Боже, храни Короля

      — Король идёт! — все присутствующие невольно оборачиваются в сторону девчушки, влетевшей в столовую.       — Тихо, — шикает на неё тучная кухарка, большим ножом неаккуратно кромсая мясо в тарелке, отчего в разные стороны летят капли соуса. Старуха недовольно морщится, вытерев локтем лоб, оглядывает толпу людей и подзывает дочь к себе, пригрозив пальцем. — Знаешь же, он не любит, когда его так называют, — и оглядывается, будто бы боится, что кто-нибудь услышит.       В столовой, больше напоминающей тёмную пещеру с большими деревянными столами, стоит настоящий гомон: голодные люди стараются урвать как можно больше мяса со стола, не забывая добавить немного каши. Дети, взрослые, старики — все толпятся вокруг поварихи, что только и успевает накладывать ужин да подгонять помощника, чтобы не забывал про дымящую печь. И шум этот, из людских голосов, не становится тише даже в тот самый момент, когда в зал заходит Чонгук. Он возвышается над другими, идёт медленно и неспешно; его как будто бы никто не видит, не замечают хозяина чёрного царства. Король, заметив непорядок, на пару секунд останавливается, внимательно обводя взглядом толпящихся вояк, которым сегодня обязательно положат добавку, ведь без них этого всего бы не было.       Наконец, волчий взгляд ловит перепалку двух подростков, явно не поделивших ужин.       — Эй, ты, — Чонгук стремительно пересекает столовую, обращая на себя любопытные взоры людей, что, не отрываясь от мяса, глядят на Короля то ли со страхом, то ли с немым восхищением. Его властная рука грубо хватает мальчишку за загривок, отчего тот недовольно пищит и с грохотом опускает чужую тарелку на стол, расплескав кашу. — Ещё раз возьмёшь чужое — получишь по шее от меня. Тряпку в зубы и убирай за собой.       Чонгук выжидающе смотрит на мальчишку, что мигом потерял весь интерес к приближающейся драке за тарелку говядины, дожидается, пока тот послушно возьмёт тряпку, и уходит. Люди, столкнувшись с Королём, быстро кланяются, пропуская, желают вкусной трапезы и стараются скрыться с глаз, ведь выцветший взгляд Чонгука действительно пугает. Непонятно, о чём тот думает, что хочет сказать или сделать: вроде бы, с виду чертовски спокоен, но уже в следующий момент его кривая сабля намерена перерезать чужую глотку.       Чонгук находит знакомый стол, за которым Юнги уже размахивает руками, и, не торопясь, направляется туда. Стоит ему присесть на деревянную скамью, как старший брат с грохотом опускает перед ним большую тарелку с мясом и кашей, затем падает рядом, подхватив чашу с вином.       — Ну, — тянет Юнги, оглядывая друзей игривым взглядом, но в ответ не получает ничего: Чонгук молча принимается за еду, а Чимин, буквально застыв на одном месте, безразлично ковыряет кашу ложкой, — давайте выпьем, — Юнги торжественно поднимает бокал вверх, при тусклом свете факела разглядывая выточенные узоры на нём.       — Не вижу повода, — неожиданно подаёт голос младший, на чьём лице отражается откровенное недовольство и раздражение, которое тот пусть и старательно, но тщетно пытается скрыть за маской безразличия.       — Для этого не всегда нужен повод, — Чонгук, оперевшись локтями на стол, шутливо щёлкает его по носу, и Чимин тут же испуганно отмахивается, словно за жестом мог последовать удар.       — Ты чего? — хохочет Юнги. — После вылазки из четырёх стен ты стал каким-то дёрганным, — жадно допив остатки вина и вытерев рот рукавом расхристанной рубахи, он мельком смотрит на брата, что продолжает беспристрастно глядеть на полупустую бутылку с вином. Отвечать он явно не собирается. — В чём дело?       В какой-то момент Юнги резво дёргается, чтобы по привычке ущипнуть его за щеку, но Чимин тут же грубо отталкивает чужую руку и поспешно отодвигает от себя почти полную тарелку. Сорвавшись со стола, вилка звонко брякает об пол.       — Не трогай меня, — просит Чимин крайне тихо.       Раньше он не знал это чувство, — гнев — ведь ему ещё никогда не доводилось видеть воочию, с каким хладнокровием и безразличием Юнги убивает, после позволяя себе радоваться награбленному хламу. Иногда ему вправду кажется, что он родился не там, не в том месте и не в то время; иногда он чувствует себя настолько лишним, не вписывающимся в обычаи Праосвена, что хочется без оглядки сбежать. Чимину с детства было сложно понять свой собственный народ, который готов с головой окунаться в чужую кровь, зубами рвать за власть и золото; праосвенцы, отчаянные и свирепые, действительно готовы по приказу одного-единственного человека преданно бросаться в бесконечную пропасть убийств, пятная руки смертями невиновных. Чимин не такой и никогда таким не будет. Его колыбель должна была быть другой, никак не мрачной империей, залёгшей в чёрных горах, что скрыты от чужих за плотным маревом тумана.       — Добрый вечер, господин Мин, — громко произносит Чонгук, заставляя обоих братьев прекратить ребячество.       Юнги порывисто оглядывается, столкнувшись взглядами с отцом, и тут же голову понуро опускает, стоит тому сесть рядом и поприветствовать детей. Мин-младший двигается в сторону, потеснив Чонгука, нехотя хватает чистую плошку, опускает на неё ложку каши и немного мяса, потому что прислуги здесь нет. Напряжённая тишина виснет за столом, слышен лишь стук вилок и большого ножа, что ходит из рук в руки. Они сидят немного дальше, в тени чёрного зала, освещаемого лишь парой горящих факелов, и продолжают протяжно молчать, ведь каждый не знает, с чего начать разговор, больно жалящий кончик языка.       — Король, — начинает старик, взглянув на Чонгука с лисьей усмешкой, — уже сообщил вам большую новость?       — Ага, — лениво тянет Юнги. Мин-старший одобрительно кивает, закидывая в рот большой кусок мяса, а Чонгук, невольно засмотревшийся на него, на мгновение морщится. — Когда начнём? — звучит это столько буднично, словно речь идёт не о войне.       Чимин вспыльчиво хмыкает.       — Ты думаешь, это так просто? — не сдерживается он, стоит их взглядам неосторожно встретиться. — Какой же ты всё-таки глупый.       Старший краем уха слышит отцовский смешок, раздражающий похлеще нескрываемого отвращения, застывшего на лице Чимина. Пальцы едва заметно сжимают ножик, торчащий из столешницы, и издевательская усмешка, до этого украшающая покусанные губы, вмиг сползает с лица. Чонгук видит, как тот зубы сцепляет, опустив помутневшие глаза вниз, а затем чувствует, как Юнги грубо пинает Чимина под столом — громко и, наверняка, больно, ведь младший, сдавленно ойкнув, тут же хватается за ногу.       — В отличие от тебя, я не привык всё усложнять, — наконец, говорит Юнги, пробежавшись языком по губам. — Так что? — взгляд Чимина, слегка обиженный и растерянный, его больше не тревожит. — Когда приступаем?       — Притормози, — одёргивает его Чонгук. — Чимин прав: это тебе не свинью резать. Нужно многое обсудить, и только потом приступать к действиям. Согласно кодексу...       — Да плевать на кодекс, — позволив лишнего, перебивает Юнги и даже не смотрит на брата, потому что прекрасно знает, насколько тот недоволен его поведением. — Зачем тянуть? Почему нельзя просто напасть?       — Прекрати ребячиться, — укоризненный тон отца прямо над ухом заставляет ссутулиться, пальцами теребя неровные края распахнутой рубахи, вырез которой открывает бледную грудь с кривым шрамом. — В таком важном деле спешка ни к чему. Тем более, насколько нам известно, старик Ёчжун дышит на ладан. Если мы немного подождём, всё будет намного проще.       Чонгук продолжает наблюдать за другом, и, признаться, ему правда становится не по себе, стоит тому разозлиться. Да, определённо, Мин Юнги — один из лучших бойцов Праосвена, и многие приходят в ужас, видя, с каким дичайшим хладнокровием тот сражается. Лишь некоторые знают, что тот обладает спосoбностью, служащей и даром, и проказой: он ничего не чувствует, когда убивает; полное абсолютное ничего, что является редкостью даже среди матёрых вояк.       — Если на престол взойдёт его сын, мы сотрём Леодрафт в порошок за считанные дни.       — Ты хочешь этого? — Юнги нетерпеливо оглядывается. Чонгуку не нужно говорить — его мрачные смеющиеся глаза кричат за него. — Значит, мы сделаем это. Завтра или через год — мы добьёмся своего.       — Определённо, мы начнём эту войну, — старик треплет сына по чёрным непослушным волосам, тот же недовольно отмахивается от большой руки. Поднявшись из-за стола, Мин-старший по-отцовски кладёт ладони на плечи мальчишек, Чимину же хватает только скользкого взгляда. — Но сделаем это когда придёт время. Помните, месть — блюдо холодное.       — Собираемся завтра после завтрака, — Чонгук рывком поднимается со скамьи, расправляя чёрную рубаху, и мельком оглядывает почти опустевшую столовую, — а сейчас спать, — кивнув напоследок, он удаляется.       — Спокойной ночи, сын, — проведя рукой по острому плечу Юнги, старик разворачивается и стремительно покидает столовую следом за Чонгуком.       Чимин опускает потерянный взгляд на стол, чувствуя, как накатывает чувство растерянности и бескрайнего одиночества, ведь абсолютно никому нет дела до того, что он против войны. Такая уж участь у его семьи: иногда ему кажется, что во всём замке люди не знают, что изначально правителей было трое, фамилия «Пак» тоже была среди них; даже, если сейчас от неё остался только он сам.       Чонгук всегда был рядом, был для него самым лучшим старшим братом, но после того случая, семь лет назад, он погрубел, охладел и совсем забыл, каково это — дружить, любить и думать о чём-то, кроме войны и мести, что душит безжалостно каждую ночь, заставляя сгорать от желания наказать обидчиков. Да и Юнги, несмотря на сложный характер, всегда младшего защищал не только от тех, кто посмел косо взглянуть или задеть недобрым словом, но даже от родителей. Лишь в последнее время Чимин будто превратился в собственную тень, что способна в любой момент испариться — никто и не заметит. Все настолько сильно помешаны на войне, власти, убийствах и мести, совсем забыв, что такое настоящие ценности и чувства.       — Чего расселся? — грубо бросает Юнги, порывисто поднявшись со скамьи и подхватив сразу несколько тарелок. — Иди уже, спи, — он недовольно кривит губы, стоит Чимину неловко раскрыть рот в немом вопросе: как же его бесит эта наивность, поселившаяся в чужих глазах. — Не забудь свечи потушить. Не хватало ещё замок спалить.       Чимин молча поднимается, чтобы уйти, хотя внутри неожиданно появляется не свойственная ему необходимость ответить что-нибудь колкое, едкое, отчего старший разозлится ещё больше. Ему хочется увидеть это покрасневшее от злости лицо, кривящиеся губы и то, как отчаянно сжимаются кулаки. Но вместо этого он молча уходит, с пустой надеждой взглянув на Юнги, который даже не смотрит в его сторону. Оставшись один, он тут же с ненавистью гремит тарелками, опустив те назад на стол, и грузно падает на скамью. Его мутный взгляд замирает на большом блестящем ноже, заманчиво лежащем совсем рядом; Юнги тянет руку в сторону, хватает тот и с размаху снова вонзает в изрезанную столешницу. Это вызывает на его губах лёгкую усмешку, а затем — сдавленный смех.       И смех этот, местами безумный и совершенно глухой, дребезжащим эхом отражающийся от каменных стен, заставляет Чимина, замершего в чёрной арке, вздрогнуть в испуге и обернуться.

⚔ ⚔ ⚔

      Когда яркие лучи утреннего солнца пробираются сквозь бархатные портьеры, скользя выше по постели к самому изголовью, Тэхён недовольно морщится. За дверью, как по команде, раздаются шум и гам, что будят принца мгновенно, особенно в тот момент, когда золотые двери распахиваются, и в покои влетает целый рой служанок. Принц спросонья потирает лицо, осев на гигантской мягкой постели, и натягивает на себя тёплое пушистое одеяло, потому что за ночь в комнате порядком похолодало.       Тэхён, будто драгоценная послушная кукла, только успевает сонно зевать да послушно поддаваться на все манипуляции, влезая в чистую рубашку, расшитую воздушными рюшами и драгоценным жемчугом, затем в выглаженные брюки; на шее завязывается привычная шёлковая лента с роскошным бантом, нянечка просит вытянуть руки, чтобы надеть искусно сшитый пиджак. Потерев глаза, принц сладко зевает и замечает выражение лиц служанок, чересчур напряжённое и озадаченное.       — Что случилось? — Тэхён осторожно ловит одну из них за локоть, пока та присаживается на коленки, чтобы зашнуровать его лаковые туфли.       — О чём вы, Ваше Высочество? — она непонимающе хмурит брови, а в глазах вопреки мелькает испуг, когда его пальцы слишком крепко сжимают запястье. Принц осторожно наклоняется к ней, осмотревшись по сторонам, глядит в упор и только приоткрывает рот в немом вопросе, как служанка мотает головой. — Всё хорошо, Ваше Высочество. Всё хорошо.       — Ты уверена? — почти шёпотом спрашивает Тэхён, заметив мазнувшее по её лицу сомнение. Девушка торопливо кивает, потуже затянув шнурки на блестящих туфлях, и, поклонившись, старается ретироваться. — Ладно, — он провожает её пристальным взглядом.       На её место приходит другая служанка, протягивая ему подушечку с украшениями. Тэхён невольно засматривается на золотое кольцо в форме львиной головы, что глядит на него своими рубиновыми глазами.       Чувство неожиданно проснувшейся тревоги не покидает его вплоть до того самого момента, пока он не оказывается в обеденной зале, стремительно пролетев по лестницам и коридорам и даже не удостоив придворных приветливым кивком — настолько спешил увидеть отца. Тэхён тормозит в проёме больших дверей, нетерпеливо осмотрев зал, и разочарованно опускает плечи. Белый, сияющий в лучах утреннего солнца, он совершенно пуст, за исключением стоящего у окна советника. Принц быстро прыгает по мраморным ступенькам, стуча каблуками туфель, и тормозит, стоит Чанёлю повернуться. Губы нервно подрагивают, боясь спросить, а глаза, большие синие глаза, не выражают ничего, кроме непонимания и тревоги.       — Доброе утро, Ваше Высочество.       Тэхён хмурит брови, оглянувшись по сторонам вновь.       — А где папа?       — Король приболел, — советник проходит мимо него, мимолётно поправив сияющую портьеру, отчего принцу открывается обзор на плантации и цветной осенний лес, возвышающийся в окрестностях замка. Тэхён пару мгновений смотрит в пустоту, чувствуя нарастающую с каждой секундой тревогу. — Прошу к столу, Ваше Высочество. Поешьте, на сегодня запланировано много дел.       — Каких дел?       — Сегодня утром привезли пострадавших от пожара, — Чанёль поднимает серебряную крышку, скрывавшую горячий завтрак, и в ожидании расправляет белоснежный платок. — Экипаж сопроводит вас в сгоревшую деревню, нужно доставить помощь и перенаправить силы на окраины. Люди нуждаются в вашей, господин, поддержке, — Тэхён неверяще хмурится: в моей? — Приятного аппетита.       Советник собирается уйти, как вдруг принц порывисто хватает его за шлейф камзола.       — Останься со мной, — и хмурится, будто капризное дитя: он не привык завтракать в одиночестве. Чанёль на пару мгновений замирает, будто услышал нечто непривычное, но после одобрительно кивает и садится рядом. — Что с папой?       — Ему нехорошо сегодня, — честно говорит Чанёль, и его голос, медленно ползущий безутешным эхом по огромной зале, заставляет принца вздрогнуть.       Тэхён понимает, что сидеть на одном месте и делать вид, что всё как обычно — невозможно, поэтому порывисто вскакивает и, не обратив никакого внимания на попытки советника остановить его, спешит в сторону золотой арки, прямиком в освещённый ярким солнечным светом коридор.       — Стойте, Ваше Высочество! Стойте!       Стук каблуков отражается от стен, но тут же тонет в шуме голосов, стоит принцу выскочить в главную залу; он видит большую толпу людей, прислуги, шуршащей о случившемся. Тэхён пролетает мимо них, краем уха слыша, как его в очередной раз окликают, и быстрее несётся к лестнице, ведущей к покоям отца.       Останавливает его прислуга, обеспокоенно толпящаяся у дверей. Одна из служанок в чепчике придерживает приоткрытую дверь в покои Короля и палец к губам прикладывает, моля соблюдать тишину. Тэхён поспешно преодолевает расстояние между ними, но рослые придворные преграждают ему путь.       — Пустите, — настойчиво повторяет принц, хмуря брови. Те и ухом не ведут, лишь смотрят на него с глупым сожалением, которое ему сейчас совсем ни к чему. Тэхён слышит позади торопливый грохот сапог, но не оглядывается: и так понимает, что это советник догнал его. — Пустите меня к моему отцу!       — Вам нельзя туда, — несмело отвечает кто-то из свиты. — Таков приказ Короля.       — Я его сын, — упрямо чеканит он, сжимая кулаки. — Я имею право увидеть его когда захочу, — тон его звучит столь грубо и громко, что пара придворных укоризненно оборачиваются.       — Не в этот раз.       Тэхён чувствует, как в эту самую секунду, стоит голосу замолчать, внутри что-то лопается. Он беспомощно приоткрывает рот, но не может выдавить из себя ни слова; лишь чувствует, как лёгкие сводит при очередной попытке вздохнуть. Советник, застывший рядом, сочувствующе поджимает губы, ведь явно не хотел, чтобы принц услышал эти слова из уст постороннего человека. Тэхён на мгновение забывает, как дышать, просто беспомощно глядит мужчине в глаза своим по-детски растерянным взглядом, и тот уже корит себя за длинный язык. Но кто-то же должен был это сказать.       Ощущая, как в груди отчаянно сжимается сердце, он осознаёт, что если не сделает хоть что-нибудь, — закричит, грубо рявкнет или толкнёт — вновь накатит непреодолимая истерика. И рядом уже не будет любимого отца, что, положив сухую тёплую ладонь на голову, прижмёт к себе. Тэхён опускает взгляд в пол, пропуская мимо ушей шёпот прислуги, и в следующую секунду в один большой шаг, грубо растолкав заголдевшую от испуга прислугу, оказывается у самых дверей. Советник срывается с места следом, но не успевает ухватить принца за пиджак: тот резко дёргает на себя дверь, сжимая в руке холодную львиную лапу, и застывает на месте. Мигом шум прекращается. Все взгляды устремлены на замершую спину мальчишки, который в неверии смотрит на кровати ослабевшего отца.       Если бы ему когда-нибудь сказали, что папа может быть разбит, он бы ни за что бы не поверил и обязательно добавил, что слова эти — полная чушь. За всю свою жизнь Тэхён ни разу не видел Короля слабым, беспомощным или напуганным. Отец всегда был для него примером для подражания, ведь именно благодаря ему, его выдержке, силе и характеру Леодрафт процветал уже много лет. Будь то прогулка в парке, цветущем у подножия замка, или военные действия — Тэхён знал, что отец всегда спокоен. Ким Ёнчжун был на сто процентов уверен в завтрашнем дне, в своей армии и империи, которую построил самостоятельно. Он был уверен во всём, кроме внезапно возникнувшей болезни.       Застыв в проёме большой двери, хрупкий мальчишка откровенно не понимает, как его отец может лежать на кровати в таком состоянии.       — Папа, — вырывается шёпот из-под предательски дрожащих губ, — как же... так?       Король не глядит в его сторону, потому что слишком слаб, но он прекрасно слышит голос сына, что больно режет по сердцу. Тэхён чувствует, как на глаза наворачиваются слёзы, которые он тут же небрежно смахивает рукавом пиджака, и хочет сделать шаг вперёд, однако чьи-то пальцы бережно обхватывают его за плечи и настойчиво тянут назад.       Мысли в голове судорожно путаются, стоит Королю разразиться громким кашлем, из-за которого даже врач нервно оглядывает кровать и поджимает губы. Тэхён безвольно пытается зацепиться трясущимися руками за дверной проём, когда Чанёль уводит его как можно дальше от королевских покоев, но сам понимает, что не особо пытается остаться — не может, потому что вмиг потерял все силы, всю ту былую уверенность, неожиданно разбившуюся в тишине спальни.       Тэхён медленно спускается по лестнице, будто бы каждый шаг даётся ему с непреодолимым трудом, а потом неожиданно падает прямо на ступени, опустошённо глядя куда-то вниз. Поспевая за ним, Чанёль садится рядом. После недолгого молчания его белые перчатки летят на мраморные ступени.       — Он умрёт? — Тэхён напряжённо поднимает голову, и в этот самый момент советник чувствует, как болезненно в груди сводит сердце, стоит ему увидеть в чужих глазах застывшие слёзы. — Отвечай. Он умрёт?       Но советник молчит, отворачивается от мальчишки, только бы не видеть в этих блестящих глазах тягостное разочарование и всепоглощающую пустоту.

⚔ ⚔ ⚔

      Яркое солнце, медленно выкатывающееся из-за полоски горизонта, светит совсем не грея; лишь освещает дорогу в тёмном лесу, когда Юнги, закрыв лицо чёрной повязкой, быстрыми шагами идёт по тропинке, изредка оглядываясь на парней позади. Сквозь разноцветную листву пробиваются первые за сегодняшний день лучи, и на миг кажется, что вокруг сухо, но совсем недавно прошёл холодный дождь. Под толстой подошвой старых сапог хлюпают опавшие листья и осенняя грязь, отчего Юнги замедляет шаг, ведь идти громко нельзя. Позади него, в полной тишине и лишь изредка обмениваясь жестами, идут ещё пара бойцов, а завершает эту цепочку, возвышаясь на вороном коне, курносая девчонка. Ни птиц, ни других животных — будто бы все разлетелись и разбежались, только бы не натолкнуться на отряд с гор Праосвен.       Внезапно, услышав впереди треск, Юнги слегка приседает, покрепче ухватившись за кинжалы. Другие вторят, напряжённо опустившись на землю, и один из ребят переводит взгляд на девчонку, что уверенным взором обводит лес перед собой. Она легко пришпоривает коня, и, удостоверившись, что впереди всё чисто, машет рукой.       Но как только бойцы начинают двигаться дальше, из-за толстого дерева выскакивает патрульный и тут же вскидывает сияющий меч вверх, к небу, а на груди его, обтянутой в белый жилет, сияет львиная морда. Позади, прямо из-за старой заброшенной хижины, появляются ещё несколько стройных солдат верхом на лошадях, ржущих и фыркающих, сияющими копытами ворошащих жёлтую листву.       — Именем короля приказываю сложить оружие! — громко кричит патрульный, направляя на девчонку меч, но та лишь молча поворачивается к нему лицом, готовая воинственно вскинуть к небесам блестящую саблю.       За спиной раздаётся шорох, и она нервно дёргает головой, видя Юнги, который послушно поднимает руки вверх и выходит вперёд.       — Дико извиняюсь за свою бестактность, — он присаживается в реверанс перед вооружёнными солдатами. Ему прекрасно видно направленный на него лук и сверкнувшую стрелу, но этим его с места не сдвинуть. Ему совсем не страшно. — Именем какого именно короля?       Солдаты в белом принимают слова как намеренное оскорбление и резво поднимают мечи, хоть смельчак и выглядит совершенно обезоруженным. Юнги склоняет голову набок, лисьими глазами военных львиной империи разглядывая, а затем вызывающе смеётся, стоит длинной стреле вонзиться прямо в широкую молочно-белую грудь с золотой мордой посередине. Багровый цветок распускается вместо льва, и патрульный, в чьих глазах тонет испуг, опускается на колени. Остальные леодрафцы стремительно врываются в бой под оглушающее ржание лошадей.       — Йа-ас-са! — раздаётся боевой клич, и девчонка принимается размахивать саблей над головой, когда вороной конь резво несёт её навстречу противникам.       Юнги ловко уворачивается от ответной свистящей стрелы, вошедшей в древесную кору будто нож в масло, а затем ловко скользит меж двух коней, рукой ухватив одного из солдат за золотые кисточки на жилете. Тот кубарем летит на мокрую землю, прямо в грязно-жёлтую листву, и тут же получает болезненный удар в живот. Юнги резким движением сдирает с его головы белую пилотку и, обнажив сияющее лезвие ножа, вонзает тот прямо в пасть льву на груди. Губы вновь разрезает ухмылка, когда два взгляда сталкиваются: один, полный животного страха, другой — хищный и жаждущий возмездия.       — Юна! — девчонка, расправившись с одним из патрульных, оглядывается на клич. — Справа!       Она ловко пришпоривает коня, и тот дико ржёт, рванув в противоположную сторону, отчего стрела вонзается в мягкую землю. Юна попутно выхватывает лук, притаившийся за спиной, натягивает тетиву и выпускает молнией летящую стрелу. Всё происходит столь быстро, неожиданно, что лучник Леодрафта не успевает отскочить в сторону, лишь неловко дёргается и, не удержавшись на скользких ветках, срывается вниз. Праосвенцы с ним не церемонятся: один хватает за шею, другой, словно поймал визжащую свинью, безжалостно режет глотку.       Юнги откровенно жульничает, подлетая к львиным патрульным со спины, с разбегу опускаясь на землю, и, ловко вскинув ножи, оставляет глубокие порезы под вражескими коленями, отчего молочные брюки окрашиваются в багряный. Праосвенец тут же вскакивает на ноги, увернувшись от удара, и проворно вонзает лезвие в податливую плоть, затем снова и снова. Раздаётся приятный для ушей хрип, а на бледном лице Юнги появляются горячие капли, бордовыми кляксами оседая на коже.       Одному из патрульных удаётся подойти со спины: выскользнув из-за широкого дерева, он грубым движением хватает одного из праосвенцев и тут же ранит острым мечом, заставляя беспомощно рухнуть вниз. Мгновение — и Юнги слышит знакомый боевой клич, летящий тревожным эхом по окрестностям, ввысь поднимающий стаи чёрных птиц, а затем оглядывается и видит, как Юна выпускает стрелу прямо в сердце солдату, что следом падает замертво рядом с их бойцом.       — Держись, — девчонка поспешно слетает с лошади и падает на землю. — Держись, — хватает раненного за шею, бережно уместив голову на своих коленях, а затем машет остальным, чтобы поделились скудными запасами лекарств.       Пока бойцы спешат на помощь, один Юнги пристально осматривается, багровый нож о штанину вытирая, и нервно перекидывает оружие в другую руку. Вокруг теперь никого, только люди с гор Праосвен и несколько бездыханных тел их врагов.       — Держи, — рослый паренёк впопыхах суёт девчонке тряпки, которые она спешно прижимает к ране, что, будто диковинный красный цветок, распускается на чужом животе.       На фоне всей этой возни, отчего-то кажущейся бессмысленной, Юнги выглядит безразлично и холодно. Он стоит позади девчонки, глядит её умирающему брату в глаза, в те, что судорожно бегают из стороны в сторону, когда чёрная маска становится мокрой от крови, пузырями лопающейся на губах. Смысла в бесполезной возне он не видит: молчаливо наблюдая за тем, как один из его бойцов умирает, Юнги осознаёт, что сделать с этим ничего не может.       — Нет, не закрывай глаза, — Юна сдёргивает с его лица маску, требовательно схватив его за плечи. — Ючжон!       Вокруг виснет тяжёлая, пропитанная немым отчаянием тишина, когда каждый боится даже вздохнуть.       — Всё, — хрипло произносит Юнги, и все тут же обращают на него своё внимание. Все, кроме лучницы, что пальцев, обнимающих лицо брата, разжать не может. — Для Ючжона бой окончен.       Он замечает на девичьих впалых щеках блестящие капли слёз, которые Юна тут же грубо смахивает. Она ладонью снова по коже окровавленной проводит, наклоняется в мёртвой тишине, чтобы мягко лоб поцеловать напоследок, и, резко поднявшись, уходит прочь. Никто не решается хоть слово вымолвить, однако все понимают: времени на слабину у них нет и никогда не должно быть; каждый из них, проснувшись до рассвета ради этой вылазки, догадывался, на что идёт.       Они идут недолго, всего пару километров, после чего Юнги показательно тормозит и приказывает присесть к земле, затаиться для наблюдения. Остальные прячутся следом, а Юна, сжимая поводья в предательски подрагивающих руках, окидывает взглядом территорию. Чисто. Теперь точно.       — Значит так, — Юнги внимательно изучает границу двух территорий — широкую реку, ледяная вода которой погубила не одно войско, — если видите охрану, стреляйте не задумываясь. Даже, если будете ранены. Они уже ждут нас, я уверен. Но сворачивать назад не будем. Мы должны добраться туда любым путём.       — А потом? — неожиданно спрашивает один из парней. — Что потом?       Юнги глядит ему в глаза, и боец невольно хмурится, пытаясь отвести взгляд, потому что напряжённый взор командующего заставляет поджилки затрястись. И он как назло молчит, кривит губы под маской, холодными глазами заставляет замолчать и не задавать вопросов.       — Если всё пойдёт по плану, то просто поджарим их, — он кивком головы указывает на небольшой тряпичный рюкзак, висящий на чужих плечах. — В общем, за дело.       — Стой, Юнги, — прерывает командующего голос, раздавшийся за спиной. Он медленно оборачивается на шёпот, покрепче сжимая нож в замёрзшей руке. — Разве Чонгук дал добро на это дело? — перекидывается взглядами с остальными. — Я слышал что-то про...       — Нет, — Юнги жмёт плечами, грубо оборвав речь бойца. — Мне его разрешение не нужно, — губы под маской кривятся от широкой улыбки, и парень в пару прыжков оказывается у каменного моста, показывая тем самым, что трепать языком больше не намерен.

⚔ ⚔ ⚔

      Стоя напротив большого окна в своей спальне, Тэхён с непривычным трепетом глядит на владения, раскинувшиеся напротив: кристально чистое озеро, зелёные плантации с людьми-муравьями, старающимися как можно скорее собрать урожай, разноцветный лес и, конечно же, высокие горы, чёрным пятном возвышающиеся над золотым дворцом империи Леодрафт. Одного взгляда на эти горы, прячущиеся за молочным туманом, достаточно, чтобы сердце волнительно застучало о рёбра. Тэхён нервничает, он не может перестать дёргать расшитые жемчугом манжеты, губы кусать, вышагивая по спальне, и бесконечно думать, думать, думать. Ходить из стороны в сторону надоело — это только усугубляет и без того тревожную ситуацию, ведь прежде ему никогда не приходилось отправляться в такие поездки одному. Без отца.       Это страшно, осознавать, что вскоре целое государство может упасть на твои плечи, когда ты едва ли умеешь завязывать шнурки без чужой помощи. Но позволить себе трусливо сбежать нельзя, не в его случае: это будет позор, ужасный стыд, хотя бы перед отцом и самим собой. Сейчас больше всего на свете хотелось оказаться рядом с ним, подержать за тёплую ладонь и рассказать всё, что творится на душе. Рассказать о той колючей тревоге-стерве, не дающей трезво мыслить, о боли в груди, растущей с каждым часом всё больше и больше, да и просто поговорить, как в детстве. Раньше Тэхён принимал это как должное, иногда даже злился на попытки отца поговорить по душам, отмахивался, грубил, глаза закатывал, прогонял, но сейчас, именно в этот самый момент осознал: стоит бережно относиться к моментам, когда близкие рядом. Ведь потом это всё превратится лишь в воспоминания, чёрным пеплом оседающие на сердце.       — Ваше Высочество, — в дверях вырастает статная фигура советникa, и Тэхён понимает, что назад пути нет, — пора.       Повернувшись на голос, он пару мгновений глядит в глаза правой руке Короля, а после согласно кивает, пытаясь смириться с ясным осознанием: совсем скоро ему действительно придётся занять отцовский трон.       

secret garden — lotus

      Прижимая к пересохшим губам большой кусок мягкого хлеба, ребёнок наблюдает за скачущими вокруг слугами, врачами и пажами, а затем переводит взгляд, диковатый и испуганный, на своего брата и ребят из деревни, которым удалось сбежать. Служанка, бережно укачивающая его на руках, гладит по круглому плечику и протягивает остальным чашу с водой, к которой один из детей припадает столь жадно, что разом выпивает до дна.       — Отмойте всех! — командует няня, схватив одну из девчонок за шуршащий подол льняной юбки. — Немедленно! Посмотрите на детей: как будто из печи вылезли! Поедят потом! — громыхающий голос эхом по светлому залу разлетается, отчего и без того испуганные дети дёргаются и между собой переглядываются с опаской. — Да ты посмотри, у него же рана!..       Одного из мальчишек уводят в купальню, а остальные продолжают настороженно наблюдать за суетой придворных. Они видят их так близко впервые, да и сам замок тоже: несмотря на любовь, теплоту и близость Короля и народа, вторым было позволено посещать только главную торжественную залу и только по праздникам, хотя, в большинстве случаев, жителям с окраин было попросту не добраться к сердцу Леодрафта. Вокруг стоит дикий гомон, шум, грохот и лязг тазов, но дело совершенно не продвигается. Один из ребят краем уха слышит, как перешёптываются молоденькие служанки, косясь на большой ожог на его руке, поэтому, недовольно фыркнув, он тут же поворачивается к ним.       — Не хотите помочь?       Девушки снова перешёптываются, кивают друг другу и врача на помощь зовут, который, поспешно вынув из потёртой сумки марлю, бутылки с лекарствами и прочие медицинские принадлежности, рядом на скамью садится. Паренёк же, насупившись слегка, молча раненную руку вперёд выставляет и принимается ждать, пока тот вынесет вердикт и сделает уже хоть что-нибудь с изнывающей от боли кожей. Служанка же чертыхается, подхватывая ребёнка на руки, отчего недоеденный кусок хлеба неловко выпадает из ручки и летит на пол, прямо к до блеска начищенным туфлям господина.       — Ваше... Высочество, — позади всё затихает.       — Не разбрасывай еду, Аи, — присев, Тэхён поднимает с пола хлеб, протянув служанке, и на ребёнка приветливо смотрит. Тот на него в ответ любопытно глядит, хлопая большими светлыми глазами, и улыбка его невольно шире становится, ярче. — Не плачь, — палец в белой перчатке ловит крупную слезинку, скатившуюся по детской щеке. — Всё будет хорошо. Я обещаю.       Служанка поспешно отводит взгляд в сторону, не зная, исчезнуть ли ей прочь или всё-таки остаться, но уверенный кивок советника, замершего тенью позади принца, лишает её всяких сомнений. Тэхён осторожно оборачивается ей вслед, всё ещё чувствуя взгляд мальчугана, а затем как-то чересчур растерянно смотрит на остальных детей, испачканных в саже и сидящих прямо на полу, посреди огромной золотой залы. Они глядят на него с широко распахнутыми ртами: некоторые даже умудряются тыкать пальцами и удивлённо бормотать. Принц аккуратно улыбается им, чувствуя, что если не сделает этого — точно растеряет все остатки уверенности.       — Ваше Высочество! — няня хлопает в ладоши, нарушая неловкую тишину. — Как хорошо, что вы пришли, — Тэхён её совсем не слушает — Детки болезненные, наверное, сначала нужно в больничное крыло, а потом...       Женщина мгновенно замолкает, будто голос потеряв, стоит Тэхёну двинуться к подросткам. Няня пятится, хватнув воздуха и снова шикнув на хихикающих служанок, что то и дело глаз с принца не сводят.       — Как самочувствие? — выходит немного неуверенно, и он сам это слышит.       — Могло быть и лучше, — цедит сквозь зубы мальчишка, даже не удостоив чести взглянуть принцу в лицо, и тут же получает болезненный тычок в ребро: это ведь непозволительная грубость. — Что? — оглядывается, глядя на сестру. — Хватит сидеть и молчать, кто-то должен сказать. Они должны принять меры.       — Бэкхён!.. — подаёт голос девчонка, хватая его за худое плечо и дёргая настойчиво, моля умолкнуть. — Замолчи!       — Нет, я уже достаточно молчал, — из горла невольно вырывается стон, стоит врачу дёрнуть обожженную кожу. Парень чертыхается, выдёргивая руку, и всё же встаёт со скамьи, с принцем равняясь. — Мы все достаточно молчали. Довольно.       Тэхён внимательно смотрит на своенравного мальчишку: они одного роста и, наверное, возраста, но выглядят так, словно произошли с разных планет. Принц не торопится говорить, растерявшись от чужой дерзости, советник тоже молчит, а все вокруг на местах застывают.       — Перестань... — просит сестра в последний раз.       — Пусть говорит, — Тэхён снисходительно улыбается.       — Спасибо за честь, — грустно усмехается деревенщина. — Я всего-то хотел сказать, что вам, Ваше Высочество, стоит получше следить за окраинами своей империи. Особенно там, где деревни граничат с лесом Праосвен, — каждое слово, будто пропитанное ядом, Бэкхён буквально выплёвывает, норовя укорить всё королевскую чету разом. — Мы уже достаточно натерпелись. Началось с воровства крупы, скота и мелких проказ, а закончилось... этим. Вы представляете, сколько людей остались без крова? Вы знаете, сколько погибло?       Тэхён вслушивается в каждую фразу, и ему правда жаль. Жаль, ведь отец, достойный Король своей империи, допустил, чтобы подобное произошло в таком благополучном и процветающем месте, как Леодрафт. Как это здесь могут быть изъяны в виде таких крупных трагедий?       — Вы вообще поставлены в известность, что происходит? — заметив откровенно растерянное выражение лица принца, с насмешкой шипит Бэкхён. — А что, если Праосвен не остановится на этом? Что, если они снова ударят в слабое место? Что, если обычные люди погибнут, пока вы просиживаете свои золотые задницы здесь?       Его сестра стыдливо дуется, изредка скользя встревоженным взглядом по напряжённому лицу советника. В сторону принца она не осмеливается даже головой дёрнуть.       — Мы примем меры, — коротко отрезает Чанёль.       Он видит, как напрягаются плечи Тэхёна, как тот молча прожигает взглядом худого мальчишку, чей дерзкий нрав пришёлся не по зубам.       — Мы? — вырывается хриплый смешок из-под пересохших губ. — Может, принц уже способен говорить за себя самостоятельно? Не маленький вроде. А, может, вместо него мы имеем право увидеть настоящего Короля? — Бэкхён плюётся словами, с ненавистью всматриваясь в печальные глаза растерявшегося Тэхёна.       — Довольно, — не терпящим возражений тоном произносит советник, прерывая гневную тираду невоспитанного юнца и намекая, что монолог закончен. — Я думаю, разговор будет продолжен немного позже. Вам следует получить медицинскую помощь, поесть и отдохнуть, — лёгким взмахом руки он прекращает распри.       Бэкхён ненавистно качает головой, отпихивая от себя приставучую няню и скулящую сестру. Няня тянет его прочь, но прежде, чем уйти, он обжигает Тэхёна взглядом, что полон обиды, нескрываемого презрения и отчаянной злости. Принц только глазами хлопает, не зная, стоит ли сказать что-нибудь, да и вообще нужны ли кому-то его слова. Накатывает дикое чувство стыда, стоит мальчишке пройти мимо и чуть ли не задеть его острым плечом — если бы не нянька, он бы с удовольствием вцепился в расшитый пиджак и как следует вмазал бы по смазливому лицу.       — Непривычно, — поймав на себе встревоженный взгляд советника, поясняет Тэхён еле слышно, так, чтобы слова предназначались только ему одному. — Я правда не смогу привыкнуть к такому.       — Вам кажется.       Когда Тэхён и верный советник идут по лестнице, прислушиваясь к эху чужих голосов, раздающихся в коридоре, неожиданно для всех большие грузные двери распахиваются, и в холл влетают два стражника в белых жилетах со светящимся золотым львом на груди. Один тяжело дышит, пытаясь выдавить из себя хоть слово, а второй наоборот толкает его прочь с дороги, потому что по мраморному коридору уже слышится дикое ржание лошадей. Тэхён неловко ступает назад, всматриваясь вдаль, а сам невольно ёжится от порывов ветра, что сочится снаружи. Совсем близко раздаётся цоканье копыт.       — Ваше Высочество! — громко кричит гонец, и принц невольно вздрагивает, глядя на гостя. Тот тянет поводья, лошадь останавливается чуть ли не перед входом, и мужчина, спрыгнув, со всех ног бежит к нему, словно произошло нечто ужасное и не трепящее отлагательств. — А... где?..       — Мой отец болен, — сообщает Тэхён. — В чём дело?       — Лес на окраине... граница... с Праосвеном, — загнанно выдыхает военный, стараясь отдышаться, а из-под белой пилотки торчат вспотевшие тёмные волосы. — Всех... вырезали, — сердце принца пропускает удар, и сам он чувствует, как мгновенно закладывает уши. — Мы отправили подмогу, но... поздно...       Тэхён, шокированный известием, губы поджимает, пока голову ранят мысли о том, что пока он беспечно проводил своё утро, армия в очередной раз понесла потери. Его армия. Армия его империи. Он ловит на себе обеспокоенный взгляд стражи, затем вопрошающе смотрит на советника, но тот лишь слегка кивает головой, намекая, что стоит принять решение самому. Тэхён чувствует, как ладони мерзко потеют, сердце начинает биться в истерике, а голова — кружиться: если кто-нибудь сейчас его не отвлечёт, очередной приступ перестанет наступать на пятки и накроет с головой.       — Готовьте экипаж, — командует принц. — Советник, — Чанёль мгновенно кланяется, — мы выезжаем сейчас же. Подготовьте... охрану. И ещё, — останавливает правую руку, пресекая нормы приличия: требовательно хватает того за рукав камзола. — Позаботься, чтобы тот упрямец поехал с нами.       Советник замирает, недоумевая, но всё-таки послушно кивает, хотя и не может понять, чем обычный деревенский мальчишка сможет им помочь.