hildur guðnadóttir & jóhann jóhannsson — overcast
Первый. Второй. Третий. Острые, только что заточенные, блестящие и изящные клинки плавно входят в дерево, оставляя после себя глубокие рубцы, наполненные злостью и возмущением. Тэхён, не мигая, смотрит непоколебимо прямо перед собой, жадно втягивает носом душный воздух кабинета и ждёт, когда послушный паж с трудом вытащит ножи и принесёт своему господину. Мальчишка копошится, спешит, чтобы Его Величество не разгневалось: настроение у того и так паршивое. Поднося кинжалы Королю, он боится заглянуть тому в бездонные синие глаза, в которых творится настоящий шторм — настолько он зол. Тэхён сжимает подрагивающими пальцами рукоятку ножа, снова целится и со всей силы метает его в стену. Вместе с этим постепенно уходит и лихорадочная ярость. Он никак не может поверить в то, что увидел. Неужели его врач, трудолюбивый и верный родине Ким Сокджин, который кроме склянок с лекарствами, марли и вечных раненых ничего не замечает, способен на подобную выходку? Предаться греху с врагом на светлой земле Леодрафта: казалось бы, что может быть хуже? Главнокомандующий говорил правду о предательстве, но в то время Тэхён не обратил на это ни малейшего внимания. А сейчас он не понимал: в голову бьёт юношеский максимализм или врач действительно заслуживает сурового наказания? Кто знает, что лекарь позволил себе после того, как Король исчез? Тэхён жалел, что не остался, не увидел разворачивающееся представление с праосвенцем в главной роли. Тот, кстати, бесповоротно отказывался уходить из королевской головы. Поздней ночью, увязшей в мёртвой тишине белой зимы, он каждый раз закрывал слипающиеся веки, видел перед собой необыкновенное лицо, каких раньше не встречал нигде. Все праосвенцы пугающие, грязные, дикие и необузданные звери, — так его всегда учили — способные за собственную стаю голыми руками разодрать врага в клочья. А тот, из клетки, явно знает себе цену. Смуглая кожа с золотистым отливом, грубые, но в то же время аккуратные черты лица, ворох угольных волос с россыпью бережно вплетённых серёжек, как подобает древнему племени, и бездонные глаза, напоминающие Тэхёну самую тёмную звёздную ночь. Незнакомец пленил его как драгоценное украшение, как заморская сладость или самый сказочный сон, который он когда-либо видел. Тэхён никогда прежде не чувствовал себя таким заинтересованным. Хотелось снова взглянуть на новую игрушку, нет, на красивую и редкую вещицу в его коллекции, которая сейчас томилась в клетке под землёй. Иногда в голове мелькают мысли об абсурдности, в ушах гремит назидательный голос отца, на время присмиряющий детские прихоти сына, у которого не должно быть времени на игры в кошки-мышки с врагом. Тэхён сам понимает, что давно пора перерезать праосвенцев, раз те упрямо молчат даже после допросов главнокомандующего, но приказать не может — не так воспитан. Наверное, отец поступил бы иначе. Наверное. Однако теперь отец не Король. — Ваше Величество, — паж мнётся в тёмном углу, шмыгая носом. — Главнокомандующий армии прибыл по вашему приказу. — Пусть заходит, — командует Тэхён, искривив рот прежде, чем метнуть нож в стену, отчего тишина мрачного кабинета содрогается снова. Тэхён позвал его не просто так, не пожаловаться и попросить о справедливом наказании; ему не хотелось, чтобы приказ выполнял Чанёль, не хотелось давать распоряжение надзирателям из тюрьмы, потому что единственным человеком, способным разобраться в ситуации, является Ким Намджун. И когда тот мрачной статуей возвышается позади него, Тэхён оборачивается, мельком вытирая фарфоровые ладони о бархатный платок, принимает как должное низкий поклон и садится в большое кресло. — Вызывали, Ваше Величество? — Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал для меня, — начинает Тэхён, и командир думает, что сегодня он, сверкая ледником на дне глаз, выглядит как-то иначе. Намджун снова отдаёт поклон и подходит ближе, всем видом показывая, что внимательно слушает. — К сожалению, утром до меня дошла неприятная новость. Он тянет, призадумавшись, молчит некоторое время, пока в голове наперебой возникают противоречивые мысли. Грудь ломится от чувств, которые Тэхён пытается хотя бы заглушить или пресечь вовсе. С одной стороны, внутреннее «я» взращенного по всем законам и правилам Короля протестует и настаивает на беседе с врачом, а помогает ей назидательный голос отца. С другой же просыпается маленький ревнующий дьявол с исчерна-синими глазами и лукавой душой, желающий позабавиться: один лишь приказ, начало игры, и будь что будет. — Мне нужно, чтобы ты провёл беседу с главным врачом, — на королевском лице мелькает тень от дрожащего пламени свечи, отчего по спине главнокомандующего пробегаются мурашки: Король выглядит настолько красиво и одновременно пугающе, ведь он так юн, но обладает огромной неконтролируемой властью. В нём гораздо больше силы, чем все думают. — Я сам приказал ему обратить особое внимание на тяжело раненных пленников, но сейчас прошу тебя покончить с этим. Сокджин воспринял приказ слишком близко к сердцу. Намджун ожидает услышать что-то ещё, но Тэхён, кажется, не собирается продолжать, лишь откидывается на бархатную спинку кресла и прикрывает глаза, словно беседа окончена. — Ваше Величество, — еле слышно начинает военный, — могу я поинтересоваться, в чём именно виноват господин Ким? На королевском лице расплывается кошачья ухмылка. — Он сношался с праосвенцем. Слова гремят эхом в голове Намджуна, перед глазами тут же представляется эта абсурдная картина, яркими красками пошлости намертво впиваясь в сознание. От удивления у него раскрывается рот, откуда выходит лишь беззвучное «о». — Это очень... смелое заявление, — неспешно кивает военный, за спиной заламывая прохладные пальцы, Тэхён же недовольно выгибает бровь. — Вам донесли об этом из подземелья? Мои подчинённые не слышали ничего подобного. — Мальчишка-паж донёс, — Тэхён не мигает, глядя куда-то мимо командира. — Сам подумай, зачем детям лгать о таком? — главнокомандующий щурится: дьяволёнок перед ним и есть дитя. — Ты не веришь мне? — Что вы, — тут же обрывает его Намджун, мысленно одёрнув себя за подобное поведение перед своим господином. Кем бы он ни был — Король здесь Тэхён, чьи слова нельзя ставить под сомнение, а Ким Намджун — один из белых слонов в этой шахматной игре. — Прошу простить меня за эту оплошность. Впредь не позволю себе задавать лишних вопросов. Король оценивающе поджимает губы, задумчиво проведя по ним кончиком указательного пальца. Львиная голова отцовского перстня на безымянном блестит рубиновыми глазами, плутовскими и издевательскими, а главнокомандующий впервые за всё время отводит взгляд в сторону. — Ты же сам знаешь, если крыса не успела убежать с корабля, её нужно вовремя поймать. Подобные выходки нужно пресекать сразу. Я не прошу тебя применять силу. Просто разберись, что произошло, — звучит он тихо и не так устрашающе, как прежде, — и поступай так, как считаешь нужным. — Да, Ваше Величество, — Намджун уважительно склоняется, на мгновение прикрыв тусклые глаза, а выпрямляется с совершенно иными эмоциями: на лице нет ни тени удивления, шока или полнейшего изумления. Снова непоколебим, снова наполнен неистовой силой и стойкостью. — Это всё? Тэхён дарит ему кивок и одобрительную улыбку, будто только что узнал меню на предстоящий обед, а не приказал цепному псу делать всё, что ему вздумается против нарушителей порядка. Намджун снова кланяется и исчезает за дверью. Король остаётся один в небольшом кабинете, наедине с тенями, пляшущими вокруг него. Сокджин обещал сохранить его тайну, но он сдал его при первой же возможности. Хорошие, честные люди так не поступают. Отец бы никогда так не поступил, никогда бы не позволил себе приказать третьему лицу разобраться в том, что касается от силых двоих. Он бы самостоятельно поговорил, узнал бы всё и только после принял меры. Одна из самых больших проблем Тэхёна — он всё понимает, обо всём знает и в голове своей делает совсем иначе, нежели в реальности. Комната душит, его воротит от самого себя, когда мысли затягивает в бурный поток рассуждений, как хочется поступать и как следует. Тэхён заврался. Он лжёт Чанёлю, сбегая в подземелье, лжёт Намджуну о враче, лжёт Сокджину, уверяя, что больше не появится рядом с праосвенцем, лжёт своему народу, обещая, что война не тронет Леодрафт. Он понимает, что идёт совершенно не тем путём, давно сбившись с него и потеряв управление окончательно, но всё равно идёт, не останавливаясь и не зовя на помощь. Горло сжимается от частых вздохов, голова начинает кружиться то ли от бешеного танца теней вокруг, то ли от подступающего чувства тревоги перед приступом, за последнее время ставшим редким гостем в его жизни. Тэхён оттягивает пальцами ворот рубашки, поспешно обходит стол и уже тянет руку, чтобы открыть дверь и покинуть душный кабинет, но тормозит. Из зеркала на стене на него смотрит не Король Леодрафта, а тот глупый принц, не видящий ничего, кроме собственной выгоды, забавы, и утопающий в море эгоизма. Тэхён невольно закрывает лицо ладонями, становясь похожим на маленького мальчика, увидевшего нечто страшное. Его тошнит от чувства липкого страха, подкравшегося со спины, он леденеет от одного взгляда на самого себя. Внешне пытается быть лукавым и дьявольски властным, но внутри он всё тот же трусливый мальчишка, играющий с огнём. Одного взгляда на своё отражение, растерянное и отчасти ничтожное, хватает, чтобы лицо исказила гримаса отвращения. Тэхён чувствует, как сознание раскалывается на две части, и понимает, что если не остановится, то обязательно потеряет голову. Он думает о болезни, думает об отце, который раньше своей стойкостью и смелостью затмевал любые попытки трусости, безбашенности и азарта поймать кривыми лапами его податливого сына. Тэхёну хочется закрыть глаза, заплакать и по привычке позвать Чанёля, чтобы тот встряхнул его как следует, разбудил от этого кошмара наяву, который он сам себе создал. А ещё сильнее хочется получить жгучую оплеуху Бекхёна, благодаря которой ребячество если не исчезнет, то хотя бы отойдёт на второй план. Тэхён кривит лицо, сжимая зубы до такой степени, что те начинают скрипеть, а затем еле слышно шепчет: — Я отвратителен. Я чертовски отвратителен.⚔ ⚔ ⚔
secret garden — silent wings
Когда зимнее солнце возвышается на голубом небе без единого облака, Намджун не отводит от него глаз. Каждый день он проводит в затхлом подземелье, испытывает отвращение, злость и неприязнь к врагам, которые уже который месяц молчат. Главнокомандующий до дрожи в руках ненавидит их, ненавидит каждого и каждую, кто посмел ступить на Священную землю Леодрафта и поднять свои мечи против львиной Империи. Каждый день он вынужден смотреть в эти чёрные лица, получать плевки вместо ответов, отчего внутри просыпается дикое желание взять на себя грех и собственноручно уничтожить всех. До единого. И на это у него есть, как минимум, одна веская причина, растворившаяся призрачной улыбкой в эхе войны. Наблюдать за прекрасной погодой, развернувшейся за окном, ему нравится больше всего. Многие люди не обращают на это никакого внимания: ну и что с того, что на небе висит круглый шар, от которого слепит глаза? А Намджуну нравится. Он бы всё отдал, чтобы просто посидеть у родного озера, в своей родной деревне, послушать хруст пушистого снега, подышать свежим морозным воздухом, от которого просыпается аппетит и румянятся щёки, помечтать о чём-нибудь далёком и не пачкать руки в чужой крови, дыша металлом и ненавистью. Намджун, на самом деле, не такой каменный, как кажется. Его искусная статуя давно пошла трещинами и вскоре развалится на пыльные осколки. Когда? Это вопрос времени, которое, признаться, совсем не лечит. Главнокомандующий улыбается солнцу, сцепив руки за спиной в прочный замок, обводит взором покрытое блестящим льдом озеро и жадно вдыхает тонкую струйку зимнего ветерка, сочащегося сквозь приоткрытое окно. Эти минуты, проведённые наедине с собой, дарят ему спокойствие и умиротворение, которые он не испытывал уже много лет. Намджун живёт по расписанию, по чужим приказам и не по своей воле пляшет под дудку юнца, но по-другому уже не может. Тот прежний мальчишка из деревни на другом берегу озера давно томится за решёткой повиновения и службы Королю. Как бы тихо и бесшумно помощник ни пытался проникнуть в кабинет главнокомандующего, тот ловит скрип половиц чутким слухом и мгновенно напрягается, смахнув с лица искусный рисунок спокойствия. — Господин, — он кланяется. — Верховный лекарь Ким Сокджин прибыл по вашему приказу и ожидает за дверью. Вам понадобится помощь? — Нет. Можешь быть свободен, — Намджун ловко закрывает окно, в последний раз глотнув желаемой свободы, и возвращается к столу. Как бы сильно военный ни ненавидел праосвенцев, как бы сильно ни желал наказать врача за прошлые огрехи и длинный язык, сейчас у него рука не поднимется сделать это: в слова Короля верить он отказывался. В пустом дверном проёме появляется Сокджин, немного всклокоченный, взволнованный и крайне уставший. Прикрыв дверь и быстрым шагом пройдя внутрь, он спешно кланяется и в ожидании замирает, а зимнее солнце за окном рисует в его зелёных глазах настоящую сказку. Намджун, как назло, наоборот молчалив, что заставляет напряжённо задержать дыхание. Такой чистый и светлый, он напоминает военному то ледяное озеро за окном. — Что случилось? — нарушает тишину Сокджин первым, а Намджуну вдруг хочется назидательно пригладить чужие светлые волосы, торчащие в разные стороны от спешки. — Случилось, — врача невольно передёргивает от грубого громкого голоса, единично громыхнувшего совсем рядом. Военный жестом предлагает ему сесть, и врач слушается, присаживаясь на край глубокого кресла. — Давайте не будем ходить вокруг да около. Вам есть, что сказать мне? Сокджин хмурит тёмные брови, не переставая ни на секунду потирать свои сухие от лекарств ладони. В голове давно бьёт тревогу чувство неопределённости: утром врач прекрасно слышал убегающие шаги, а после этого не находил себе места в ожидании, когда же его сдадут Королю. — Это приказ Короля? — сразу спрашивает Сокджин, подняв на военного свои большие зелёные глаза, но тот непоколебимо смотрит на него сверху вниз, не мигая и не позволяя хотя бы немного догадаться. — Вы не сами меня вызвали, так ведь? Это был приказ Короля. — Какое это имеет значение? — Намджун упирается руками в стол, склонившись над ним. — Значит, вы сознаётесь в содеянном, — шестерёнки в голове начинают быстро вращаться, связывая факты и доводы, а на лицо кривится ужимкой. — Значит, паж не солгал. — О чём вы говорите? — Сокджин от своего тоже отступаться не намерен; если они хотят обвинить его — пусть сделают это самостоятельно, а не заставят разгадывать шарады. — Я готов ответить на любые вопросы и понести любое наказание только после того, как мне официально предъявят обвинения. Какова причина этой встречи? — Хорошо, — согласно кивает Намджун, снова сцепив руки в замок. — Вас видели вместе с праосвенцем, — состредоточенный взгляд цепляется за светлый и непоколебимый, следит за ним и не отпускает ни на секунду. — Удивительно, — он смеётся. — Я работаю врачом, у которого есть чёткий приказ о помощи в тюрьме. Почему вас так возмущает тот факт, что я каждый день нахожусь рядом с ними? — Не стройте из себя дурака, — рот Намджуна кривится от раздражения. — Вы прекрасно знаете, о чём именно я говорю. Вы сношались с одним из них? Теперь шокирован Сокджин: его хватает лишь на то, чтобы возмущённо хватнуть ртом воздух. Конечно, он не может отрицать тот факт, что Чонгук поцеловал его. Но в то же время о каком сношении идёт речь: врач никогда бы не позволил себе эту дикость, никак не укладывающуюся в его моральные устои. — Что за чушь? — тёмные брови сходятся у переносицы. — За подобное обвинение вы сами можете попасть за решётку. Намджун готов признаться, что никогда прежде не видел таких честных глаз. — У меня есть свидетели, — но держит оборону, отстаивая честь Короля. Не мог же тот солгать на пустом месте. Ради чего? Или кого? — Отвечайте чётко и ясно. Была подобная выходка с вашей стороны? Сокджин разочарованно качает головой, опустив уставшие глаза в пол: — Никогда. Я не могу позволить себе осквернить честь своей семьи. К своему сожалению, Намджун верит ему. Но служит Тэхёну. — Бросьте блефовать, Сокджин, — он склоняется, над столом снова, потому что сил стоять прямо уже нет. — Вместо того, чтобы лгать мне и прикрываться громкими фразами о чести, признайтесь здесь и сейчас. Чистосердечное облегчит ваше наказание. Всякому терпению есть предел, и Сокджин не исключение. Поэтому, переведя дух, он поднимается на ноги и звучит столь решительно, что любые вопросы должны отпасть сами собой: — Я любил лишь раз в своей жизни. И, поверьте, я отдал бы всё, чтобы сделать это вновь. Намджун чувствует, как его ударяют невидимой оплеухой ещё раз. Он хмурится, глядя на крайне спокойное лицо врача, сочувствующе поджимает губы и отворачивается, потому что разговор продолжать нужно, а все слова разом пропадают. — Как давно? — единственное, что спрашивает он. Они понимают друг друга без слов. Сокджин печально усмехается: именно сейчас можно увидеть, как трещит по швам его стойкий образ. Намджун же, отвернувшись, позволяет ему в эту секунду быть самим собой. — Два года назад, — отвечает врач, разглядывая свои ладони; ведёт тонким пальцем по аккуратному кольцу на безымянном, протяжно молчит, стараясь не дышать, чтобы не будить внутри себя задремавшую тоску. — В битве на реке. В стальном сердце вдруг что-то взрывается, к чёрту разлетаясь на бесполезные болты и куски железа, которым Намджун пытается отгородиться от этого мира. Его пустой взгляд застревает где-то на небе, когда в голову приходит осознание всей ситуации. Он не моргает, не дышит и не двигается, боясь в любой момент сорваться и сгорбиться, закрыв лицо большими ладонями. — Вам знакомо это, да? — снова спрашивает Сокджин, а Намджуну кажется, что это он попал на самый страшный допрос в своей жизни и теперь получает болезненные оплеухи, от которых хочется стыдливо заплакать. Он больше ничего не спрашивает, и военный благодарен ему. Врач давно заметил маленький, нарисованный углём портрет, занимающий отдельное место на рабочем столе военного; заметил похожее кольцо на безымянном, которое тот также бережно хранит. Они похожи. Какими бы разными они ни были снаружи, Намджун и Сокджин застряли в одном капкане. — Поэтому я ненавижу их, — голос его почти сходит на нет. — Поэтому я помогаю всем, не деля на «достойных» и «не», — продолжает за него Сокджин. — Любого человека, даже самого злого и бесчувственного, где-то ждут. Намджун жмурится, когда с губ срывается неосторожный всхлип. — Сделайте вид, что воспитательная беседа прошла успешно, и не суйтесь в тюрьму, — неожиданно обрывает беседу он, в профиль повернувшись к врачу. — В любом случае, — лжёте вы или нет — не делайте глупостей и не попадайтесь юному господину на глаза. Какое-то время Сокджин всё ещё стоит на месте, борясь с желанием поговорить с ним, поддержать хотя бы ободряющим словом, но, решив не ворошить прошлое расспросами и разговорами, дарит благодарный поклон спине военного и уходит. Как только дверь закрывается, Намджун позволяет себе бессильно упасть в кресло и взять в подрагивающие пальцы портрет. Он снова поворачивается лицом к солнцу, прижав к груди самое дорогое, что у него осталось.⚔ ⚔ ⚔
woodkid — i love you
Он долго ерошит золото на своей голове, пачкает бледные щёки и рубашку углём — в общем, делает всё, чтобы быть похожим на обычного придворного из подземелья. Натянув на лицо капюшон, Тэхён скачет по сырой лестнице тюрьмы, стучит каблуками старых тапок и сам поражается себе, насколько быстро спешит в знакомый подвал. Король терпел до самого вечера, стараясь контролировать себя и разгребать дела, но с заходом негреющего солнца желание оказаться здесь, под землёй, буквально подмяло его под себя. Солгав Чанёлю, что пойдёт принимать ванну, Тэхён выиграл себе почти целый час. Миновав охрану незамеченным, Король пробегает последнюю лестницу, ведующую к знакомой камере. Дорога чиста, вокруг — никого, кроме преследующих его теней, замерших у одной из кирпичных стен. Тэхён потирает замёрзшие испачканные ладони, всем телом жадно льнёт к двери и прислушивается. Тишина. Только отдалённые крики сверху и беснующееся в глотке сердце. Чонгук не спит. Осторожно толкнув дверь, Король делает маленький шаг внутрь, привлекая чуткое внимание праосвенца. Они не говорят друг другу ни слова, когда Тэхён опускается на колени по ту сторону решётки и лишь молча смотрит на чужеземца своими огромными васильковыми глазами. Он очутился лицом к лицу с тем самым зверем, о котором его предупреждали, с тем, который с первого взгляда вызвал в его душе необъяснимое волнение. Чонгук тоже молчит, щурит угольные глаза, а затем медленно подползает ближе и садится у самой решётки. Ему нравится играть в эту странную и непонятную игру, нравится смотреть на необыкновенную красоту так близко, нравится видеть перед собой этого юнца, с трудом борясь с желанием схватить. Он сидит так близко, что если бы не толстые прутья, он бы не сдержался. Их глаза снова встречаются. Тэхён безрассудно думает, что нужно спросить, как зовут эту драгоценность по ту сторону. Хотя, наверное, совсем не безрассудно: ему ведь так хочется. И он делает. — Зачем тебе моё имя? — тихо спрашивает Чонгук, мазнув лукавым взглядом по лицу напротив. — Хочу, — коротко шепчет Король в ответ и тут же запускает ладонь в бездонный карман куртки. Праосвенец самодовольно хмыкает, не позволяя увести пристальный взгляд в сторону, а после замирает, заметив в чужой руке желанный кусок еды, совершенно не похожей на ту, которую обычно приносят мальчишки-пажи. — Откуда? — требовательно вопрошает Чонгук. — Украл. Внутри что-то вздрагивает. — Для меня? — Для тебя. И оба замолкают, глаз пристальных друг с друга не сводя. Чонгук сглатывает, скользнув кончиком языка по пересохшим губам, но ближе не тянется, хотя очень сильно хочет. Живот протестующе рычит, огрызаясь, а Тэхён робко улыбается, взяв кусочек мягкого хлеба и протянув его пленнику. Чонгук колеблется, в голове напоследок взвешивая все «за» и «против», хотя внутри прекрасно осознаёт, что голод сейчас выше его гордости. Он цепляет хлеб зубами, не в силах притронуться к юноше, жадно и долго пережёвывает, вытирает губы тыльной стороной ладони, и взгляд его просит ещё. Праосвенец тянет свою руку к нему сквозь прутья, берёт за ладонь с хлебом — совсем не грубо, но цепко. Король думает, что тот хочет самостоятельно забрать еду, а не хватать зубами, в конце концов, он же не пантера в клетке. Но Чонгук молча держит его за руку, позволяя волне мурашек пробежаться по телу, наблюдает только и шепчет одно-единственное Þancung*. Тэхён хмурит брови, уставившись на пленника. — Ты говоришь на английском? — он подозрительно щурится и вздрагивает, когда Чонгук всё-таки забирает у него последний кусок хлеба. Праосвенец с недоверием глядит в ответ, медленно кивая. — Значит, ты занимаешь высокую должность при дворе. Обычные люди не учат его. Чонгук молчит, глядя на Короля исподлобья. Тэхён закусывает губу, придвигаясь немного ближе и жадно хватаясь за прутья. — Что значит то слово? — Чонгук не видит вокруг себя ничего, кроме бесшумного трепета кукольных губ. Он с трудом отрывает от них пристальный тягучий взгляд. — То слово, которое ты сказал мне. Ответом служит тишина. Тэхён мысленно чертыхается, но одёргивает себя, потому что хочет быть терпеливым с незнакомцем. Наверное, в высшем обществе ему было бы жутко стыдно от того, что он плохо учил английский, однако сейчас это определённо должно убить двух зайцев: он узнает, что же тогда сказал праосвенец, а тот будет уверен в том, что Тэхён — обычный паж, не знающий элементарной грамоты. — Ты не говоришь по-английски? — интересуется Чонгук, подозревая его в обратном. Для Короля он слишком мал и глуп, мелькает в мыслях. — Мне не позволено. — Это значит «странный», — Чонгук лжёт, чтобы заметить, как изменится лицо напротив. Но ничего не происходит — Тэхён будто действительно не знает, о чём идёт речь. — Ты считаешь меня странным? — он недоверчиво отстраняется от решётки. — Да, — признаётся Чонгук. Он действительно считает его странным. Странным и чертовски красивым одновременно.