А на праздники меняет на ту, что подходит в тон ее наряду. — Так, давай снова, — она прочищает горло и упирается подбородком в сложенные вместе руки, — Что ты говорил? Армин садится напротив, нервно стучит пальцами. Да, он такой живой — она до сих пор диву дается, как он умудрился сохранить в себе все то, что война пыталась уничтожить. — Хочу сделать ей предложение. Ей нужно поднять всю бухгалтерию на прошлые пол года... — Кому? ...и дернуть Монтилье, она точно знает, откуда ноги растут. — Шарлотте. А еще устроить проверку и пройтись по департаменту. Не нравятся ей эти игры. — Кто? — Я, блин! Сирша, ты вообще меня слышишь? — Чего? Армин вскакивает на стула: — Да господи! Сирша виновато трет глаза. Да, стоило приостановить работу. Решительно она убирает документы в папки, закрывая ящики на замок; протирает мокрой тряпкой стол с пролитыми чернилами и хватает юношу за локоть: — Прости-прости. Пошли посидим на кухне? Армин улыбается. Она заменила ему мать после войны. Забрала его в свои руки, под свою опеку, оформила все документы и оставила жить его вместе с собой в замке. Сирша никогда не была мягкой или нежной матерью, никогда не была лучше, чем его родная мама, — но Сирша была достойна занять это место. После войны, став главным политическим и государственным элементом, она обучилась дипломатии и, занимая место правителя, не просто сидела на троне круглые сутки, но вела активную политическую и экономическую деятельность вместе с Монтилье. Она несколько лет билась за место, которое не нужно было отдавать зажравшимся политикам; поэтому четыре года спустя после войны совет, что все это время занимал место руководителей, согласился признать заслуги женщины и назначить ее главным руководителем. Сирша опять хочет есть. Это было так в ее характере — улыбнуться поварихам, колдующим на кухне и занять уголок на старом столике в углу. Пар, идущий от кастрюли на плите окутывал жаром наваристого супа. Сирша стала женщиной, известной по всему Тедасу, но только он и его сводная сестра знали, что какой бы суровой и жесткой она не была в своих решениях; какой бы отважной не была в прошлом, она всегда была... им родной. И она всегда любила сидеть на кухне, как обычная безродная девица, окруженная тучными кухарками. — Дайна, дай нам пожалуйста... ага, спасибо, — улыбаясь, главная повариха ставит перед ними по две тарелки с ароматным мясом и пару стаканов, плеснув туда вина, — Великолепно, спасибо. Так ты хочешь жениться? Армин кривит губами. — Хотел... не знаю. Мне немного страшно... Захотел спросить тебя. — Меня? — она удивленно поднимает брови. — Конечно тебя, не Фьеру же мне спрашивать. Сирша прыскает в стакан. Ее как раз таки стоило бы спросить! Маленькая, словно жгучее пламя, девочка бы надавала ему самых лучших советов, Армин бы никуда не делся от ее хлесткого, горячего слова. Иной раз она думала, что этот нрав так похож на Ирэна — его дочь была так на него похожа. Когда она получила письмо от его гувернантки, то еще долго плакала, сидя в старой хижине Гомера. Сомневаясь в том, что он вернется, мужчина написал письмо и заверил его с адвокатами заранее — при его смерти все его имущество перейдет к дочери, Фьере, которой на тот момент был год. Пока она не достигнет шестнадцатилетия всем должна была распоряжаться Сирша — он официально подписал документы, что после его смерти именно женщина будет опекуном его ребенка. Он помнил то, как она рвалась спасти юного Армина. Помнил. Наверное, сделал эти бумаги едва ли не в тот самый день. Сирша растила Фьеру как свою дочь. Она совершенно не знала, как рассказать ей всю правду. Боялась того, что получит этот взгляд: так ты не моя мать? Во рту пересохло. Ей бы так хотелось, чтобы для ее девочки она была самой настоящей матерью. Она ведь ее вырастила! Она тратила все свое время и внимание на свою маленькую разбалованную принцессу и рассказать ей правду было... страшно? Она ведь еще такая маленькая. Она ребенок. — О, я знаю этот взгляд. О чем ты подумала? Армин долгое время не знал. Она не говорила даже ему, надеясь, что эта тайна умрет вместе с ней. Когда они с юношей стали ближе, то она сказала ему, что у нее есть дочь, которую она якобы родила до войны от Ирэна, который погиб и фамилию которого носил ребенок. О том, что она не родная мать, было написано лишь в документах, которые девушка спрятала как можно дальше в пол своей опочивальни. В прочем-то и в том, что Ирэн — родной отец девочки Сирша тоже сомневалась. На ее опыте ни один полукровка не мог иметь детей (она не стала исключением), возможно, почти десять лет назад до деревни, в которой он жил, этот слух еще не дошел — и его жена, не совсем будучи верной, выдала ребенка за своего. Получилось. Девица была веснушчатая, черноволосая и громкая, как колокольчики. Они как-то общались с Зейе, что работал в главном госпитале вместе с наставником — и он только подтвердил ее сомнения. Несколько лет назад они говорили с Армином — и тот спросил прямо в лоб. Сжавшись, Сирша сказала правду. Да, я полукровка. Да, у меня не может быть детей. Нет, Фьера мне не родная. Но больше они об этом не говорили — народ в городе не болтал об этом, ведь не каждая собака в городе знала о не фертильности полукровок, а Фьера была слишком юной, чтобы об этом знать. — О том, что ты совсем взрослый. А был таким сопляком, когда я тебя впервые увидела. Он кивает. И то верно. — Это ты так пытаешься меня ободрить? — Наверное. Ты ведь... — она замолкает на слове, пытаясь подобрать нужные слова, — Ты очень красивый мужчина, Армин. Ты это знаешь, пройдоха! Они смеются, но Сирша продолжает: — Все женщины смотрят на тебя с обожанием. Твоя мать была очень красивой женщиной и... ты очень похож на нее. Ты статный, красивый, обворожительный мужчина с хорошим приданным — на этот счет можешь не волноваться! Она сводит все в шутку и они чокаются стаканами, едва ли не разлив красное вино. Армин улыбается — столько тепла в этом моменте и уюте, что даже спустя года этот жар и пар кухни будут ему напоминать, как часто они садились в угол среди кухарок и ели еду не как аристократы. Он протягивает руку, накрывая ладонь Сирши. Тишина висит пару секунд, пока он не собирается с силами: — Ты... ты ведь тоже моя мать, ты знаешь это? И во мне тоже есть много что от тебя. И я был бы... очень рад и горд знать, что ты считаешь меня сыном. Не родным, но сыном. Он знает, что она всегда хотела это услышать — улыбается. Она так любит его с Фьерой — они стали смыслом ее жизни, когда все развалилось и построилось снова. Сирша сжимает его большую, светлую ладонь и улыбается. Она ведь так счастлива. Так счастлива сейчас — не нужны ей мужчины, чтобы пытаются ловить ее взгляды. Ей нужен свой приемный сын и дочь. Никто больше. Она что угодно для них сделает — Армин это видит. Они стали ее семьей. Она нуждалась в них больше всего и они были рядом. После войны девушка много лет искала Нико, искала мать и отца, но так и не нашла хвостов — сейчас уже, встав взрослее, она поняла, что, вероятнее всего, война скосила и их. Если бы она была немного сентиментальнее, если бы эти года смягчили ее еще сильнее, она бы расплакалась. — Я знаю, родной. Я все знаю. Армин резко встает с места, подтаскивая стул к женщине — садится обратно и упирается черной головой, зализанной гелем, ей в плечо. Очень по-домашнему — не вписывается в его пафосные дорогие одежды. Впервые в жизни он положил голову ей на плечо, когда Сирша нашла его с теми двумя эльфами в деревне на юге и сказала, что сдержала свое обещание. Все стало лучше. Он скорбел по матери очень долго, но пришлось двигаться дальше. И боль притупилась, когда ему дали все, что он захотел. — Так ты уверен, малыш? Может, стоит еще погулять? Хочешь, я найду тебе самых красивых невест со всего Тедаса? — Красивая — не всегда умная. — Тогда найду самых умных. — А умная — не всегда красивая! — он смеется ей куда-то в плечо. Сирша закатывает глаза, но улыбается: — Вам, молодой человек, не угодить. То красивая, то умная. Я вот и красивая, и умная, а женихов не особо много. И то верно. Всем нужны политические браки, но ни один из них не приносит выгоду. Армин обнимает женщину обеими руками и глубоко втягивает носом ее запах — так пахнет дом. — Тебе всего двадцать один, малыш. Может, стоит подождать? — Ты в двадцать один уже стала Инквизитором. — И ни к чему хорошему это не привело. Что вообще твоя барышня об этом думает? Ты ее спрашивал? — одной рукой Сирша обнимает сына за талию, а другой тащит кусок картошки с тарелки, надкусывая. Услышав "эй, а мне?" над ухом, протягивает юноше и тот кусает запеченный овощ. — Ава баиса, — он говорит с набитым ртом и резко выдыхает — картофель был горячий, — Она боится. — Кого? — Тебя! Сложно сказать юноше да, когда он сын самой матери Тедаса. Логично. Сирша кивает, таская с тарелки куски мяса. Верно. Нелегко, наверное. Да и самой ей не выгодно, чтобы он брал в жену обычную дворянку. Хоть сама Сирша и не была в браке, что раздражало мужскую половину Тедаса, она считала, что хоть какая-то выгода с браков детей ей нужна. Но она не имела права на это налегать — если он хочет, пусть. Если ей понадобится, она и без фиктивных браков возьмет то, что ей нужно. Что же, по крайней мере отец этой девицы владел небольшими судами. А это уже неплохо. Они с ним пахнут дорогими маслами, банями и ароматной водой — сейчас, спустя года, это что-то непривычное; но они оба с ним помнят, какого не мыться месяцами. У Армина великолепные белоснежные зубы, за которыми следят лучшие лекари Тедаса; а ведь в тринадцать он и знать не знал, что и этот аспект требует гигиены и внимания. Он одет в лучшие одежды с золотыми нитями, в лучшую обувь, но все это никогда не было чем-то, что он воспринимал как должное. — Мама! Мам! — громкий визглявый голосок раздается по всей кухне, когда в нее влетает крохотный вихрь в розовом платье, — Мам! Шайра не дает мне покататься на лошадях, скажи ей, что мне можно! — Госпожа! Не убегайте! — следом вбегает запыханная гувернантка, пытаясь поймать Фьеру, подбежавшую к женщине. Фьера маленькая заноза в заднице — все это знают. Она умная и хитрая манипуляторша, но это не сбавляет ей шарма. Вырастет она в богатую разбалованную девицу и множество достойных женихов потеряет свои сердца, гоняясь за ней. А Сирша так и будет сидеть на троне, держа страну в ежовых рукавицах и в экономическом благополучии. Она жестокая правительница, но справедливая и тюрьмы не пустуют. Да, многие против некоторых ее решениях, но не всегда получается всем угождать. — Ну мам! — Фьера, сначала ты закончишь все свои уроки, а потом мы вместе с тобой и Армином поедем на лошадях в лес, договорились? Девочка, не любящая отказы, дует губы и показательно скрещивает руки под грудью, отворачиваясь. Но Сирша никак на это не реагирует, почти заканчивая свою тарелку с едой и ребенок понимает, что с матерью никогда не получится так легко, как с гувернанткой. — Ладно. Хорошо. Я все закончу, а вы никуда не уходите! Мы поедем все вместе. Рука женщины опускается на черные волосы, убранные в две косички: — Конечно. Ты же самая умная девочка в замке. Поэтому закончи все свои дела и, как взрослая, скорее возвращайся к нам. Фьеру легко вдохновлять — она любит понимать, что лучше всех. Но Сирша старается ее воспитывать не только как разбалованную девицу, но и как благородную барышню. Иными вечерами, если есть время, Сирша рассказывает что-нибудь про войны. Тогда девочка слушает, не шелохнувшись — больше всего ее захватывают рассказы о смелости своего отца, что бился до последней капли крови, словно дикая пантера! Она убегает, оставляя после себя шлейф утренней ванны. — Она просто невыносима, — смеется Армин, — Боюсь представить, что будет дальше. А дальше — только вперед. Ведь Сирша никогда не останавливается. И только она решает, что будет дальше.