Aut vincere aut mori

How many countless nights Have I spent now with you? How many dreams Has your heart burned me through and through? From my love's burning desire There's no escape, no salvation From my love's burning desire No force in Heaven, nor Hell can save your soul © Oomph! — «Burning Desire»

 — Значит, ты хочешь, чтобы я позволил тебе увезти Оливию и мать из города, — Исайя поболтал в стакане коньяк, сделал глоток. Ида вздохнула. Она, как никогда прежде, ощущала себя находящейся среди двух огней: ей нужно было обеспечить безопасность матери и сестре и не вызвать подозрения отца. Она была уверена, что нигде не спалилась, но отцовские раздумья заставляли её нервничать. Что-то внутри сворачивалось в тугой беспокойный клубок, и ей стоило огромных усилий сохранять уравновешенный тон, когда на самом деле её выдержка уже практически ослабла.  — Так будет лучше всего, — произнесла она, ненавидя себя за то, что приходится умолять этого говнюка, волею судьбы (или богов, как говорил Ивар) оказавшегося её отцом, увезти Лив и маму. А он, урод, ещё раздумывал, будто речь шла не о жизнях его жены и дочери. Впрочем, когда Исайю Блэка это вообще волновало? — Если хоть кто-то из братьев Ивара догадается, кто стоит за похищением, они постараются ударить в ответ. Блэк цокнул языком, искоса взглянул на Иду, будто пытался разглядеть — на чьей же стороне выступает его дочь, на его или своей собственной?  — Лагерта обещала, что, в случае удачи, она возьмет оставшихся братьев на себя. Лагерта, Лагерта, проклятая Лагерта! Ида откинулась на спинку кресла, слушая, как скрипит гладкая черная кожа, и ей показалось, что она позорно выпускает из рук ситуацию. Ивар не простил бы ей этого. Иногда она поражалась, как ему удается всё контролировать и выравнивать даже те ситуации, в которых он безнадежно проигрывает. И уже не впервые за последнее время она подумала, что хочет, чтобы Ивар был рядом сейчас. Его присутствие давало ей силы теперь, стоило признаться самой себе, как они похожи — Серый Волк из детской сказки и Красная Шапочка, прячущая нож на дне корзинки с пирожками.  — Я знаю, — терпеливо ответила Ида Исайе, изображая из себя послушную понимающую дочь. — Но я боюсь за них, — губы её дрогнули. — Я достаточно живу рядом с Лодброками, чтобы знать: они способны на всё. Позволь мне увезти маму и Лив, пожалуйста. Исайя задумался, постукивая пальцем по стакану. Иде хотелось крикнуть: да соображай уже быстрее! Ивар обещал обеспечить Лив и матери охрану, и Ида знала, что он не отступит от своего обещания. Их связь крепла не только на крови, но на сумасшедшем взаимном притяжении, которое они оба уже не отрицали. Они нырнули в него с головой, и монстры, живущие в них обоих, удовлетворенно урчали.  — И куда ты их увезешь? — Исайя поднялся, отошел к окну, выглядывая в сад, окутанный вечерней темнотой. — Полагаю, Ивару и его братьям известно, где находится вся моя недвижимость. «Большая часть которой — в залоге у банков, — подумала Ида. — Не надейся, что я об этом не знаю, папа. Я слишком долго была послушной дочерью, но никогда не была слепой или дурой».  — Я сняла квартиру на сутки на свои сбережения, оставшиеся с колледжа, — соврала она легко. Ивар прорабатывал с ней большинство вопросов, которые мог задать Исайя собственной дочке, и этот был одним из самых простых. — Они только мои, и я сомневаюсь, что после похищения Ивара, Хвитсерка будет беспокоить состояние моих счетов. Все складывается как нельзя лучше, папа, — она улыбнулась. — Сигурд с Блайей уехали, Уббе переметнулся на сторону Лагерты, остаются только двое, и победить их будет легче, чем когда Лодброки напали на Эллу Кинга. Тогда их было пятеро, теперь осталось только двое. Главное — увезти маму и Лив, чтобы они не ударили нас в самое слабое место. Исайя хмыкнул, побежденный её логикой, и Ида почти выдохнула от облегчения. Кажется, её доводы звучали достаточно убедительно, чтобы отец повелся, хотя на самом деле она думала, что это он способен воспользоваться Оливией и матерью, если что-то пойдет не так… если он узнает, что Ида с Иваром заодно. Кто знает, может быть, шпионы Лагерты все-таки что-то узнали, несмотря на все предосторожности? Кто знает, вдруг Исайя просто ломает комедию?  — Хорошо, — кивнул отец. — Скажи, чтобы собирали вещи, которые понадобятся им на ближайшие пять или шесть дней. У Иды камень с души упал. Она протанцевала бы до спальней матери и сестренки, если бы могла, но приходилось сохранять внешнее спокойствие.  — Спасибо, папа, — она чмокнула Исайю в щеку. — Я уверена, что наш план сработает. И, только закрыв за собой дверь кабинета, она хихикнула: план сработает, но не тот, на который её отец так надеется. Иногда она думала: когда Ивар начал доверять ей настолько, что согласился на её идею выпить вино со снотворным? Иде казалось, что они теперь понимали и чувствовали друг друга даже слишком остро — так, что оба боялись не выдержать этой близости, задыхались от неё. Ивар, никогда никому не доверявший, раскрылся перед ней как на ладони, стоило им преодолеть взаимные подозрения и принять их похожесть, их тьму, что так затейно переплеталась между собой. Их план был прост, как дважды два: Ида якобы уговаривает Ивара показаться вместе на людях и подсыпает Ивару снотворное в бокал вина. Отпускает водителя и вызывает такси, за рулем которого сидит «дева» Лагерты. Ивара отвозят в дом Исайи, а через день Хвитсерк объявляется там и попадает в расставленную ловушку. Ида знала, что Исайя не убьет Ивара сразу. Он захочет, чтобы Ивар увидел конец своей семьи и увидел предательство Иды. И знала, что, если всё рассчитано правильно, отец проиграет. Сам окажется в собственном капкане, там и сдохнет, не в силах отгрызть себе конечность, чтобы освободиться. За ребрами царапалось и ныло смутное чувство страха — что, если они с Иваром что-то не учли? Что, если Лагерта решит поддержать Исайю сильнее, чем они предполагали? Что победит в этой холодной, жесткой женщине — осторожность или ненависть к сыновьям Рагнара Лодброка? Оливия что-то напевала, собирая свои раскраски и фломастеры в рюкзак. Мать недоумевала, с чего бы Исайя решил отправить их в Чикаго, но, как обычно, не задавала вопросов, предпочитая следовать его воле, будто послушная кукла. Ещё давно, наблюдая за покорностью матери, Ида пообещала себе, что никогда не станет такой. Судьба подбросила ей Ивара Лодброка — единственного мужчину, который предпочитал, чтобы все вокруг подчинялись его воле, но в своей женщине этого не потерпел бы. Единственного, за чью жизнь Ида сейчас боялась не меньше, чем за жизни матери и сестренки.  — А куда мы едем, Ида? — Оливия крепко сжимала её ладонь своей маленькой ручкой.  — В Чикаго, — улыбнулась Ида. — У папы в доме будет много гостей, и вам с мамой лучше побыть вдали от этого шума. К тому же, это будет не вечеринка, папа будет работать. Лив кивнула и вопросов больше не задавала. Ида смогла свободно выдохнуть лишь когда услышала, как мать запирает за собой дверь квартиры, которую Ида и правда сняла на собственные деньги. Соврала она отцу в другом: Ивар об этом прекрасно знал, а за семьей Иды следило несколько «воронов» Лодброков. Ивар выполнял свои обещания. * * * Ивар задумчиво вращал вокруг запястья браслет, и рубиновые глазки змеи то вспыхивали алым в электрическом свете, то прятались от Иды. Мучимый бессонницей, он ждал Иду в кабинете и читал последние контракты, которые притащил из офиса. Порой ей очень хотелось предложить ему свою помощь — как-никак, она разбиралась в договорах. Но Ида по-прежнему не решалась. В случае Ивара лучшим вариантом было подождать, пока он сам решит, что ты можешь ему помочь, и сообщит об этом в приказном тоне. По-другому он не умел, как толком не умел и принимать помощь, если она не приходила к нему в виде сделки. Бартер он хотя бы мог понять. — Думаешь, Исайя купился? — Ивар прекратил мучить браслет, медленно постучал пальцем по нижней губе, как всегда делал, когда задумывался. — Уверена, — Ида присела на край стола, совсем рядом с ним. — У моего отца есть одна черта: он всегда меня недооценивал, а я долгие годы училась этим пользоваться. Даже сейчас я сделала так, что он решил, будто сам придумал весь план. Он и подумать не может, что я им управляю. Улыбка тронула её губы. Управлять Исайей Блэком. Странное чувство, посетившее Иду от этой мысли, она не смогла бы описать словами. Сродни оргазму, оно овладевало её существом, и, кажется, теперь она понимала Ивара, стремящегося быть кукловодом для собственных марионеток. Пусть у них обоих это не всегда получалось, но сладкое ощущение удовлетворения стоило всех неудачных попыток. — Я смотрю, ты вошла во вкус, — ухмыльнулся Ивар, откинулся на спинку кресла, оглядывая её с головы до ног. — Хвалю, — произнес почти шепотом, напоминая то ли змея из райских садов, то ли трикстера из легенд, принадлежавших его народу. Его взгляд прошелся раскаленной волной по нервам, пробирая до дрожи. Иде вспоминались сумбурные сны, в которых она видела Ивара окровавленным и безумным, что-то кричащим и хохочущим. Ей вспоминалась её собственная точка невозврата, но не поцелуй, который они разделили в тире, а общее безумие, окрашенное в багровый. Смерть Соломона Хэнли швырнула их друг к другу, и монстры, обитающие в недрах их душ, разинули пасти в ожидании кормежки. «Монстру нужен монстр». — У меня хороший учитель, — Ида улыбнулась. — А ты учишься быстрее, чем я предполагал, — Ивар вновь крутанул вокруг запястья браслет. — Но у меня есть пара коррективов в наш чудный план. Ида кивнула, неловко поерзала на столе. Дерево даже сквозь мягкую ткань трикотажного платья казалось жестким и холодным, зато от взгляда Ивара становилось мучительно-жарко, и пришлось прикусить щеку изнутри, чтобы мысленно возвратиться к делам. — Подозреваю, что твой отец не станет отвозить меня к себе домой. И я не уверен, что он сообщит тебе, где соберется держать меня. Значит, нам нужен отслеживающий маячок, укрепленный в машине, на которой меня повезут. Ида почти услышала, как у неё в голове щелкнуло — ну, конечно! Ведь отец и словом не обмолвился, где планирует удерживать и пытать Ивара. А Хвитсерку и «воронам» понадобится точная информация, о наличии которой у них Исайя знать был не должен. Ивар Лодброк был чертовым гением, продумывающим детали, о которых Ида, в интригах ещё неопытная, не додумывалась сама. Теперь, когда он высказал вслух мысль, недостающим кусочком паззла дополнившую картину их действий, их безумный план сложился в её сознании полностью. Что они собирались сделать, было сродни шагу в пропасть, но тем и было привлекательно. — Установить отслеживающий «маячок» в машине, принадлежащей Лагерте, нелегко, — продолжал размышлять вслух Ивар. — Для этого нужен свой человек в стане Ингстадов, да ещё и тот, кому доверяет сама Лагерта. Это сложно. Он нахмурился, обдумывая, как ловчее провернуть свою затею, и между бровями у него залегла морщинка. Ида смотрела, как он покусывает нижнюю губу, и думала: что за мысли пролетают и исчезают в его гениально-умной голове? И чего она сама хочет больше: узнать, как работает его безумное сознание, или поцеловать его прямо сейчас, зарываясь пальцами в темные, чуть взъерошенные волосы? Ивар Лодброк — её дар и проклятье, её темная сторона, её пропасть, в которую она шагнула. Багрянец её желаний, так долго таившийся под личиной хорошей дочери и глупой блондинки. Ивар вскрывал замки, на которые была заперта её душа, и у него были отмычки от каждого. Ида смотрела на полурасстегнутый ворот его рубашки, на разлет ключиц и на закатанные рукава, обнажающие сильные руки, и смутное марево желаний обретало свои очертания. Ида Блэк хотела Ивара Лодброка. Она могла выбрать любого мужчину, но выбрала его. Или он выбрал её. Или так распорядились его боги, её Бог, она не знала и не хотела знать, чья воля свела их вместе. А Ивар хотел её — Ида знала это. Ивар целовался голодно и жадно, пробуждая в ней мучительную жажду, прежде ей незнакомую, и сопротивляться не было сил. Сейчас ей хотелось плюнуть на всё и усесться к нему на колени, припадая к его шее губами. Иисусе Христе на кресте, Ида Блэк-Лодброк, какого черта ты творишь? Чтобы отвлечься, Ида перевела взгляд с ключиц Ивара на серебряные пуговицы рубашки. Одна из них была выполнена в форме крохотной змеиной головы. Ида смотрела на неё, и смутная мысль, маячившая на задворках её сознания и связанная с идеей отслеживания, приобретала четкость. Черт подери, да. Как она не подумала об этом раньше? — Мы не сможем установить «жучок» в машине, — качнула Ида головой. — Но что если установить его на тебе? Спрятать в одежде или… — она помолчала, оглядывая мелкие детали на рубашке Ивара. — Сделать пуговицей или булавкой для галстука? — она протянула руку и осторожно коснулась пуговиц, не удержалась — прошлась ладонью по груди Ивара. Он вздрогнул, сглотнул, реагируя телом на прикосновения даже быстрее, чем его ум успел отреагировать на идею. А потом расплылся в широкой усмешке. — Неплохая идея. Думаю, мои люди очень быстро смогут установить «маячок» в одну из рубашек, — он потер подбородок, скользя взглядом по ногам Иды до самого края её платья, по её фигуре и, наконец, цепляясь за её лицо, будто впитывая образ и сохраняя его в памяти. — Никто не сможет победить нас, если мы будем действовать вместе. Этот почти-шепот его больше не походил на змеиное шипение. Он был вкрадчивым, обволакивающим, Ида и не знала, что Ивар так умеет. Его голос прошелся по её вздыбленным нервам, и она зажмурилась на мгновение: это всё было слишком. Влечение становилось невыносимым, и кровь застучала в висках. К черту, она должна прийти в себя. Им ещё есть, что обсудить. Например, оставшиеся детали их задумки. Довести её до совершенства, превратить в идеальную аферу, способную обмануть не только Исайю Блэка, но и Лагерту, чья хитрость была равна хитрости самого Ивара. Ида сомневалась, что до «жучка» в одежде Ивар не был способен додуматься сам — просто он, как и всегда, подталкивал её к нужной идее, заставляя обдумывать варианты и находить наиболее подходящий и выгодный для их планов. Но ей это нравилось. Она чувствовала, что Ивар наконец-то смог довериться ей и разглядеть в ней не врага и не просто женщину, к которой его влекло, а союзницу, равную ему. — Я думала, что моему отцу покажется странным идея захватить тебя в ресторане, — Ида слезла со стола, подошла к окну и выглянула на улицу, больше чтобы отвлечься и очистить мозг от ненужных мыслей, чем искренне интересуясь там происходящим. — Но он проглотил идею, как рыба — наживку. Сама Ида проглотила комментарий, что Исайя, очевидно, решил, будто ей удалось соблазнить Ивара, — и снова ошибся. Из них двоих именно Ивар поначалу был змеем, искушающим Еву в Эдемском саду, но и Ева оказалась не промах. Они стоили друг друга, и зачем им был нужен Адам, если тандем оказался вдруг идеальным? — Главное, чтобы её заглотила Лагерта, — протянул Ивар. — Я подумаю, как это сделать. У нас есть ещё несколько дней. Какая-то птица вспорхнула с ветви дерева, но Ида не могла понять — правда ли она услышала шорох крыльев или её мозг нарисовал слуховую галлюцинацию сам? А вот ладонь Ивара, перехватившая её за запястье, была очень даже реальна. И жжение в груди тоже было реальным. А ещё Ида чувствовала, как скребется за ребрами её внутренний монстр, требуя выпустить его наружу. Ивар потянул Иду к себе на колени, заставляя вцепиться в его плечи, обтянутые гладкой тканью рубашки. Она неловко ткнулась носом в его шею, где-то под ухом. — Иди ко мне, Сигюн, — хрипло прошептал Ивар. — Поцелуй своего Локи… Разве Ида могла отказать? * * * Ночью всё и всегда иначе. Днем план казался идеальным, но в ночи, когда Ида мучилась бессонницей, вновь и вновь прокручивая в голове свои разговоры с отцом и с Иваром, страх разрастался в ней всё сильнее. Что, если они в чем-то просчитались? Что, если что-то пойдет не так? Она знала, что не бывает до самых мелочей просчитанных ситуаций, знала, что где-то может случиться сбой… и боялась, что этот сбой повлечет за собой катастрофу. Потому что если так случится, то мать и Лив никогда не избавятся от давления Исайи Блэка. Потому, что, узнав о роли Иды в затее Ивара, отец её уничтожит. Нет, разумеется, он не убьет её, ведь в случае гибели братьев, наследство Рагнара достанется ей, но втопчет в землю. Потому, что ей придется смотреть, как убивают Ивара, и она знала, что не выдержит этого. Её до костей пробирало ледяным ужасом, стоило представить, как отец измывается над Иваром, а потом, возможно, вручит его Лагерте, как самый дорогой на свете подарок. Или сдерет с него кожу и отправит Ингстадам в посылке. И если раньше Ида полагала, что судьба Ивара беспокоит её только в связи с его обещанием и их договором, то теперь понимала: она просто не хочет его терять. Ивар вовсе не был тем, кого хочется и нужно любить, — он пропитывал своим ядом всех и всё вокруг себя, как только сам ещё в нем не захлебнулся. Впрочем, кобры в своем яде не варятся и им не травятся. Ида не могла утверждать, что любит его, — любовь всегда многогранна, с этим спорить было нельзя, но её чувства к Ивару постичь и вовсе не удавалось. Все попытки падали в ту самую тьму, что его окружала. Ивар был Джокером «теневого» бизнеса Чикаго, но на него не находилось своего Бэтмена. Безумие он умело прятал за рубашками и деловыми костюмами, достаточно держал в узде, чтобы законникам не к чему было придраться, но в любой миг из-за этой маски могло выглянуть ухмыляющееся лицо, покрытое чужой кровью. Зато Ида точно знала, что Ивар теперь от неё неотделим. И знала, что у неё шарики за ролики заходят от притяжения, которое она испытывает к нему. Оно вязало их между собой нитями крепче каната, по которым бежал электрический ток. Ида знала, что влипла, вляпалась, и ещё миллион определений, которые девушки из высшего общества не говорят вслух, но ей было плевать. Если с Иваром что-то случится, его безумие перейдет к ней, она его унаследует. Ида знала, что Исайя только и мечтает увидеть Ивара мертвым. Их план был хорош настолько, насколько вообще могут быть хороши планы людей, чьи идеи дополняют друг друга и чья тьма сплетается между собой. Но что, если всё провалится? У Иды в животе всё в узлы сворачивалось от ужаса — осязаемого, липкого, ледяного. Что, если Ивара больше рядом с ней не будет? И этот путь придется проделывать в одиночку? Она распахнула глаза, вглядываясь в темноту собственной спальни, бездушной и холодной, ведь она так и не нашла времени внести часть себя в комнату. Очертания предметов выступали мрачными тенями. Пока глаза привыкали, Ида думала: она никогда не видела комнату Ивара. Какая она? Такая же безликая, как и спальня Иды, или Ивар Лодброк обустроил её по своему вкусу? Он мало кого допускал к себе, братьев — особенно, а Ида раньше и не рвалась. Если бы её путь выступал из неизвестности так же, как обстановка спальни, она хотя бы узнала бы, куда ей идти, как действовать. Ида ворочалась на кровати, сбивая покрывало и простыни, они путались в ногах, а мысли так же путались в голове, сводя её с ума. Они метались от страха за Ивара до разрастающегося в груди и ниже ясного желания прямо сейчас вылезти из постели и отправиться в спальню к Ивару, забраться к нему под одеяло и целовать его, кусая губы, прижимаясь кожа к коже, и плевать ей, если он — калека, и секс им заказан, плевать, потому что… Потому что Ивар хочет её, а Ида хочет его, желает, жаждет, как угодно, как хотите. Каждый поцелуй, каждое прикосновение жаркой волной проходили по её нервам, особенно, — когда Ивар сажал её на колени, заставляя склоняться к нему, захлебываться темнотой в его синих, арктических глазах, в его расширенных зрачках. Ивара можно было запихнуть в современный мир и втиснуть в костюмы и джинсы, но он оставался навсегда язычником, пропахшим древними кострами и кровью жертв, и они сами были жертвами друг друга, проклятьем и даром, наказанием и наградой. И кто бы знал ещё, кто привел их друг к другу? Явно не Бог. Может быть, это был дьявол, или его древние боги, скрывшиеся с глаз человеческих долой, но не побежденные. Ида вспоминала, как Ивар целовал её сегодня, почти до крови, до укусов, и звал её Сигюн — хрупкой богиней, навечно связавшей себя с богом обмана и хитрости. Будь прокляты Марвел, ничерта о Локи не знавшие, им бы на Ивара посмотреть… Ида насмотрелась достаточно, и теперь поймала среди бешеного водоворота мыслей одну, уцепилась за неё, как за спасение. Она достаточно насмотрелась на Ивара и хочет ощутить его. Не просто поцелуи и прикосновения, обжигающие жаром даже сквозь ткань одежды. Она хочет его, и к черту его болезнь — мужчина, у которого осталось хотя бы несколько пальцев, может свести женщину с ума. У них может и не быть другого шанса. Особенно — если всё полетит в пропасть. Особенно — если времени осталось совсем немного. Кто знает, кому и сколько на земле отмерено? Ивар однажды сказал, что нить его судьбы у норн между пальцев натянута, и они в любой миг могут полоснуть по ней ножом, наслаждаясь её предсмертным звоном. Он не боялся смерти, он боялся слабости, но Ида ещё не видела человека сильнее. Она выбралась из постели, ступая босыми ногами по холодному полу, не позволяя себе передумать или сочинить какие-то дурацкие отговорки, почему она не должна делать того, что хочется. Тенью скользнула по коридору спящего дома, хотя кого она могла разбудить? Хвитсерк опять где-то шлялся, иначе шум его мотоцикла, припарковываемого у дома, она бы услышала. Бьерна невозможно было разбудить тысячей пушек, да его спальня была слишком далеко от её, а Торви не имела привычки лезть в чужие дела. Действительно ли её волновало, что подумают другие? В спальне Ивара царила темнота и тишина, и обстановку не разглядеть, но Иде была наплевать. Ивар спал, и одеяло сползло до самого его пояса. Присев на край кровати, Ида вгляделась в его лицо: даже во сне он хмурился, и морщинка залегла между его бровями. Под сомкнутыми веками беспокойно ворочались глаза. Она смотрела на его приоткрытые губы, на четкую линию подбородка, очерчивала взглядом вздымающуюся от дыхания грудную клетку, и у неё горло перехватывало от острой необходимости прикоснуться. Почему бы и нет? Ида коснулась пальцами его ключиц, несмело провела ладонью по теплой коже торса. И замерла, пойманная на месте преступления, когда Ивар перехватил её запястье.  — Сигюн? — он смотрел на неё сквозь длинные ресницы, настороженно и диковато. — Что тебе нужно? Иду аж насквозь жаром прошило. Ивар застукал её в спальне, и теперь придется как-то выкручиваться. А надо ли выкручиваться, и зачем? «Что мне нужно, Ивар? — она разглядывала его лицо, порисованное ночными тенями, и ей чудилось, будто жидкий огонь полыхает в её венах. В висках бешено стучало. — Ты. Прямо сейчас, потому что другого времени может не быть». Она запретила себе думать рационально, запретила включать логику, холодную и отрезвляющую. А когда рацио уступило место эмоциям окончательно, Ида уже не думала. Она извернулась, заставляя Ивара выпустить запястье из жесткой хватки, потянула через голову свою пижамную кофту и сбросила её на пол. Лицо у Ивара вытянулось, и если бы у Иды сознание так не мутилось от желания, подсвеченного алыми всполохами, она бы даже была собой горда. Ей удалось изумить Ивара Лодброка. И теперь она могла наблюдать, как расширяются у него зрачки, будто он угасился чем-то очень тяжелым, как учащается дыхание и воздух вырывается так хрипло и прерывисто, почти в такт шуму крови в её ушах.  — Ты совсем с ума сошла? — Ивар тяжело сглотнул. Их взгляды скрестились. — Ида, йотун тебя возьми… К черту. Всё — к черту. Ида распахнула объятия своему безумию и своим внутренним монстрам. Тело Ивара показалось ей горячее адова пекла, хотя откуда бы ей знать, как там, в Аду? Она скользнула под одеяло, прижимаясь к нему так крепко, как только могла.  — Ида! — Ивар ухватил её за плечи, и, наверное, второй раз в жизни она увидела его в панике, такой, что захлестывала с головой, будто морская волна. Ему казалось, что его слабость обнаружили, хотят на ней сыграть, и во взгляде у него страх, раздражение и желание мешались в коктейль, вот-вот способный рвануть, разнося все вокруг. Ида, шалея от собственной смелости, не давая задуматься ни самой себе, ни ему, прижалась на мгновение поцелуем к его шее, ладонью провела по его груди, животу, срывая с губ Ивара невольный стон. Заставляя зажмуриться.  — Мне плевать, Ивар, — шепнула она ему прямо в ухо. — Я не знаю, что ты надумал себе, но мне плевать, если ты там парализован, — он дернулся, перехватывая её руку в самом низу живота. Стиснул так, что ещё чуть-чуть - и хрустнули бы кости. Иде бы испугаться, понять, что она ходит по краю, но у неё совсем сорвало предохранители. Она продолжила: — Я не знаю, что будет дальше. Я не знаю, победим ли мы, и ты не знаешь. У нас есть только сегодня, и я хочу быть с тобой.  — Нет, — выдавил Ивар, распахивая безумные глаза. Сказать, что он не может, было явно выше его сил. Край обрыва рушился у Иды под ногами. Как, к черту, донести Ивару, что он не безнадежен, что она хочет его, если ему до сих пор было недостаточно доказательств? Ида знала, что Ивар не умеет признавать слабости, и сейчас не признает, он скорее сдохнет.  — Уходи, — глухо произнес Ивар, но Ида понимала, что он этого на самом деле не хочет. Он был её личным трикстером, её богом обмана и хитрости, но сейчас маленькая богиня должна была вытащить его из клетки, в которую он сам себя загнал. И, кажется, она понимала, как.  — Ты боишься?  — Нет. Я не хочу, — Ивар мог что угодно говорить, но в его глазах Ида видела другие ответы. И вдруг все мысли, что ворочались в её голове, отступили. Исайя, Ингстады, планы и опасения скрылись в тени, оставляя только желания, древнее которых не было.  — Ты боишься, — игра была опасной, и под подушкой у Ивара всегда прятался нож, но Ида знала, что попытки эти стоят всего на свете. — Ты боишься, что мне не понравится. Ты боишься, что не сможешь… О, Иисусе Христе на кресте, неужели она вообще делает это? Неужели она играет с коброй, в любой момент способной укусить? Поздно уже думать. Остается только идти вперед и надеяться, что выбрала правильный путь.  — Хватит! — Ивар вышел из себя даже раньше, чем она предполагала, выхватил нож одной рукой и молниеносно приставил к её горлу. Прикосновение холодного лезвия должно было испугать, и раньше бы испугало, но Ида изменилась, и теперь оно только поднимало в ней вихрь азарта и желания. — Хватит, Ида… Она облизнула губы.  — Мужчина может удовлетворить женщину иначе, — Ида не собиралась отступать. Ладонью она вцепилась в его запястье, ощущая прохладу медного браслета под пальцами. — Руками, губами, языком. Не ври мне, что не можешь, Ивар Лодброк, я ни за что не поверю. От её слов Ивар дернулся, оцарапал её шею лезвием, и на коже выступила кровь. Ида дотронулась пальцами до пореза, смазывая кровавую полосу, протянула руку и мазнула по щеке и губам Ивара. Она не знала, зачем сделала это, просто сделала. Ивар следил за её движениями голодно, жадно. Повел головой, стоило ей пройтись ласкающим движением по его щеке, провести пальцами по линии подбородка.  — Ты же не боишься, Ивар? — Иде многого стоило не показывать своего напряжения. С Иваром нельзя было выказывать страха, сомнений, он был словно дикий зверь, чуявший эти эмоции нюхом, кожей, всем своим существом. Внутри у неё звенели нервы, звенело и в голове, заглушая мысли. Медленно, очень медленно Ивар опустил руку с ножом, и, когда оружие легло на покрывало, Ида отбросила его в сторону, прямо на пол, обхватила лицо Ивара ладонями. Она чувствовала, что Ивар Бескостный включается в эту игру, что его страх постепенно подавляет азартом и желанием доказать, что он не трус, не немощен. Что он… может быть с женщиной, хотя бы так. Иногда его легко было взять «на слабо».  — Я хочу тебя, Ивар Лодброк, — произнесла она четко, подалась вперед, заставляя его откинуться на спину. — Неужели тебе слабо? — и, перекинув через его бедра ногу, она уселась на Ивара сверху, потянулась к нему. Ивар не отстранился. От вкуса собственной крови на его губах Ида сходила с ума, и поцелуи становились всё более терпкими, почти болезненными. Ивар чуть приподнялся, опираясь на одну руку, а второй зарываясь в волосы Иды, оттягивая пряди. Прижавшись к нему крепче, Ида почувствовала обтянутые кожей кости его недееспособных ног, и он инстинктивно попытался отстраниться. Она не позволила. Только поймала его руку, выскользнувшую из её волос, и повела его ладонью по своей шее, груди, ребрам и животу, и ниже, между ног, чтобы он почувствовал: возбудить женщину он вполне в состоянии. К черту, её возбуждали сейчас даже обрывочные мысли. И стоило Иде ощутить, как пальцы Ивара скользят в неё, она застонала. Ивар вскинул на неё ошалелый взгляд. Открыл рот, тут же закрыл его. Судорожно втянул воздух, зажмурился, выдохнул и будто нырнул с головой в мутные воды собственных желаний. Представлять что-либо не было больше смысла, потому что реальность накатила, будто волна, обостряя до предела все чувства и ощущения. Ида выгнулась, подаваясь навстречу его прикосновениям, закусила губу — да, правильно, Ивар, Господи, правильно… Черт знает, как он угадал или прочувствовал, как нужно, но знал, а где ошибался — Ида направляла его. Вздрагивала, цепляясь за его плечи, падая в бездну мутно-багряного удовольствия, которое, кажется, всегда теперь будет связано у неё с кровью. Собственной или чьей-то ещё. Щеки у неё горели. Где-то на подсознании валандались мысли, что ей мало, мало, нужно ещё, и Ида потянула Ивара на себя, заставляя его уткнуться носом в её шею. Ближе, ближе, ближе… пожалуйста… «Ох, Боже…». На её вскрик Ивар вздрогнул и сам. Наслаждение затухало медленно, словно догорающий костер. Ида обнаружила себя обвившейся вокруг Ивара, как плющ, и его ошеломленное выражение лица могло сравниться, наверное, только с её собственным. А, осторожно проведя рукой вниз по его животу, она поняла, почему он так поражен. И торжествующе улыбнулась.