Боже, храни Короля

      На смену чувствам приходят угрызения совести и стыд.       Тэхён не может ничего поделать с собой, когда тёмная ночь, скрывающая собой тайны подземелья, уходит, а на её месте появляется дождливое утро, обрушивающее на плечи страх, позор, неловкость за такое желаемое, но непозволительное. Свернувшись в клубок на своей огромной кровати, спрятавшись от всего мира в ворохе одеял и подушек, он лежит, почти не дыша, чувствуя только биение сердца, разрывающего грудь на части. Тэхён не знает, как ему вообще встать, как показаться советнику или господину Хану, с которым назначена поездка в лес, чтобы поохотиться и потренировать навыки атаки. В сознание закрадывается навязчивое чувство, будто все они, каждая служанка, каждый лакей видели его вчера, когда он, Король Леодрафта, нетерпеливо поцеловал одного из праосвенцев.       Вдруг ручка двери тихо скрипит, но он улавливает это своим чутким слухом и отсчитывает жалкие секунды до приветственного:       — Ваше Величество, пора вставать.       Становится ещё хуже. Тэхён осторожно открывает глаза, словно вот-вот получит кулаком по лицу, медленно привстаёт и, без тени сна на лице, с опаской смотрит на советника, высокой статуей возвышающегося над кроватью в окружении трёх служанок. Чанёль еле заметно дёргает уголком рта, сохраняя присущую ему отрешённость, складывает на пуфик принесённую одежду и, пару раз хлопнув в ладоши, уходит, а девушки начинают волчком вертеться по комнате: одна раскрывает шторы, другая — достаёт начищенные до блеска туфли, а третья раскладывает наряд на сегодня, чтобы Король мог одеться быстрее.       — Я же приказал советнику, чтобы больше вы не приходили сюда по утрам, — хрипит Король, свесив ноги с кровати на пушистый мех.       — Сегодня важный день, Ваше Величество, — сетует служанка, собираясь помочь своему господину снять рубашку, но Тэхён грубо бьёт её по рукам, запахивая обнаженную грудь. — Советник Пак отдал приказ подготовить вас к торжественному завтраку с господином Ханом.       На какое-то мгновение ему и вправду становится стыдно за проявленное неуважение к девчонке, но оно тут же сменяется чувством необъяснимого страха, когда их взгляды в очередной раз сталкиваются. Тэхёну кажется, словно в серых очах служанки читается откровенное осуждение, непонимание и даже ненависть за то, что он позволил себе сделать прошлой ночью. Он мотает головой, нервно теребя ворот ночнушки, оборачивается, встречаясь взорами с другими помощницами, которые, замерев на месте, удивлённо таращатся на своего правителя. Король осознаёт, что их не было в той камере, но всё равно сомневается, боится, будто праосвенец выдаст всё на первом же допросе. Поэтому он не знает, что и думать, и от этого злится ещё больше.       — Пошли вон отсюда. Сейчас же, — цедит он сквозь крепко сжатые зубы. — Быстро-быстро!       Служанки низко кланяются и одна за одной исчезают, оставив Короля наедине со своими мыслями. Решает: вниз больше никогда в жизни не спустится. Нервно кусая губы, он несколько раз проводит по ним пальцами, будто ощущая призрачный поцелуй, а затем начинает быстро одеваться, чтобы занять голову хотя бы чем-то. Утренние процедуры проходят размеренно и спокойно: ни один лакей не смотрит ему в глаза, видимо, узнав, что Его Величество сегодня не в духе, ни одна служанка не снуёт под ногами с глупыми вопросами. Тэхён приходит на завтрак первым, не считая задумчивого Чанёля, что лёгким движением пера записывает что-то на бумаге. Увидев господина, советник поднимается:       — Что-то случилось? Вы не заболели?       Тэхён весь напрягается, незаметно сжимая кулаки под широкими кружевными рукавами рубашки, на негнущихся ногах подходит к своему месту во главе стола и сдерживается, чтобы не выдать своё волнение.       — С чего ты взял, что что-то случилось?       — Судя по всему, вы встали не с той ноги, — советник встаёт рядом, наблюдая за тем, как няня любезно выносит завтрак прямиком из кухни. — Плохо спалось?       Король щурится, нервно теребит кольцо с львиной головой, сглатывает, не зная, что и сказать. Советник и вправду слишком хорошо его знает, чтобы принять ложь за чистую монету, но вряд ли он способен додуматься до такого: Король Империи этой ночью вообще не спал, прокручивая в голове поцелуй с праосвенцем. Это ведь нонсенс! Тэхён уверен, что связи между людьми одного пола быть не должно, потому что в Леодрафте это считается уделом грехом, совершив который можно смело готовиться к позору. Поэтому он искренне боится, что кто-нибудь узнает об этом. Пусть даже если этот поцелуй стал для него самым волшебным и важным событием в жизни.       — Кошмары, — жмёт плечами Тэхён, нервно поправив большой кружевной бант на шее, а в следующую секунду мысленно ликует, когда видит в дверном проёме господина Хана. Несмотря на широкую улыбку, украсившую лицо Короля, Чанёль ещё пару мгновений напряжённо следит за ним. — Доброе утро!       — Доброе утро, Ваше Величество, — Санхёк низко кланяется, тащит за собой пару советников и командира. — Сегодня такой прекрасный день, — он снова хлопает в ладоши, кивком головы приветствует советника, и все присутствующие одновременно садятся за стол.       — Правда? — положив салфетку на колени, Тэхён удивлённо смотрит на улыбающегося господина напротив, припоминая свинцовое небо за окном. — Сегодня, насколько мне известно, дождь.       Хан усмехается, взяв в руки серебряную вилку, и продолжает:       — Я не о погоде. Сегодня я выспался, проснулся и снова увидел небо над головой, пусть и дождливое, пусть и пасмурное. Разве это не прекрасно, м?       Его слова сперва кажутся Тэхёну несусветным бредом, но спустя несколько минут молчания и стука ложек о тарелки, он и вправду думает, что Санхёк прав. Даже если вчера был плохой день, сегодня есть шанс всё изменить. Король понимает, что сам никогда бы не сказал подобное, да и вряд ли прежде вообще подумал бы о таком, но внутри что-то отзывчиво ёкает, поэтому он робко улыбается, снова столкнувшись с добрыми глазами Хана. Они долго завтракают, изредка перекидываясь будничными фразами о предстоящем плане на день и заводя бессмысленные беседы об охоте, только бы занять неловкую тишину. Королю не хочется разговаривать, потому что все мысли заняты одним человеком, который сейчас находится на несколько сотен метров ниже, в чёрной камере, а Тэхён и не знает, о чём он думает. Жалеет? Смеётся? Ненавидит?              Чонгук рассекает кулаками воздух тюремной камеры, прыгает на месте, звеня цепью, и старается представить перед собой самого себя. Именно этого человека он одновременно жалеет, одновременно насмехается над ним и дико ненавидит. Всю ночь праосвенец не сомкнул глаз, борясь с желанием вырваться из подземелья, бродил маленькими кругами по камере, словно голодный зверь, ожидающий свой обед, а затем долго бил матрас, потому что отчаяние и нервозность, соединившиеся воедино, постепенно заставляют его приступать к активным действиям. Если он не сбежит сейчас, то уже не сможет вернуться назад, попав в цепкие лапы первых чувств. Отрицание — вещь хорошая, но только в том случае, если ты уверен в себе.       У него чешутся руки от желания прикоснуться к своему мечу, который сейчас неизвестно где. Рассудок ходит ходуном от сумерек в камере, поэтому пара несильных ударов по кирпичной стене и лёгкие скачки заставляют голову кружиться. Чонгук всеми силами пытается занять мысли счётом, тренировками, как заведённый твердит заученную фразу: единственное, что нужно — выбраться. Он прогоняет из хаоса в голове Тэхёна, хотя будто дышит цветочным ароматом, чувствует сладкий привкус, когда нервно облизывает губы, будто ждёт, что дверь вот-вот распахнётся, и праосвенец увидит предмет своей ненависти во всей красе. Ему до скрежета в зубах не хочется, чтобы Юн приходил: Чонгук хорошо знает себя. И знает, что ситуация может разрешиться двумя способами — чужой перерезанной глоткой или совращением наивного юноши, после которого тот сам откроет клетку и выпустит его наружу.       Внезапно тяжёлая дверь гремит и ударяется об стену, когда в камеру входят двое охранников во главе с правой рукой главнокомандующего. Чонгук смахивает со лба влажную чёлку, облизывает солёные губы и вызывающе дёргает краем рта, держась на расстоянии от незваных гостей.       — Снова поведёте на карнавал? — он хмыкает, заметив расцветающую злость на хмурых лицах леодрафцев, и берёт рубашку, накидывая на плечи. — Дайте хоть одеться, что ли. Негоже перед главной шавкой короля светить прелестями, — хмыкает парень, тут же чувствуя, как чужие руки хватают его за локти. — Полегче!       Один охранник ловко расправляется с замком на цепях, другой — больно скручивает праосвенца, заставляя согнуться пополам. Чонгук ощущает, как сводит мышцы от грубых резких движений. Он позорно опускается вниз, пока стражники выводят его из камеры, но всё ещё криво ухмыляется, что действительно раздражает воинов Леодрафта, терпение которых почти на исходе. В какое-то мгновение Король Праосвена верит в себя, сильно дёргается в надежде вырваться, хотя в глубине души понимает, что обречён: подземелье напичкано стражей. За тщетную попытку он тут же получает болезненный удар по спине, отчего колени подгибаются, а сам он постыдно падает на пол, но тут же оказывается рывком поднятый. Военные тащат его по коридорам тюрьмы, похожим на утробу жирного червя, и изредка пинают за неукротимый нрав.

sessions studios — the untold

      Когда они оказываются у до боли знакомой лестницы, всплывающей в памяти чувством ненависти за полученные побои, Чонгука насильно выпрямляют, грубо сжимая покрасневшие запястья. Охрана не особо церемонится с ним, пока затаскивает в комнату для допросов, поэтому, оказавшись внутри, праосвенец кубарем катится по полу после мощного толчка в спину. Чонгук чуть ли не носом тормозит, дёрнув связанными руками, оказываясь прямо посередине большой мрачной комнаты, в которой нет ничего, кроме длинных цепей на стенах, металлического запаха крови и чувства невыносимой тревоги. Чонгук зло рычит, не в силах выбраться из оков, а затем дёргается, когда чужая пятерня грубо хватает его за волосы и заставляет взглянуть в глаза главе армии Леодрафта.       — Ну, здравствуй, — Намджун улыбается, а Чонгук его совсем не слушает: все мысли быстро забиваются осознанием того, что к стене прикована знакомая девичья фигура. — Давно не виделись. Ты изменился. Сперва я даже не узнал тебя, — Чонгук чувствует, как сердце в груди останавливается. Они заковали в цепи Юну. — Что ты сделал с собой? Выглядишь так, будто только что вылез из матери.       Рука в перчатке грубо хватает его за подбородок, сильно сжимая, вертит, пока цепкие глаза оценивающе осматривают чистое лицо без намёка на щетину. Чонгук самодовольно хмыкает, уверенно дёрнув головой, чтобы не чувствовать на себе чужие прикосновения.       — Я рад, что ты оценил, — он не следит за языком, хотя находится в невыгодном положении: стоит на коленях со связанными руками перед леодрафцем, за чьей спиной возвышается один из стражников с клинком в руке, готовый в любой момент атаковать.       — Отвечай на поставленный вопрос. Где ты взял бритву? Что с твоими волосами? — повторяет Намджун и принимается засучивать рукава рубахи.       — Ты слепой? — Чонгук играется с огнём. — Отрезал. Готовился ко встрече с тобой.       Военный раздражённо хмыкает, оборачивается через плечо, взглянув на девушку и охранника рядом с ней. Та обессиленно висит на цепях, свесив руки, усыпанные сине-жёлтыми синяками, шмыгает носом и медленно поднимает голову, взглянув на Чонгука так, что издевательская ухмылка мгновенно сползает с его лица, сменяясь отчаянием. Юна облизывает окровавленные губы, еле заметно улыбаясь своему Королю, кивает в знак уважения и жалеет, что не может ему поклониться. Лишь один кивок главнокомандующего, — и охранник заряжает девушке сильную пощёчину, от которой вряд ли сам Чонгук устоял бы на ногах. Но Юна не издаёт ни звука, в отличие от своего Короля, который, поддавшись порыву безвыходной ситуации, кричит особенно громко, чувствуя, как внутри что-то трещит по швам:       — Убери свои руки!       Намджун довольно улыбается, жестом приказав стражнику остановиться.       — Значит, голосок прорезался, — констатирует военный, вышагивая из стороны в сторону. — Если не хочешь, чтобы она страдала, поскорее засунь свою честь себе в задницу и начинай говорить. Ты же знаешь, это ещё цветочки. Мы и не на такое пойдём ради правды.       — Смешно, — печально хмыкает Чонгук, краем глаза смотря на подрагивающее тело Юны, страдания которой приносят ему гораздо больше боли, нежели не щадящие удары. — Мне очень смешно с того, что ты манипулируешь мной настолько низким образом, ведь иначе не способен заставить меня заговорить на протяжении трёх месяцев.       — Единственный выход из ситуации — уничтожить тебя, но пока мы даём тебе право пожить. Ты очень много знаешь о Короле благодаря тому, что верой и правдой служил ему, — главнокомандующий опускается на корточки перед праосвенцем. — А вот она бесполезная девка, которая тебе отчего-то дорога, верно? Прикончить её не составит труда.       — А если я и тогда не заговорю? — Чонгук громко усмехается, чувствуя, как охранник позади делает предупредительный шаг в его сторону, а блёклые глаза Намджуна на мгновение смотрят куда-то за спину. — Что тогда? Выпотрошишь всю тюрьму у меня на глазах? Ты — бесполезный кусок грязи, не способный вести за собой армию. В следующей битве вы проиграете, вот увидишь, и в этом будет твоя вина.       — Заткни свой рот, — дав ему договорить, вкрадчиво произносит военный. — Праосвен падёт снова, — звучит тихо и крайне спокойно из его уст, — падёт, как когда-то пал.       Плевок в лицо главе армии Леодрафта получается необдуманно, однако метко. Чонгук довольно ухмыляется, когда физиономия Намджуна кривится, а сам он быстро поднимается и платком вытирает слюни со щеки, незаметным жестом отдав приказ страже. Выудив из чехла блестящий клинок, стражник подходит к Юне, хватает ту за подбородок и поднимает голову к потолку, заставляя распахнуть слезящиеся от бессилия и боли глаза. Чонгук весь напрягается, готовый в один здоровый прыжок оказаться рядом с леодрафцем и, раз руки не позволяют, прямо зубами вцепиться ему в глотку. Мужчина улыбается, через плечо глянув на отчаявшегося праосвенца, который лишь молча стискивает зубы.       Первое движение разрезает робу девчонки на уровне живота, оголяя смуглую кожу, и Юна вздрагивает, когда чужая рука скользит по коже.       — Отойди от неё, — Чонгук поднимается на коленях, тут же слыша, как позади скрипит вражеский меч. Праосвенка несильно дёргает слабыми руками, но этим самым вызывает лишь издевательский смешок. Холодная ладонь обнимает её за хрупкую талию, мнёт кожу, оставляя глубокие ямки. — Клянусь, ублюдок, я перегрызу тебе глотку.       — Заткнись и смотри, наслаждайся, — Намджун гладит его по голове, тут же натянув цепь, отчего праосвенец снова падает на четвереньки.       Клинок стражника легко кромсает тонкие лямки на острых девичьих плечах, и роба призрачной тенью соскальзывает на сырой пол, обнажая Юну. Девушка испуганно сводит ноги из последних сил, давится позорными слезами, перебирая разбитыми губами извинения перед своим Королём.       — Прости меня, прости меня за все мои грехи... я предала тебя, когда пошла с Ним... я предаю тебя сейчас, когда плачу... прости меня. Прости меня, — доходит до его ушей, и следующей целью вражеского ножа будто становится не женское тело, а его каменное сердце, давшее глубокую трещину.       Чонгук ошарашено смотрит, как стражник грубо хватает праосвенку за распущенные чёрные волосы, лёгким движением руки обесчестив её: предстать обнажённой перед чужеземцами, думает Юна из последних сил, самое паршивое, что может случиться. Она молча вздрагивает, когда блестящее лезвие щекочет поджавшийся живот, сильная пятерня звонко шлёпает её, а перед глазами мелькает беглая издевательская улыбка. Это вправду ранит Чонгука похлеще любого боя, поэтому он больше не может терпеть: резко вскочив на ноги и в один прыжок оказавшись рядом, он, сдержав обещание, пытается вцепиться мужчине в плечо. Это выглядит жалко в глазах леодрафцев, но праосвенец только что чуть не погиб: клинок останавливается в паре жалких миллиметров от напрягшегося живота. Он тяжело дышит, чувствуя, как стражник предупреждающе сжимает его плечо.       А в следующую секунду Чонгук не успевает среагировать, отдалённо услышав девичий хрип: спину внезапно обжигает вспышка огненной боли, и ноги позорно подгибаются. Военный оттаскивает его назад в центр комнаты и успевает отскочить в сторону в тот самый момент, когда Намджун со всей силы замахивается кнутом и оставляет на смуглой спине ещё одну кровавую полосу. Чонгук неконтролируемо шипит, пытаясь увернуться от ударов, но всё оказывается тщетным: главнокомандующий остервенело бьёт его, не намереваясь останавливаться, и выглядит так, будто сошёл с ума: в глазах застревает несвойственная ярость, руки крупно трясутся, а сам он чуть ли не слюной брызжет, пока высекает на чужой спине багровые узоры. Воспоминания будто стоят за главнокомандующим, нашёптывая посильнее ударить праосвенца, ведь он один из тех, кто отнял у него всю жизнь.       — Говори, Мин Юнги, — кричит Намджун. — Говори, тварь, имя своего Короля. Мы обезглавим каждого из Праосвена, пока не найдём эту прячущуюся суку, — Чонгук измученно упирается лбом в кирпичи, крупно вздрагивая от саднящих ран.       Сил говорить нет. Он чувствует, как тело дрожит изнутри, как потные ладони цепляются за цепь на запястьях, где появились кровавые браслеты от оков. Он должен встать, но не может. И это уничтожает его похлеще всяких кнутов. Когда рука Намджуна нетерпеливо отрывает его от земли и заставляет взглянуть на себя, Чонгук по-прежнему улыбается:       — Пошёл ты, — шипит праосвенец.       Это становится финалом для Намджуна, он даже на мгновение тянется к рукоятке ножа, чтобы быстро перерезать глотку этому существу, но вовремя понимает: этого делать нельзя хотя бы потому, что пленник вправду может привести их к Королю Праосвена. Главнокомандующий отшатывается, устало потерев лицо ладонью, а двое охранников подхватывают Чонгука под руки и пару раз ударяют по лицу, заставляя сплюнуть кровь.       — Будь по-твоему.       В следующую секунду его рывками волочат по земле прочь из комнаты, захлопывая тяжёлую дверь, за которой раздаётся протяжный девичий крик.

⚔ ⚔ ⚔

secret garden — duo

      После длительной охоты с господином Ханом, Тэхён принял решение ненадолго остановиться в лесу. На Леодрафт постепенно опускался тёмный вечер, который, вроде бы, должен рассеять глупые мысли, терзавшие Короля на протяжении всего дня. Сидя у большого костра, разведённого лакеями, что в ближайшем овраге разделывают пойманную добычу, Тэхён задумчиво тыкает веткой в горящие поленья, наблюдая, как та мгновенно вспыхивает. Советник о чём-то переговаривается с советниками Санхёка, не тревожа раздумья господина, а сам господин Хан пропадает неизвестно где. Король растерянно смотрит по сторонам, заметив одну-единственную служанку, отправившуюся с ними, что в ста метрах от него любезничает с одним из стражников.       Это не раздражает его, не выводит из себя, скорее наталкивает на правильные мысли и указывает на совершённую ошибку. Сердце сжимается в груди от немого укора. Тэхён поднимается, поправив тёплый мех на своих плечах, хрустит сухими ветками под ногами и уходит прочь, поддавшись желанию скрыться меж чёрных деревьев. Ноги сами несут его подальше от места, где развернулся небольшой лагерь, а в мыслях нет ни одной, предупреждающей об опасности, ведь идти куда-то одному явно идея не из лучших. Шурша жухлой травой, Король медленно ступает меж стройных рядов высоких деревьев с уродливыми ветками, изредка пинает камни и прячет руку на рукоятке меча.       Спустя несколько минут до ушей доходит шум воды, а меж ряда лесных стражников начинают мелькать глубокие воды одного из озёр Леодрафта. Король выходит к обрыву, задумчиво подняв голову к звёздному полотнищу, что будто разом показывает всю свою красоту только для него: холодные серебряные звёзды сияют ярче любой драгоценности. Тэхён усмехается, подумав, что было бы хорошо провести здесь время с кем-то близким. И ловит себя на мысли: ему не хочется сидеть на берегу озера вместе с отцом. Ему хочется почувствовать тепло, ласку и нежность, которую должен подарить абсолютно другой человек. Наверное, именно в этот момент он чувствует себя взрослее.       Когда стоять на одном месте и завороженно смотреть на круглую луну, отбрасывающую блестяще-белую дорожку на заснувшую гладь озера, становится прохладно, Тэхён разворачивается, чтобы вернуться к костру, спасительно мелькающему вдалеке меж деревьев. Вдруг он слышит возню и чей-то тихий голос, и это заставляет вернуться и начать активно выискивать в сумерках нечто похожее на человеческий силуэт. А когда находит, то понимает: лучше бы не делал этого.       Внизу, прямо у спуска к озеру, он видит, как Санхёк, сидя на траве, держит за руку командира своей армии, кладёт голову ему на плечо, а тот бережно обнимает его, пряча в полах широкой мантии. У Тэхёна даже ноги подгибаются от подобного зрелища, дышать становится настолько трудно, что пальцы нервно оттягивают ворот рубашки. Его рот раскрывается в попытке восторженно воскликнуть, ведь как это так: господин Хан и его главнокомандующий проявляют друг к другу далеко не дружеские чувства. Как такое вообще возможно? Это же недопустимо. Запрещено. Карается тюрьмой?..       Но, чёрт, почему, будучи Королём Леодрафта, у него ни за что не поднимется рука заключить обоих под стражу?       Собираясь убежать прочь отсюда и притвориться, что он ничего не видел, Тэхён порывисто разворачивается, но, запнувшись о корягу, тут же летит на сухую землю. Ангадоррцы мгновенно оборачиваются, ринувшись в разные стороны друг от друга: военный вскакивает на ноги, вцепившись в меч, а Санхёк рывком достаёт два кинжала, настороженно следя за замолчавшей округой, изредка потрескивающей голосами сверчков. Король тихо лежит, не зная, встать ему сейчас и убежать или дождаться, пока потревоженная пара застанет его сама. Тэхён неловко садится, потирая ушибленную коленку, осматривается и сталкивается взглядами с командиром. Они далеко друг от друга, но он чувствует это напряжение, стрельнувшее по его дрогнувшему сердцу.       — Ваше Величество? — Санхёк удивлённо вскидывает брови, опустив кинжалы вниз и сделав пару неуверенных шагов навстречу. — Это... вы? — щурится, заметив, как Тэхён снимает с головы капюшон, и тут же срывается с места навстречу. — Вы не ранены?       — Нет, — он всё ещё шокирован, поэтому не особо понимает, когда ему помогают подняться на ноги и отряхивают от сухой травы. Король тяжело дышит, чувствуя, как заботливо Санхёк придерживает его за локоть, а в следующее мгновение смотрит на командира, оказавшегося рядом за считанные секунды. В чужих глаза, несмотря на уверенность, плещется страх, такой, который Тэхён сегодня утром видел в зеркале. — А... вы что, вместе?       Фраза получается сама; слетает с губ совершенно необдуманно и бестактно, вызывая смятение на лицах обоих. Вот только военный быстро прячет эмоции за маской безразличия, а Санхёк продолжает растерянно хватать ртом воздух, не зная, на что взглянуть: карий взгляд мечется из стороны в сторону.       — Уйди, пожалуйста, — вдруг говорит он, обращаясь к командиру.       Тот послушно кивает, кланяется и уходит, хотя Хан знает, что тот не бросит его, а искусно скроется между деревьев, готовый в любой момент прирезать любого, кто посмеет дотронуться до господина. На самом деле, пока оба правителя находятся у озера, казалось бы, наедине, любой праосвенец был бы рад: они стоят друг напротив друга как на ладони, совершенно беззащитные и с первого взгляда похожие на приманку.       Тэхён неловко вздыхает, взглянув на Санхёка.       — Ты можешь молчать, — тихо произносит он, не отводя взгляда. — Я не понимаю этого, но... ответь: почему?       — Ваше Величество, — Санхёк запахивает полы мантии, пряча подрагивающие руки, — это не должно быть так. Я знаю, что совершаю запрещённые вещи, но именно благодаря ним я всё ещё просыпаюсь по утрам, — слова даются ему с трудом, однако господин выглядит так, будто уже готов принять любой исход событий. — Кто сказал, что это — неправильно? — он коротко усмехается, тут же собравшись, ведь Король в лице не меняется. — Можно вас спросить?       — Спрашивай.       — Вы любите кого-нибудь?       — Отца, — сглатывает он, скользнув взглядом куда-то мимо лица Хана. — Свой народ.       — Нет, я не об этом, Ваше Величество, — улыбается тот, а Тэхёну вдруг кажется, словно Санхёк ясновидящий и знает о его маленьком секрете. — Я бестактен, но вы прекрасно поняли меня.       — Тогда не знаю, — он жмёт плечами. — Я... не знаю. Я не думал об этом.       — Подумайте, — по-доброму усмехается Санхёк. — Это ведь... неважно. Если ты любишь, любишь взаимно, значит, ты счастлив? Наверное, я несу полную чушь. Вы можете сделать с нами всё, что угодно, — Санхёк уважительно кланяется. — Только простите меня.       — За что? — растерянно вскинув брови, спрашивает Тэхён.       — За... это. Я не должен любить его по правилам, но... очень сложно объяснить самому себе...       — Довольно, — отрезает Тэхён, а господин Хан вдруг вздрагивает, будто услышал что-то непозволительно грубое. Король еле заметно дёргает уголком рта, чтобы выглядеть не так сурово, и кладёт ладонь ему на плечо. — Нет ничего хуже, чем извиняться за свои чувства. Возможно, мой отец бы и отправил тебя за решётку, но я — не он. Пойдём, здесь становится холодно.       Прежде, чем уйти из этого места, Санхёк неожиданно крепко обнимает его, вкладывая в этот жест безмерную благодарность, уважение и надежду, что Король действительно понимает его, как никто другой.