Сашими

Ророноа медленно, осторожно вложил меч в ножны и рычаще выдохнул сквозь зубы. Боль, утихшая на короткое время, разливалась по телу вновь, стоило только совершить одно неосторожное движение. А уж от попытки резко взмахнуть клинком всё могучее тело мечника сводило режущей судорогой так, что даже открыть глаза в первые секунды после было страшно. Поэтому его жалкие попытки тренироваться растягивались надолго. И, чем дольше они длились, тем сильнее Зоро ненавидел себя, свои раны и свой отвратительно уязвимый организм. Но совсем не пытаться было нельзя; он знал, что длительное лежание в постели не приведёт ни к чему хорошему - мышцы быстро станут дряблыми, расслабятся и потеряют тонус, руки забудут, как держать меч, ноги - как крепко стоять на земле, пропадёт былая ловкость, хватка, скорость... И о звании лучшего бойца в мире придётся забыть. И он тренировался, хоть как-то, поначалу хоть банальным бегом на месте, хоть приседаниями пытаясь заставить тело снова привыкнуть к нагрузкам, а самого себя - к боли, что сопровождала каждое движение, чтобы она перестала мешать. Делая даже самый щадящий и медленный наклон, он буквально чувствовал, как тянутся внутри толстые нити, что скрепляли шов, и рассечённые чужим оружием мышцы, что пытались срастись, готовятся надорваться вновь. Кроме попыток качать руки, не осталось никаких упражнений, которые бы не причиняли боли. Но он продолжал, зная, что Чоппер будет ругаться, а Санджи так и врезал бы ему за такое пренебрежение, не будь Зоро ранен. Мысли о том, что никто не воспринимает теперь его, увечного, как ровню себе, ещё больше злили и приводили в отчаяние. Ророноа совсем пал духом. - Ты что тут делаешь? - Прокуренный голос раздался совсем близко, и Зоро чертыхнулся. В своей хандре он совсем забыл о времени и о том, что кок обязательно отправится его искать, если не увидит в каюте к обеду. И нашёл же - а ведь вроде в этот раз Ророноа предавался своим попыткам тренироваться не там, где обычно, чтобы не попадаться лишний раз никому на глаза. - Ничего. - Угрюмо отвернулся Маримо, пытаясь не встречаться с коком взглядом. Но тому не нужно было смотреть в глаза, чтобы понять, чем же занимался Ророноа, спрятавшись от всех. Об этом говорило всё - и бисеринки пота в вырезе рубашки, и тень болезненной гримасы на лице, и сбившееся от недавней нагрузки дыхание, и напряжённая поза. Санджи недовольно цыкнул, качая головой. - Сколько тебе говорить, не смей тренироваться, дурная твоя травяная голова, - Кок бросил взгляд на зелёную щетину, что покрывала всё ещё перебинтованную голову Зоро, - Ты же не даёшь ране нормально зарастать! Чоппер с тебя три шкуры бы спустил, не будь ты и так подбитый! Зоро скрипнул зубами: Завитушка только подтверждал его собственные мысли. Но кричать в ответ он не стал. Лишь буркнул, не поворачиваясь: - Уже третья неделя пошла, кок. Я так совсем овощем стану, если не буду хоть как-то двигаться. - Тебе можно двигаться, - всё ещё сердито сказал Санджи. - Но не перенапрягаться! - Тогда остаётся только ходить до гальюна и обратно да ворочаться в постели. Даже на остров, который мы недавно проплыли, сойти было нельзя. Кок поджал губы. Что правда, то правда. На остров, оказавшийся совершенно тихим и безобидным, не попали они оба. Один - потому что запретил доктор, второй - потому что приглядывал за первым. Зато накама вдоволь набрали во время той высадки местных фруктов, и из той их части, что не была тут же слопана капитаном, Санджи приготовил огромный пирог. Это была первая за долгое время готовка, в которой поучаствовал Ророноа, хоть в этот раз он и по большей части просто стоял рядом и подавал нужные ингредиенты. Но ни пребывание на кухне, ни вкусная еда не могли порадовать Зоро. Его вообще ничего в последнее время не радовало. Даже залить своё горе выпивкой было нельзя. Хандра в него так сильно вгрызлась, что это было буквально заметно; мрачнее тучи Маримо глядел на свои оставшиеся без хозяйской ласки мечи, и с ненавистью думал о том дне, когда его руки станут настолько хилыми, что не смогут поднять любимое оружие. И, несмотря на то, что Ророноа постепенно шёл на поправку, настроение его лучше не становилось. Швы заживали слишком медленно, а мечник сам подливал масла в огонь своими попытками тренироваться, нарушая запреты лечащего врача и невесть как сбегая из-под пристального взгляда Санджи ради того, чтобы хоть разок отжаться - не от пола даже, а самым жалким образом от стены. Эти трепыхания нельзя было назвать полноценными тренировками, но вреда они приносили не меньше. Обед Санджи в итоге готовил один; Зоро, вернувшись в мужскую комнату после их разговора, не вышел оттуда, даже когда остальные накама уже помчались есть. В последнее время Ророноа, хоть уже и мог нормально передвигаться, всё равно предпочитал принимать пищу в уединении. В своём нынешнем состоянии ему было попросту стыдно показываться на глаза остальным. Санджи это понимал, потому не стремился его вытащить. Убедившись, что обеда всем хватает, он взял поднос с порцией Зоро и пришёл в каюту, застав мечника в ставшем уже привычным отвратительном настроении, сидящего на полу с мрачным от досады лицом и в его, Санджи, рубашке, которую Ророноа пришлось надеть по той причине, что свою единственную он так и не смог отстирать от крови. Рубашка кока оказалась ужасно узка Маримо в плечах, потому оставалась расстёгнутой, демонстрируя укутанный бинтами живот. Старпом взглянул на вошедшего в помещение соратника и тут же вновь уставился перед собой. Он ожидал, что Санджи снова примется отчитывать горе-мечника, но в этот раз повар отчего-то решил этого не делать. Медленно подойдя к своему накама, Завитушка сел перед ним на корточки и взглянул в его хмурое лицо. Не будь атмосфера такой тяжёлой и натянутой, Санджи обязательно пошутил бы, что Маримо напоминает всем своим видом нашкодившего ребёнка, осознавшего, что он поступил плохо, и не знающего, куда деться от стыда и обиды. - Голова-кочан, заканчивай так убиваться, - Вполголоса произнёс кок. Говорил он медленно, стараясь подбирать слова и вместе с тем осознавая, что у него это совсем не выходит, - Ты ведь и сам понимаешь: ты не был создан нарочно для того, чтобы стать самым сильным. А значит, если у тебя не получится, то ничего страшного не произойдёт. Ророноа был ошарашен такими бессердечными словами. Конечно, так просто об этом говорить, когда ты - тощий кок, для которого физическая сила не самое важное. Для которого стать лучшим фехтовальщиком в мире – вовсе не заветная мечта. С его-то колокольни всё выглядит совсем по-другому. «Ты не был создан для этого». - А кто вообще был, дерьмовый кок? Каждый сам решает, для чего он создан, разве не так?! – Ророноа перебил своего соратника, не дав ему закончить свою мысль. Мало того, что он стал обузой для пиратов Соломенной Шляпы и не может никого защитить в случае внезапного нападения, так ещё и этот белобрысый чуть ли не носом тыкает старпома в его собственную слабость. Копившаяся злость переполнила его и хлынула через край, выплёскиваясь на Завитушку, - Как ты вообще можешь об этом говорить, если понятия не имеешь, что я сейчас чувствую?! - Может, и понятия не имею, - Санджи передёрнуло. И этот дурак ещё говорил повару, что не следует огрызаться всякий раз, когда зелень пытается с ним заговорить?! Хоть дослушал бы, а потом уже рот открывал. Знал бы этот дурак, чего повару стоило говорить о таких вещах. - Но... - Он прикусил губу, выдерживая паузу после этого «но», настолько долгую, насколько хватило сил, и, когда уже не мог больше молчать, тихо, но отчётливо завершил фразу: - Мне на тебя не наплевать. Поднявшись до того резко, что в глазах потемнело, повар развернулся и вышел из каюты, ощутимо хлопнув дверью. Вытащив пачку «Первого Короля» из внутреннего кармана своего пиджака, он вынул оттуда сигарету, стиснул её в зубах, поджёг и глубоко, яростно затянулся, да так, что его, привычного курильщика, чуть не одолел приступ кашля. Горечь табачного дыма хоть немного, но перебила горечь непонимания и обиды. Как же сложно! Дурацкий, дурацкий, дурацкий Маримо! Зоро остался в комнате; на душе у него было гадко. Он сидел, не двигаясь с места, переваривая слова кока и собственные, выпаленные сгоряча. Понемногу до него доходило, что Завитушка хотел сказать вовсе не то, что услышал Маримо. Ведь сколько раз они подкалывали друг друга, сколько ругались - но никогда никто из них не бил другого по больному. Даже в их самых горячих перепалках всегда оставалось уважение друг к другу - как бы странно это ни звучало, Ророноа знал, что это правда. Извращенцу-коку и повёрнутому на своих мечах качку было за что уважать друг друга, и оба понимали это ещё до того, как впервые попытались по-человечески поговорить. И если так, то кок вовсе не указывал соратнику на его нынешнюю слабость, а пытался сказать, что Ророноа не станет хуже и отношение накама к нему не переменится, в конце концов, он не умрёт, если у него не получится стать самым сильным. Когда-то, ещё до происшествия на Сырном острове, Зоро сам когда-то сказал коку, что ему не плевать на него, а сейчас напрочь забыл о своих словах, зациклившись на собственной неприятности и упустив из виду то, сколько тот самый дерьмовый кок сделал для него. Всё время после ранения Санджи старался помочь мечнику, ухаживал за ним раненым, поддерживал и физически, и морально, с трудом, но находя нужные слова и действия, чтобы тот чувствовал себя лучше. И в ответ Зоро поступил с ним совершенно по-свински. От всех этих мыслей мечнику стало по-настоящему совестно. Может быть, впервые в жизни. Он застыл, охваченный этим чувством. Совесть, будто хищная рыба, почуявшая приманку, вгрызлась в него, не собираясь отпускать и вонзая свои игольчатые зубы всё глубже. Нужно извиниться перед коком. Обязательно. И немедленно.

***

Это был настоящий ад. Не было ничего хуже для той, что держала в страхе весь остров, остаться беспомощной и искалеченной. Она выжила чудом, потеряв огромное количество крови, но она выжила. Ей удалось достичь противоположного берега небольшого, в общем-то, Сырного островка раньше, чем молва о её поражении дошла до банды. Местные смотрели на неё брезгливо - от них тоже не стоило ждать помощи после того, как она терроризировала их столько времени, но по крайней мере они не торопились доносить бандитам. Герра знала, что никто из головорезов, которыми она привыкла вертеть, не окажет ей сочувствия и не подаст руки, когда она оказалась в безвыходном положении. Она знала, что, стоит ей показать слабину, они набросятся на неё и растерзают, как мстительная стая, поймавшая вожака на слабине и понявшая, что он потерял своё право называться главным. Знала, что они захотят отплатить ей за унижения, за твёрдый придавивший их к земле каблук, за то, что она посмела быть сильнее. И страшнее всего для неё было потерять свою власть, потому что лишь власть позволяла ей сохранить собственную жизнь в мире огромных, безжалостных мужчин. Был лишь один человек, кто не потерял свой страх перед ней несмотря на то, что она больше никому и ничего не могла сделать, лишившись обеих рук. Этот мальчишка, имя которого она даже не потрудилась запомнить, боялся её и её колдовских нитей так сильно, что сейчас, даже видя её искалеченной, не смел возразить ни единым словом, подчиняясь каждому её приказу. Когда он наткнулся на неё, бредущую по прибрежью, и увидел, что кровь капает с её культей на песок, он потерял дар речи. А в следующую секунду он услышал её оклик, а потом уже нашёл себя перематывающим её раны обрывками собственной рубашки. Она не плакала несмотря на боль и бешенство, что переполняли её; она уже давно была уверена, что вовсе не умеет плакать. И, когда мальчишка закончил, а она немного успокоилась, в её голову вернулась способность размышлять. - Готовь лодку. - Приказала она, - Я собираюсь домой. Последний верный соратник Герры молча кивнул и побежал, взметая босыми пятками горячий песок, в сторону жёлтых скал, торчащих из берега уродливым и неуместным округлым наростом. Там, в гроте, он прятал свою лодку, на которой когда-то мечтал уплыть восвояси подальше от приказов Герры и насмешек остальных бандитов, но не мог решиться на это. Со временем он смирился и привык жить на этом острове. И, хотя мысли о побеге ещё посещали его порой, ему казалось, что невидимые нити хозяйки протянутся вслед за ним, куда бы он ни направился, опутают его и рассекут на части, стоит лишь раз её ослушаться. Герру он боялся куда сильнее, чем её похабно скалящуюся мужицкую свиту, хоть те и намного чаще применяли к нему силу и крепкое словцо. И этот страх был оправданным до недавних пор. Сейчас лишь его тень преследовала паренька, но и той было достаточно. Пыхтя и упираясь в мягко проседающий под ногами ил, он выволок лодку наружу, наладил нехитрый парус и подготовил вёсла; Герра подошла ближе и, неуклюже пытаясь удержать равновесие обрубками рук, забралась внутрь. Старый, треснувший Лог Пос, что мальчишка прятал в той же лодке, должен был указать верный путь - до острова, который, хоть и не был настоящим домом предводительницы бандитов, но был местом, где она могла получить помощь и отдохнуть. На этом острове последние несколько лет жил, возможно, единственный человек, кто за всю жизнь Герры её действительно любил. - Грёбаный Винсмок! Чтоб черти трахали эту зелёную башку! - Бормотала Герра, в полубессознательном состоянии навалившись на борт. Боль и ненависть качали её сознание на волнах, так же, как море качало лодку. Мальчишка, сосредоточенный на гребле, поглядывал иногда на потерявшую все свои силы женщину, и ловил себя на мысли: а что, если столкнуть её? Что, если... Нет, нельзя! Он замотал головой, отгоняя от себя такую ересь. Нельзя накалять ситуацию и рисковать, когда свобода так близко. Нужно плыть вперёд. Отвезти её туда, куда она хочет. А потом уплыть куда глаза глядят, или же попросту вернуться обратно и спокойно жить на ставшем уже родным острове среди забавного народца, что так похож на мышей. Маленький парусник преодолевал пространство удивительно быстро. Ветер был попутным; это могло означать, что обратная дорога будет трудной. Но, как оказалось позже, ничто раньше не казалось мальчишке таким лёгким и простым, как путь на Сырный остров. Ведь он возвращался к своей свободе, и разбежавшиеся после поражения Герры бандиты стали сущим пустяком. Даже сами муриниты, осмелев и вооружившись, принялись гонять их тут и там. Будто именно нити Герры связывали их по рукам и ногам, не позволяя постоять за себя. Они добрались до нужных берегов к закату. В отличие от полыхающего всеми оттенками жёлтого Сырного острова, этот встретил их приглушённым рубиновым мерцанием; ветви с тёмно-красной листвой приветственно качались, и даже песок здесь имел розоватый оттенок. Под закатными лучами берег казался кровавым. Причал был пуст. Но Герра знала, что её ждут здесь, как и всегда. Она выкарабкалась из лодки и пошла вперёд, не обращая больше никакого внимания на своего помощника, который переводил дух, растирая натруженные руки. - Не к месту твои шутки, сестрёнка. - Выплюнула она, скалясь. Тут же пустое пространство рядом с ней наполнилось формой и цветом, превращаясь в женщину, что была выше ростом и выпуклее формами, но имела такие же, ярко-рыжие, волосы, да выражение грубо высеченного остроносого лица выдавало в ней родственницу Герры. - Какая мразь... - Старшая с побелевшим лицом шагнула к сестре и мягко взяла её за локти; грязные обрывки, что служили бинтами, уже пропитались кровью и запачкали её ухоженные руки, но той было плевать. - Кто сделал это с тобой? - Мечник с зелёной головой, - сочащимся ненавистью голосом ответила Герра. - Шрана, сестра. Мы не виделись три года. Но я знаю, что ты никогда не предашь меня. Прошу... Впрочем, ты знаешь, чего я хочу. Ты ведь всегда это знаешь. - Знаю. - С ласковой улыбкой кивнула женщина. - Он умрёт.

***

Понемногу жизнь на корабле налаживалась. Зоро уже не выглядел, да и по факту не был, умирающим, поэтому напряжённая атмосфера понемногу развеялась. Для всех, кроме самого Зоро, конечно, и Санджи, которому приходилось принимать большую часть хандры Маримо на себя. Мугивары занимались своими делами, отстав понемногу от кока и мечника и позволив им самим разбираться со своими недомолвками. Только Луффи в своём стиле недоумевал: давненько не дрались уже эти двое. Поссорились, что ли? Чоппер поглядел на часы: пора было менять Ророноа повязки. Эту несложную процедуру он повторял каждый день. Раны мечника заживали медленно, намного медленнее, чем предполагал доктор, и причины этого были ему совершенно ясны. Неугомонный Зоро тренировался, в буквальном смысле не щадя живота своего. И ничего нельзя было с этим поделать: упрямство Ророноа не знало границ, так же, как и его стремление стать сильнейшим. Ни запреты, ни ругань, ни угрозы лишением еды не помогали. Даже Санджи не мог урезонить своего друга, хоть и отчитывал его каждый раз так, что у всего экипажа от его выражений вяли уши. Взяв аптечку, в которой было всё необходимое, доктор-оленёнок вышел из лазарета. Долго гадать, где найти Зоро, не приходилось. Если он не помогал коку на кухне и не прятался в отдалённых уголках Таузенд Санни, чтобы помучить своё раненое тело тренировками, то он отсиживался в мужской комнате, стараясь не попадаться никому на глаза. Там Чоппер его и нашёл. Что удивительно, с ним рядом не было кока, который в последнее время от мечника буквально не отходил. Сам же Зоро пребывал в более угнетённом расположении духа, чем обычно. - А где Санджи? – Спросил врач, поставив перед своим пациентом чемоданчик и открыв его. - Спиралька на меня обиделся, - Вполголоса пробормотал мечник, осторожно стягивая рубашку. Он не горел желанием рассказывать Чопперу подробности произошедшего: тот обязательно стал бы ругаться на своего пациента за то, что тот не выполняет предписания врача. Ророноа уже достаточно наслушался об этом от вышеупомянутого Завитушки и прекрасно всё понимал, но не мог позволить себе бездействовать даже ценою собственного здоровья. Своими крохотными копытцами доктор-оленёнок ловко снял старый бинт. Осмотрев шов на животе, он издал многозначительное «угу». Сукровицы и выделений почти не было, внешняя рана затягивалась хорошо. Но те слои, что внутри, будут зарастать ещё долго. Соединить мышцы - дело непростое, а сделать так, чтобы они срослись - ещё сложнее. Конечно же, Чоппер знал, что мечник тренируется, и был не в восторге от этого, ведь Зоро ставил под угрозу не только свою жизнь, но и все усилия доктора. Хотелось надеяться, что хоть Санджи может его урезонить, да и тот не особо справлялся. Не каждому по силам находиться рядом с постоянно хандрящим Ророноа. Порою, когда человеку плохо, он не слышит никого, кроме себя, и не способен увидеть и принять чужую правду. - Тебе стоило бы получше к нему относиться. Он ужасно беспокоится о тебе, - Чоппер наконец подал голос после того, как обработал рану прохладной пахучей мазью и начал накладывать новый бинт, - Видел бы ты его лицо, когда он тебя принёс. Во время операции чуть ли не на стенку лез, а потом сидел тут с тобой чуть ли не круглосуточно... - Да знаю я, - Старпом наклонился, чтобы доктору было удобнее менять повязку на его голове. О том, чем был занят Завитушка, пока Зоро валялся в отключке, Ророноа уже наслышался и от Чоппера, и от других членов команды - только сам кок не желал признавать этих событий и не упоминал о них. От этого Зоро стало ещё стыднее. Пока доктор обрабатывал шов на голове и накладывал свежий бинт, мечник молчал. Всё же он поступил совсем нехорошо, разругавшись со Спиралькой, и следовало бы перед ним извиниться. Собственные гордость, вредность и нежелание признавать собственную неправоту не желали позволять ему это сделать. Но, раз уж слаб физически, необходимо стать сильнее духом; Зоро скрипнул зубами в краткой, длящейся секунды внутренней борьбе. «Я должен уметь признавать свои ошибки, - сказал он себе в конце концов, - Тем более - перед ним». - Вот и всё, - Подытожил оленёнок, закончив со своей работой. Взглянув на мрачное лицо накама снизу вверх, он упёр копытца в бока, - Скоро мы прибудем на остров, и я разрешаю тебе выйти погулять. Только не вздумай затевать драк и таскать тяжести. Санджи за тобой присмотрит. Зоро дождался, пока доктор соберёт свой чемоданчик и уйдёт. Проведя рукой по шероховатым бинтам, обтянувшим его голову, Ророноа выдохнул. Скоро остров... Значит, на примирение с Завитушкой осталось не так много времени. И первый шаг предстояло сделать именно мечнику. Чоппер был безусловно прав, когда сказал о том, что Зоро должен относиться к Санджи лучше. Маримо и сам это понимал. Как понимал, что именно он виноват в ссоре; он накричал на человека, который хотел ему помочь, единственного, кто вообще выносил его испортившийся после ранения характер. Именно поэтому старпом шёл сейчас извиняться перед ним. Переступить через собственную гордость было тяжелее, чем поднять Вадо со своей нынешней раной, но всё же Зоро это удалось. Наверное, подумалось ему, это и есть взросление. Кок обнаружился на кухне - где же ему ещё быть? На удивление, он ничего не готовил; сидя за пустым столом, он курил, уставившись в пространство перед собой и медленно выдыхая облачка синеватого дыма. Что ещё было странным - так это то, что Санджи переоделся. Свой привычный чёрный костюм он сменил на белый. Костюм, туфли, галстук - всё было белоснежным, лишь чёрная рубашка виднелась из-под пиджака, как первая весенняя проталина. И когда он только успел? - Ты куда так вырядился? – Спросил Ророноа у повара. Тот повернул к мечнику голову, выйдя из своих раздумий. Поглазев на раненого несколько секунд, блондин затянулся и выпустил дым тонкой струйкой меж едва разжатых губ. - Великолепная Нами-сан сказала мне, что через полтора часа мы причалим к очередному острову. Она говорит, на нём несколько крупных городов. А это значит, что хорошенькие молодые девушки там есть, - Этот вкрадчивый тон кока, когда он говорил с женщинами или о женщинах, его интонации и жесты в такие моменты казались мечнику тошнотворно приторными; они вызывали у Зоро неприятное, давящее и совершенно незнакомое до недавнего времени чувство, которое он пока что не понимал, как назвать. - Я так соскучился по новым знакомствам, знаешь ли. Зоро пришло в голову, что вовсе не по вине травоголового, за которым надо было присматривать, Санджи не высадился на предыдущий остров. Может, настоящая причина была в том, что там не то что хорошеньких девушек, а вообще не было людей. Сплошь деревья да кустарники. Эта мысль заставила Ророноа вспыхнуть внутри, но он осадил сам себя. Что происходит? Он пришёл извиниться перед Завитушкой, а теперь снова злится на него, да ещё и непонятно почему. Может, из-за того бреда, что нёс чёртов кок или же от того, как он это нёс. Так легко и непринуждённо. Будто бы Ророноа и не обижал его вовсе. Будто бы не из-за их ссоры Спиралька сейчас тут сидел и хандрил. - И не надоело тебе? – Сквозь зубы процедил мечник. Лицо Завитушки на мгновение изменилось. Лишь на одно мгновение, но мечник успел уловить это изменение. За то время, что они пытались стать друзьями, можно было узнать друг о друге побольше и научиться понимать хоть что-то, определять хотя бы часть эмоций, которые испытывал Санджи. С самим Зоро всё было предельно просто - его прямые мысли никак не могли кого-то запутать. А вот этот кок... - Ты чего хотел, Маримо-кун? – Докурив сигарету, кок затушил её об лежащее рядом блюдце, на котором лежало уже несколько окурков. В последнее время и так дымящий как паровоз Санджи начал курить ещё больше. «Это значит, что его что-то беспокоит», - Подумал старпом. - Я пойду с тобой в город, - уверенным голосом, но не глядя в глаза коку, сказал он, - Чоппер мне разрешил. Санджи промолчал; молчал и Ророноа, понятия не имея, как вообще нужно извиняться, чтобы не выглядеть жалким или глупым. Не сказать совсем ничего он тоже не мог, потому что при этом его визит на кухню терял какой-либо смысл. Это очень напоминало тот случай, когда однажды Зоро, помогая старому знакомому, ранил кока в руку. После этого мечник долго не мог смотреть ему в глаза, понимая, насколько ужасным был поступок. В этот же раз Ророноа ранил Санджи не оружием, но словом. Но, быть может, сейчас было даже больнее. Кок наблюдал за стоящим в дверях Ророноа. Хмурый, нахохлившийся, уставившийся в пол Маримо всем своим видом говорил, что ему чертовски стыдно. Санджи и не подозревал, что простого, как табуретка, мечника может настолько терзать совесть. Под пристальным взглядом повара Зоро стало совсем не по себе. Дальше тянуть было нельзя. Он открыл рот, но едва с его губ сорвалось хриплое "И...", тихий голос Санджи перебил его. - Всё в порядке. Опешивший Ророноа умолк. Санджи, поднявшись со стула, стряхнул окурки в мусорное ведро, а блюдце ополоснул и положил на место. На самом деле он не особо-то и обижался на своего накама и вполне понимал, что тот зол на самого себя из-за собственной слабости, потому и настроение у него в последнее время такое скверное. И видеть, как мучается совестью этот прямолинейный тупица, было не то чтобы приятно... Но Санджи радовал тот факт, что Маримо наконец понял, что порой бывает не прав. Пусть толком извиниться у него и не вышло, Завитушка всё прекрасно понял без слов. - Ты никогда не пожалуешься, если у тебя что-то болит, - Сказал Санджи, и это прозвучало как-то совсем уж печально и с явной долей упрёка и беспокойства. Зоро прежде всего был живым человеком, а уже потом супер-сильным воином, владельцем проклятого меча, мистером Бусидо и кем угодно ещё. И, как и любого живого человека, Зоро могут ранить. Зоро могут убить. Санджи с лихвой испытал ужас осознания этого, когда сидел рядом с бессознательным Маримо, то метавшимся в горячечном бреду, то неподвижным и бледным, как мертвец. - Но накама не станут относиться к тебе хуже и не усомнятся в твоей силе, если ты попросишь у них помощи. На то они и накама. Старпом кивнул. Порой Спиралька был чертовски прав, и сейчас был именно такой случай. Именно кок дал Зоро понять, что чужая забота может быть приятной и не вызывать стыда. Пожалуй, стоило быть благодарным ему за это.

***

Высокая женщина с убранными в пучок рыжими волосами стояла на берегу, наблюдая, как швартуется корабль с улыбающейся головой льва на носу. На этом корабле находился тот, кто искалечил её возлюбленную сестру. И он - Шрана готова была поклясться, - ступив на землю этого острова, уже не покинет его живым. Женщина прошептала слова, активирующие силу дьявольского фрукта, и в тот же миг её тело начало менять цвета, сливаясь с песчаным пляжем, деревьями, принесённым прибоем мусором, пока полностью не стало неразличимым. Это и была её способность; фрукт Хамелеона, который она съела ещё девочкой, позволял ей идеально маскироваться и стать лучшей убийцей на тысячи островов вокруг. Невидимая, она смотрела, как по трапу кубарем скатывается мальчишка в соломенной шляпе; как аккуратно спускаются девушки, как топают, прогибая под собой доски, мужчины, как семенит странное животное - на двух ногах и в одежде. Что за цирковое сборище... В самом конце вышли двое - светловолосый в белом костюме и смуглый, весь перебинтованный, в накинутой на плечи рубашке и торчащими из-под неё рукоятями мечей, что висели на его поясе. Их и описывала, захлёбываясь от гнева и боли, Герра, пока сестра лечила её изуродованные руки, о смерти этого человека молила её. Как же Шрана могла ей отказать?