daniel pemberton — the ballad of londinium
Время идёт своим чередом, принося за собой бесцветную весну. Леодрафт похож на хрустальный кубок, переливающийся на солнце, вроде бы яркий и светлый, но в любой момент готовый разбиться вдребезги. Сейчас всем тяжело. Каждый день похож на ожидание чего-то страшного и непредсказуемого, но ничего так и не происходит. Высокий монастырь на холме молчит, девицы больше не играют в игры на улице; редкие окна горят пламенем свечей, рисуя силуэты живущих в страхе леодрафцев; поля пустуют, рабочие не машут шляпами своему Королю. Покачиваясь на своей верной лошади, Тэхён выдыхает клубы пара, поправляет мантию и серебристый мех, обнимающий плечи и греющий в эти холодные времена. Взгляд осторожно скользит по глухим окрестностям, ловя одинокие силуэты людей, которые тут же исчезают. Конь послушно ступает вдоль городских улиц, пока Король оглядывается по сторонам, прислушиваясь к тишине. Пустота. И снаружи, и внутри. Плохая погода прогнала торговок, детей, играющих прямо посреди улицы, прогнала былой дух Леодрафта, но не без помощи страха. Тэхён и сам боится, вздрагивая от каждого неосторожного свиста или крика, когда экипаж разворачивается и возвращается в замок. Ему тяжело. В какие-то моменты ребячество и юношеский максимализм отпускают, оставляя его одного, и Тэхён совершенно не знает, что должен делать. Со спины, подобно безликим убийцам, нападают страх, апатия и чувство, когда не можешь собраться хотя бы самостоятельно, что уж там говорить о Королевстве под его крылом? Он просыпается ночью, вскрикивая, снова раз за разом искренне плачет у окна, боясь, что завтра или послезавтра что-нибудь случится, а он не сможет этому помешать. И, вроде бы, надо что-то делать, но... не может. Не знает, как. Или просто притворяется, пригревшись на роли глупого мальчика, не способного вести за собой воинов во имя Златогривого Льва. У него есть Чанёль, у него есть Намджун, у него есть королевский совет и армия. Но Король не чувствует себя частью Империи, страшась собственной короны, бременем прижимающей золотые вихры. Он не хочет быть Королём. Он вынужден. Спрыгнув с лошади, Тэхён устало потягивается и кутается в тёплые меха. Тусклое солнце падает за горизонт, сменяясь вечером без единой звезды. У подножия замка его ждут военные, но он не торопится возвращаться в свою золотую клетку, топчется на месте, грея руки в полах мантии, и плетётся в противоположную сторону, игнорируя вопросительные возгласы позади. Ноги сами несут его за высокие блестящие ворота и тормозят только в тот момент, когда взгляд цепляется за маленький зелёный кустик. Тэхён от холода шмыгает носом, мнётся, но всё-таки опускается на колени, скинув с рук перчатки, и дрожащими пальцами касается белой шапочки подснежника, что будто тут же начинает звенеть. — Fæger. Приглядывается, а за ним ещё несколько таких, целая россыпь зелёных стебельков с качающимися на ветру белыми головами, что приветственно машут Королю. Тэхён склоняет голову, улыбнувшись сам себе, осторожно цепляется пальцем за тонкий листочек и дёргает цветок, мысленно извиняясь перед матушкой Природой за излишнюю грубость. Красоту хочется забрать с собой, в тепло и покой, поэтому несколько подснежников ложатся на аккуратную ладонь. Тэхён поднимается с земли, оглядывается по сторонам, прислушиваясь к шуму ветра и лёгкому плеску озера, где совсем недавно треснул толстый лёд. Король напоследок вздыхает вечернюю свежесть и быстрым шагом возвращается в замок, слыша, как за ним закрываются скрипучие ворота. Пока Тэхён переодевается, он думает лишь о том, насколько всё вокруг поменялось. Сердце болезненно сжимается в груди от одной лихорадочной мысли, что нужно срочно построить волшебный купол вокруг Леодрафта, чтобы Империю точно никто не тронул. Он до сих пор живёт в мире из собственных сказок, построенном не без помощи заботливого отца, которому, наверное, стоило бы быть пожестче. Тэхён всё знает, всё понимает, но сделать ничего не может; живёт, будто беспомощная кукла, имеющая в своих руках власть, ответственность за людей, землю и честь. Говорить с Чанёлем не хочется: тот начнёт читать нравоучения, только злящие и раздражающие. Папа бы, наверное, помог, успокоил, заверил, что всё будет хорошо, просто стоит немного подождать и сделать хоть что-нибудь для безопасности. Ему хочется получить совет, хочется получить тепло и заботу, которых, чёрт, так не хватает. Ему тошно сидеть в своей золотой спальне в темноте, в очередной раз глотая жгучие слёзы и душащий страх; тошно бродить по бесконечному лабиринту из коридоров дворца, смотря на портреты и вспоминая, как раньше можно было беззаботно бегать здесь и радоваться жизни. У него слишком рано забрали детство. Так нельзя. Тэхён чувствует себя ребёнком, хотя и не хочет. Когда он снова спускается под землю, здравый смысл говорит ему притормозить, обдумать всё как следует и потопить в себе это ноющее желание поговорить с кем-нибудь. Ноги будто сами несут его, руки нервно теребят робу, пока сам Король вряд ли вообще осознаёт, что делает. Ровно до тех пор, пока за его спиной не закрывается тяжёлая дверь, а в темноте не мелькают знакомые мрачные глаза. — При...вет, — несмело лепечет Тэхён, бухнувшись на колени перед решёткой. Из тени появляется Чонгук, смотрящий на него столь жадно, будто змея, увидевшая дикого кролика, но Тэхён этого не замечает, растерянно смотря куда-то вниз. Праосвенец пододвигается ближе, немного окрепнув и возмужав за последние недели, когда он упорно заставлял себя подняться с подстилки, рассечь воздух слабыми кулаками, вдохнуть полной грудью и не рухнуть от пары отжиманий. Он мягко улыбается, не сводя волчьего взгляда с опечаленного лица напротив, осторожно поднимает руку и касается чужих пальцев, с силой сжимающих решётку, отчего Тэхён дёргается, словно очнулся ото сна. Чонгук машинально убирает ладонь, ощутив собственный немой укор за излишнюю ласку. — Что случилось, котёнок? — шепчет он, качнув головой, отчего на лоб спадает прядь волос, собранных в хвост на затылке тугой верёвкой. — Ты выглядишь... печальным. Тэхён улыбается краем губ, снова скользнув пальцами по решётке, будто призывает дотронуться снова, хотя знает, что играет с огнём. Просто человек по ту сторону кажется родным, чертовски родным и близким, с которым можно поговорить о чём угодно, который не осудит и лишний раз не напомнит, кому и что он должен. — Да, — кивает, поднимая синие глаза на Чонгука, и тот машинально вскидывает подбородок, прислушиваясь. — Не всё гладко сейчас. — Расскажешь? — Не хочу, — Тэхён знает, что болтать лишнего нельзя, иначе вся эта хрупкая дружба, если её можно назвать таковой, и взаимная тяга разлетятся на осколки. — Просто хочу, чтобы кто-то был рядом. Мне... хочется, чтобы... чтобы ты... побыл со мной. Ладно? Слова даются с трудом, но для Чонгука они — будто лекарство на израненную душу, ведь мальчишка напротив и вправду готов ему в любви признаться, а, значит, желаемая свобода уже призывно щекочет пятки. Праосвенец широко улыбается, скользнув ладонью вдоль прутьев и осторожно положив её поверх чужой, холодной и подрагивающей, согревая. — Ладно. Тэхён благодарно усмехается ему, поджав губы, и понимает, что даже не знает, о чём поговорить. Хочется столько всего сказать, столько всего сделать, но всё ограничивается беззвучным спасибо и лёгкой дрожью собственных пальцев, когда Чонгук крепче сжимает его руку. Сердце в груди болезненно трепещет от напряжения, правда, через какое-то время действительно становится лучше: Тэхён даже слегка приваливается на решётку, прикрыв глаза, пока Чонгук молчаливо наблюдает за своим послушным котёнком, не заметившим, как пальцы давно сплелись между собой. Борясь с самим собой, праосвенец старается заглушить чувствами мысли, шуршащие в черепной коробке, поэтому слегка наклоняется и упирается лбом в прутья там, где сверкают золотые кудри. — Я принёс тебе кое-что, — говорит Тэхён почти без звука, тянется пальцами свободной руки в карман и достаёт оттуда подснежник, красивый, но слегка потухший. Чонгук давится воздухом. Он ловит себя на мысли, что сердце в какой-то момент предательски вздрагивает и тормозит вовсе, а все слова, напор и былая сила куда-то улетучиваются, рассеиваясь перед нежностью юноши. — Когда я увидел его, я подумал о тебе. Его глаза пару раз медленно моргают, смотря на цветок в чужих руках, которые осторожно тянутся к нему сквозь клетку. Чонгук сглатывает, по-прежнему не в силах выдавить из себя хоть слово, будто заколдованный тянется навстречу и чувствует, как длинные пальцы бережно цепляют подснежник за ухо. Цветок сияет на фоне чёрных волос и глаз, смотрящих на Тэхёна с опаской, пока тот растягивает красивые губы в улыбке, а в синих глазах появляется радостный огонёк. Простая трава принесла ему счастье? Бред. Но почему тогда этот бред трогает его ледяное сердце? — Я приду к тебе завтра, — сообщает Тэхён, внезапно услышав постороннюю возню за дверью. Если кто-то зайдёт сейчас, будет очень плохо. Праосвенец аккуратно кивает, всё ещё прикусив язык. — Спасибо. — За что? — успевает кинуть вслед Чонгук прежде, чем тот встаёт и уходит. Тэхён осторожно оборачивается, несмело улыбнувшись краешком рта: — За то, что немного побыл со мной. Он исчезает, оставляя праосвенца наедине с самим собой, а это, наверное, страшнее, чем допрос палачей тюрьмы Леодрафта. Здравые демоны внутри него сокрушаются от того, что на какое-то мгновение Чонгук потерял свою каменную маску, показал слабую сторону и чуть не расклеился, от чести оставляя только пыль. Нет, он не сделал ничего такого, но сердце почему-то так сильно стучит в груди, словно праосвенец, поддавшись неправильным мыслям, предал свою землю. Король отползает в темноту, упираясь спиной в острые кирпичи, скользит по рукам, что будто жжёт от призрачных прикосновений пажа, а сам мысленно уверяет себя, что это всё ради Праосвена. Порывистым движением руки он хватает белый цветок, долго смотрит на него, будто колеблется до последнего, а после всё же грубо рвёт его на части.⚔ ⚔ ⚔
secret garden — nocturne
Стоит первым робким лучам выскользнуть из-за горизонта, стреляя по окнам сверкающего дворца, Тэхён приоткрывает один глаз, вымученно выдохнув в мягкую подушку. Сон сегодня так и не пришёл, решив не беспокоить Короля, что, наверное, лучше бы увидел кошмарные видения и собственные страхи, от которых не убежишь и не позовёшь на помощь, чем всю ночь бездумно лежать, смотря в потолок и изредка проваливаясь в обманчивые лапы ненадёжной дремоты. За окнами, переливающимися в лучах перламутровыми бликами, звенят редкие птицы, переговариваясь между собой на тонких веточках больших деревьев, пускающих первые почки. Тэхён привстаёт на мягкой постели, сонными глазами осматривая покои, тормозит на лице отца и еле заметно кивает, будто здороваясь. Часы на стене едва ли показывают шесть, когда он слезает с кровати, стягивает с себя рубашку, потирая голые плечи, и потягивается. Кожу, молочную, тонкую, красивую, ласкают солнечные лучи, пока Тэхён трёт мятое лицо, приглаживает золотые волосы и маленькими шажками бредёт в гардеробную, чтобы поскорее одеться: в спальне непривычно холодно. Служанки давно не помогают собраться сахарному принцу, не завязывают ему шнурки на лаковых туфлях с золотыми бляшками, не цепляют роскошный бант на шее, не надевают кольца — он сам для себя решил, что хватит. Сначала было сложно, сейчас гораздо легче, поэтому на одежду уходит несколько минут. Собравшись и в последний раз поправив ворот рубашки, Король останавливается у большой двери, оборачиваясь через плечо. Из маленькой вазы на небольшом столике на него смотрит несколько подснежников, которые вызывают на губах робкую улыбку, вспыхивая яркими воспоминаниями о произошедшем вчера. Пока Тэхён идёт по длинным коридорам, он чувствует, как внутри начинает скрести совесть за то, что Король Леодрафта позволяет себе подобное по отношению к противнику. В какой-то момент он думает, что сам толком не знает, почему Праосвен несколько лет назад вдруг стал их заклятым врагом. На смену вступают противоречивые чувства и слова врача: они тоже люди, они тоже чувствуют и способны на хорошие вещи, если отпустят крыло своего правителя. Аки тоже человек, думает Тэхён, подмечая, что обязательно исполнит своё обещание вернуться. — Ваше Величество! — неожиданно восклицают за спиной, стоит ему оказаться на пороге огромной залы, где возится ворох служанок. — Вы сегодня рано проснулись! — нянечка оббегает его, держа поднос со свежей выпечкой, и радостно улыбается ему. — Хорошо спалось? — Хорошо, — он неловко кивает, словно чужой здесь, и проходит вдоль большого зала под стихающую возню. — Сегодня солнце. Холодно? — Ветер, Ваше Величество, — Тэхён садится за стол, тут же получая большую тарелку с горячей едой от хлопочущей служанки, а нянечка подкладывает хлеба. — Погода сейчас очень обманчива: утром солнце, через пару часов — проливной дождь или мокрый снег. Поэтому нужно одеться теплее, когда поедете по делам... — Довольно болтовни, — прерывает её Чанёль, появившийся в проёме больших дверей. Он нервно поправляет манжеты, приглаживает собранные в хвост волосы и в целом выглядит так, будто только что встал с кровати, хотя, наверное, так и было. — Ваше Величество, на сегодня назначены деловые переговоры с гостями из Ангадорры. Если в пути ничего не произошло, они будут здесь с минуты на минуту, поэтому нужно поторопиться. К сожалению, советники господина Хана не известили нас о том, что он уже покинул провинцию, — Тэхён растерянно смотрит на советника, а потом вспоминает, что и вправду забыл про важную встречу. — После назначена тренировка и стрельба из лука. — Спасибо, — Чанёль учтиво кланяется ему, а Король неловко дёргает краем губ, растерянно взяв в руки до блеска начищенную вилку. — Большой зал готов для приёма гостей? — Да, Ваше Величество. Всё готово, — няня с опустевшим подносом снова кланяется и с заботой смотрит на то, как Тэхён принимается есть без особого аппетита, но спеша, потому что опоздать совсем не хочется. Завтрак проходит быстро и молча, так, как и желал Король. Настроения говорить о чём-либо не было, а выдавливать из себя фальшивые фразы являлось бы свинством по отношению к нянечке и служанкам. Они ведь к нему со всей душой нараспашку, бегают вокруг, возятся — переживают за юного господина. Почему-то раньше Тэхён не замечал подобного отношения к себе, но сейчас, когда в руках — власть, когда в спину дышит чёрная армия Праосвена, а рядом появился кто-то, на кого хочется равняться, всё обострилось. Теперь не хотелось специально строить из себя задиру-глупца, играя в прятки прямо посреди залы и нарочно дразня служанок, чтобы те попались отцу, что со всей строгостью отчитал бы их за дурачество. Он понял одну важную вещь: детство с разбитыми коленями и беспечностью ушло, сменяясь напряжённой юностью со своими ловушками для разума и чувств. Когда часы в главном зале бьют восемь, Тэхён, держащий спину прямо, напряжённо прислушивается к десяткам шагов и голосов по ту сторону двери. Тяжёлая золотая корона блестит на его светлых волосах, переливается при свете редких лучей, пробивающихся сквозь бархатные шторы. Он неестественно сосредоточен, взволнован и накалён до предела, словно в любой момент может расплавиться. Главнокомандующий, нависший слева подобно каменной глыбе, следит за дверью, а советник молча считает чужие шаги, ожидая, когда же большая зала, погрязшая в напряжённой тишине, разразится приветствиями и шумом. Наконец, лакеи торжественно распахивают двери, и Тэхён встречается взглядом с юношей, который едва ли старше его самого. Правитель Ангадорры легко улыбается и, сопровождаемый роскошной свитой, быстрым шагом проходит в залу. Останавливается он лишь в тот момент, когда оказывается с другой стороны длинного стола, и низко кланяется Королю своей Империи. — Добро пожаловать в сердце Леодрафта, — еле слышно говорит Тэхён, на что гость растягивает аккуратный рот в очередной улыбке. — Для меня большая честь, что вы согласились на переговоры, господин Хан. Он хлопает в ладоши, кажется, просто светясь от радости и необъяснимого счастья в такое тяжёлое и опасное время, поэтому Тэхён, как бы ни старался, совсем не понимает его. Одетый в длинный шёлковый халат и расшитую жемчугом рубашку, правитель Ангадорры подходит ближе и протягивает Королю свои широкие ладони, чтобы бережно поцеловать руку в знак благодарности и уважения. Тэхён невольно думает, сколько ему: семнадцать, восемнадцать? Такой молодой, а уже во главе целой провинции праздного Леодрафта, хотя больше похож на обычного весельчака, продающего леденцы на ярмарке. Хан снова улыбается большими карими глазами, обрамлёнными маленькими угольными стрелками, поправляет светло-русые пряди волос и выжидающе смотрит на Тэхёна. — Можете называть меня Санхёк, Ваше Величество, — голос у него мягкий, нежный, таящий, как зефир. — Я не мог не принять ваше предложение. Мы находимся по ту сторону гор Праосвен, но в любой момент можем попасть под удар, поэтому силы стоит объединить. Защитить Леодрафт — наш главный долг, — он оборачивается, через плечо глянув на командира своей армии, и тот согласно кивает ему. Такое чувство, что люди из этого места в тысячу раз красивее любого коренного жителя Леодрафта; настоящий народ солнца, которое чаще заглядывает к ним в гости. — Ангадорра согласна присоединиться к коалиции? — Тэхён спрашивает в лоб, минуя никому не нужные прелюдии в виде лести и бесконечного ливня из благодарностей. — Безусловно, — жмёт плечами Санхёк, растерянно улыбнувшись, будто услышал неимоверную глупость. — Совет был собран позавчера ровно в час пополудни, где единогласно было принято решение прийти на помощь. Мы выдвинулись в путь сразу же, как только экипаж был готов. — В таком случае... — Тэхён впервые неловко дёргает краем губ в попытке улыбнуться, — приступим к работе над планом атаки и защиты? — Король оборачивается, взглянув на Чанёля в надежде поймать нотки поддержки. — Гонцы донесли, что глава провинции Кольюир прибудет со дня на день, — советник переглядывается с гостями и Намджуном, уверенно дёрнув головой в такт собственным словам. — Полагаю, мы можем приступить к разработке стратегии сейчас, а после поставим в известность господина Ли, — остальные соглашаются, рассаживаясь вдоль длинного стола, а Санхёк вдруг оказывается совсем рядом с Королём. — Для меня большая честь посетить это Священное место, — вновь учтиво кланяется Тэхёну, который и сам машинально опускается вниз. — Позвольте мне преподнести вам этот скромный подарок, — легко хлопнув в ладоши, Хан оборачивается, и Тэхён видит перед собой большую корзину. Заметив лёгкое смятение, глава Ангадорры продолжает. — Это сладости, готов поспорить, в Леодрафте таких нет, — он легко улыбается снова и снова, своей улыбкой поднимая настроение хмурому Королю. — А это лично от меня. Маленький букет фиолетовых лилий, которых Тэхён в жизни никогда не видел, словно по взмаху волшебной палочки оказывается в руках Санхёка, который бережно протягивает своему Королю сей драгоценный подарок. Тот вдыхает терпкий аромат больших лиловых голов, качающихся от любого прикосновения, и невольно думает, что господин Хан чем-то похож на эти цветы.⚔ ⚔ ⚔
Когда на Леодрафт опускается тёмный вечер, а свита Короля устало тащится c поздней тренировки прямиком в засыпающий замок, Тэхён ни на минуту не перестаёт думать о том, что должен сдержать своё обещание вернуться в подземелье. Подобное напоминает ему замкнутый круг, из которого сложно выбраться, потому что соблазн быть затянутым в ещё больший круговорот слишком велик. Тяжёлый день с длительными переговорами, спорами о тактике, уничтожающими тренировками давит неприятным осадком на плечи, пока даже его лошадь, будто светящаяся меж стройных рядов чернеющих в сумерках деревьев, бредёт следом за остальными. Во дворце всё тихо: служанки не возятся гурьбой вокруг него, снимая шубу, сапоги, грязную одежду, не тащат в купель. Одна лишь няня упорно ждёт своего Короля, любовно приглаживает серебристый мех, унося мантию прочь, и Тэхён рад, что перед вечером не столкнётся с ненавистной суетой, вгоняющей в панику. Советник зачитывает дела на завтрашний день, от количества которых голова идёт кругом, желает спокойной ночи и уходит, прикрыв дверь в большую комнату для купания. Прогнав прочь одного-единственного лакея, что должен был помочь принять горячую ванну перед сном, Король скидывает с себя грязную рубашку, брюки и опускается в воду, блаженно прикрыв глаза и задумавшись. Идея приходит в голову спонтанно, не дав хотя бы пару минут для того, чтобы как следует обдумать. Замок стихает, засыпая, а Тэхён снова играется, перед зеркалом искусно вырисовывая угольные полосы на бледных щеках и улыбаясь, словно вместо собственного отражения видит что-то неимоверно смешное. Он набирает в вёдра воды, кидает собственные мочалки, кусок мыла, берёт с собой кучу вещей, за которые Чанёль, если бы поймал его на подобном, давно бы насильно приставил ему пару охранников, всю ночь сторожащих прямо у изголовья кровати. Когда в подземелье он тормозит, прислушиваясь к плеску воды в тяжёлых вёдрах и громкому посапыванию охранника, сердце наоборот заходится в бешеном танце просто от одной мысли, что Тэхён и вправду собирается сделать это. Удача явно оказывается в его руках в тот самый момент, когда взгляд ловит запасную связку ключей на стене у входа в запретную камеру. Тэхён слишком быстро и неуклюже вваливается в мрачную комнату с единственным факелом, ставит вёдра на пол, расплескав воду вокруг. Чонгук от неожиданности подскакивает на месте, удивлённо всматриваясь в сумерки и прислушиваясь к тому, как щёлкает замок тяжёлой двери. Щёлкает изнутри. — Ты... — он выгибает бровь, глядя на закрытую дверь, — закрыл нас? Тэхён еле заметно кивает и идёт дальше: вставляет ключ в замочную скважину камеры, поворачивает пару раз, а у Чонгука сердце удар пропускает — он и вправду снова непозволительно близко, своим присутствием намеренно будя зверя внутри, способного в любой момент сорваться с цепи. Пока Король возится с вещами, которые принёс для праосвенца, тот совсем не понимает, что происходит, впервые за последнее время нервно сглатывая и вжимаясь спиной в кирпичную стену. Ему самому на мгновение становится жутко стыдно за подобные эмоции, но от этого мальчишки можно ожидать чего угодно. Особенно, когда в длинных пальцах мелькает острое серебряное лезвие. — Что ты собираешься делать? — спрашивает Чонгук, когда Тэхён по-лягушачьи садится перед ним и раскладывает перед собой ножницы, расчёску и большой кусок мыла. — Как что? — он неловко тупит взор, чувствуя напряжение и интерес, исходящие от праосвенца. Взгляд вдруг цепляется за разбитую губу и порезанную скулу. Допросы. — Врач приказал помыть тебя на ночь. Завтра рано утром он придёт обработать раны. — Да? — Чонгук самодовольно дёргает краем губ, замечая, как на чужих щёках, несмотря на блёклый свет подземелья, расцветают пятна лёгкого смущения. — Врачу приказали больше не появляться в моей камере. Или ты не в курсе произошедшего? — В курсе чего? — Тэхён вопросительно приоткрывает рот, в который раз нервно пытаясь закатать рукава большой рубашки. Чонгук видит эту робость на дне чужих синих глаз, видит, как дрожат пальцы, когда леодрафец не знает, куда их деть: нужно приступать к делу, иначе он точно струсит. — Пажей обычно не посвящают в дела, связанные с пленными. Только поесть, убраться, помыть... — Да-да, — тихо смеётся Чонгук, внезапно оттолкнувшись от стены и по-хозяйски скользнув ладонью вдоль бледного локтя, отчего Тэхён тут же дёргается в сторону, будто почувствовал приставленный к горлу нож. — Тогда чего же ты дрожишь? Боишься? Он сглатывает, не сводя пристального взгляда с длинных пальцев, что неожиданно нежно скребут кожу, вызывая мурашки, поднимаются выше, скользя по плечу, и лукаво щёлкают большой пуговицей, обнажая глубокую ямку между ключиц. — Нет, — выходит, признаться, паршиво, потому что голос скачет посередине этого короткого слова. — Позволишь мне... привести тебя в порядок? — шепчет Тэхён, до боли в ладони сжимая ножницы. Чонгук знает, что если позволит себе слишком много в этой опасной игре, то обязательно почувствует, как сталь входит в глотку или, может, в живот. Ожидать от парня напротив можно чего угодно, даже подобную выходку; он слишком напряжён сейчас, поэтому рука праосвенца всё же отпускает его, а сам юноша наклоняется ближе, беззвучно перебирая губами: — Поведёшь меня на королевский приём завтра? — губы режет ухмылка, а Тэхён, не успевший отодвинуться, чувствует, как в тусклом свете подземелья чужое горячее дыхание щекочет ухо. — Я же сказал, что врач приказал... — Ладно тебе, котёнок, — тот издевательски усмехается и лёгким движением мгновенно скидывает с себя рубаху, обнажая песочную кожу, от одного взгляда на которую Тэхёну хочется сбежать. — Я просто шучу. Не бойся меня, — Чонгук откидывает ненужную вещь в сторону, краем глаза замечая на себе пристальный взгляд. — Я не трону тебя до тех пор, пока ты не тронешь меня. Тэхён не до конца понимает, что это значит, но зато всем своим нутром чувствует, что в этой игре, которую он начал первым, счёт идёт явно не в его пользу. На фоне мощного и властного праосвенца, способного одним лишь взглядом заставить ластиться на коленях перед собой, Король выглядит жалкой податливой куклой, вынужденной по собственному желанию встать на эти колени и поклониться, только бы тот позволил прикоснуться к себе, почувствовать, заговорить. Когда Чонгук послушно поднимается, больше не шатаясь от любого движения, а крепко стоя на ногах, Тэхёну становится страшно: тот почти на полголовы выше него и гораздо больше, мускулистее и сильнее. Похож на дикого тигра, чёрную пантеру, которую удалось приручить. Надолго ли? — Сядь, пожалуйста, здесь, — Тэхён протирает лезвие тряпкой и намыливает мочалку, пока Чонгук, обернувшись, опускается вниз, озадаченно глядя на свой драгоценный трофей в виде волшебного мальчика. — Я собираюсь побрить и подстричь тебя, — они говорят шёпотом, почти беззвучно, поэтому возникает такое чувство, что двое вообще общаются мыслями. — Ого, — праосвенец оценивающе поджимает губы, похлопав себя по заросшим щекам. Да уж, побриться и отстричь отросшие волосы ему хотелось больше всего на свете, поэтому он тут же ловко тянет за верёвку, отчего на широкие плечи падают тёмно-русые волосы с вплетёнными блестящими колечками. — Сделай же это. Король, будто повисший на нитях кукловода, покорно встаёт позади праосвенца, нервно касается жёстких волос, когда праосвенец лязгает цепью, усаживаясь поудобнее. Пальцы осторожно проскальзывают меж них, Тэхён неосознанно ласкает чужую шею, перебирает толстые пряди и разглядывает спутавшиеся косички со сверкающими кольцами. Это скорее напоминает мучительную пытку со сладким послевкусием, которое бывает только у чокнутых. Наверное, он действительно чокнулся. Взяв в руку ножницы, Тэхён неуверенно кромсает отросший хвост, собирая волосы в мешок, режет ещё и ещё, напрочь срезая дикие украшения, не свойственные утончённому Леодрафту. Чонгук и вправду стоит на распутье, не зная, ринуться в левую сторону, с головой окунувшись в соблазнительный омут и играть до конца, до самой свободы, или же в правую и прикончить мальчишку прямо сейчас, схватив лезвие, заманчиво блестящее на расстоянии вытянутой руки. В нём вспыхивает дьявольское пламя, распаляя и подбивающее желать большего, чем все эти красивые взгляды, неловкие касания и тошнотворная нежность. Ему не свойственна эта сладость, присущая Тэхёну, которого хочется подмять под себя, терзая девственно-розовые губы, прижать к стене щекой, до боли кусая за плечо, вцепившись в бёдра до глубоких ямок от пальцев. Он дикий зверь, который мысленно считает секунды до того, как сорвётся, и никакая цепь не сдержит его на пути к тому, чтобы заполучить эту красоту в свои лапы. Покончив со стрижкой, Тэхён понимает, что справился вполне хорошо, как будто прежде делал это. Он откладывает ножницы в сторону, молча обходит праосвенца, не зная, о чём заговорить с ним, садится рядом, ближе придвигая тяжёлое ведро и мочалку, которой собирается хорошенько намылить лицо Чонгука. Король неловко задумывается всего на мгновение, а когда отмирает, бросает жадный взгляд на чужеземца в жалких сантиметрах от себя. Небрежная чуть вьющаяся чёлка слегка спадает на лоб, в открытых ныне ушах блестят серьги-кольца, а на губах теплится еле заметная ухмылка. — Я могу сам, — шепчет Чонгук, замечая, как долго тот колеблится. — Нет, — мотает головой. — Просто сядь поудобнее. Тот слушается, раздвинув ноги, а Король весь вспыхивает, когда приходится подвинуться настолько ближе. Он шумно сглатывает в тишине, нарушаемой лишь переплетающимися между собой дыханиями, тяжелеющими от этой сладкой пытки за считанные секунды. Он осторожно кладёт ладонь на шею, нарочито медленно ведёт вверх, чувствуя жар смуглой кожи, пока Чонгук упорно сдерживается, чтобы не вцепиться в узкую талию, вжимаясь носом в ключицы, что дразняще мелькают перед глазами, и вдыхая аромат фарфоровой кожи. Намыленной мочалкой леодрафец быстро омывает чужие широкие плечи, мускулистую грудь с круглыми мышцами. Чонгуку не страшно, когда паж берёт в руки лезвие. Он начеку. — Не дёргайся, пожалуйста, — Тэхён хватается за чужой подбородок и поднимает голову к потолку. Чёрные глаза не отрываются от него ни на секунду, пока бритва делает первые лёгкие движения. Королю становится неловко, потому что, Боже, этот тяжёлый взгляд, наблюдающий за каждым движением и сверлящий его синие очи, не менее напряжённо следящие за движением руки, заставляет голову кружиться. Тэхён задерживает дыхание, когда неосторожно качается в сторону и чуть не теряет равновесие. Они находятся слишком близко друг к другу, особенно, когда Чонгук опускает голову и чуть не упирается носом в его грудь с расстёгнутыми пуговицами. Им двоим это нравится, определённо. Покончив с одной стороной, Тэхён задумчиво пробегается острым языком вдоль губ, а Чонгук тает от этого, чувствуя, как тоненький фитиль внутри него постепенно исчезает, сжираемый яркой искрой. Весь такой невинный, показательно сахарный, — хотя, Чонгук уверен, тот ещё чёрт — он стоит перед ним в опасной близости, поэтому терпеть больше нельзя. Чонгук скользит по чужому бедру широкой ладонью, чувствуя, как неконтролируемая дрожь сотрясает его мощное тело. Совершенно не ожидая подобной выходки, Король неловко вздрагивает, рывком оставив на скуле небольшой порез от лезвия. — Извини! — бритва брякает о каменный пол, когда Тэхён отшатывается. — Больно? Я принесу лекарство, только подожди, нужно в больничное крыло... Когда Король неуклюже вскакивает, Чонгук порывисто хватает его за запястье и возвращает на место, заставляя бухнуться перед собой на колени. Его ладонь по-хозяйски ныряет меж золотистых волос, леодрафец крупно дрожит, но больше не отстраняется, с напряжением наблюдая. Каменное сердце праосвенца на какое-то мгновение волнительно трепещет от этой заботы. Последний раз о нём заботился лишь врач, но делал это, скорее, только из-за того, что вынужден работать, а делать своё дело кое-как не мог. — Ты такой красивый, — вдруг выдаёт Тэхён, неосознанно придвигаясь ближе. — Я никогда не видел тебя без щетины, — он несмело тянет руку, кончиком подрагивающего пальца собирает налившуюся капельку крови из пореза, а другой ладонью ведёт по мягким скулам. Чонгук улыбается. Улыбается широко, будто увидел что-то настолько приятное, способное разбить его каменную маску вдребезги. Он не помнит, когда последний раз так улыбался, не контролируя скудную палитру эмоций. Не помнит, когда последний раз его называли красивым. Тишина закладывает уши, поэтому собственный бешеный пульс и частые вздохи помогают Тэхёну не потеряться в пространстве. Голова идёт кругом, когда Чонгук большим пальцем скользит по его щеке, слегка приподнимая лицо за подбородок, немного играется с пухлой губой, а Король даже сделать ничего не может. И не хочет. Он не дёргается в страхе, не заикается глупыми отговорками, что срочно нужно бежать, лишь послушно не дышит, позволяя мраку в глазах напротив поглотить его. Ладонь Тэхёна боязливо ложится на обнажённую грудь, вдруг вздрогнувшую от смелого жеста, а сам он буквально осязает сердцебиение под кожей. Оба разглядывают друг друга, зная, что может произойти дальше, оба играются и дразнят. Один боится спугнуть нужный ключ к свободе своей грубостью, потому что быть нежным не умеет; другой боится последствий, неизвестности и бездонного океана страха, который обязательно поглотит его. Чонгуку безумно хочется поцеловать его, поэтому он нависает сверху, пальцами очерчивая острую линию челюсти, наклоняется, и кончики носов вдруг сталкиваются. Тэхёну дико страшно, когда он чувствует чужие сильные руки и горячее дыхание, щекочущее под носом. Финальной точкой для него становится момент, когда Чонгук, наконец, приподнимает подбородок, невесомо касаясь собственными губами его, слегка зажимает их, боясь спугнуть юношу в своих руках. Сладкие, нежные, дурманящие губы Тэхёна еле заметно приоткрываются, но когда праосвенец хочет глубоко поцеловать его, даря первый взрослый поцелуй в его жизни, в голове что-то щёлкает, и Король испуганно дёргается, вырываясь. Праосвенец не перечит: послушно отпускает его, ощущая, как больно жжёт губы. — Всё ещё боишься, — констатирует Чонгук, смотря в синие глаза, переполненные то ли разочарованием, то ли виной. — Не играй из себя смельчака, если на половине пути сдаёшься. Пока праосвенец поднимается, Тэхён растерянно смотрит куда-то в пустоту, ощущая, как пульсируют губы. Сердце разочарованно ухает внутри грудной клетки. Король не замечает, как Чонгук сам берёт в руки мочалку, оттаскивает вёдра с остывшей водой в сторону и принимается мыться, остужая разгоряченное близостью тело. Тэхён и сам отворачивается, нервно собирая все вещи, которые принёс с собой, а на плечи давит жестокая реальность. Хочется отмотать время назад, изменить всё, поддаться искушению и поцеловать настоящего зверя, праосвенца, скользнуть пальцами в волнистые волосы, почувствовать властные прикосновения на своей бледной коже. Или хотя бы вернуться на несколько минут до, чтобы тишина не напрягала своей тяжестью и отголосками чужого раздражения, ведь Тэхён чем-то напомнил ему нерешительную даму, одну из наложниц, что до последнего ломает комедию и отталкивает заводящегося Короля, когда тому срочно нужно получить желаемое. Когда вещи собраны, он забирает пустые вёдра, стараясь не смотреть на Чонгука, что нарочито долго возится с брюками. Ему дико не хочется уходить, возвращаться в холодную спальню и сжирать самого себя изнутри, обдумывая случившееся и то, что могло случиться. Поэтому в тот момент, когда подбирает с пола ключи, Тэхён неимоверно счастлив, стоит искушающе-хриплому голосу раздаться за спиной: — Вот так уйдёшь? Чёрт, нет. Он понимает, что не может уйти просто так. Он не хочет делать этого. Но сделать шаг назад не позволяет чувство страха, поэтому Тэхён останавливается по ту сторону решётки, топя во взгляде былое смущение и робость. Глаза мрачнеют, жадно скользя по лицу Чонгука, что, вопреки немым мольбам, приближается. Они стоят близко, между ними — толстая решётка запретных чувств, которые давно нужно было задушить внутри себя. Тэхён пару раз облизывает губы, всё ещё сомневаясь, а Чонгук лишь дёргает краем рта, ожидая следующего шага. — Ну? — хрипит он, упираясь лбом в решётку. — Скажешь мне до завтра? Переворот внутри Тэхёна случается в тот момент, когда он слегка неуклюже приподнимается на цыпочках и тычется меж прутьев, снова ощущая чужой терпкий запах, прежде чуждый. Носы вновь предупреждающе сталкиваются, но в этот раз Король не сдаёт назад, а наоборот, в последний раз трепетно вдыхая, толкается вперёд, мягко целуя горячие губы Чонгука, что будто безоговорочно сдаётся в плен. Этот поцелуй, наполненный нежностью, заставляет его замереть на месте, прикрыв глаза и нахмурившись. Приятно. Он даже и представить не мог, что будет настолько хорошо. Они целуются сквозь решётку чертовой тюремной камеры, а Тэхён жалеет, что не может бережно обнять его, с неким отчаянием хватаясь пальцами за чужую руку. В отличие от покорного леодрафца, Чонгук бесконечно благодарен ему, что из-за преграды не может дотянуться до него. Его трясёт, колотит, когда поцелуй становится глубже и ярче, напрочь выбивая землю из-под ног: ему на миг кажется, будто прежде он вообще никогда не целовался. Он задыхается, жадно покусывая чужие губы, но на прикосновения не отвечает, боясь сорваться окончательно. Хотя, наверное, он уже сделал это. Неосознанно, бесповоротно и окончательно, теряясь в чувствах и эмоциях по отношению к дитя вражеских земель. Тэхён растерянно дышит в перерывах между нетерпеливыми поцелуями, боится вернуться в клетку, думая, что тогда спастись из цепких лап точно не сможет. Вдруг Чонгук дёргается, в последний раз пробежавшись языком вдоль чужих губ, отпускает руку и отшатывается напрочь, скрывая лицо в темноте; боится, что Тэхён увидит его краснеющие щёки. Это ведь нонсенс. — Я... сделал что-то не так? — Нет, — Чонгук совсем уходит во тьму, не позволяя увидеть себя, закрывает лицо руками и до боли стискивает зубы, ненавидя самого себя до яростной дрожи. — Просто уходи. Сейчас. Пока не поздно. Тэхён не знает, в чём причина, но тон, покрывшийся толстым слоем колючего льда, заставляет его исчезнуть.