— Valar morghulis*. Дж. Мартин
Не знаю, как Дамблдор объяснил Попечительскому совету необходимость отбытия почти полдюжины учеников, но после Хэллоуина я, Джеймс, Сириус, Ремус и Питер перестали посещать занятия. — А вас-то каким ветром, я все понять не могу, — спросила я, затаскивая свой чемодан на заснеженные ступени дома Августы Лонгботтом. Джеймс подхватил его за другой конец, и вдвоем мы занесли чемодан в прихожую. — Понимаешь, — он встал против меня в узком проходе с покрасневшим от холода носом и преданно воззрился сквозь стекла круглых очков, — когда ты отправилась на вечеринку Слагхорна, я места себе найти не мог. Его рука потянулась было к волосам, но на полпути решила опуститься мне на плечо. — Я и раньше-то без понимания относился к этим слизеринским посиделкам, а после всего… не знаю, прости… мне казалось чистым безумием принимать то приглашение. — Ну так… слабоумие и отвага, — пробормотала я смущенно. — Что? — переспросил Джеймс. — Слабоумие и отвага, — повторила я, прикладывая озябшую ладонь к вечно горячему лбу Поттера. — Поговаривают, что это негласный девиз нашего факультета. Какую-то долю мгновения между нами висела тишина, а потом хохот Джеймса раскатился от прихожей куда-то вглубь дома, так что звякнули кастрюли на кухне. Так мне показалось. — Эванс, — он прижал меня к груди, — я тебя обожаю. Но ты же нормальная, нет? Я запрокинула голову и покачала ею отрицательно из стороны в сторону. — Нет, оленька, мы все из одной палаты. Я… — Джеймс очень, очень медленно и нежно поцеловал меня в обе щеки, — я просто лучше умею притворяться, наверное… Пока на наших ресницах таяли снежинки, в душе у меня что-то расцветало. Из приоткрытой двери тянуло зимой, в прихожей пахло влажной шерстью наших мантий и чем-то сладковатым, вроде старой бабушкиной помады. Я почти поймала за хвост пробегающую мысль, когда кто-то с ноги распахнул дверь. — Ой ну встали, не пройти-не объехать! — Сириус втащил свой чемодан через порог и направился к нам. — Поттеры! Идите уже отсюда, я не буду с вами церемониться! У Джеймса впридачу к носу загорелись уши. Я, воспользовавшись его замешательством, вывернулась и поспешила в дом. — Дурная псина, иди в будку! Здесь люди живут! — послышалось сзади возмущенное. И новый раскат смеха потряс благопристойный домик Августы.***
Мы сидели на кухне по одну сторону стола, а миссис Лонгботтом по другую и строго взирала на нас. Мы, помимо воли, погружались в томящие волны чувства вины. Наконец, удостоверившись, что мы выглядим достаточно виноватыми для начала беседы, Августа заговорила: — Молодые люди, я сразу хочу подчеркнуть, что мне ничего не известно о том, почему профессор Дамблдор решил прервать ваше обучение и попросить меня дать вам убежище. То ли он счел проживание у меня худшим из всех возможных взысканий, то ли вы, в самом деле, представляете опасность для этого мерзкого безумца Волдеморта. Я уставилась взглядом в замысловатую подставку для салфеток. Сириус, скорее всего, ни бельмеса не понимая, гордо приосанился. Августа поджала губы. — Как бы там ни было: мой дом — мои правила. Хулиганы вы или герои, значения не имеет. Здесь принято вставать к завтраку. Завтрак — в половине восьмого утра. С девяти и до обеда вы будете учиться… Джеймса с Сириусом синхронно пробил нервный кашель. — Учиться? — переспросил Ремус. — Чему, миссис Лонгботтом? — Тому же, мистер Люпин, чему и все остальные в школе. Если есть хотя бы один шанс вам не завалить выпускные экзамены, я не позволю его упустить. Школьная программа, — Августа выложила стопку пергаментов на стол, — у меня есть. Учебников в домашней библиотеке достаточно. Практиковаться будете под моим присмотром на заднем дворе. — Боже… — беззвучно прошептал Сириус, пряча лицо в ладони. — После обеда и до пяти вечера вы также будете учиться, — миссис Лонгботтом пощады не ведала. — Время от времени, вас будет навещать профессор Дамблдор и некоторые его доверенные лица. Так, что еще… Августа постучала указательным пальцем с длинным лакированным ногтем по скатерти. — На дом наложены защитные чары. Пролетая через барьер, ваши совы будут забывать, куда им следует доставить письмо. Так же и желающие выяснить ваше местонахождение через отправку писем не смогут этого сделать. Миссис Лонгботтом перевела взгляд на меня. — Надеюсь, мисс Эванс, вы не станете так жестоко страдать, если я попрошу вас иногда помогать мне по дому? Я быстро заморгала. — К… конечно, нет, миссис Лонгботтом. Всегда к вашим услугам. Августа удовлетворенно кивнула. — Итак, молодые люди. Сегодня занимайте отведенные вам комнаты, располагайтесь. Мисс Эванс, вам придется делить одну комнату со мной, надеюсь, вы не против? Я все еще не успела до конца понять, что же произошло в прихожей, поэтому дипломатично ответствовала: — Не против, миссис Лонгботтом. Извините за все эти неудобства. Августа благосклонно улыбнулась мне, отодвинула стул и поднялась. — Обед через два часа. Опоздавшие моют посуду. Домовиков здесь нет, имейте это в виду. Мы дружно проводили ее взглядом и одновременно выдохнули, оставшись одни. — Да что же это такое? — воскликнул Сириус. — Джеймс! Дамблдор разве сказал слово «заключение»? Я стоял дальше тебя, мог не расслышать. — Ребята, подождите, — решительно вклинилась я. — Мне до сих пор так никто и не объяснил, как вышло, что вы оставили школу. Джеймс, ты начал, но отвлекся. — А, ну да… — Поттер потер переносицу. — Лилс, это достаточно просто. Я переживал. Мы использовали одну штуку, чтобы… ммм… приглядывать за тобой. Когда штука показала нам, что ты уединилась с Регулусом, а потом побежала от него вниз до самого первого этажа, преследуемая Снейпом, решили вмешаться. Полная Дама отчего-то не давала нам выйти из гостиной, — Джеймс стукнул кулаком по столу. — Мы решили, что кто-то наложил на нее темномагическое заклинание и очень сложное, — подал голос Люпин. — Все это, в самом деле, выглядело тревожным, Лили. Сириус наклонился к столу, чтобы лучше меня видеть. — Более чем. Вы со Снейпом и Блэком застряли там на некоторое время, потом подошел Дамблдор и вы с ним ушли. Именно в этот момент дверь отворилась и выпустила нас в коридор. Мы рванули к директорскому кабинету и стояли там ровно до тех пор, пока Дамблдор не вышел оттуда с тобой на руках. Джеймс опустил голову. — По правде сказать, я ужасно перепугался. Начал кричать и требовать у директора объяснений. Грозился найти и прикончить Снейпа с Блэком. И тогда профессор Дамблдор сказал, что ты не можешь больше оставаться в школе, что тебе грозит опасность. Я спросил, почему бы просто не избавиться от тех, кто тебе угрожает? А он ответил, что их намного больше и за пределами школы в том числе. Но почему, Лилс? Почему он так сказал? Я сглотнула. — Джимми, это сложно объяснить. На меня требовательно смотрели четыре пары глаз. — Ребята… это не моя тайна, правда. Я хочу, но не могу рассказать вам ничего из того, что стало причиной моего бегства. Но… но если вы мне друзья… можете просто поверить на слово? Можете быть со мной, не пытаясь ничего разузнать? Сириус встал — высокий, гордый и объятый каким-то необъяснимым негодованием. — Как ты можешь, Лили?! Я заледенела на своем месте. Как я могу не говорить им? Как я могу так поступать? — Как можешь ты считать, что наша дружба так ничтожна, так слаба, что не выдержит твоей тайны? Что мы бросим тебя — одну, среди незнакомых людей — потому что ты чего-то не в состоянии рассказать? Что ты вообще знаешь о дружбе, Эванс, если эта мысль пришла тебе в голову?! У меня аж в носу закололо от этих слов. — Да… правда… — всхлипнула я со слабой улыбкой. — Вы просто золото. Простите… Джеймс снова стукнул кулаком по столу: — Да! Что! Же! Это! Такое! Ты довел мою девушку до слез, Блэк! Пойдем, выйдем! Я вцепилась в рукав его мантии, парни метали взглядами молнии друг в друга, пока не рассмеялись. — Поттер, совсем ты башку потерял от любви… — Потому что у меня есть сердце, в отличие от тебя, бессердечное ты животное! Ремус тепло смотрел на них, солнце выглянуло из-за туч, расписывая акварелью маленькую кухню. Питер тоже улыбался, жмурился, что котенок, которому почесали за ушком. А мне вдруг стало страшно. «Это не моя тайна», — сказала я и остановилась. Как хорошо! Ведь могла продолжить и заявить, что слишком много знаю. А Питер… В этом новом, отличном от канона, мире «она знает очень много важного для этой войны» — чем не подношение Темному Лорду? Боже, я пыталась избавиться от него. Когда собирались отбывать из школы, пыталась попросить Дамблдора оставить Питера в Хогвартсе, но слова не желали звучать, чернила переставали писать, и я просто расплакалась от отчаяния. Остальные, верно, решили, что от общей атмосферы неизвестности. О чем это могло говорить? Почему Питера нельзя было просто взять и вычеркнуть из этой истории? Если я не могу стряхнуть с хвоста будущего предателя, может, в моих силах повлиять на его выбор? Это казалось чем-то невыполнимым, но…***
На домик Августы Лонгботтом опустился ноябрьский вечер. При свете керосиновой лампы я варила Питеру зелье от простуды. В первый же день — горло, насморк, температура. Чувствительная натура… Он наблюдал молча за моими движениями, пока, наконец, не сказал: — Лили… Не переставая помешивать зелье и не сводя взгляда со страницы с рецептом, я ответила: — Питер, помолчи. Хочешь, чтобы у тебя утиный клюв вырос? Он нахохлился и замолчал. Где-то невидимый маятник играл временем в настольный теннис. Минут через двадцать я поставила кружку перед Петтигрю на стол. Ароматы корицы с нотками шоколада не предвещали ни жгучего вкуса, ни дыма из ушей. Ветер раскачивал ветви за окном, и тени от них танцевали между нами. Питер придвинул к себе кружку с зельем. Я отвернулась, чтобы почистить котел и навести порядок на столе. — Лили, ты же не та, за кого себя выдаешь, — прозвучало за моей спиной. Первый порыв был — испугаться, начать оправдываться, но он быстро сменился возмущением и желанием дать отпор. Я резко обернулась. — Но и ты, Питер, не тот, за кого себя выдаешь, разве не так? Он не отпрянул, а лишь сощурился. Воздух входил и выходил из него с легким сипением. — Почему ты так считаешь? Я облокотилась ладонями позади себя о край стола. — Потому что ты всех ненавидишь. Скажешь, я не права? Ну, давай, расскажи мне, как сильно ты любишь Джеймса. Как души не чаешь в Сириусе. Как уважаешь и ценишь Ремуса. И без того красное от простуды лицо Питера побагровело еще сильнее. — Да ты и меня терпеть не можешь, верно? Потому что я перестала ласково называть тебя «Хвостик», потому что я изменилась. Но это не мешает тебе смеяться — так будто бы искренне и легко — шуткам твоих друзей. Счастливо жмуриться, когда я обращаюсь к тебе, словно большего удовольствия в твоей жизни не существует. Тебе ли меня судить? Питер бросал на меня затравленные взгляды с дивана. — Дамблдор видит людей насквозь, не так ли? Он сказал, что у меня доброе сердце и добрые намерения. А какое сердце у тебя, Питер? И, главное, какие у тебя намерения? Петтигрю вскочил, тонкий шерстяной пледик упал на пол. — Да что ты знаешь обо мне, Эванс? — зло прошипел он. Мне показалось, что сейчас он обернется крысой и убежит прочь, однако Питер продолжал стоять напротив. Происходящее, по всей видимости, заворожило его своей новизной. Да и что говорить… Я ковырнула рану — хлынул гной. Это приносит облегчение, в конце концов. — Я говорю о том, что вижу, Питер. У каждого из нас есть причина быть на одной стороне. Есть она и у меня, что бы ты обо мне ни говорил. Но есть ли причины у тебя быть на одной стороне с нами всегда? Мне показалось, что Петтигрю задрожал, но, может, то было следствием мучившей его температуры. — Всегда, даже если удача оставит нас, — закончила я безжалостно. — Правильно ли я понимаю, — со смесью осторожности и неприязни спросил Питер, — ты пытаешься сейчас сказать, что при первом же удобном случае я предам всех? Это был тот самый момент. Я чувствовала их теперь как-то иначе, чем все остальные, словно время замедляло свой бег, давая мне возможность принять решение и выбрать нужные слова. — Я пытаюсь сказать, — медленно начала я, — что выбор Шляпы не случаен. И Гриффиндор — не факультет трусов и предателей. Просто иногда так выходит, что причину не предавать человек находит позже, чем его настигают страшные обстоятельства. Какое-то время Питер переводил взгляд с меня на кружку с зельем, а потом на плед. И так по кругу. Он был похож на зверька, который застрял, пойманный на какой-то фокус. Я вздохнула. «Я сломала Питера Петтигрю, профессор Дамблдор» — Ладно, пей свое лекарство. Иначе выдохнется, и мы все умрем от простуды. Питер нехотя протянул руку к кружке, взял ее и выпил с недовольной мордочкой. Через пару мгновений она украсилась клубами дыма, повалившего из ушей. Я отвернулась, чтобы спрятать улыбку. — Хорошо, ты права, я не герой и не добрый человек. И все-таки предателем становиться не хочу. Что мне сделать, чтобы избежать этого? Я посмотрела на него с удивлением. Питер снова завернулся в плед, голова его напоминала скороварку, и меньше всего этот момент подходил для судьбоносных советов. Однако другого у нас могло не оказаться. — На твоем месте я дала бы Непреложный Обет, Питер, — произнесла я ровно, словно рекомендацию, какой галстук лучше подобрать к костюму. Ни просить, ни требовать в такой ситуации я не имела морального права. Ведь по сути мотивировала Петтигрю на смерть. — Как это мило, — рассмеялся негромко он, — предложить мне умереть, чтобы вы жили. Я забрала со стола кружку и машинально сунула ее под кран, чтобы вымыть, напрочь забыв о соответствующем заклинании. — Ты все равно умрешь, — удивительно, но эти слова смогли прозвучать. Наверное, потому что, в целом, относились к любому из ныне живущих. — Весь вопрос в том, когда, по какой причине и кем. — Может, я умру своей смертью в старости! — запальчиво выкрикнул он. — Никого не предавая! Возьму, обернусь крысой и сбегу отсюда как можно дальше! Я вытерла кружку насухо и повесила полотенце на крючок. — Когда-то не очень давно Геллерт Гриндевальд чуть ли не всю Европу поставил на колени. Да что там… в свое время он обеспечил головную боль и Магическому конгрессу управления по Северной Америке. Куда побежишь, Питер? В Японию? Ну беги. Питер облокотился спиной о кухонную стену. Руки сжимали края пледа так, что побелели костяшки пальцев. — От меня же все равно никакого проку. Зачем я вам?.. — Даже маленькое существо может изменить ход будущего**, — услышанные когда-то прежде слова сказались сами. Некоторое время Питер смотрел прямо перед собой и, наконец, произнес: — Не думаю, что это хорошая идея. Но я, действительно, не хочу предавать. И без того хватает убожества. Я подошла к нему, опустила голову и положила руку на плечо. — Спасибо, Питер…***
Мы миновали лестничный пролет первого этажа, когда Питер вдруг дернул меня за руку и выхватил палочку: — Стой, где стоишь! — дрожащим голосом обратился он к тени, что обнаружилась у нас за спиной в глубокой темной нише со старинной вазой. — Lumos, — шепнула я, и свет выхватил бледное лицо с темными, горящими азартом, глазами под изломанной линией бровей. — Крауч… но как? Питер выдохнул с досадой и облегчением: — Никак. Ridiculous! Острые черты лица Крауча вдруг вытянулись, превратившись в голову грифа, которая упала к ногам Питера экстравагантной шляпкой миссис Лонгботтом. Я бросила взгляд на Питера. «Почему ты боишься Барти Крауча младшего?» Однако вслух этого не сказала. Все еще опасалась, что Питер передумает давать Непреложный Обет, а Барти… Мало ли как примерный чистокровный мальчик мог уязвить одного из раздражающей гриффиндорской четверки… Наконец, мы добрались до комнаты Августы. Я постучала. — Миссис Лонгботтом, это я и Питер! Нас встретил от дверей удивленный взгляд хозяйки дома. — Что-то пошло не так с зельем от простуды, Лили? — Нет, с этим все в порядке. Питер хотел бы… — Я хотел бы, — перебил меня Питер, — дать Непреложный Обет. Скрепите его, пожалуйста, миссис Лонгботтом. Августа нахмурилась, поднимаясь из-за своего письменного стола. — Непреложный Обет — это не шутки, молодые люди. Я не собираюсь участвовать в… Вероятно, Августа намеревалась обстоятельно донести до нас, что не желает быть причастной к чьей-то глупой смерти, когда Питер решительно направился к ней и отвел в сторону, к окну. Там он быстро и тихо говорил пожилой женщине о чем-то, и та внимательно слушала его. Потом что-то спросила, Петтигрю ответил. Оба помолчали некоторое время. Наконец, миссис Лонгботтом вышла на середину комнаты, достала волшебную палочку и сказала: — Хорошо, я согласна. Питер протянул мне руку, и я взялась, чувствуя ее мягкость и податливость. Неожиданно его пальцы крепко сжались. Августа коснулась наших рук палочкой. — Обещаешь ли ты, Питер Петтигрю, ни при каких обстоятельствах не служить тому, кто называет себя Волдеморт, его приспешникам и последователям? — Обещаю. Из кончика палочки вырвалась нить и раскаленной проволокой скрепила наше рукопожатие. Я кивнула, принимая данное обещание. Августа подняла палочку и светящаяся нить исчезла. Я не стала просить Питера о верности мне или кому-то из его друзей. Кто знает, вдруг мы сами изменим себе или попадем под Империус? Я не просила о верности Дамблдору, потому что и у него есть свои слабости. Я верила ему, я верила в него, и все-таки жизнь Питера была слишком важна, чтобы завязывать ее на личные планы Альбуса. Совсем другое дело — сам Волдеморт. Именно он и его убеждения были отправной точкой всех бед, постигших Лили Эванс и остальных мародеров в каноне. Именно страх перед Темным Лордом подтолкнул Питера к предательству. Что ж, теперь у него появился весомый мотив избегать встреч с ним и предложения, от которого, по меткому замечанию Горация Слагхорна, невозможно отказаться.