woodkid — iron
У каждого на этом поле были абсолютно разные мысли. Кто-то думал о том, чтобы целым вернуться домой; кто-то не мог перестать вспоминать семью, когда прямо перед лицом мелькала сталь, а кто-то наоборот — не думал ни о чём. Белое и чёрное стремительно смешалось между собой, пятная багровыми кляксами белый снег. Тэхёну на миг чудится, что это всё бессмысленно. Армии режут друг друга, накалывают на мечи, выпускают стрелы в сердца, умирают прямо здесь и сейчас за свою империю, а виной тому — сорвавшиеся с губ горькие слова, вмиг заставившие войну начаться. Если бы Король стоял на своих двоих, он бы обязательно рухнул наземь при виде происходящего. Бешеный рёв, дикие крики и лязг металла оглушают, сводят с ума. Пальцы неконтролируемо дрожат, не в силах дёрнуть поводья и уехать прочь отсюда. Тэхён рад бы был самостоятельно спуститься и сражаться, а не бежать подобно крысе с тонущего корабля. Только у крысы нет другого выхода, а Королю просто не положено. Не положено смотреть, как умирают другие. Чонгук хмурит темные брови, пристально наблюдая за размытым вдалеке белым силуэтом, что будто светится на фоне мрачного неба. Фигура мнётся на месте, восседая на лошади, медленно разворачивается и исчезает из поля зрения вместе со своей свитой. Презрительно фыркнув, Чонгук думает о том, насколько труслив и никчёмен этот королевский щенок, раз сбегает с поля боя самым первым. Праосвенец же на него не похож: ловко развернувшись и воинственно вскинув саблю вверх, Король пришпоривает коня и мчится навстречу войне. Мрачный взгляд из-под капюшона скользит по белым военным, подобравшимся непозволительно близко, поэтому он, разразившись боевым кличем, легко взмахивает саблей, даже не моргнув, когда на снегу распускаются кровавые цветы. Над головой чёрным пятном развевается торжественный флаг, являя миру лик Священной Пантеры. Некогда свежий морозный воздух наполняется запахом крови, оружия и сотрясается от топота тяжёлых сапог. Ржание лошадей, дикие вопли, торжествующий рёв — всё смешивается в непонятную какофонию звуков, кружащих сознание. В любой момент ты можешь пасть от меча или стрелы, а, может, будешь задушен на дне холодного снежного рва. Животный страх влияет на людей по-разному: одни несутся в бой, несмотря ни на что, размахивают мечами, копьями, а когда к ногам летит бездыханное тело, тяжело дышат, не в силах очнуться; другие же наоборот — бегут вдоль многочисленных деревьев, по кромке леса, прячутся в канавах и за гигантскими валунами, только бы не столкнуться лицом к лицу с врагом. Чёрный всполох плаща мягко укрывает спину лошади, пока та чинно вышагивает вдоль склона, в лощинах которого стелется молочно-белым морем туман. Юнги легко пришпоривает коня, а взгляд, лукавый и жаждущий, ползёт по бойне в сотнях метров от него. Он поднимает голову к небу: над кровавым побоищем возвышается бескрайнее грязное полотно, плачущее за каждого, кто сегодня падёт. Справа, на другом берегу туманного озера, что-то виднеется, и Юнги довольно цыкает, прислушиваясь к размеренному топоту и звону оружия. Пока Леодрафт отбивается от нападения, по краям уверенно ползут чёрные всадники и воины, блестя штыками копий и скрываясь в тумане. Юнги, как настоящий главнокомандующий, стоит почти на границе между двумя империями, и пропускает мимо себя войска. — Юнги, — Юнмён равняется с ним, выдыхая клубы пара, — наши все, — оглядывается, тем самым показывая, что вся подготовленная на сегодня армия уже скрылась по направлению к бою. — Едем дальше? — он с трепетом заглядывает в пустые чёрные глаза. — Поедем в обход. Не хочу напороться на неприятности, — Юнги дёргает поводья, и лошадь громко фырчит. — Передай братьям, чтобы подгоняли полки с двух сторон, а мы с тобой — туда, — он кивает в сторону леса, где деревья плотным рядом защищают каждого, кто пробрался сквозь уродливые ветви. — У тебя есть пять минут. Поторопись, у нас много дел. Армия Праосвена — чёрные воины без лиц — быстро несутся в обход, окружая львов со всех сторон. Чонгук, заметив, как меж деревьев мелькают многочисленные родные тени, безбожно широко улыбается. Король двигается осторожно, стараясь не попадать в середину побоища, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания и не быть раненым. С опущенной сабли стекают густые багровые капли, орошая снег, пока его лошадь, покачиваясь, размеренно вышагивает вдоль холма. Чонгук видит, как навстречу к нему бежит растерянный копейщик, столь уверенно размахивающий оружием, но последнее, что он видит — кривую ухмылку из-под чёрного капюшона, когда стрела пронзает белую грудь. Правитель Праосвена молча кивает меткой лучнице, исчезнувшей меж деревьев, и внезапно находит взглядом высокую фигуру на холме, на том самом, где в начале битвы был Король Леодрафта. — Не подпускайте их к южной границе, — командует Намджун стрелкам, сложив руки рупором, ловко пришпоривает лошадь и несётся вниз с горы. Всё происходит столь быстро, что у него не хватает времени уследить за происходящим. Намджун судорожно осматривает округу и, как бы между делом, ловко попадает в цель — спина праосвенца — ржавым ножом. Как только он хочет двинуться дальше, чуткий взгляд замечает неладное. — Ты чего делаешь?! Из-под белого капюшона на него смотрит немного испуганный, но в то же время уверенный взгляд: врач, прижимающий окровавленную марлю к животу раненного бойца, явно застали врасплох. Совсем не к месту виснет молчание, и Намджун поспешно спрыгивает с лошади, хлопает ту по спине, чтобы уходила прочь, а сам падает на колени, пригнувшись от парящих стрел. — Не мешайте мне, — просит лекарь, свободной рукой роясь в сумке с тряпками и лекарствами. — Они пляшут под дудку их Короля. И умирают тоже по его прихоти. Намджун властной рукой накрывает их двоих, пригнувшись от оглушающего гула — сначала кто-то кричит, а потом в небе появляется огненный шар. — Позволь умереть грязной свинье. Иначе ночью она убьёт твою семью, — кричит военный, больно схватив мужчину за запястье, только бы не позволить ему оказать помощь тому, для кого она не предназначена. — У него тоже есть семья, — Сокджин поспешно открывает бутыль, уверенно плещет на чистую тряпку и, игнорируя опешившего главнокомандующего, прижимает ту к ране. — Занимайтесь своим делом! Рядом наземь бухается солдат Леодрафта, запнувшись о чей-то брошенный меч. Намджун тут же помогает ему припасть спиной к земле, спрятавшись в снежной колыбели рва. — Командир, — запыхавшись, глухо выдыхает стрелок, — если немного поднажмём с севера, они отступят. Праосвенцы плохо подготовлены. Главнокомандующий незамедлительно кивает, осторожно поднявшись, затем оборачивается через плечо, поймав на себе три выжидающих взгляда. Прежде, чем исчезнуть, он обращается к подчинённому: — Особо выдающихся праосвенцев — с собой. Мешки на голову и прямиком в за́мок. Снег мешает бежать, лёгкие горят от частых морозных вздохов, но он ни на секунду не останавливается: проносится между воинами собственной армии, по пути отдавая приказы о наступлении. Солдаты переговариваются, поспешно ищут гонцов и отправляют тех в разные концы бойни, чтобы как можно скорее связаться с товарищами. Один уверенно исчезает в лесу, верхом на белой лошади, а почти через час — Намджуну кажется, что проходит целая вечность — воздух сотрясает гул королевского горна. Львиная армия принимает приказ, уверенно наступая на врага с новой силой. Чёрное море напряжённо вслушивается в рокот горна, пытаясь отбиться от новой ударной волны, а Чонгук, всего на секунду замерев, чувствует, как обжигает плечо. Он машинально смотрит вниз, на стрелу, которая впилась в правую руку. — Это что ещё..? — Юнги поднимает голову к почерневшему небу и прислушивается к грохочущим звукам, которые обрывают людские крики. — Атака, — рычит Чонгук, саблей распарывая очередного вояку. Другому же удаётся дёрнуть его плащ, срывая напрочь. Расправившись с леодрафцем, он поспешно натягивает на лицо маску, чувствуя себя слишком уязвимым в эту секунду, ругается сквозь зубы, когда пытается управлять саблей, но выходит паршиво: левая рука не слушается. — Только не говори, что ты собрался отступать, — кривится в усмешке Юнги, натягивая тетиву лука и выпуская очередную стрелу. — Чонгук? Мы шли сюда ради того, чтобы трусливо сбежать?! — Заткнись, — раздражённо шипит Король, пытаясь прикинуть дальнейший исход битвы. — Сейчас мы должны сделать шаг назад, чтобы потом передвинуться на десять вперёд, — он в последний раз взмахивает саблей и разворачивает лошадь назад. Такой план ему совсем не по вкусу. Юнги оглядывается по сторонам: праосвенцы покорно отступают. Тёмное море тянется мимо него, и он не может совладать с собственной злостью и ненавистью, разразившейся в груди в это мгновение. Лошадь под ним обессиленно ржёт, устремляясь следом за Королём, прямиком в лес Праосвен. — Отступаем! Сейчас же!⚔ ⚔ ⚔
hildur guðnadóttir & skulli sverrisson — opaque
Острые уродливые ветки неприятно бьют по плечам, задевают руки, цепляют грязную одежду, но Чонгук уверенно едет вперёд, останавливаясь лишь у каменного моста. Он внимательно наблюдает за бегущими воинами своей армии: некоторые несут раненых товарищей, другие — сами еле ползут, желая поскорее вернуться на родную землю и спрятаться, ведь весь шок от позора пока не настиг их. Среди многочисленных пешек мелькает знакомый плащ Юнги, который, заметив остановившегося Короля, равняется с ним. Он остервенело кричит на воинов, ведь рассудок постепенно мутнеет. Безмятежное, на первый взгляд, лицо брата бесит его ещё больше, но Юнги не удостаивает его ни единым словом. — У меня нет выбора, — наконец, нарушает напряжённое молчание Чонгук, даже не повернувшись лицом к брату. Плечо не перестаёт ныть ни на секунду, пульсируя и горя от боли, но он лишь крепче прижимает к ране тряпку. — Пойми, идти напролом нельзя. Слишком опасно. — Знаешь, ты кормил меня сказками ровно с того самого дня, когда мы с Юнмёном вернулись, — Юнги судорожно выдыхает, делая паузу, чтобы голос не дрогнул, сорвавшись на крик. — Ты обещал подготовить армию, укрепить защиту в случае нападения с чужой стороны. Ты обещал, что длительная подготовка поможет нам выиграть. В конце концов, ты обещал прикончить этого щенка сразу же, как только увидишь. И что получилось? — в глазах Юнги застревает ядовитое разочарование, которое Чонгука ранит сильнее вражеской стрелы. — Что получилось, Король? Признаюсь, ты сделал многое для своего народа. Но сможешь ли ты сделать что-то ещё? — Юнги, я... — Замолчи, Чонгук, — его вороная лошадь слегка отшатывается в сторону. — Хватит трепаться. Твой отец точно не тратил бы на это время. Чонгук готов сорваться с места и впечатать кулаки в откровенно насмехающееся лицо напротив, наплевав на то, что ближе Юнги у него никого нет. Старшего спасает лишь то, что конь послушно уходит прочь, цокая копытами по припорошенной снегом брусчатке. Внезапно становится слишком холодно, непривычно одиноко, отчего Чонгук пару раз оглядывается, а затем поспешно направляет лошадь следом за скрывшимися в лесу Юнги и Юнмёном. Он не догоняет брата, не стремится поравняться с ним; лишь молча едет позади, крепко сжимая поводья и ни на секунду не переставая думать об услышанном. Горечь первого позорного поражения застревает на кончике языка, а в черепной коробке нет места ясным мыслям: их занимают воспоминания об отце, матери, братьях и близких. Юнги прав. Они бы точно не гордились таким никудышным правителем, как Чон Чонгук. Как Чон Чонгук, который, будучи совсем ещё юным мальчишкой, поднял Праосвен с самого дна. Двое впереди о чём-то бесшумно переговариваются, словно не хотят, чтобы Чонгук слышал их: это тревожит ещё больше, и Король даже ускоряет лошадь, грубо пришпорив и получив в ответ недовольное усталое фырчание. Как только он раскрывает рот, чтобы окликнуть старшего, его прерывают. Всё происходит слишком быстро. Чонгук не успевает сориентироваться, когда на него сверху летит нечто тяжёлое, стремительно утягивая за собой, прямиком на промёрзшую землю. Он больно ударяется головой, уткнувшись лицом в снег, когда вдалеке раздаются вопли, грохот, топот, испуганное ржание метнувшихся прочь лошадей. Несмотря на тяжесть чужого тела, Чонгуку удаётся достать из-за пояса клинок, извернуться и рывком вонзить лезвие в живот — львиный разведчик давится пузырящейся на губах кровью. Король, пошатываясь, поднимается на четвереньки, судорожно оглядываясь по сторонам и замечая, как Юнги и Юнмён отбиваются от военных, доселе сидевших в засаде. Чонгук ещё никогда не реагировал так быстро: оказавшись рядом с братом в два больших прыжка, он уверенно пронзает леодрафца своим верным клинком. Львиных бойцов больше, поэтому когда двое подхватывают его, ударяя под дых, Чонгук не удивляется. Пока перед глазами всё плывёт белой пеленой, он задыхается от нескончаемого разочарования в самом себе, от жгучей ненависти, что растёт внутри с каждой секундой. Раненая рука предательски ноет, да и левая не слушается. Следующий удар приходится в челюсть, а после — снова в живот. — Юн... ги, — беспомощно тянет он, почувствовав, как под ребром обжёг чужой кинжал. — Юнг...и, — глаза слепит чем-то неимоверно ярким; Чонгук не понимает, что происходит. Юнги ловким движением перерезает глотки сразу двоим: вражеский меч удобно ложится в ладонь и слушается праосвенца. Он не привык работать с таким оружием, но блестящая сталь приходится по вкусу, особенно в тот момент, когда к его ногам падает львиный дозорный. Он помогает Юнмёну справиться с ещё одним, а затем тормозит, задержав одичавший взгляд на Чонгуке, которого сейчас убьют прямо здесь и сейчас, у него на глазах. На мгновение Юнги рвётся вперёд, взмахнув окровавленным мечом, но вдруг останавливается, чуть не рухнув наземь. — Юнги... — тонет меж пересохших губ Чонгука, когда один белый боец задирает его руки, а другой, до боли сжав щёки, заставляет сплюнуть кровью перед тем, как он проткнёт праосвенца насквозь. Не так он себе представлял свой конец. Юнмён потирает шею, на которой остались следы от чужих пальцев, и равняется с товарищем, озадаченно глядя на развернувшуюся впереди картину. — Мы... не поможем ему? Юнги молчит. Ответ здесь никому не нужен. В эту секунду он столь отчаянно борется с воспоминаниями в своей голове, что сказать попросту ничего не может — в глотке застревает колючий ком. Один из львиных шпионов вскидывает оружие, собираясь обезглавить из последних сил воинственно брыкающегося Короля — всё происходит настолько медленно и мучительно, что Чонгук, слегка очнувшийся от ударов, пытается хотя бы ранить врага. Юнги же, не в силах смотреть на это, уверенно разворачивается и бежит прочь. Юнмён устремляется следом, и двое несутся меж голых уродливых деревьев как можно дальше от места, где падёт правитель Праосвена. Где падёт средний брат, дитя Священной Пантеры. Чонгук видит, как его брат, его любимый и самый родной человек во всём мире с каждой секундой становится всё дальше и дальше от него. Он отказывается верить в это, снова сплёвывая кровью на снег, и вымученно поднимает к небу свои уставшие, но непоколебимые глаза: им не удастся его сломить. Сознание мутнеет с каждой секундой, хочется подарить свой последний крик, но в следующий момент все останавливаются. Плотный воздух разрезает грохот горна, зовущий своих домой. — Добивай! Шпион с мечом в руках замирает, прислушиваясь. Соратник смотрит на него в упор, глупо моргая и встряхивая безвольно повиснувшего на руках Чонгука. Львиный дозорный быстро хватает припасённый мешок, одевает правителю Праосвена на голову и, накрепко связав руки и ноги, командует товарищу отправляться домой вместе с пленником.⚔ ⚔ ⚔
evanescence — lacrymosa
Ночью Юнги бесшумно проникает в свою комнату, крепко запирает дверь и игнорирует любые стуки, крики и просьбы выйти, раздающиеся по ту сторону. Он долго сидит на кровати в грязной одежде, раскачивается из стороны в сторону, пачкая руками серую простыню, на которой остаются пятна чужой крови. В голове нет абсолютно ни одной мысли, только звенящая пустота и дикое желание разнести всё вокруг. Его пальцы нервно подрагивают, когда он подносит их к испачканному лицу и, наконец, срывает маску. Из отражения в зеркале, стоящем напротив кровати, на него смотрит кто-то совсем незнакомый. Он теперь сам не знает, кем является. Так и не сомкнув глаз, рано утром он выползает из спальни невидимой тенью, скользит вдоль чёрных опустевших залов, поднимается на самый последний этаж и врывается в комнату к отцу. Его кровавые руки цепляются за отцовские, когда он, упав на колени, старается ухватиться хотя бы за что-нибудь, чтобы не упасть окончательно. — Ты сделал всё правильно, — старик гладит его по угольным вихрам. Они ещё долго сидят вот так, молчат и не смотрят друг на друга. Юнги не может и не хочет говорить — ему просто не о чем. Когда шар солнца застревает где-то в зените, озаряя земли негреющим тусклым светом, в покои господина Мина врывается Чимин. Заметив ослабшего Юнги, что так и не сдвинулся с места, он, не задумываясь, выпаливает короткое и болезненное: — Что с Чонгуком? Сердце в груди перестаёт метаться, когда Юнги даже не поворачивается на его голос. Оно просто тормозит и сжимается так сильно, что сил терпеть эту боль у Чимина попросту нет.⚔ ⚔ ⚔
Галдящая толпа не прекращает гудеть ни на минуту, то разражаясь хохотом от чьей-то шутки, то раздражённо вздыхая. Тучные мамаши крепко прижимают к себе своих детей, что, любопытно разинув рты, наблюдают за пустым балконом королевского замка. Молодёжь забирается на фонари, выступы, высовывается из окон и занимают крыши ветхих хижин, только бы услышать каждое слово из особо важного объявления. Люди со всего королевства выжидают, пока появится хоть кто-нибудь из правительства, но уже почти несколько часов не происходит ничего. — Ну сколько можно! — Хватит мучить нас! С разных сторон слышатся грубые вскрики, чувствуется напряжённая возня, ведь в центре, на главной площади, и вправду не стоит находиться в неспокойные времена. Наконец, двери на балконе распахиваются, и первым выходит Чимин. Он поднимает печальное лицо к серому небу, нервно одёрнув старую тёплую накидку, подходит к самому краю и опускает опустошённый взгляд на бескрайнее человеческое море внизу. Следом за ним появляется Мин-старший, торжествующе поднимая обе руки кверху и приветствуя народ, который пусть и неохотно, но отзывается гулом. — Праосвен! — громко кричит он, отчего толпа содрогается. Чимину кажется, будто ещё хотя бы минута этого цирка, — и он точно рухнет вниз. — В бою мы лишились нашего Короля. Он до последнего вздоха боролся за каждого из вас и пал смертью храбрых, — старик глядит вдаль, с упоением отмечая, как рокот толпы сменяется покорной тишиной. — К сожалению, на сегодняшний день обстановка не из лучших. И именно поэтому власть в скоренном порядке, согласно семейному завещанию и кодексу Tres Fratres*, переходит в руки следующего брата. Да здравствует новый правитель Праосвена! Да здравствует Король, который продолжит дело Священной Пантерой! Народ замирает, и Чимину, больно закусившему щеку, только бы не разреветься здесь и сейчас, кажется, будто время останавливается совсем. Даже ветер перестаёт колоть лицо и трепать волосы, а снег — пропадает вовсе. — Да здравствует Мин Юнги! Tres Fratres (лат.) — три брата.